Ещё не до конца проявились все детали, ещё не стали чёткими черты её лица, но Джон уже знает, что влюблён в неё. Влюблён давно и безумно.
Девушка вдруг замечает двух юношей, которые столь неожиданно нарушили её уединение. Смущённая, она тут же замолкает. Но не уходит, не убегает от них, а лишь кокетливо опускает ресницы.
- Я изумлён. О, как она божественно прекрасна. Боюсь разрушить это совершенство, - произносит Джон, сам того не ожидая.
- О прекраснейшая из муз, снова здравствуй! – произносит Рик.
Девушка смущена ещё больше.
- Я где-то это уже слышал? О, как до боли мне знакомо! Я так и вижу: три артиста играют эту пьесу. Дежавю? Нет, нет. На самом деле. Быть может, не так ярко, но волшебно, - снова почему-то мысли Джона звучат вслух.
- Здравствуй, Морцелиус, - отвечает она, робко улыбаясь Рику.
- Как я мог забыть? Это же… - захлёбывается Джон. - Мельпомена! - с благоговением произносит он и протягивает к ней руку, но Мельпомена будто не услышала его. Возможно, он сказал слишком тихо?
- Антонио, и ты здесь? – Мельпомена бросает быстрый взгляд на Джона.
- Антонио? Конечно же! Я вспомнил! Вот она - роль главная моя! Но почему опять произношу я это вслух?
- Трагедия, мой друг. И в ней все мысли вслух звучат - теперь тебе не скрыться! – отвечает Рик.
Наконец-то девушка дорисована. Воздушное платье ярко-красного цвета и венок из листьев винограда – перед героями настоящая древнегреческая богиня. Её черты лица, её формы, которые смелыми рельефами проступают сквозь воздушную алую ткань, - совершенны.
- Теперь я понял, почему мне этот сад казался столь безжизненным, - продолжил Рик, изображая Морцелиуса.
- И почему же? – спросила Мельпомена.
- Совсем не слышно птиц в нём. Они молчат, когда звучит прекрасный голос твой, - Морцелиус театрально преклонился перед богиней.
- Пока ты исполняла песню, в уме возникла пара строк. Позволь мне их прочесть, - продолжал Морцелиус и, не дожидаясь ответа Мельпомены, начал читать. Читал он горячо и проникновенно. Слова, слетавшие с его губ, устремлялись прямо к груди и прожигали её насквозь, проникая в самое сердце.
- О, как же точен он, как близок. Я чувствую, как почва уходит из-под ног: так верно описать мою любовь… - произносит Джон.
Морцелиус закончил читать.
- Я, право, смущена, - щёки музы вспыхнули алым румянцем. – И неужели моя песнь всему виной?
- Не только песня, но и образ твой.
Мельпомена: Ты сочинил их прямо на ходу?
Морцелиус: Да, моя богиня. Сию секунду этот стих возник.
Мельпомена: Он великолепен! Морцелиус – ты гений.
Антонио, герой Джона, обращаясь к зрителям:
- Настал и мой черёд читать. При нём? Столь чувственно и жарко? Нет, не смогу.
Лишь произносит, обращаясь к Морцелиусу:
- Прекрасные стихи…
И снова к зрителям:
- Неделю я потратил до свиданья, чтоб написать поэму о любви. В уединении и думах о прекрасной музе. А этот суетный гуляка сочинил на раз? И мир его поэзии богаче?! Он – гений! А мой высокий слог невзрачен, метафоры неловки и абсурдны. А образы, что так усердно облачал я в сочные тона, вдруг блекнут. О, как же я бездарен… Нет, моя поэма не годится. Я прочитаю эти! Я помню, Мельпомена их боготворила.
Антонио начинает читать. Он делает это очень чувственно, не уступая Морцелиусу, но вместо жара страсти, вместо напора и накала в нём – робость искренности, в нём – боязнь, что любовь не взаимна. Именно об этом его стихи. Последние строчки выражают надежду и готовность героя к великим свершениям ради любви. Затем Антонио умолкает и опускает голову. Он, словно Пьеро, ждёт приговора Мальвины. И Мельпомена отвечает:
- Ты их уже читал, Антонио. Красиво, но не ново, - в голосе богини звучат нотки надменности.
- Но ведь божественны они! Сама так говорила?! – восклицает Антонио.
