Высокий Король Киринвэ подозрительно быстро от него отрёкся. И они объявили вне закона мага вероятности Малькааорна, выпускника и адепта Пресветлой Школы Сир, заседателя Серебряного Совета Его Величества. Вот я и задумалась - с чего это старый плут Малькааорн, вместо того, чтобы попытаться оправдаться или бежать, столь отчаянно рискует, разыскивая каких-то непонятных чужеземцев?..
* * *
Четверть стражи спустя Малькааорн покинул внешнюю галерею. Следуя за разряженным мажордомом, он словно не замечал льющегося в окна солнечного света - обычно такое солнце заставляло "ЗвёздноРождённых" недовольно щуриться. Стриженные под горшок лакеи проворно открывали двери, стражники ударяли в пол древками гуф, многочисленные придворные низко кланялись.
В погружённом в зеленоватый сумрак салоне вокруг низенького столика собралась группка "ЗвёздноРождённых". По рисунку на плащ-накидках эльфийский чародей определил подданных Короля Кирелиса из Клана Лазоревого Цветка. Сорвав с головы берет, Малькааорн поклонился. То же сделал и мажордом - ни один из "ЗвёздноРождённых" не удостоил грязных а_п_р_а_л_и даже взглядом. Эльфийского чародея это не удивило - из многочисленных обитателей дворца только красавица Аройу Рамахи та Вирми знала, кем на самом деле является Малькааорн. Для остальных он был знатным и богатым мертонским вельможей, вышедшим в отставку по возрасту, и путешествующим по вехтарийским землям ради собственного удовольствия. Проходя парадной лестницей, эльфийский чародей подмигнул молодому офицеру с похожими на пёрышки чёрными усиками. Офицер замер, словно не веря собственным глазам:
- Севи! Севи та Инма таль та Эстана! - заорал он чуть не на весь дворец. - Клянусь святым Багирми, вот это встреча!..
- Та Тоса? - "не узнал" офицера Малькааорн.
- Собственной персоной! - отступая на шаг, раскланялся офицер. - Твой давний знакомец та Тоса, вот уже год, как таль та Мисари. Но для тебя, старина, я всегда буду просто Тимо. Помнишь разбойников на постоялом дворе близь Исмати? Пернатый дракон! Не подоспей ты тогда, на одного друга у тебя было бы меньше...
В комнатёнке на первом этаже отдыхало несколько стражников. Выгнав их, та Тоса поставил на стол запечатанную сургучом бутылку и высокий железный бокал. Усевшись напротив, он выложил на глиняное блюдо несколько кусочков сыра.
- Вам не предлагаю, респати, - извинился он перед эльфийским чародеем. - Для вашего племени ароматное, десятилетней выдержки арантийское, что для нас шункийская кислятина. Но огнянка у них, спору нет, хороша. В любом случае, здесь нам не помещают. В "капитанской" у стен давно выросли ушки, а здесь кроме ругани и уличного шума всё равно ничего не услышишь...
Та Тоса покосился на забранное решёткой полуподвальное окно. Снаружи доносились голоса и грохот колёс проезжавших по набережной экипажей.
- Сам ты всё слышал? - ничуть не обиделся на холодный приём Малькааорн.
- Да, респати, - ответил та Тоса.
Сунув руку под отворот бело-синего форменного разрезного кафтана, он развязал сплетённый из конского волоса кисет. Внутри льдисто блеснула половинка к_е_л_р_о - эльфийского слухового камня. Вторая половинка этого же камня в качестве украшения была вделана в пояс Малькааорна.
Эльфийский чародей щёлкнул пальцами. Притулившийся у порога мальчик вскочил, доставая ещё одну брошюрку желтоватых листов.
- Мне нужны эти люди, - продолжал Малькааорн. - Мне нужна эта повозка и всё, что окажется в ней. Обнаружив её, госпожа не известит меня сразу. Но искать будет - женщинам свойственно любопытство, и даже в диадеме р_а_н_р_а_м_и_л_у женщина останется женщиной...
