У меня, как у религиозного человека, слишком много предрассудков!!! И твоя мать потворствовала тебе! Расплата. За всё будет расплата. Даже за «потворствование» придётся платить, - глаза Томаса горели слепой верой. Затем он снова утих.
Джон молчал. Он хотел что-то объяснить, но не знал как. Обстоятельства складывались не в его пользу: мать в больнице, он совершил убийство, технология, запрещающая сказать лишнее слово. Состояние психики – не к чёрту. Мысли - в кашу. Сложно было сформулировать что-то, чтобы это хоть как-то объясняло происходящее, умело обойдя систему защиты. Отцу Джона, возможно, были и не нужны ответы. Он просто хотел выговориться, сказать своему отпрыску в лицо всё, что думает об этом.
- И ты…. Ну ладно я, но мать… Смотри, что ты сделал! Это ведь всё ты! Твоё интервью! Из-за тебя она здесь! И Джиллиан… Бедная Джиллиан… Как же она плохо выглядит, - отец закачал головой.
- Она была здесь?
- Хоть бы подумал, что она беременна, - не слыша вопроса сына, продолжал отец.
- Она… беременна?! – глаза Джона расширились от удивления. – Откуда ты… Откуда ты знаешь?
- Она сама сказала, - отец тоже удивился. Он был уверен, что Джон знает, но по выражению лица было видно, что он впервые об этом слышит. – А ты… не знал? Я думал, она тебе первому… А потом уже нам…
Джон покачал головой. Слёзы сами собой потекли по щекам. Взгляд провалился в пустоту.
- Да, Джонни, она беременна. Ждёт ребёнка от тебя. А ты устроил неизвестно что…
Джон снова посмотрел на отца. Тот опустил голову. Для Томаса это была вовсе не злоба на сына, а, скорее, отчаяние. Джон взглянул на мать, бездвижно лежащую на больничной койке. Рядом сам собою возник силуэт Джилл. Она уже с животом и смотрит на Джона с укором и болью. Она страдает. Он бросил их. Бросил на произвол судьбы.
«Что я наделал?» - удар током через всё тело, взрыв изнутри. Волной подбросило со стула.
«Наружу. Глоток воздуха. Бежать. К ней. К свободе. Куда-нибудь».
- Я всё исправлю. Я должен. Только хватило бы. По-другому нельзя. Видит Бог, я исправлю. Всё исправлю! – шепча судорожно себе под нос, Джон выбежал из палаты. Отец что-то кричал ему вслед, но Джон уже не слышал его. Он нёсся на всех парах из больницы. Неизвестно куда. Никакого плана, никаких мыслей. Сейчас просто хотелось вырваться. Прочь. Просто, как в детстве, - убежать, не оглядываясь.
- Мужчина, постойте! Вы забыли права! – вдруг услышал он где-то слева.
- Ваши права! – вторил ему всё тот же голос.
Он повернулся. В приёмной его звала медсестра. Он подбежал к ней.
- Вот возьмите, и вот тут вот распишитесь о посещении, - Джон взял ручку и подписал документ, повторяя себе под нос одну и ту же фразу: «Я всё исправлю… всё исправлю…»
Снова за руль – и опять бесконечная дорога шумит под колёсами, разрезая рыжий песок серой полосой асфальта на две половинки. Небо упало сверху прозрачным голубым куполом. Мелкие облака тают, словно сахарная вата, от палящего солнца. Морщинистые скалы вдалеке, кактусы трубами и редкий лишайник – всё застыло под давящей вечностью небес. Лишь одиноко парящие птицы в вышине и иногда пролетающие мимо машины сообщают о том, что проезжающий путник не одинок в этом мире, что ещё где-то есть очаги жизни.
А что если один? Что если мир необитаем? Как тогда? Робинзон Крузо в своей личной Вселенной. И, вроде бы, никто не мешает. Не нужно бороться, выживать, искать одобрения, взаимопонимания, отстаивать свою точку зрения. Тут только ты наблюдатель. Только твоя точка зрения единственно правильная. И, вроде бы, полная гармония. Вроде бы, связь с космосом. Но чего-то всё равно не хватает. Назойливое ощущение, что чего-то лишён. Чего-то очень важного. Нет! Посадите рядом такого же! Или нет – абсолютно другого! И пусть мы начнём спорить, пусть мы начнём ненавидеть друг друга или даже воевать. Всё равно это куда интереснее, чем безмолвие вечности.