- Тогда были божественны, сейчас совсем иначе. И неужели песнь моя на новое тебя не вдохновила? Неделю не был и ничего не написал? – ещё более холодно отвечает Мельпомена.
- О нет, моя богиня, я всю неделю думал только о тебе! Я написал поэму. Вот она!
Антонио ничего не остаётся, как прочитать новую поэму. Но ещё не дослушав, Мельпомена вновь проявляет недовольство. Она отворачивается от Антонио к зрителям и говорит:
- Как сухо! Скрупулёзно! Не о любви как будто – о микстурах. Совсем не интересное творение. О боги, дайте же терпенья дослушать это до конца. Морцелиус… Его хочу быстрей услышать. Он мне приятней и милее сердцу.
Антонио закончил читать. Мельпомена учтиво отвечает:
- Благодарю, Антонио!
Затем обращается к Морцелиусу:
- А может, ты, Морцелиус, исполнишь что-нибудь? В делах искусства в тебе я вижу вкус изящный.
- Моя богиня Мельпомена, тебе я только посвящаю эту песню, - тут же подхватывает Морцелиус и радостно начинает исполнять красивую серенаду.
Антонио отворачивается от них и рассуждает сам с собой:
- Она так холодна сегодня. Почему? Этот несдержанный фигляр всему виной - Морцелиус…
2-ая сцена
Антонио приходит в цветущий сад к возлюбленной.
Антонио: Мельпомена, здравствуй!
Мельпомена: Антонио? Ты почему один?
Мельпомена не отвлекается на Антонио, а продолжает заниматься цветами.
Антонио: К Морцелиусу я не заходил. К тебе я слишком торопился.
Мельпомена: к чему такая спешка?
Антонио: Ты видела сегодня ночью? На небе полная луна!
Мельпомена: Да, она прекрасна.
Антонио: Её небесный лик так взволновал моё воображение! До самого утра держал в руках перо и рифмой разукрашивал бумагу, не смыкая глаз.
Мельпомена: Принёс поэму?
Антонио: Да, моя богиня, готов её прочесть.
Мельпомена: Ну что ж, читай.
Антонио берёт рукопись и начинает торжественно читать. Пока возлюбленная не проявляет никакой симпатии к его новому творению. Но Антонио ещё не дошёл до самого интересного места. Сейчас. Осталось совсем чуть-чуть. Вот уже звучит начало этих поистине божественных строк. Вот уже кульминация всей истории! Столько чувств, столько страсти ливнем изысканных слов обрушивается на слушательницу. Но… Как бы ни старался Антонио, какой бы возвышенной ни была его поэзия, растопить сердце Мельпомены не удаётся. Она где-то очень далеко сейчас. И ливень чувств, созданный воображением Антонио, совсем не беспокоит её. Антонио замечает это. Он читает всё более неуверенно. Голос начинает дрожать. Наконец, Антонио просто сбивается, не дочитав до конца. Мельпомена тут же оживает:
- Ты закончил?
Антонио хотел было сказать «нет», но вместо этого:
- Пожалуй, да, более не стоит. Что скажешь? – спрашивает он с надеждой.
Мельпомена: Хорошая метафора про… О боже! Про лунную дорогу что-то там… Чуть память мне совсем не изменила!
Антонио: И больше ничего не вдохновило?
Мельпомена: Ещё там что-то было. Ты знаешь, теперь поэмы мне неинтересны. Вот серенады! Кстати! Твой друг Морцелиус прекрасно исполняет! Его увидишь - передай, что так чудесно пел он под моим окном вчера, моё взволнованное сердце буквально выпрыгнуть хотело из груди. Не показалась я ему лишь от смущенья. Пусть не серчает на меня.
Антонио: Вчера? Он приходил вчера?
Мельпомена: Да, и обещал, что снова будет петь. О, как же я горю от нетерпенья, на месте прям не усидеть. Антонио, скажи, что очень жду его сегодня. Будь добр, передай.
Антонио: Непременно… Ну что ж… Пожалуй, мне пора. Не буду отвлекать от столь занятных дум.
Мельпомена: Прощай, Антонио.
Антонио откланивается и уходит.
3-ая сцена
Антонио сидит за столом один у себя дома. На столе стоят два бокала и откупоренная бутылка вина.
