***
На этот раз, после возвращения, все оказались в спортивном зале. Максим высоко прыгал на батуте под восхищенным Дашиным взглядом. Лиза и Клим обреченно наблюдали, как постоянно трансформируется одежда и волосы самой Даши. Гунара изучала гимнастический трансформер, который только что превратила в подобие гимнастического коня. Данталион спал, одновременно подтягиваясь на перекладине. А Ботис сидел в центре борцовского ковра, вращая и разглядывая свой шар.
– Мне эта игра не нравится, – еще раз повторил Максим, спрыгнув на пол.
– Да, пора заканчивать, – поддержала Даша.
– Разве мы достигли цели? – задала Гунара скорее риторический вопрос.
– Нет, мир продолжает растворяться, – ответила Антонина Васильевна сверху, – И даже быстрее, чем раньше.
– А что говорит Призрак школы? – спросила Гунара.
– Он говорит, что теперь дети-боги в проекции нашего класса литературы.
– С нас хватит! – решительно сказала Даша – я все расскажу маме.
– Мы должны все портить, что это за игра такая? – еще раз высказал свое недовольство Максим. – Я точно ухожу.
Юноша направился к выходу, посмотрев на Дашу, которая, в свою очередь, обернулась к Лизе:
– Пошли домой, ты же хотела.
Лиза была уверена, что у нее уже нет дома, она взглянула на Клима, который не громко, но твердо произнес:
– И мы пойдем, но пойдем в литературу.
Лиза поднялась, и когда они вчетвером подошли к выходу из зала, дорогу им снова преградили люди-муравьи во главе с Чинтуку.
– Никто не выйдет отсюда, пока все само не разрешится, если вы понимаете, о чем я, – торжественно произнес он.
Гунара закончила из гимнастических снарядов сооружать подобие домика, видимо считая, что для этого они и предназначены. И подошла ближе.
Данталион продолжал подтягиваться. А Ботис чувствовал приближение конфликта и выглядел растерянным, как и всегда, когда дело шло к противостоянию.
– Вам лучше к ним не прикасаться, сама разберусь, – сказала Гунара молодым людям, и посмотрела на Максима. – Ты там что-то показывал на крыше. Это движения боевого искусства?
– Да, тайцзи, но нужно знать, как их применять.
– Я и не в таких штуках разбиралась.
Она направилась к муравьям. И первый же из них неуклюже попытался ударить ее кулаком. Гунара отразила удар и отбросила нападающего в сторону. Другой ударил ногой, но тоже был отброшен.
Муравьи продолжали нападать. Тот, кто упал первым уже понялся и, вытянув руки, попытался толкнуть Гунару с разбега. Но она сначала пропустила его мимо себя, потом используя руку-крюк потянула его за плечо сначала в одну сторону, затем другой рукой - в другую, как бы раскачивая, и бросила на землю.
Еще один муравей двумя руками захватил комбинезон у нее на груди, но она заставила его упасть и отпустить захват. А когда другой обхватил ее сзади, Гунара резко наклонилась вперед, и стряхнула его с себя.
Муравьи в растерянности что-то стрекотали. Еще один попробовал схватить ее вытянутой рукой за одежду. Но Гунара взмахнула руками и ногой, сваливая последнего нападающего на землю. Чинтуку вздохнул и движением головы дал знак своим сородичам отступить, что те охотно и сделали.
– Что это было? – спросил Максим, у которого восторг от увиденного сочетался с недоумением от очень странных приемов.
– Это же твое тайцзи, – бросила Гунара, направляясь к выходу из зала.
Максим только развел руками и пошел за ней, а следом и все остальные. Ботис нес на плече, снятого с перекладины Данталиона. Они прошли мимо растерянных муравьев, потирающих ушибленные бока и вышли в коридор.
– Желтые дети сейчас в литературе, еще можно их прогнать, – произнесла Антонина Васильевна.