Но сейчас – отдушина. Хочется в единое целое, в абсолютное равновесие. Хочется оторваться от земли и, пролетев над миром людей, посмотреть свысока на все их проблемы и насладиться моментом. Больше они тебя не касаются. Побыть птицей хоть мгновение…
- Завтра в одиннадцать часов вечера я участвую в Шоу Дэвида Волкмана. Я должен быть готов. Я должен явиться туда вовремя. Мне нужно надеть свой лучший костюм и привести себя в порядок. Завтра ответственный день, - вдруг заговорил Джон. Этот диалог с самим собой вернул его в реальность. На этот раз технология была настроена более изощрённо: это было не просто сообщение от кого-то, а речь шла как бы от него самого. Он будто сам себя убеждал в необходимости отправиться на это шоу. Психика Джонни за последние несколько дней значительно ослабла, поэтому тактика давала определённый эффект. Снова манипуляции «Эмоушен Диджитал» смешивались с мыслями Джона в один поток. Нить сознания терялась. Всё сливалось и текло само собой.
- Какой костюм мне выбрать? Более строгий или более щегольской? Может, тот - с прошлой церемонии? Завтра вечер должен быть свободен. Надо предупредить Джиллиан, что я уйду, - продолжала технология. В этом запрограммированном монологе акцент внимания умышленно смещался так, чтобы Джон не думал на тему «идти или не идти на интервью». Пусть выбор уже сделан, и всё, что нужно решить, это: в чём пойти, предупредить жену и освободить вечернее время.
«А вдруг нет никакой технологии? Эффект Плацебо? Фикция, инсценировка, что-то вроде гипноза. Такое ведь бывает, не так ли? Вдруг это…? Может, мне и правда нужно пойти? Куда? Туда или…? Я уже давал ему интервью, кажется. В прошлом году, вроде бы. Да, точно! Это было накануне Рождества! Там ещё были такие маленькие блестящие ангелочки… А вдруг ничего не будет? Вдруг это всё игра воображения? А может, мне действительно нужна помощь? Какой же костюм надеть? Люблю тот чёрный смокинг, который мы покупали вместе с Джилл ещё на первую церемонию. И тот полосатый галстук к нему очень подходит. Плевать на правила, на их нормы приличия! Да, решено! И туфли… те… чёрные… очень удобные…»
Звонок. Телефон – оживший кусок пластика. Если это она – не отвечать. Пока не отвечать. Надо придумать, что дальше. Пусто. Как контузия. Просто шум, помехи – ничего более. Как ни парадоксально, но факт о её беременности - дистанция: он не мог так рисковать, а рядом с ним – нет гарантий. Люди, затеявшие эту игру, не остановятся ни перед чем, и Джиллиан может превратиться в ещё один инструмент.
«Как сделать так, чтобы быть рядом и в то же время достаточно далеко, чтобы не причинить ей вреда?»
Побуждения, к сожалению, недостаточно. Если биться головой о стену, то, скорее всего, разобьется голова. Нужен план, как разобрать эту стену по кусочкам. Но как стройный алгоритм может прорасти из хаоса?
Доброжелателей у него, вроде бы, больше не было - общаться, стало быть, не с кем. Потребность в мобильном устройстве фактически равнялась нулю. Обычно минуты безразличия хватало, чтобы телефон снова впал в кому, но на этот раз кусок пластика проявлял завидную настойчивость.
Уже пять минут тишину, в которой так легко плодились мысли и вырастали из глубины сознания яркие образы, была нарушала знакомая мелодия. Наконец, Джон не выдержал - пластик победил. Он не стал брать в руки телефон, как будто не хотелось марать их о что-то липкое и навязчивое, а попытался посмотреть, что написано на экране, хоть это было не совсем удобно за рулём.
«Рон Кларк», - прочитал про себя Джон. «А ему что нужно?»