- О, как она могла? Со мной так обойтись? С моим твореньем?! Я столько сил потратил на него! Хоть каплю уваженья могла бы проявить! Хоть выслушать меня! Мой враг в делах любовных – мой же друг. Что делать мне? О горе! Иного выхода не вижу: простить, понять, принять я не смогу. Она моей должна быть!
Антонио разливает вино по бокалам и достаёт из кармана сюртука маленький пузырёк. Смотрит на него.
- Ему погибнуть суждено. Моя любовь, великие дела или великие безумства способен воплотить, чтоб быть с тобой. Ведь чувство светлое, святое, а мысли всё равно чернее ночи. И как ещё вернуть расположенье Мельпомены? Да, подлость…Знаю… Но разве мало классики травили? Или зазря погибли почти все герои Принца Датского? Я сам себя за это презираю, но ничего поделать не могу. Да и что толку в праведных героях? Они однообразны и скучны, они великих бед не натворят. И безупречен приторно характер их. И столь же предсказуем. Они для пламени дрова лишь, чтоб выжечь чернь из наших душ. Своим кострищем добытую породу с лигатурой преобразуют в чистые металлы. Лишь мы по-настоящему живём: боимся, плачем, убиваем, предаём. Потом идём на плаху и молим о прощении. На грешника внутри себя надев смиренную рубаху, мы не живём, но умираем праведниками. Пока порок не ведает последствий…
Открывает пузырёк и выливает его содержимое в один из бокалов. Стук в дверь:
- Войдите, - произносит Антонио и прячет пустой пузырёк в карман. Бокал с ядом ставит напротив себя.
Входит Морцелиус:
- Приветствую тебя, мой друг Антонио.
Антонио: Привет, Морцелиус. Входи скорей, уже вино разлито.
Морцелиус присаживается на край стула: О друг мой верный, как я рад, что мы с тобой опять вот так сидим, что нас не сделали заклятыми врагами чарующие силы Мельпомены. Антонио, я знаю, ты в неё влюблён и первые часы свиданий она тебе благоволила. Мешать я вам не смел. Но ведь и я влюблён! Что делать мне прикажешь, когда искусствами поэта-вольнодумца так восхищена, когда в признаньях моих страстных сгорает от волненья? А на тебя и взгляда больше не воротит? Непостоянна женская натура – истина знакома. Но лишь они в делах любви имеют божью благодать: лишь им даётся право выбирать. Прими же стойко выбор Мельпомены - и верность нашей дружбе сохраним!
Антонио берёт бокал и более сдержанно говорит: Конечно, друг. Оставим наши разногласья. По поводу такому тост есть.
Поднимает бокал. Морцелиус делает то же самое. Антонио произносит:
За дружбу, что всего верней!
Ну и за тех, кто верен ей!
Антонио демонстративно выпивает до дна. Морцелиус следует его примеру.
Морцелиус: Твои слова – мне на душу бальзам. Лишь сей предмет мне не давал покоя. Теперь ты разрешил мои сомненья.
Антонио: Морцелиус, не стоит. Я лишь желаю счастья Мельпомене. Она его достойна…
Морцелиус: Ты настоящий друг. Жалею я, что на секунду усомнился в этом. О, право, что-то дурно мне! В глазах мутнеет. Всё плывёт. И слабость разливается по телу. Антонио!
Морцелиус падает со стула. Антонио сидит за столом, задумчиво смотрит на обмякшее тело друга и произносит:
- Прости меня, Морцелиус. Гори же, чтоб очистить душу грешника от скверны.
Берет в руки зеркало.
- Не раз мне говорили, что похожи мы… и лицами, и взглядами, и даже цветом глаз. Для многих что друзья, что братья. Не думал, что когда-нибудь мне это на руку сыграет…
Далее он начинает снимать одежду с Морцелиуса. Случайно находит его дневник. Открывает и внимательно изучает.
- И пусть теперь мне боги скажут, что грех не может вывести к успеху. Ведь грех – и есть расплата за успех. И сумму заплатив ценою в святость, благословление фортуны непременно купишь. Такой удачный поворот – её рук дело (трясёт дневником). Не только внешность украду, но и его творенья.
4-ая сцена
Опять Антонио один возле зеркала. Переоделся в одежду Морцелиуса. Немного припудрил лицо, чтобы придать ему нужный оттенок.