На расстеленный платок легла тускло блеснувшая золотая монета с незнакомым носатым профилем и насечкой на ребре.
- Респати! - упав на колено, та Тоса на лету ловил руку эльфийского чародея. - Я ваш, клянусь Крылатой Заступницей и святым Багирми, клянусь святыми Ансари и Ансару, клянусь последним дыханием отца...
- Не спеши клясться, особенно последним, - оборвал его Малькааорн. - Это всего лишь аванс, а не вся плата. Если понадобится, рискуй. Если понадобится, поднимай мятеж. Госпожа отпишет на себя твои земли - в моей власти возместить потери. Связь через хозяина гостиницы "Кот и крынка", правая набережная, двести третий дом на восход. Не волнуйся, хозяин тебя узнает. У него есть телеграфный аппарат и двести хлебных "коричневых". Если понадобится, старший хозяйский сын с десятком друзей поедет с тобой или за тобой следом...
- Я ваш, респати! - повторил Тимо та Тоса. - Только не обижайтесь, но вам придётся здесь ещё немного посидеть. Никто не поверит во встречу старых друзей, если мы расстанемся сразу же...
- Перебьются, - тяжело поднялся Малькааорн. - Не забывай, госпожа Аройу Рамахи знает, кто я. Уж она-то не поверит в сказочку про случайно встретившихся дворян, на которых на постоялом дворе напали разбойники...
У дворцовых ворот эльфийского чародея дожидалась открытая коляска. На облучке подрёмывал возница в полосатом плаще, рядом смиряли лошадок трое оставшихся верными бандитов Райнэ. Сменив военное платье Клана Внутренней Гвардии на светло-коричневые кафтаны и круглые широкополые шляпы с ушками, они стали похожими на купеческую стражу или на не носящую цвета свиту мелкопоместного шайо. Устроившийся на сиденье Малькааорн приказал поднять верх - Дневное Солнце светило слишком ярко. Вокруг цокали лошадиные копыта, перекликались кучера и возницы, слышался разноголосый говор. Мимо проплывали многоэтажные дома под черепичными крышами, на балконах цвели цветы и сохло бельё, из стенных проёмов выглядывали клювастые мордочки "летающих фонарей". Днём этим живым светильникам, любившим солнечный свет не больше "ЗвёздноРождённых", нечего было делать на улицах. У набережной Вильсавы покачивались пришвартованные суда и плавучие лавочки.
Возле гостиницы "Кот и крынка" Малькааорна встретил десятник Асно та Лари. Поднявшись на верхний этаж, эльфийский чародей установил на шатком столике телеграфный аппарат. Выдвинул антенну с ромбической головкой, проверил, не западает ли клавиша ключа, положил в лоток лист бумаги. Услышав звон колокола, извещавший об окончании Предполдневья, эльфийский чародей закрутил рукоятку магнето.
Карандаш со свинцовой головкой ожил с последним ударом. "Обнаружил повозку новоприбывших, - передавал Райнэ полузабытой троичной азбукой "гумар". - Пятьдесят полумиль, полночный закат от заброшенного замка Арнити... Да хранят тебя, дядюшка, все придуманные божки, в которых верят апрали...".
- Кланяйся! - предупредила Надя, услышав звуки рога.
Подавая пример, она первая сошла на обочину. Сбросив Анечкин рюкзачок, девушка присела - как научила её матушка Ругу, сложив руки крендельком под грудью и наклонив голову в холщёвой косынке. Подбородок утонул в вырезе серой блузы, подол домотканой светло-коричневой юбки лёг в придорожную пыль.
Что до Юры, то как всегда, он немного замешкался. Тяжеленный рюкзак, пластиковая сумка с эмблемой "le coque sportif", здешний разрезной кафтан-безрукавка, туристический топорик за поясом - с оружием или чем-то напоминающим таковое здесь ходили все или почти все... Впрочем, по-настоящему подвела его не непривычная одежда и даже не всегдашняя неловкость, а самое обыкновенное человеческое любопытство. Склонившись в поясном поклоне, каким "приниженный" - крепостной крестьянин обязан приветствовать "возвышенного" мага-священника или "блистательного" землевладельца-"шайо", он не удержался и поднял голову.