Джон явно не был настроен ни с кем разговаривать. Да, Рон был его другом - лучшим и, пожалуй, единственным. Но сейчас хотелось побыть в изоляции, избавить себя от любых соприкосновений с внешним миром. Ему нравился тот временный вакуум, который ореолом безразличия ко всему происходящему окружил со всех сторон. Сейчас он поднимет трубку и придётся отвечать на бесчисленные вопросы, что-то врать, что-то скрывать, а некоторые вещи рассказать он всё равно не сможет, даже если хотел бы. Так к чему этот бессмысленный и бесполезный разговор? Но что-то внутри подтолкнуло его ответить на звонок. Вероятно, это было осознание ценности настоящей дружбы: пусть он не может быть с Роном до конца честным - по крайней мере, этому человеку точно небезразлична его жизнь.
- Привет, Рон, - сухо ответил Джон. У него не хватало душевных сил, чтобы изображать радость или что-то ещё. Не хотелось больше играть. Хотелось хоть мгновение побыть настоящим, самим собой, снять все маски, перестать быть актёром.
- Не очень-то ты держишь свои обещания, - вдруг сразу набросился на него товарищ. В голосе не было обиды, скорее, это прозвучало как шутка, но с лёгкой претензией. Вот за это Джон особенно любил Рона: умел он очень мягко и тонко намекнуть на различные неприятные обстоятельства их дружбы. Хотя это всё же было не совсем в духе Рона – начинать разговор с претензий: обычно он подходил к ним очень плавно.
- В смысле? – Джон изобразил непонимание.
- В смысле исчез куда-то. Встретил твоих товарищей по цеху – никто тебя не видел. Никто толком не знает, где ты. Совсем не вспоминаешь про своих старых друзей.
- Ну у меня их не так много.
- Один точно есть. И что-то ему подсказывает, что у нашего Джонни не всё в порядке.
- Даже не знаю, что тебе сказать, - Джон тяжело выдохнул, хотелось заплакать прямо в трубку, но он сдержался. Или технология сдержала его?! Определять её вмешательство в эмоции становилось всё сложнее. Она словно соединялась с ним в единое целое. И это означало лишь одно: скоро она станет его неотъемлемой частью навсегда - частью его как личности.
Обычно после такого выдоха следует длительный монолог откровений, но монолога не последовало. Вместо этого: – Понимаешь, не могу. Чувствую себя тем, кто не слушал наставлений родителей в детстве… В итоге – судьба держится на расплавленном воске, скрепившем перья надежды на невозможное. Бедный Икар… Как же всё-таки трагично - познать небесную свободу птицы и тут же свалиться вниз, не имея возможности сопротивляться незыблемому закону – закону притяжения.
- Что-то я не узнаю нашего Джонни. Откуда такие упаднические мысли? Ты же всегда держал нос высоко?
- Нос держал, но где же верх?
- Не совсем понимаю, о чём ты. Может, встретимся? Поболтаем? Как раз расскажешь мне об этом?
- Да, надо как-нибудь, - ответил Джон безучастно, подразумевая, что в ближайшее время это невозможно.
- Давай сегодня вечером.
- Сегодня?! – удивился Джон.
- Да. Хоть прямо сейчас приезжай. Приглашаю в гости. Переехал недавно. Так сказать, новоселье.
- Не знаю, Рон. Мне сейчас совсем не до праздников. Не хочу шума и компаний, - Джон на ходу придумывал отговорки.
- Так там и не праздник вовсе. Я позвал только тебя. Подумал: почему бы не порадоваться этому событию со своим старым и очень хорошим другом? – прозвучало это тепло, словно Джона сейчас обернули тёплым пледом и дали чашечку горячего шоколада. Запахло уютом и безопасностью. Даже слишком хорошо. Обычно таким свойством обладает лесть. Фактически он загнал Джона в угол, выходом из которого был один единственный ответ:
- Ладно, я сейчас из Реддинга еду. Заскочу к тебе ненадолго. Скинь новые координаты.
- Из Реддинга? Что-то ты частенько стал туда ездить? Что-то случилось?
- Да, Ронни, всё время что-то происходит. Жизнь не стоит на месте, к сожалению.