- Ну вот, настал и мой черёд сверкать. На всё пойду, чтоб снова фаворитом Мельпомены стать. Так холодна была со мной - теперь совсем иначе будет. Пусть думает, что перед ней Морцелиус. Ему пусть дарит нежности и ласку, а получу их я в итоге.
Он надевает шляпу и перед выходом ещё раз смотрится в зеркало:
- Боюсь лишь одного: чтоб только не узнала.
5-ая сцена
Антонио, переодетый в Морцелиуса, появляется возле балкона возлюбленной. Он долго стоит и смотрит вверх. Затем всё-таки решившись, он берёт в руки гитару и начинает петь. Сначала тихо и неуверенно, но потом всё громче и чувственней. Ему так легко, так свободно. Ведь он выдаёт себя за Морцелиуса и поёт не свою, а его песню. И вот к середине песни на балконе появляется Мельпомена. В лучах ласкового, вечернего солнца она выглядит ещё более прекрасной. Антонио восхищён. От радости, что она вышла к нему, он чуть ли не кричит. Он задыхается от восторга. Он счастлив.
Наконец, он бьет последний раз по струнам. Гитара умолкает. Смотря на радостное лицо Мельпомены, он ждёт её признаний. Ему кажется, что сейчас в порыве чувств она полностью откроет сердце и произнесёт: «О Антонио, твоя песня так тронула меня. Я люблю тебя, мой милый Антонио. Я твоя навеки».
Мельпомена: Морцелиус, не знаю, что со мной? Впервые сердце так стучит от серенады. Лишь только я услышу голос твой, в любви тот час же растворяюсь… Не надо больше мне поэтов и стихов. Твои слова мне слаще всех на свете. Я жду тебя, Морцелиус, среди своих садов. Лишь только твоё имя звучит в моём лирическом сонете.
Антонио зрителям: Как будто только что сгубили сладкий сон, булавкой больно уколов. Забылся я буквально на секунду. Ведь в образе товарища предстал я перед ней. Ему лишь шлёт свои признанья. А как хотелось, чтоб моё звучало имя. Ну да ладно, пусть буду я Морцелиус отныне…
6-ая сцена
Снова Антонио посещает Мельпомену.
- Который раз пою я Мельпомене? Уже со счёту сбился. И я могу доволен быть: её расположения добился. А впрочем… Нет, не я – Морцелиус… Ему лишь поцелуи шлёт она. Его стихами так восхищена. Лишь глядя на него, побеждена. В его объятия навеки отдана. И даже после смерти он любим… Меня там нет! Антонио не вспомнила ни разу. Я должен быть доволен, но внутри как будто зреет что-то? Боюсь, испортит это моё счастье. И почему в тот миг, когда я должен наслаждаться, совсем не до блаженства мне?
Берёт гитару, тяжело вздыхает и начинает петь. В этот раз Мельпомена к нему более благосклонна. После песни она позволяет целовать свои руки и очень тепло реагирует на его ласки.
Мельпомена: О мой Морцелиус, мне кажется, всю жизнь тебя ждала. Искала среди тысячи поэтов. Лишь ты один гармонией и рифмой до самой глубины проник. Тебе теперь служу я без остатка. Приятен мне твой лучезарный лик. Морцелиус, мой сладкий…
Антонио: О, как тепло от этих слов, что только мне принадлежишь. Я тоже твой, о Мельпомена! Но иногда сомненья разные блуждают в голове. Порой совсем покоя не дают и сон мой чуткий вовсе нарушают.
Мельпомена: Какие?
Антонио: Ещё не стёрто в памяти моей, когда другого ты вниманьем окружала, бросала на него двусмысленные взгляды. Тогда я в стороне стоял и думал, что никогда тебе не стать моею. И неужели всё исчезло? Неужто прежних чувств ни капли не осталось?
Мельпомена: Ты меня ревнуешь? Как приятно. Позволь узнать к кому?
Антонио: Мой друг Антонио. Совсем недавно его стихами восхищалась. И к сердцу твоему он так отважно путь искал.
Мельпомена удивлённо: Антонио? Ах, совсем забыла. Тут волноваться не о чем, поверь. Моя шальная кровь к нему остыла. О нём совсем не думаю теперь. Стихи его приятны были мне, пока не знала я твоих произведений. Ступенями изысканных слогов, дорогами волнующих мелодий вознёс меня на самую вершину вдохновенья, заставив вновь воображение пылать. Антонио? Его поэмы так сухи, невзрачны, они – как гладь воды, когда волненье не касается её.