Мимо во весь опор пронёсся черноусый парень в заломленном набекрень берете с длинным чёрно-серым пером, сопровождаемый полудюжиной крепких ребят с короткими пиками. Плащи и кафтаны, усы и короткие бородки, верховые и заводные лошади, звон металла, свист, гиканье... Матерчатая птица на длинном древке, издающая гудящие звуки, трепещущее чуть ниже полотняное полотнище с крылатым конвертом и зубчатой короной. Покачивающаяся на рессорах карета с кожаным верхом - на передке ещё двое. Снова всадники и ведомые в поводу лошади, поднимающие клубы красноватой пыли, заставляющей жмуриться и кашлять.
В голове отряда опять пропел рог, и тут перед глазами сверкнула чёрная молния. Высокая шапка-колпачок, какие носили здешние, не успевшие жениться и обзавестись собственным хозяйством крестьяне, слетев с головы, угодила прямиком под копыта.
- Куит-га сапи, кирино! - крутанул кнутом один из всадников.
Юра почувствовал, как на глаза наворачиваются слёзы. Впереди снова и снова пел рог, отряд успел наполовину скрыться за поворотом, растоптанная шапка так и осталась лежать посреди дороги, а москвич не знал, куда себя деть от боли и обиды. То же он чувствовал, когда однажды, во время студенчества какие-то мерзавцы разбили окно в подаренных отцом "Жигулях" - засыпали осколками переднее сиденье, вытащили магнитолу, выгребли всю мелочишку из "бардачка"...
А может, всё дело в том, что теперь он понимал, что именно крикнул промчавшийся мимо "жёлто-белый":
"Шапку долой, быдло!".
- Он тебя зацепил? - вскочила Надя. - Присядь-ка...
- Надь, да ничего... э-э... не случилось, - привычно начал Юра.
- О, господи! - запричитала Надя. - Вы, мужчины, как дети, честное слово. Забыл, чему нас матушка Ругу учила? Есть высшие и есть низшие, поэтому маленькому человеку не мешает лишний раз выказать немного почтения...
- Надь, ну не хочу я... э-э... быть маленьким человеком, - попробовал спорить Юра. - И выказывать почтение тоже не хочу. Надоело, честное слово...
- И в результате? - продолжала Надя. - У него там, наверняка, свинчатка или камень. Ударь он на сантиметр ниже... Бедная твоя голова, мало ей до сих пор доставалось?..
Юра коротко кивнул. Он вспомнил, как очнувшись, увидел над головой деревянный потолок, а вокруг сложенные из дикого камня стены. В комнатке на нижнем этаже деревенского дома под потолком сушились цветы и травы от которых непривычно и приятно пахло. Лёжа под домотканым одеялом, Юра чувствовал боль в избитом теле. Тут же, на краешке лежанки сидела растрёпанная, перепуганная, но совершенно невредимая Надя. Время от времени она смачивала в холодной воде платок, лежавший у Юры на лбу. В дверях спорила с кем-то матушка Ругу - согбенная крючконосая старушонка, вылитая баба-яга, мечта инквизитора...
Вдохнув, Юра просунул руки в лямки рюкзака. Рюкзак был тяжеловат, да и сумка тоже - их собственная одежда, два мобильных телефона, Надин планшет, Анечкин фотоаппарат, два фонарика-"летучая мышь", панель-зарядка с солнечными батареями - вопрос о питании всей этой техники не стоял вовсе. Не забыли москвичи и таинственную книгу, и зелёный шар в золотой оправе, и четыре золотистых яблока на моховой подстилке в берестяном туеске. Кроме них, в рюкзаке лежали две краюхи хлеба и горшок, полный каши с мясом - то и другое Надя выменяла в последней деревне на Володину зажигалку. По мнению Юры, обмен был не совсем честным - горючей жидкости в полупрозрачном пластиковом корпусе осталось на донышке.