Плана пока не было. Может быть, и правда, Рон что-нибудь посоветует. Всё рассказать ему он не сможет, но как-то намекнуть, смоделировать похожую ситуацию... Вдруг что-то получится. Решение часто приходит в самых неожиданных, порою банальных обстоятельствах. Одно Джон знал точно: Рон – его лучший друг, и если уж просить у кого-то совета или помощи, то Рон – первый человек, к которому стоит обратиться.
Рон Кларк явно не терял даром времени: постепенно из мелкого агента он превратился в довольно влиятельного продюсера. Об этом говорил адрес его нового пристанища – Беверли-Хиллз. Пристанищем оказалась вилла: не слишком огромная, но и не самая маленькая, по размерам и убранству способная конкурировать с виллами многих знаменитостей и крупных деятелей кинобизнеса.
Признаться, Джон был слегка удивлён. Не к такому образу Рона Кларка он привык. Для него Рон всегда оставался тем худощавым парнишкой в рваных джинсах, который на последние деньги покупал билеты на автобус и мотался по киностудиям в поисках заработка, вместе с ним искал дешёвое жильё на окраинах Лос-Анджелеса. Конечно, Джон понимал, что жизнь меняется и что Рон уже давно не худощав и не ходит в рваных джинсах. Он был искренне рад тому, что мечты друга тоже воплощаются в жизнь. Удивление вызывал не сам рост, а, скорее, контраст.
Джону открыл хмурый дворецкий с каменным и невыразительным лицом. Он молча проводил его в гостиную, предложил присесть на удобный кожаный диван, включил телевизор, затем поставил рядом на столик поднос с выпивкой и молча растворился.
Вскоре появился и сам хозяин.
- А, приветствую тебя, Джонни, - произнёс он и дружественно развёл руки в стороны.
«Да, вот тебе и паренёк в рваных джинсах», - почему-то промелькнула первая мысль у Джона. Рон Кларк был одет просто с иголочки. Как будто это была не встреча со старым другом, а визит с официальными переговорами. Хотя, ради исключения излишнего формализма, он всё же не стал надевать галстук и, надо сказать, выглядел слегка неопрятно. Как будто настолько привык к таким роскошным вещам, что мог не заботиться об их виде.
- Прошу, Джонни, налей себе что-нибудь выпить, - Рон указал на поднос.
- Нет, спасибо. Я же говорил, что ненадолго. Ещё сегодня много дел, и я к тому же за рулём, - внешне Джон держался молодцом, чего нельзя было сказать о его внутреннем состоянии.
- Ну это не проблема: мы легко организуем тебе водителя.
- Нет, спасибо. Сегодня я сам.
- Как знаешь. Ну что, рассказывай, приятель: как ты? Как Джилл? И что, чёрт возьми, там с тобой происходит?
- Джиллиан нормально, вроде бы. Я средне, - начал неуверенно врать Джон. Когда он так делал, непроизвольно имитировал лёгкий кашель. Это создавало паузы, и было немного больше времени, чтобы продумать свои ответы.
- Как она пережила смерть отца? – вдруг спросил Рон. – Да, такая трагедия. Кто бы мог подумать. Какой-то пьяный водитель за рулём - и нет человека. И не просто человека. Кристофер Фокс! – произнёс Рон торжественно. – Человек-глыба! Настоящий режиссёр! Наверное, сама не своя?
У Джона расширились глаза. Он не мог скрыть своего шока, хоть и попытался это сделать. Рон смотрел на него очень внимательно. Было неясно, заметил он его реакцию или нет, но вида не подал.
В таких ситуациях надо отвечать размытыми общими фразами, ничего не говоря конкретно и по существу. Этим искусством в совершенстве владеют политтехнологи.
- Пока держится, - на лету импровизировал Джон.
В голове меж тем закрутился ворох мыслей. Он не знал обстоятельств и всех подробностей смерти отца Джиллиан. Из разговора с Роном было понятно, что его, скорее всего, сбила машина. Пьяный водитель. Чистая случайность. Но сейчас, когда Джону приоткрылась завеса, и схема того, как всё устроено, предстала почти воочию, на каком-то совершенно интуитивном уровне ему показалось, что смерть отца Джилл также не была случайной, как и всё происходящее с ним. Это звенья одной цепи. Часть общей закономерности. Ещё одна переменная в уравнении, решив которое, можно легко предвидеть, что будет дальше.