Девушка вдруг замечает двух юношей, которые столь неожиданно нарушили её уединение. Смущённая, она тут же замолкает. Но не уходит, не убегает от них, а лишь кокетливо опускает ресницы.
- Я изумлён. О, как она божественно прекрасна. Боюсь разрушить это совершенство, - произносит Джон, сам того не ожидая.
- О прекраснейшая из муз, снова здравствуй! – произносит Рик.
Девушка смущена ещё больше.
- Я где-то это уже слышал? О, как до боли мне знакомо! Я так и вижу: три артиста играют эту пьесу. Дежавю? Нет, нет. На самом деле. Быть может, не так ярко, но волшебно, - снова почему-то мысли Джона звучат вслух.
- Здравствуй, Морцелиус, - отвечает она, робко улыбаясь Рику.
- Как я мог забыть? Это же… - захлёбывается Джон. - Мельпомена! - с благоговением произносит он и протягивает к ней руку, но Мельпомена будто не услышала его. Возможно, он сказал слишком тихо?
- Антонио, и ты здесь? – Мельпомена бросает быстрый взгляд на Джона.
- Антонио? Конечно же! Я вспомнил! Вот она - роль главная моя! Но почему опять произношу я это вслух?
- Трагедия, мой друг. И в ней все мысли вслух звучат - теперь тебе не скрыться! – отвечает Рик.
Наконец-то девушка дорисована. Воздушное платье ярко-красного цвета и венок из листьев винограда – перед героями настоящая древнегреческая богиня. Её черты лица, её формы, которые смелыми рельефами проступают сквозь воздушную алую ткань, - совершенны.
- Теперь я понял, почему мне этот сад казался столь безжизненным, - продолжил Рик, изображая Морцелиуса.
- И почему же? – спросила Мельпомена.
- Совсем не слышно птиц в нём. Они молчат, когда звучит прекрасный голос твой, - Морцелиус театрально преклонился перед богиней.
- Пока ты исполняла песню, в уме возникла пара строк. Позволь мне их прочесть, - продолжал Морцелиус и, не дожидаясь ответа Мельпомены, начал читать. Читал он горячо и проникновенно. Слова, слетавшие с его губ, устремлялись прямо к груди и прожигали её насквозь, проникая в самое сердце.
- О, как же точен он, как близок. Я чувствую, как почва уходит из-под ног: так верно описать мою любовь… - произносит Джон.
Морцелиус закончил читать.
- Я, право, смущена, - щёки музы вспыхнули алым румянцем. – И неужели моя песнь всему виной?
- Не только песня, но и образ твой.
Мельпомена: Ты сочинил их прямо на ходу?
Морцелиус: Да, моя богиня. Сию секунду этот стих возник.
Мельпомена: Он великолепен! Морцелиус – ты гений.
Антонио, герой Джона, обращаясь к зрителям:
- Настал и мой черёд читать. При нём? Столь чувственно и жарко? Нет, не смогу.
Лишь произносит, обращаясь к Морцелиусу:
- Прекрасные стихи…
И снова к зрителям:
- Неделю я потратил до свиданья, чтоб написать поэму о любви. В уединении и думах о прекрасной музе. А этот суетный гуляка сочинил на раз? И мир его поэзии богаче?! Он – гений! А мой высокий слог невзрачен, метафоры неловки и абсурдны. А образы, что так усердно облачал я в сочные тона, вдруг блекнут. О, как же я бездарен… Нет, моя поэма не годится. Я прочитаю эти! Я помню, Мельпомена их боготворила.
Антонио начинает читать. Он делает это очень чувственно, не уступая Морцелиусу, но вместо жара страсти, вместо напора и накала в нём – робость искренности, в нём – боязнь, что любовь не взаимна. Именно об этом его стихи. Последние строчки выражают надежду и готовность героя к великим свершениям ради любви. Затем Антонио умолкает и опускает голову. Он, словно Пьеро, ждёт приговора Мальвины. И Мельпомена отвечает:
- Ты их уже читал, Антонио. Красиво, но не ново, - в голосе богини звучат нотки надменности.
- Но ведь божественны они! Сама так говорила?! – восклицает Антонио.
- Тогда были божественны, сейчас совсем иначе. И неужели песнь моя на новое тебя не вдохновила? Неделю не был и ничего не написал? – ещё более холодно отвечает Мельпомена.