Пятое яблоко в качестве прощального подарка Надя и Юра преподнесли матушке Ругу. Как раз накануне она рассказала о святой Айореми Эльдифу - золотоволосой крылатой девушке, защищающей людей от эльфов и других святых здешнего многочисленного пантеона. После множества приключений упомянутая святая - по мнению Нади, просто партизанка-хулиганка, сумела пробраться в тайный сад Высокого Короля Приморских Эльфов Кирелиса, утащив несколько яблок. Увидев сказочный предмет наяву, матушка Ругу была потрясена и чрезвычайно растрогана.
((с) Atta, "Эльдамирэ, (Эльфийский талисман)", книга вторая, все права защищены).
Шагая вместе с Надей, Юра снова и снова вспоминал визит на место последней совместной ночёвки. Подвешенные в дупле вещи почти не пострадали - почти, потому что, не тронув яблок, не тронув чая и соли, местные мыши потаскали почти всю крупу. Сидя под деревом, распустившая волосы Надя писала записку Анечке и Володе на случай, если они здесь появятся.
"Всё мы не унесём, - сокрушалась она. - А оставлять вещи жалко, потому что сюда мы вряд ли вернёмся...".
Как раз тогда, впервые перестав думать об Анечке, Юра отметил, что рядом с ним симпатичная девушка. Почувствовав его взгляд, Надя перестала писать.
"Ты чего на меня так смотришь?" - спросила она.
"Просто мне... э-э... никогда не везло с девушками, - привычно смутился Юра. - А сейчас ты рядом со мной, и мне даже не верится...".
"И за отсутствием Ани ты решил переключиться на меня, - Надя словно окатила его холодным душем. - Забыв, что мы просто товарищи по несчастью...".
По сторонам тянулись окружённые живыми изгородями поля, засеянные созревающей пшеницей. Тут и там покачивались подвешенные за лапы мёртвые птеродактили - неприятный, но эффективный способ избавиться от вредителей. Другие птеродактили - живые, парили на перепончатых крыльях. Вдали поблёскивала река, которая, как москвичи уже знали, называлась Росава. А солнце... Показалось, или оно на самом деле стало немного больше?
Здешний год, как и положено, делился на двенадцать месяцев, отсчитываемых по фазам двух лун. Не только дни, но и месяцы были длиннее привычных, земных - каждый состоял пяти восьмидневных недель, или октиц. Длиннее оказался и местный год - короткая по местным, но не по земным меркам осень, короткая и очень морозная зима, короткая дружная весна - и прохладное, длящееся чуть ли не полгода лето, за которое местные крестьяне снимали три, если не четыре урожая, в последний раз отсеявшись перед заморозками. Как объясняла Наде та же матушка Ругу, размеры солнца менялись в зависимости от времени года. Летом, когда тепло, солнце становится меньше, высоко поднимаясь в небе, зимой, в лютые холода - больше, повисая над самым горизонтом, и причин этому никто не знает. "Так решили создатели-эльфы, когда творили мир".
- Не устал? - Надин вопрос отвлёк Юру от воспоминаний. - Если нет, то давай позанимаемся!..
- На ходу? - взмолился Юра. - Надь! Давай лучше передохнём. Это же не язык, это... э-э... пазл какой-то, картинка-собиралка. Местоимений нет, вместо окончаний приставки... Нам его за сто лет не выучить.
- Нам на этом языке разговаривать, забыл? - возразила Надя. - Или ты Аню выручить не хочешь?..
Юра молча уставился на носки кроссовок. В единственной комнатке домика матушки Ругу, маясь от побоев, он провалялся остаток дня и всю ночь. И всё это время Анечка была здесь же, в деревне. Мужики с бабами видели, а стоустая молва разнесла, как "молодой государь" на руках внёс в "парящий фургон" красивую девушку-чужеземку. Следующим утром они и отбыли - "молодой государь" под жёлто-белым знаменем, его гордые одержанной победой дворяне, ошалевшие от размеров взятой добычи воины, два "парящих фургона" - свой и трофейный... В одном из фургонов и отправилась в путь московская путешественница Анечка Коростелькова.