Они как раз проходили мимо кабинета литературы. Но Даша и Макс категорически отказались заходить, покачав головой и ускорив шаг, и догоняя Гунару и Ботиса, которые снова направлялись в учительскую. Клим и Лиза шли последними. Даша повернулась ища глазами подругу и …. исчезла совсем. Лиза остановилась, закрыв лицо руками от ужаса. Клим ожидал что-то подобное, но увидеть исчезновение хорошо знакомого человека из этого мира своими глазами было жутко. Как изъятие фрагмента нарушает целостность пазла и обнажает поверхность стола, так и уход близкого или хорошо знакомого человека оставляет зияющую дыру в до этого цельном рациональном мире.
– Догоняйте, – крикнул им Максим, которого совсем не удивило исчезновение Даши, как будто ее никогда и не было.
– Даша, – только выдавила из себя Лиза.
– Какая Даша? Опять ваши шуточки!
Максим повернулся и побежал далее по коридору.
– Нужно же что-то делать, – решительно сказала Лиза.
– Антонина Васильевна, открой кабинет литературы, – громко приказал Клим.
Замки щелкнули и дверь приоткрылась. Молодые люди опять вошли в него. Портреты писателей, стеллажи с книгами разных форматов, файлы с экранизациями и театральными постановками. Они осознали, что с ними на этот раз нет Данталиона. Наверное, стоило позвать своих новых знакомых, но те ушли по коридору по направлению к учительской, где уже привыкли совещаться, перед каждым новым шагом. Решительность молодых людей начала было превращаться в отчаяние. Лиза, нуждаясь в поддержке, неожиданно даже для самой себя, взяла Клима за руку, и какая-то сила опять затянула их через потолок в белую комнату.
Константин Кириллович с интересом рассматривал юношу и девушку.
– Опять будет вопрос? – спросил Клим, уже привыкший к таким перемещениям.
– Нет.
– Почему?
– Посмотрите на свои руки. Здесь видна суть.
У Клима светился слабым желтым светом центр правой ладони, а у Лизы – левой.
– Что это значит? – спросила девушка.
– Вы не от мира сего. Поэтому и смогли проникнуть сюда самостоятельно. Сами вы еще не можете путешествовать между мирами, но и усилий, чтобы вас перенести мне нужно будет гораздо меньше. Поэтому обойдемся без математики.
– Я думал, вопросы – что-то вроде проверки, – сказал Клим.
– К чему мне это? Мои математические вопросы нужны были, чтобы освободить дух ваших спутников, подготовить их к полету.
– Моя мама говорила, что от школьной математики нет никакой пользы, – сказала Лиза, – но только если поступать куда-нибудь…
– Польза и конкретика – необходимы, но только для низшего уровня существования, для высшего нужны высшие абстрактные знания, они расширяют наш мир и открывают двери в другие. Например, когда вы преобразовываете тождество и переносите переменные из одной части равенства в другое, вы осваиваете главный принцип перемещения в ассиметричных мирах. Это нужно для сталкинга, но вряд ли пригодится на автостоянке перед супермаркетом.
– Бесполезные знания важнее? – спросил Клим, сам удивляясь своей формулировке.
– Конечно. И средняя школа – единственное место, где их можно изучать, потому что потом будет не до этого. Любая средняя школа – мост между мирами, середина, но наша – Самая Средняя из них. В другой мир здесь можно попасть из любого кабинета.
Лиза еще раз посмотрела на свою светящуюся желтую ладонь и спросила:
– Поэтому мы видим изменения, а другие нет. Мы особенные?
– Да, особенно если вы находитесь в Самой Средней Школе.
– Поэтому мы можем остановить разрушение? – спросил Клим.
– Я еще надеюсь на это.
– А вы где были? – спросил юноша, вспомнив как неожиданно исчез математик из мира идей, когда они бежали от тираннозавров.
– В желтом мире, в основном.
– И что нам делать в литературе? – поинтересовалась Лиза, которой хотелось услышать какое-нибудь конкретное указание.
– Просто хоть что-нибудь делайте, постарайтесь кардинально изменить судьбы персонажей.
– Даже … убить? – задал вопрос Клим, и сам ему удивился.