- О нет, моя богиня, я всю неделю думал только о тебе! Я написал поэму. Вот она!
Антонио ничего не остаётся, как прочитать новую поэму. Но ещё не дослушав, Мельпомена вновь проявляет недовольство. Она отворачивается от Антонио к зрителям и говорит:
- Как сухо! Скрупулёзно! Не о любви как будто – о микстурах. Совсем не интересное творение. О боги, дайте же терпенья дослушать это до конца. Морцелиус… Его хочу быстрей услышать. Он мне приятней и милее сердцу.
Антонио закончил читать. Мельпомена учтиво отвечает:
- Благодарю, Антонио!
Затем обращается к Морцелиусу:
- А может, ты, Морцелиус, исполнишь что-нибудь? В делах искусства в тебе я вижу вкус изящный.
- Моя богиня Мельпомена, тебе я только посвящаю эту песню, - тут же подхватывает Морцелиус и радостно начинает исполнять красивую серенаду.
Антонио отворачивается от них и рассуждает сам с собой:
- Она так холодна сегодня. Почему? Этот несдержанный фигляр всему виной - Морцелиус…
2-ая сцена
Антонио приходит в цветущий сад к возлюбленной.
Антонио: Мельпомена, здравствуй!
Мельпомена: Антонио? Ты почему один?
Мельпомена не отвлекается на Антонио, а продолжает заниматься цветами.
Антонио: К Морцелиусу я не заходил. К тебе я слишком торопился.
Мельпомена: к чему такая спешка?
Антонио: Ты видела сегодня ночью? На небе полная луна!
Мельпомена: Да, она прекрасна.
Антонио: Её небесный лик так взволновал моё воображение! До самого утра держал в руках перо и рифмой разукрашивал бумагу, не смыкая глаз.
Мельпомена: Принёс поэму?
Антонио: Да, моя богиня, готов её прочесть.
Мельпомена: Ну что ж, читай.
Антонио берёт рукопись и начинает торжественно читать. Пока возлюбленная не проявляет никакой симпатии к его новому творению. Но Антонио ещё не дошёл до самого интересного места. Сейчас. Осталось совсем чуть-чуть. Вот уже звучит начало этих поистине божественных строк. Вот уже кульминация всей истории! Столько чувств, столько страсти ливнем изысканных слов обрушивается на слушательницу. Но… Как бы ни старался Антонио, какой бы возвышенной ни была его поэзия, растопить сердце Мельпомены не удаётся. Она где-то очень далеко сейчас. И ливень чувств, созданный воображением Антонио, совсем не беспокоит её. Антонио замечает это. Он читает всё более неуверенно. Голос начинает дрожать. Наконец, Антонио просто сбивается, не дочитав до конца. Мельпомена тут же оживает:
- Ты закончил?
Антонио хотел было сказать «нет», но вместо этого:
- Пожалуй, да, более не стоит. Что скажешь? – спрашивает он с надеждой.
Мельпомена: Хорошая метафора про… О боже! Про лунную дорогу что-то там… Чуть память мне совсем не изменила!
Антонио: И больше ничего не вдохновило?
Мельпомена: Ещё там что-то было. Ты знаешь, теперь поэмы мне неинтересны. Вот серенады! Кстати! Твой друг Морцелиус прекрасно исполняет! Его увидишь - передай, что так чудесно пел он под моим окном вчера, моё взволнованное сердце буквально выпрыгнуть хотело из груди. Не показалась я ему лишь от смущенья. Пусть не серчает на меня.
Антонио: Вчера? Он приходил вчера?
Мельпомена: Да, и обещал, что снова будет петь. О, как же я горю от нетерпенья, на месте прям не усидеть. Антонио, скажи, что очень жду его сегодня. Будь добр, передай.
Антонио: Непременно… Ну что ж… Пожалуй, мне пора. Не буду отвлекать от столь занятных дум.
Мельпомена: Прощай, Антонио.
Антонио откланивается и уходит.
3-ая сцена
Антонио сидит за столом один у себя дома. На столе стоят два бокала и откупоренная бутылка вина.
- О, как она могла? Со мной так обойтись? С моим твореньем?! Я столько сил потратил на него! Хоть каплю уваженья могла бы проявить! Хоть выслушать меня! Мой враг в делах любовных – мой же друг. Что делать мне? О горе! Иного выхода не вижу: простить, понять, принять я не смогу. Она моей должна быть!