* * *
Четверть стражи спустя Малькааорн покинул внешнюю галерею. Следуя за разряженным мажордомом, он словно не замечал льющегося в окна солнечного света - обычно такое солнце заставляло "ЗвёздноРождённых" недовольно щуриться. Стриженные под горшок лакеи проворно открывали двери, стражники ударяли в пол древками гуф, многочисленные придворные низко кланялись.
В погружённом в зеленоватый сумрак салоне вокруг низенького столика собралась группка "ЗвёздноРождённых". По рисунку на плащ-накидках эльфийский чародей определил подданных Короля Кирелиса из Клана Лазоревого Цветка. Сорвав с головы берет, Малькааорн поклонился. То же сделал и мажордом - ни один из "ЗвёздноРождённых" не удостоил грязных а_п_р_а_л_и даже взглядом. Эльфийского чародея это не удивило - из многочисленных обитателей дворца только красавица Аройу Рамахи та Вирми знала, кем на самом деле является Малькааорн. Для остальных он был знатным и богатым мертонским вельможей, вышедшим в отставку по возрасту, и путешествующим по вехтарийским землям ради собственного удовольствия. Проходя парадной лестницей, эльфийский чародей подмигнул молодому офицеру с похожими на пёрышки чёрными усиками. Офицер замер, словно не веря собственным глазам:
- Севи! Севи та Инма таль та Эстана! - заорал он чуть не на весь дворец. - Клянусь святым Багирми, вот это встреча!..
- Та Тоса? - "не узнал" офицера Малькааорн.
- Собственной персоной! - отступая на шаг, раскланялся офицер. - Твой давний знакомец та Тоса, вот уже год, как таль та Мисари. Но для тебя, старина, я всегда буду просто Тимо. Помнишь разбойников на постоялом дворе близь Исмати? Пернатый дракон! Не подоспей ты тогда, на одного друга у тебя было бы меньше...
В комнатёнке на первом этаже отдыхало несколько стражников. Выгнав их, та Тоса поставил на стол запечатанную сургучом бутылку и высокий железный бокал. Усевшись напротив, он выложил на глиняное блюдо несколько кусочков сыра.
- Вам не предлагаю, респати, - извинился он перед эльфийским чародеем. - Для вашего племени ароматное, десятилетней выдержки арантийское, что для нас шункийская кислятина. Но огнянка у них, спору нет, хороша. В любом случае, здесь нам не помещают. В "капитанской" у стен давно выросли ушки, а здесь кроме ругани и уличного шума всё равно ничего не услышишь...
Та Тоса покосился на забранное решёткой полуподвальное окно. Снаружи доносились голоса и грохот колёс проезжавших по набережной экипажей.
- Сам ты всё слышал? - ничуть не обиделся на холодный приём Малькааорн.
- Да, респати, - ответил та Тоса.
Сунув руку под отворот бело-синего форменного разрезного кафтана, он развязал сплетённый из конского волоса кисет. Внутри льдисто блеснула половинка к_е_л_р_о - эльфийского слухового камня. Вторая половинка этого же камня в качестве украшения была вделана в пояс Малькааорна.
Эльфийский чародей щёлкнул пальцами. Притулившийся у порога мальчик вскочил, доставая ещё одну брошюрку желтоватых листов.
- Мне нужны эти люди, - продолжал Малькааорн. - Мне нужна эта повозка и всё, что окажется в ней. Обнаружив её, госпожа не известит меня сразу. Но искать будет - женщинам свойственно любопытство, и даже в диадеме р_а_н_р_а_м_и_л_у женщина останется женщиной...
На расстеленный платок легла тускло блеснувшая золотая монета с незнакомым носатым профилем и насечкой на ребре.