– По обстоятельствам. Возможно, вы так отпугнете тех детей.
– Они нас боятся? – спросила Лиза.
– Скорее, вы им противны.
Сквозь белые стены белой комнаты прорвался душный, пахнущий воском воздух, а глаза ослепила яркая позолота.
19.00
Коридор из слов и предложений вывел желтых детей в огромный зал, полный насекомообразных персонажей.
Подружки и Мальчик прижались друг к другу, стараясь, чтобы их не задели кружащиеся в танцы жуки, муравьи и бабочки. В отличие от детей, которые рвали и уничтожали оранжевые линии чуть ли ни каждым своим движением, все танцующие следовали этим линиям, направлялись ими, и поэтому нигде их не нарушали. Так было и раньше, проекции странных созданий существовали в гармонии со своими мировыми линиями, но здесь и сейчас, в круговерти фигур и образов, это стало наиболее заметно.
Дети нашли относительно спокойное место.
– Что это такое? – спросила Вторая Девочка.
– Не знаю. Но такое ощущение, что здесь есть всё, - высказался Мальчик.
– Весь мир?
– Да.
– Тогда может это литература?
– Это как будто наша школа, когда у нас еще есть желания и чувства.
Две влюбленные пчелки тянули друг к другу свои лапки, но их соплеменники, представители разных улей, растягивали их в разные стороны. Какой-то жук убивал другого жука. А еще, у каждого персонажа было такое выражение мордочки, будто у него давно болит живот. И эта боль – самая большая проблема этого мира. Они действительно были похожи на литературных героев.
***
Клим и Даша оказались в роскошном особняке, освещенном множеством свечей, по залам которого перемещались нарядно одетые в сюртуки мужчины и женщины в бальных платьях. Сверху раздался голос, похожий на закадровый голос в фильмах.
– Как хозяин прядильной мастерской, посадив работников по местам, прохаживается по заведению, замечая неподвижность или непривычный, скрипящий, слишком громкий звук веретена, торопливо идет, сдерживает или пускает его в надлежащий ход, – так и Анна Павловна, прохаживаясь по своей гостиной, подходила к замолкнувшему или слишком много говорившему кружку и одним словом или перемещением опять заводила равномерную, приличную разговорную машину.
Клим с Лизой переглянулись:
– Война и мир, – догадался юноша, заодно проверяя, как здесь будет звучать его голос.
– Красиво, – сказала Лиза, с удивлением разглядывая свое розовое воздушное платье.
Клим постепенно привыкал и к своей неудобной одежде, и к неожиданно похорошевшей в бальном платье подруге. Он указал на крупного молодого человека:
– Пьер Безухов.
Но саму Лизу сейчас больше занимало зеркало, в котором она хотела рассмотреть себя, но не могла из-за отсутствия в нем своего отражения. Безухов в это время горячо отстаивал какую-то точку зрения:
– Наполеон велик, потому что он стал выше революции, подавил ее злоупотребления, удержав все хорошее – и равенство граждан, и свободу слова и печати, – и только потому приобрел власть. Революция была великое дело.
Клим хотел подойти ближе и задел вазу с цветами, которая грохнулась на пол. Молодые люди застыли от ужаса, но подбежавший слуга их не замечал, и был крайне удивлен тем, что ваза вдруг упала без всякой видимой причины.
– Сделай что-нибудь, – попросила Лиза юношу.
Клим понимал, что от него сейчас многое зависит. Он увидел раскрытый футляр с пистолетами для дуэли, взял один из них и взвел курок. Клим не мог точно сказать, откуда он знал, как обращаться с оружием того времени. Лиза сделала инстинктивное движение, чтобы его остановить, но остановилась сама, вспомнив о своей маме.
– Это всего лишь персонаж, – сказал Клим ни то Лизе, ни то себе, и медленно навел оружие на Пьера.
Старый граф, поднося бокал ко рту, замер, увидев, как со стола поднялся и остановился в воздухе пистолет. Он отставил шампанское и закрыл глаза.