Антонио разливает вино по бокалам и достаёт из кармана сюртука маленький пузырёк. Смотрит на него.
- Ему погибнуть суждено. Моя любовь, великие дела или великие безумства способен воплотить, чтоб быть с тобой. Ведь чувство светлое, святое, а мысли всё равно чернее ночи. И как ещё вернуть расположенье Мельпомены? Да, подлость…Знаю… Но разве мало классики травили? Или зазря погибли почти все герои Принца Датского? Я сам себя за это презираю, но ничего поделать не могу. Да и что толку в праведных героях? Они однообразны и скучны, они великих бед не натворят. И безупречен приторно характер их. И столь же предсказуем. Они для пламени дрова лишь, чтоб выжечь чернь из наших душ. Своим кострищем добытую породу с лигатурой преобразуют в чистые металлы. Лишь мы по-настоящему живём: боимся, плачем, убиваем, предаём. Потом идём на плаху и молим о прощении. На грешника внутри себя надев смиренную рубаху, мы не живём, но умираем праведниками. Пока порок не ведает последствий…
Открывает пузырёк и выливает его содержимое в один из бокалов. Стук в дверь:
- Войдите, - произносит Антонио и прячет пустой пузырёк в карман. Бокал с ядом ставит напротив себя.
Входит Морцелиус:
- Приветствую тебя, мой друг Антонио.
Антонио: Привет, Морцелиус. Входи скорей, уже вино разлито.
Морцелиус присаживается на край стула: О друг мой верный, как я рад, что мы с тобой опять вот так сидим, что нас не сделали заклятыми врагами чарующие силы Мельпомены. Антонио, я знаю, ты в неё влюблён и первые часы свиданий она тебе благоволила. Мешать я вам не смел. Но ведь и я влюблён! Что делать мне прикажешь, когда искусствами поэта-вольнодумца так восхищена, когда в признаньях моих страстных сгорает от волненья? А на тебя и взгляда больше не воротит? Непостоянна женская натура – истина знакома. Но лишь они в делах любви имеют божью благодать: лишь им даётся право выбирать. Прими же стойко выбор Мельпомены - и верность нашей дружбе сохраним!
Антонио берёт бокал и более сдержанно говорит: Конечно, друг. Оставим наши разногласья. По поводу такому тост есть.
Поднимает бокал. Морцелиус делает то же самое. Антонио произносит:
За дружбу, что всего верней!
Ну и за тех, кто верен ей!
Антонио демонстративно выпивает до дна. Морцелиус следует его примеру.
Морцелиус: Твои слова – мне на душу бальзам. Лишь сей предмет мне не давал покоя. Теперь ты разрешил мои сомненья.
Антонио: Морцелиус, не стоит. Я лишь желаю счастья Мельпомене. Она его достойна…
Морцелиус: Ты настоящий друг. Жалею я, что на секунду усомнился в этом. О, право, что-то дурно мне! В глазах мутнеет. Всё плывёт. И слабость разливается по телу. Антонио!
Морцелиус падает со стула. Антонио сидит за столом, задумчиво смотрит на обмякшее тело друга и произносит:
- Прости меня, Морцелиус. Гори же, чтоб очистить душу грешника от скверны.
Берет в руки зеркало.
- Не раз мне говорили, что похожи мы… и лицами, и взглядами, и даже цветом глаз. Для многих что друзья, что братья. Не думал, что когда-нибудь мне это на руку сыграет…
Далее он начинает снимать одежду с Морцелиуса. Случайно находит его дневник. Открывает и внимательно изучает.
- И пусть теперь мне боги скажут, что грех не может вывести к успеху. Ведь грех – и есть расплата за успех. И сумму заплатив ценою в святость, благословление фортуны непременно купишь. Такой удачный поворот – её рук дело (трясёт дневником). Не только внешность украду, но и его творенья.
4-ая сцена
Опять Антонио один возле зеркала. Переоделся в одежду Морцелиуса. Немного припудрил лицо, чтобы придать ему нужный оттенок.
- Ну вот, настал и мой черёд сверкать. На всё пойду, чтоб снова фаворитом Мельпомены стать. Так холодна была со мной - теперь совсем иначе будет. Пусть думает, что перед ней Морцелиус. Ему пусть дарит нежности и ласку, а получу их я в итоге.