- Респати! - упав на колено, та Тоса на лету ловил руку эльфийского чародея. - Я ваш, клянусь Крылатой Заступницей и святым Багирми, клянусь святыми Ансари и Ансару, клянусь последним дыханием отца...
- Не спеши клясться, особенно последним, - оборвал его Малькааорн. - Это всего лишь аванс, а не вся плата. Если понадобится, рискуй. Если понадобится, поднимай мятеж. Госпожа отпишет на себя твои земли - в моей власти возместить потери. Связь через хозяина гостиницы "Кот и крынка", правая набережная, двести третий дом на восход. Не волнуйся, хозяин тебя узнает. У него есть телеграфный аппарат и двести хлебных "коричневых". Если понадобится, старший хозяйский сын с десятком друзей поедет с тобой или за тобой следом...
- Я ваш, респати! - повторил Тимо та Тоса. - Только не обижайтесь, но вам придётся здесь ещё немного посидеть. Никто не поверит во встречу старых друзей, если мы расстанемся сразу же...
- Перебьются, - тяжело поднялся Малькааорн. - Не забывай, госпожа Аройу Рамахи знает, кто я. Уж она-то не поверит в сказочку про случайно встретившихся дворян, на которых на постоялом дворе напали разбойники...
У дворцовых ворот эльфийского чародея дожидалась открытая коляска. На облучке подрёмывал возница в полосатом плаще, рядом смиряли лошадок трое оставшихся верными бандитов Райнэ. Сменив военное платье Клана Внутренней Гвардии на светло-коричневые кафтаны и круглые широкополые шляпы с ушками, они стали похожими на купеческую стражу или на не носящую цвета свиту мелкопоместного шайо. Устроившийся на сиденье Малькааорн приказал поднять верх - Дневное Солнце светило слишком ярко. Вокруг цокали лошадиные копыта, перекликались кучера и возницы, слышался разноголосый говор. Мимо проплывали многоэтажные дома под черепичными крышами, на балконах цвели цветы и сохло бельё, из стенных проёмов выглядывали клювастые мордочки "летающих фонарей". Днём этим живым светильникам, любившим солнечный свет не больше "ЗвёздноРождённых", нечего было делать на улицах. У набережной Вильсавы покачивались пришвартованные суда и плавучие лавочки.
Возле гостиницы "Кот и крынка" Малькааорна встретил десятник Асно та Лари. Поднявшись на верхний этаж, эльфийский чародей установил на шатком столике телеграфный аппарат. Выдвинул антенну с ромбической головкой, проверил, не западает ли клавиша ключа, положил в лоток лист бумаги. Услышав звон колокола, извещавший об окончании Предполдневья, эльфийский чародей закрутил рукоятку магнето.
Карандаш со свинцовой головкой ожил с последним ударом. "Обнаружил повозку новоприбывших, - передавал Райнэ полузабытой троичной азбукой "гумар". - Пятьдесят полумиль, полночный закат от заброшенного замка Арнити... Да хранят тебя, дядюшка, все придуманные божки, в которых верят апрали...".
Глава вторая. Лесные путешественники.
- Кланяйся! - предупредила Надя, услышав звуки рога.
Подавая пример, она первая сошла на обочину. Сбросив Анечкин рюкзачок, девушка присела - как научила её матушка Ругу, сложив руки крендельком под грудью и наклонив голову в холщёвой косынке. Подбородок утонул в вырезе серой блузы, подол домотканой светло-коричневой юбки лёг в придорожную пыль.
Что до Юры, то как всегда, он немного замешкался. Тяжеленный рюкзак, пластиковая сумка с эмблемой "le coque sportif", здешний разрезной кафтан-безрукавка, туристический топорик за поясом - с оружием или чем-то напоминающим таковое здесь ходили все или почти все... Впрочем, по-настоящему подвела его не непривычная одежда и даже не всегдашняя неловкость, а самое обыкновенное человеческое любопытство. Склонившись в поясном поклоне, каким "приниженный" - крепостной крестьянин обязан приветствовать "возвышенного" мага-священника или "блистательного" землевладельца-"шайо", он не удержался и поднял голову.