Клим не мог заставить себя выстрелить в человека. Он посмотрел на Лизу, которая стояла рядом с каменным выражением лица. Юноша немного опустил ствол, наведя его на бедро Пьера Безухова, и нажал курок. Последовал сухой щелчок, от которого граф, продолжающий сидеть с закрытыми глазами, вздрогнул. Но выстрела не последовало. С облегчением и разочарованием одновременно Клим быстро положил незаряженный, как оказалось, пистолет в коробку. Граф осторожно открыл глаза, и, не увидев ничего странного, облегченно вздохнул и снова поднял бокал.
Лиза передала Климу, неизвестно откуда взявшуюся у нее, чугунную кочергу. И неизвестно чем бы все это закончилось, но сцена бала растворилась и вместо нее появилась другая.
Вокруг простиралась дальневосточная тайга. Два человека в форме времен гражданской войны склонились над картами, разложенными на грубом, сколоченном из досок столе.
– ... Все равно, – сумрачно говорил один из них, – дольше держаться в этом районе немыслимо. Единственный путь – на север, в Тудо-Вакскую долину... – Он расстегнул сумку и вынул карту. – Вот... Здесь можно пройти хребтами, а спустимся по Хаунихедзе. Далеко, но что ж поделаешь...
– А Фролов?.. ты опять забываешь... – о чем– то напомнил ему второй.
– Да – Фролов...
– Конечно, я могу остаться с ним... В сущности, это моя обязанность...
– Ерунда! – махнувший рукой, был по-видимому командиром. – Не позже как завтра к обеду сюда придут японцы по свежим следам... Или твоя обязанность быть убитым?
– А что ж тогда делать?
– Не знаю...
– Кажется, остается единственное... я уже думал об этом... – командир запнулся и смолк, сурово стиснув челюсти.
– Да?..
– А как он – плох? Очень?.. Если бы не это... Ну... если бы не мы его... одним словом, есть у него хоть какие-нибудь надежды на выздоровление?
– Надежд никаких... да разве в этом суть?
– Все-таки легче как-то, – сознался командир. – Придется сделать это сегодня же... только смотри, чтобы никто не догадался, а главное, он сам... можно так?..
– Он-то не догадается... скоро ему бром давать, вот вместо брома... А может, мы до завтра отложим?..
– Чего ж тянуть... все равно... – командир спрятал карту и встал. – Надо ведь – ничего не поделаешь... Ведь надо?..
Климу показалось, что рядом с ними в кустах кто-то был. Он даже точно знал кто именно, потому что хорошо помнил это произведение.
– Что здесь происходит? – спросила Лиза.
– Это командир партизанского отряда Левинсон и врач Сташинский. Отряд не сможет уйти от погони со смертельно больным Фроловым. А если его оставить – его будут пытать и убьют.
– И они сами решили его убить?
– Да. Отравить.
– Нужно помешать.
– Наверное.
Молодые люди сейчас и сами были одеты в военную, истертую и выгоревшую на солнце форму. Они прошли мимо группы парней, но те их не заметили. Их здесь никто не видел, они даже не отбрасывали теней. Такая невидимость была очень кстати, и особенно приятным было то, что в этой литературной тайге их совсем не кусали комары. Они шли мимо отдыхающих бойцов и всхрапывающих лошадей, пока не увидели барак. Клим подумал, что больного будут держать там.
– Обождите!.. Что вы делаете?.. Обождите! Я все слышал!..
– Вон!
Из барака выскочил молодой парень и в отчаянии бросился прочь. Он почти столкнулся с Лизой.
– А это кто? – спросила она, оправившись от неожиданности.
– Это Мечик, он хотел остановить отравление.
– Хороший человек.
– Из-за его трусости и предательства погибнет почти весь отряд потом.
– Запутано все, я уже сама не знаю, хорошие мы или плохие, – с горечью произнесла девушка.
Лиза и Клим вошли в барак.
– Случится, будешь на Сучане, – сказал медленно, измученный болезнью, Фролов, – передай, чтоб не больно уж там... убивались... Все к этому месту придут... да... Все придут, – повторял он с