Джон молчал. Он хотел что-то объяснить, но не знал как. Обстоятельства складывались не в его пользу: мать в больнице, он совершил убийство, технология, запрещающая сказать лишнее слово. Состояние психики – не к чёрту. Мысли - в кашу. Сложно было сформулировать что-то, чтобы это хоть как-то объясняло происходящее, умело обойдя систему защиты. Отцу Джона, возможно, были и не нужны ответы. Он просто хотел выговориться, сказать своему отпрыску в лицо всё, что думает об этом.
- И ты…. Ну ладно я, но мать… Смотри, что ты сделал! Это ведь всё ты! Твоё интервью! Из-за тебя она здесь! И Джиллиан… Бедная Джиллиан… Как же она плохо выглядит, - отец закачал головой.
- Она была здесь?
- Хоть бы подумал, что она беременна, - не слыша вопроса сына, продолжал отец.
- Она… беременна?! – глаза Джона расширились от удивления. – Откуда ты… Откуда ты знаешь?
- Она сама сказала, - отец тоже удивился. Он был уверен, что Джон знает, но по выражению лица было видно, что он впервые об этом слышит. – А ты… не знал? Я думал, она тебе первому… А потом уже нам…
Джон покачал головой. Слёзы сами собой потекли по щекам. Взгляд провалился в пустоту.
- Да, Джонни, она беременна. Ждёт ребёнка от тебя. А ты устроил неизвестно что…
Джон снова посмотрел на отца. Тот опустил голову. Для Томаса это была вовсе не злоба на сына, а, скорее, отчаяние. Джон взглянул на мать, бездвижно лежащую на больничной койке. Рядом сам собою возник силуэт Джилл. Она уже с животом и смотрит на Джона с укором и болью. Она страдает. Он бросил их. Бросил на произвол судьбы.
«Что я наделал?» - удар током через всё тело, взрыв изнутри. Волной подбросило со стула.
«Наружу. Глоток воздуха. Бежать. К ней. К свободе. Куда-нибудь».
- Я всё исправлю. Я должен. Только хватило бы. По-другому нельзя. Видит Бог, я исправлю. Всё исправлю! – шепча судорожно себе под нос, Джон выбежал из палаты. Отец что-то кричал ему вслед, но Джон уже не слышал его. Он нёсся на всех парах из больницы. Неизвестно куда. Никакого плана, никаких мыслей. Сейчас просто хотелось вырваться. Прочь. Просто, как в детстве, - убежать, не оглядываясь.
- Мужчина, постойте! Вы забыли права! – вдруг услышал он где-то слева.
- Ваши права! – вторил ему всё тот же голос.
Он повернулся. В приёмной его звала медсестра. Он подбежал к ней.
- Вот возьмите, и вот тут вот распишитесь о посещении, - Джон взял ручку и подписал документ, повторяя себе под нос одну и ту же фразу: «Я всё исправлю… всё исправлю…»
Глава 71. По дороге в город
Снова за руль – и опять бесконечная дорога шумит под колёсами, разрезая рыжий песок серой полосой асфальта на две половинки. Небо упало сверху прозрачным голубым куполом. Мелкие облака тают, словно сахарная вата, от палящего солнца. Морщинистые скалы вдалеке, кактусы трубами и редкий лишайник – всё застыло под давящей вечностью небес. Лишь одиноко парящие птицы в вышине и иногда пролетающие мимо машины сообщают о том, что проезжающий путник не одинок в этом мире, что ещё где-то есть очаги жизни.
А что если один? Что если мир необитаем? Как тогда? Робинзон Крузо в своей личной Вселенной. И, вроде бы, никто не мешает. Не нужно бороться, выживать, искать одобрения, взаимопонимания, отстаивать свою точку зрения. Тут только ты наблюдатель. Только твоя точка зрения единственно правильная. И, вроде бы, полная гармония. Вроде бы, связь с космосом. Но чего-то всё равно не хватает. Назойливое ощущение, что чего-то лишён. Чего-то очень важного. Нет! Посадите рядом такого же! Или нет – абсолютно другого! И пусть мы начнём спорить, пусть мы начнём ненавидеть друг друга или даже воевать. Всё равно это куда интереснее, чем безмолвие вечности.