Мимо во весь опор пронёсся черноусый парень в заломленном набекрень берете с длинным чёрно-серым пером, сопровождаемый полудюжиной крепких ребят с короткими пиками. Плащи и кафтаны, усы и короткие бородки, верховые и заводные лошади, звон металла, свист, гиканье... Матерчатая птица на длинном древке, издающая гудящие звуки, трепещущее чуть ниже полотняное полотнище с крылатым конвертом и зубчатой короной. Покачивающаяся на рессорах карета с кожаным верхом - на передке ещё двое. Снова всадники и ведомые в поводу лошади, поднимающие клубы красноватой пыли, заставляющей жмуриться и кашлять.
В голове отряда опять пропел рог, и тут перед глазами сверкнула чёрная молния. Высокая шапка-колпачок, какие носили здешние, не успевшие жениться и обзавестись собственным хозяйством крестьяне, слетев с головы, угодила прямиком под копыта.
- Куит-га сапи, кирино! - крутанул кнутом один из всадников.
Юра почувствовал, как на глаза наворачиваются слёзы. Впереди снова и снова пел рог, отряд успел наполовину скрыться за поворотом, растоптанная шапка так и осталась лежать посреди дороги, а москвич не знал, куда себя деть от боли и обиды. То же он чувствовал, когда однажды, во время студенчества какие-то мерзавцы разбили окно в подаренных отцом "Жигулях" - засыпали осколками переднее сиденье, вытащили магнитолу, выгребли всю мелочишку из "бардачка"...
А может, всё дело в том, что теперь он понимал, что именно крикнул промчавшийся мимо "жёлто-белый":
"Шапку долой, быдло!".
- Он тебя зацепил? - вскочила Надя. - Присядь-ка...
- Надь, да ничего... э-э... не случилось, - привычно начал Юра.
- О, господи! - запричитала Надя. - Вы, мужчины, как дети, честное слово. Забыл, чему нас матушка Ругу учила? Есть высшие и есть низшие, поэтому маленькому человеку не мешает лишний раз выказать немного почтения...
- Надь, ну не хочу я... э-э... быть маленьким человеком, - попробовал спорить Юра. - И выказывать почтение тоже не хочу. Надоело, честное слово...
- И в результате? - продолжала Надя. - У него там, наверняка, свинчатка или камень. Ударь он на сантиметр ниже... Бедная твоя голова, мало ей до сих пор доставалось?..
Юра коротко кивнул. Он вспомнил, как очнувшись, увидел над головой деревянный потолок, а вокруг сложенные из дикого камня стены. В комнатке на нижнем этаже деревенского дома под потолком сушились цветы и травы от которых непривычно и приятно пахло. Лёжа под домотканым одеялом, Юра чувствовал боль в избитом теле. Тут же, на краешке лежанки сидела растрёпанная, перепуганная, но совершенно невредимая Надя. Время от времени она смачивала в холодной воде платок, лежавший у Юры на лбу. В дверях спорила с кем-то матушка Ругу - согбенная крючконосая старушонка, вылитая баба-яга, мечта инквизитора...
Вдохнув, Юра просунул руки в лямки рюкзака. Рюкзак был тяжеловат, да и сумка тоже - их собственная одежда, два мобильных телефона, Надин планшет, Анечкин фотоаппарат, два фонарика-"летучая мышь", панель-зарядка с солнечными батареями - вопрос о питании всей этой техники не стоял вовсе. Не забыли москвичи и таинственную книгу, и зелёный шар в золотой оправе, и четыре золотистых яблока на моховой подстилке в берестяном туеске. Кроме них, в рюкзаке лежали две краюхи хлеба и горшок, полный каши с мясом - то и другое Надя выменяла в последней деревне на Володину зажигалку. По мнению Юры, обмен был не совсем честным - горючей жидкости в полупрозрачном пластиковом корпусе осталось на донышке.