Он надевает шляпу и перед выходом ещё раз смотрится в зеркало:
- Боюсь лишь одного: чтоб только не узнала.
5-ая сцена
Антонио, переодетый в Морцелиуса, появляется возле балкона возлюбленной. Он долго стоит и смотрит вверх. Затем всё-таки решившись, он берёт в руки гитару и начинает петь. Сначала тихо и неуверенно, но потом всё громче и чувственней. Ему так легко, так свободно. Ведь он выдаёт себя за Морцелиуса и поёт не свою, а его песню. И вот к середине песни на балконе появляется Мельпомена. В лучах ласкового, вечернего солнца она выглядит ещё более прекрасной. Антонио восхищён. От радости, что она вышла к нему, он чуть ли не кричит. Он задыхается от восторга. Он счастлив.
Наконец, он бьет последний раз по струнам. Гитара умолкает. Смотря на радостное лицо Мельпомены, он ждёт её признаний. Ему кажется, что сейчас в порыве чувств она полностью откроет сердце и произнесёт: «О Антонио, твоя песня так тронула меня. Я люблю тебя, мой милый Антонио. Я твоя навеки».
Мельпомена: Морцелиус, не знаю, что со мной? Впервые сердце так стучит от серенады. Лишь только я услышу голос твой, в любви тот час же растворяюсь… Не надо больше мне поэтов и стихов. Твои слова мне слаще всех на свете. Я жду тебя, Морцелиус, среди своих садов. Лишь только твоё имя звучит в моём лирическом сонете.
Антонио зрителям: Как будто только что сгубили сладкий сон, булавкой больно уколов. Забылся я буквально на секунду. Ведь в образе товарища предстал я перед ней. Ему лишь шлёт свои признанья. А как хотелось, чтоб моё звучало имя. Ну да ладно, пусть буду я Морцелиус отныне…
6-ая сцена
Снова Антонио посещает Мельпомену.
- Который раз пою я Мельпомене? Уже со счёту сбился. И я могу доволен быть: её расположения добился. А впрочем… Нет, не я – Морцелиус… Ему лишь поцелуи шлёт она. Его стихами так восхищена. Лишь глядя на него, побеждена. В его объятия навеки отдана. И даже после смерти он любим… Меня там нет! Антонио не вспомнила ни разу. Я должен быть доволен, но внутри как будто зреет что-то? Боюсь, испортит это моё счастье. И почему в тот миг, когда я должен наслаждаться, совсем не до блаженства мне?
Берёт гитару, тяжело вздыхает и начинает петь. В этот раз Мельпомена к нему более благосклонна. После песни она позволяет целовать свои руки и очень тепло реагирует на его ласки.
Мельпомена: О мой Морцелиус, мне кажется, всю жизнь тебя ждала. Искала среди тысячи поэтов. Лишь ты один гармонией и рифмой до самой глубины проник. Тебе теперь служу я без остатка. Приятен мне твой лучезарный лик. Морцелиус, мой сладкий…
Антонио: О, как тепло от этих слов, что только мне принадлежишь. Я тоже твой, о Мельпомена! Но иногда сомненья разные блуждают в голове. Порой совсем покоя не дают и сон мой чуткий вовсе нарушают.
Мельпомена: Какие?
Антонио: Ещё не стёрто в памяти моей, когда другого ты вниманьем окружала, бросала на него двусмысленные взгляды. Тогда я в стороне стоял и думал, что никогда тебе не стать моею. И неужели всё исчезло? Неужто прежних чувств ни капли не осталось?
Мельпомена: Ты меня ревнуешь? Как приятно. Позволь узнать к кому?
Антонио: Мой друг Антонио. Совсем недавно его стихами восхищалась. И к сердцу твоему он так отважно путь искал.
Мельпомена удивлённо: Антонио? Ах, совсем забыла. Тут волноваться не о чем, поверь. Моя шальная кровь к нему остыла. О нём совсем не думаю теперь. Стихи его приятны были мне, пока не знала я твоих произведений. Ступенями изысканных слогов, дорогами волнующих мелодий вознёс меня на самую вершину вдохновенья, заставив вновь воображение пылать. Антонио? Его поэмы так сухи, невзрачны, они – как гладь воды, когда волненье не касается её.