Но сейчас – отдушина. Хочется в единое целое, в абсолютное равновесие. Хочется оторваться от земли и, пролетев над миром людей, посмотреть свысока на все их проблемы и насладиться моментом. Больше они тебя не касаются. Побыть птицей хоть мгновение…
- Завтра в одиннадцать часов вечера я участвую в Шоу Дэвида Волкмана. Я должен быть готов. Я должен явиться туда вовремя. Мне нужно надеть свой лучший костюм и привести себя в порядок. Завтра ответственный день, - вдруг заговорил Джон. Этот диалог с самим собой вернул его в реальность. На этот раз технология была настроена более изощрённо: это было не просто сообщение от кого-то, а речь шла как бы от него самого. Он будто сам себя убеждал в необходимости отправиться на это шоу. Психика Джонни за последние несколько дней значительно ослабла, поэтому тактика давала определённый эффект. Снова манипуляции «Эмоушен Диджитал» смешивались с мыслями Джона в один поток. Нить сознания терялась. Всё сливалось и текло само собой.
- Какой костюм мне выбрать? Более строгий или более щегольской? Может, тот - с прошлой церемонии? Завтра вечер должен быть свободен. Надо предупредить Джиллиан, что я уйду, - продолжала технология. В этом запрограммированном монологе акцент внимания умышленно смещался так, чтобы Джон не думал на тему «идти или не идти на интервью». Пусть выбор уже сделан, и всё, что нужно решить, это: в чём пойти, предупредить жену и освободить вечернее время.
«А вдруг нет никакой технологии? Эффект Плацебо? Фикция, инсценировка, что-то вроде гипноза. Такое ведь бывает, не так ли? Вдруг это…? Может, мне и правда нужно пойти? Куда? Туда или…? Я уже давал ему интервью, кажется. В прошлом году, вроде бы. Да, точно! Это было накануне Рождества! Там ещё были такие маленькие блестящие ангелочки… А вдруг ничего не будет? Вдруг это всё игра воображения? А может, мне действительно нужна помощь? Какой же костюм надеть? Люблю тот чёрный смокинг, который мы покупали вместе с Джилл ещё на первую церемонию. И тот полосатый галстук к нему очень подходит. Плевать на правила, на их нормы приличия! Да, решено! И туфли… те… чёрные… очень удобные…»
Глава 72. Рон Кларк
Звонок. Телефон – оживший кусок пластика. Если это она – не отвечать. Пока не отвечать. Надо придумать, что дальше. Пусто. Как контузия. Просто шум, помехи – ничего более. Как ни парадоксально, но факт о её беременности - дистанция: он не мог так рисковать, а рядом с ним – нет гарантий. Люди, затеявшие эту игру, не остановятся ни перед чем, и Джиллиан может превратиться в ещё один инструмент.
«Как сделать так, чтобы быть рядом и в то же время достаточно далеко, чтобы не причинить ей вреда?»
Побуждения, к сожалению, недостаточно. Если биться головой о стену, то, скорее всего, разобьется голова. Нужен план, как разобрать эту стену по кусочкам. Но как стройный алгоритм может прорасти из хаоса?
Доброжелателей у него, вроде бы, больше не было - общаться, стало быть, не с кем. Потребность в мобильном устройстве фактически равнялась нулю. Обычно минуты безразличия хватало, чтобы телефон снова впал в кому, но на этот раз кусок пластика проявлял завидную настойчивость.
Уже пять минут тишину, в которой так легко плодились мысли и вырастали из глубины сознания яркие образы, была нарушала знакомая мелодия. Наконец, Джон не выдержал - пластик победил. Он не стал брать в руки телефон, как будто не хотелось марать их о что-то липкое и навязчивое, а попытался посмотреть, что написано на экране, хоть это было не совсем удобно за рулём.
«Рон Кларк», - прочитал про себя Джон. «А ему что нужно?»