Пятое яблоко в качестве прощального подарка Надя и Юра преподнесли матушке Ругу. Как раз накануне она рассказала о святой Айореми Эльдифу - золотоволосой крылатой девушке, защищающей людей от эльфов и других святых здешнего многочисленного пантеона. После множества приключений упомянутая святая - по мнению Нади, просто партизанка-хулиганка, сумела пробраться в тайный сад Высокого Короля Приморских Эльфов Кирелиса, утащив несколько яблок. Увидев сказочный предмет наяву, матушка Ругу была потрясена и чрезвычайно растрогана.
((с) Atta, "Эльдамирэ, (Эльфийский талисман)", книга вторая, все права защищены).
Шагая вместе с Надей, Юра снова и снова вспоминал визит на место последней совместной ночёвки. Подвешенные в дупле вещи почти не пострадали - почти, потому что, не тронув яблок, не тронув чая и соли, местные мыши потаскали почти всю крупу. Сидя под деревом, распустившая волосы Надя писала записку Анечке и Володе на случай, если они здесь появятся.
"Всё мы не унесём, - сокрушалась она. - А оставлять вещи жалко, потому что сюда мы вряд ли вернёмся...".
Как раз тогда, впервые перестав думать об Анечке, Юра отметил, что рядом с ним симпатичная девушка. Почувствовав его взгляд, Надя перестала писать.
"Ты чего на меня так смотришь?" - спросила она.
"Просто мне... э-э... никогда не везло с девушками, - привычно смутился Юра. - А сейчас ты рядом со мной, и мне даже не верится...".
"И за отсутствием Ани ты решил переключиться на меня, - Надя словно окатила его холодным душем. - Забыв, что мы просто товарищи по несчастью...".
По сторонам тянулись окружённые живыми изгородями поля, засеянные созревающей пшеницей. Тут и там покачивались подвешенные за лапы мёртвые птеродактили - неприятный, но эффективный способ избавиться от вредителей. Другие птеродактили - живые, парили на перепончатых крыльях. Вдали поблёскивала река, которая, как москвичи уже знали, называлась Росава. А солнце... Показалось, или оно на самом деле стало немного больше?
Здешний год, как и положено, делился на двенадцать месяцев, отсчитываемых по фазам двух лун. Не только дни, но и месяцы были длиннее привычных, земных - каждый состоял пяти восьмидневных недель, или октиц. Длиннее оказался и местный год - короткая по местным, но не по земным меркам осень, короткая и очень морозная зима, короткая дружная весна - и прохладное, длящееся чуть ли не полгода лето, за которое местные крестьяне снимали три, если не четыре урожая, в последний раз отсеявшись перед заморозками. Как объясняла Наде та же матушка Ругу, размеры солнца менялись в зависимости от времени года. Летом, когда тепло, солнце становится меньше, высоко поднимаясь в небе, зимой, в лютые холода - больше, повисая над самым горизонтом, и причин этому никто не знает. "Так решили создатели-эльфы, когда творили мир".
- Не устал? - Надин вопрос отвлёк Юру от воспоминаний. - Если нет, то давай позанимаемся!..
- На ходу? - взмолился Юра. - Надь! Давай лучше передохнём. Это же не язык, это... э-э... пазл какой-то, картинка-собиралка. Местоимений нет, вместо окончаний приставки... Нам его за сто лет не выучить.
- Нам на этом языке разговаривать, забыл? - возразила Надя. - Или ты Аню выручить не хочешь?..
Юра молча уставился на носки кроссовок. В единственной комнатке домика матушки Ругу, маясь от побоев, он провалялся остаток дня и всю ночь. И всё это время Анечка была здесь же, в деревне. Мужики с бабами видели, а стоустая молва разнесла, как "молодой государь" на руках внёс в "парящий фургон" красивую девушку-чужеземку. Следующим утром они и отбыли - "молодой государь" под жёлто-белым знаменем, его гордые одержанной победой дворяне, ошалевшие от размеров взятой добычи воины, два "парящих фургона" - свой и трофейный... В одном из фургонов и отправилась в путь московская путешественница Анечка Коростелькова.