Джон явно не был настроен ни с кем разговаривать. Да, Рон был его другом - лучшим и, пожалуй, единственным. Но сейчас хотелось побыть в изоляции, избавить себя от любых соприкосновений с внешним миром. Ему нравился тот временный вакуум, который ореолом безразличия ко всему происходящему окружил со всех сторон. Сейчас он поднимет трубку и придётся отвечать на бесчисленные вопросы, что-то врать, что-то скрывать, а некоторые вещи рассказать он всё равно не сможет, даже если хотел бы. Так к чему этот бессмысленный и бесполезный разговор? Но что-то внутри подтолкнуло его ответить на звонок. Вероятно, это было осознание ценности настоящей дружбы: пусть он не может быть с Роном до конца честным - по крайней мере, этому человеку точно небезразлична его жизнь.
- Привет, Рон, - сухо ответил Джон. У него не хватало душевных сил, чтобы изображать радость или что-то ещё. Не хотелось больше играть. Хотелось хоть мгновение побыть настоящим, самим собой, снять все маски, перестать быть актёром.
- Не очень-то ты держишь свои обещания, - вдруг сразу набросился на него товарищ. В голосе не было обиды, скорее, это прозвучало как шутка, но с лёгкой претензией. Вот за это Джон особенно любил Рона: умел он очень мягко и тонко намекнуть на различные неприятные обстоятельства их дружбы. Хотя это всё же было не совсем в духе Рона – начинать разговор с претензий: обычно он подходил к ним очень плавно.
- В смысле? – Джон изобразил непонимание.
- В смысле исчез куда-то. Встретил твоих товарищей по цеху – никто тебя не видел. Никто толком не знает, где ты. Совсем не вспоминаешь про своих старых друзей.
- Ну у меня их не так много.
- Один точно есть. И что-то ему подсказывает, что у нашего Джонни не всё в порядке.
- Даже не знаю, что тебе сказать, - Джон тяжело выдохнул, хотелось заплакать прямо в трубку, но он сдержался. Или технология сдержала его?! Определять её вмешательство в эмоции становилось всё сложнее. Она словно соединялась с ним в единое целое. И это означало лишь одно: скоро она станет его неотъемлемой частью навсегда - частью его как личности.
Обычно после такого выдоха следует длительный монолог откровений, но монолога не последовало. Вместо этого: – Понимаешь, не могу. Чувствую себя тем, кто не слушал наставлений родителей в детстве… В итоге – судьба держится на расплавленном воске, скрепившем перья надежды на невозможное. Бедный Икар… Как же всё-таки трагично - познать небесную свободу птицы и тут же свалиться вниз, не имея возможности сопротивляться незыблемому закону – закону притяжения.
- Что-то я не узнаю нашего Джонни. Откуда такие упаднические мысли? Ты же всегда держал нос высоко?
- Нос держал, но где же верх?
- Не совсем понимаю, о чём ты. Может, встретимся? Поболтаем? Как раз расскажешь мне об этом?
- Да, надо как-нибудь, - ответил Джон безучастно, подразумевая, что в ближайшее время это невозможно.
- Давай сегодня вечером.
- Сегодня?! – удивился Джон.
- Да. Хоть прямо сейчас приезжай. Приглашаю в гости. Переехал недавно. Так сказать, новоселье.
- Не знаю, Рон. Мне сейчас совсем не до праздников. Не хочу шума и компаний, - Джон на ходу придумывал отговорки.
- Так там и не праздник вовсе. Я позвал только тебя. Подумал: почему бы не порадоваться этому событию со своим старым и очень хорошим другом? – прозвучало это тепло, словно Джона сейчас обернули тёплым пледом и дали чашечку горячего шоколада. Запахло уютом и безопасностью. Даже слишком хорошо. Обычно таким свойством обладает лесть. Фактически он загнал Джона в угол, выходом из которого был один единственный ответ:
- Ладно, я сейчас из Реддинга еду. Заскочу к тебе ненадолго. Скинь новые координаты.
- Из Реддинга? Что-то ты частенько стал туда ездить? Что-то случилось?
- Да, Ронни, всё время что-то происходит. Жизнь не стоит на месте, к сожалению.
***
Плана пока не было. Может быть, и правда, Рон что-нибудь посоветует. Всё рассказать ему он не сможет, но как-то намекнуть, смоделировать похожую ситуацию... Вдруг что-то получится. Решение часто приходит в самых неожиданных, порою банальных обстоятельствах. Одно Джон знал точно: Рон – его лучший друг, и если уж просить у кого-то совета или помощи, то Рон – первый человек, к которому стоит обратиться.
Рон Кларк явно не терял даром времени: постепенно из мелкого агента он превратился в довольно влиятельного продюсера. Об этом говорил адрес его нового пристанища – Беверли-Хиллз. Пристанищем оказалась вилла: не слишком огромная, но и не самая маленькая, по размерам и убранству способная конкурировать с виллами многих знаменитостей и крупных деятелей кинобизнеса.
Признаться, Джон был слегка удивлён. Не к такому образу Рона Кларка он привык. Для него Рон всегда оставался тем худощавым парнишкой в рваных джинсах, который на последние деньги покупал билеты на автобус и мотался по киностудиям в поисках заработка, вместе с ним искал дешёвое жильё на окраинах Лос-Анджелеса. Конечно, Джон понимал, что жизнь меняется и что Рон уже давно не худощав и не ходит в рваных джинсах. Он был искренне рад тому, что мечты друга тоже воплощаются в жизнь. Удивление вызывал не сам рост, а, скорее, контраст.
Джону открыл хмурый дворецкий с каменным и невыразительным лицом. Он молча проводил его в гостиную, предложил присесть на удобный кожаный диван, включил телевизор, затем поставил рядом на столик поднос с выпивкой и молча растворился.
Вскоре появился и сам хозяин.
- А, приветствую тебя, Джонни, - произнёс он и дружественно развёл руки в стороны.
«Да, вот тебе и паренёк в рваных джинсах», - почему-то промелькнула первая мысль у Джона. Рон Кларк был одет просто с иголочки. Как будто это была не встреча со старым другом, а визит с официальными переговорами. Хотя, ради исключения излишнего формализма, он всё же не стал надевать галстук и, надо сказать, выглядел слегка неопрятно. Как будто настолько привык к таким роскошным вещам, что мог не заботиться об их виде.
- Прошу, Джонни, налей себе что-нибудь выпить, - Рон указал на поднос.
- Нет, спасибо. Я же говорил, что ненадолго. Ещё сегодня много дел, и я к тому же за рулём, - внешне Джон держался молодцом, чего нельзя было сказать о его внутреннем состоянии.
- Ну это не проблема: мы легко организуем тебе водителя.
- Нет, спасибо. Сегодня я сам.
- Как знаешь. Ну что, рассказывай, приятель: как ты? Как Джилл? И что, чёрт возьми, там с тобой происходит?
- Джиллиан нормально, вроде бы. Я средне, - начал неуверенно врать Джон. Когда он так делал, непроизвольно имитировал лёгкий кашель. Это создавало паузы, и было немного больше времени, чтобы продумать свои ответы.
- Как она пережила смерть отца? – вдруг спросил Рон. – Да, такая трагедия. Кто бы мог подумать. Какой-то пьяный водитель за рулём - и нет человека. И не просто человека. Кристофер Фокс! – произнёс Рон торжественно. – Человек-глыба! Настоящий режиссёр! Наверное, сама не своя?
У Джона расширились глаза. Он не мог скрыть своего шока, хоть и попытался это сделать. Рон смотрел на него очень внимательно. Было неясно, заметил он его реакцию или нет, но вида не подал.
В таких ситуациях надо отвечать размытыми общими фразами, ничего не говоря конкретно и по существу. Этим искусством в совершенстве владеют политтехнологи.
- Пока держится, - на лету импровизировал Джон.
В голове меж тем закрутился ворох мыслей. Он не знал обстоятельств и всех подробностей смерти отца Джиллиан. Из разговора с Роном было понятно, что его, скорее всего, сбила машина. Пьяный водитель. Чистая случайность. Но сейчас, когда Джону приоткрылась завеса, и схема того, как всё устроено, предстала почти воочию, на каком-то совершенно интуитивном уровне ему показалось, что смерть отца Джилл также не была случайной, как и всё происходящее с ним. Это звенья одной цепи. Часть общей закономерности. Ещё одна переменная в уравнении, решив которое, можно легко предвидеть, что будет дальше.
