Она сама не понимала, рада или нет видеть светлого волшебника. Она так уже устала от одиночества — внимание надоедливой служанки и Дэнетора лишь портило настроение — и неизвестности, но смутное нехорошее предчувствие и страх, что Гэндальф осудит ее и не поймет и узнает… то, что она не желает с ним обсуждать, на миг неприятно сжало сердце.
— Путешествие пошло тебе на пользу, девочка, я давно говорил! Ты похорошела без Сарумана, и… — сердечно улыбнулся незаметно возникший на пороге маг, раскрывая объятия. Сомнительный комплимент он все же себе не позволил, лишь с вполне целомудренным одобрением скользнув взглядом по ставшей заметно больше груди в глубоком вырезе черно-синего атласного платья. — Позволишь мне войти?
— Конечно, Гэндальф! — пробормотала Силмэриэль, прижимаясь к нему, и зажмурилась от удовольствия, когда волшебник отечески-нежно погладил ее по убранным в тяжелую, переплетенную тонкими золотыми нитями косу волосам.
Недоступная в Изенгарде красота радовала ее лишь в самые первые дни, и гораздо меньше долгожданных дружеских объятий. Глупо было сомневаться — светлый маг добр к ней и как и прежде принесет умиротворение и покой в смятенную душу.
— Благодарю, — маг с видимым удовольствием отпил из кубка, на мгновение прикрыв глаза. Она не успела предложить ему вина, как Гэндальф охотно принял мысленное приглашение, дружески бесцеремонно войдя в сознание. — Прости… я давно привык не тратить время на лишнее и ненужное. Когда его все меньше, совсем на исходе.
— Что… что случилось, Гэндальф?
Силмэриэль опасливо взглянула на по-прежнему обманчиво мирную долину, ожидая увидеть идущие на штурм вражеские легионы. Если призванный поддержать и успокоить ее мудростью прожитых веков и выигранных битв маг столь очевидно встревожен и ждет помощи от нее… у Средиземья уже не осталось надежды.
— Этот мир почти обречен на всевластие Тьмы, Силмэриэль… но ты можешь помочь, пока еще не поздно. Если оставишь Минас Тирит и последуешь за мной.
— Последую за тобой… — без всякого выражения повторила Силмэриэль, поедая светлого волшебника взглядом до предела широко распахнувшихся глаз. Противоречивые мысли и чувства смешались, не давая произнести ничего связного.
Нежданное предложение вызвало странную, неправильную радость — побег из Минас-Тирита, ставшего для неё темницей, часто виделся в смутных предутренних снах. Сбежать хотелось не одной, разумеется, но… Мудрый светлый маг, не единожды спасший ее и позволивший заглянуть в полный любви и добра мир, не может желать зла, и ошибаться.
— Но мой… — Силмэриэль запнулась и чуть покраснела, подбирая слова.
— Твой жених просил тебя не покидать Минас Тирит? — мягко закончил за неё маг, опуская на поднос опустевший кубок. — Он слишком беспокоится за тебя, считает всего лишь слабой девочкой, нуждающейся в защите. Я знаю, что это не так, в тебе есть сила и смелость… и Свет. Но так ли это, и чего ты на самом деле желаешь — решать тебе.
— И я же вернусь сюда, к нему… да, Гэндальф? — желая придать себе решимости, маг не мог провидеть все, прошептала Силмэриэль.
— Конечно, девочка, — Гэндальф глубоко вздохнул, излишне крепко сжав ее плечо, — и ты наконец узнаешь правду… о своём отце.
— О моем отце? — Силмэриэль судорожно схватилась за рукав Гэндальфа, ощутив почти незнакомую (терять сознание — удел смертных дев) слабость в коленях.
Маг решил вывалить на нее все сюрпризы сразу, погребя под завалами без шанса на спасение? Или все только начинается? Томительное нехорошее предчувствие шевельнулось в груди, охладив загоревшееся предвкушением перемен и победы (разве может быть иначе?) сердце.
— Ты знаешь кто он… скажи мне сейчас!
Этот вопрос стал не столь важен для неё, как ещё недавно, но маг растравил любопытство, и вызвал невольный холодок в груди многозначительным тоном. Окружающие со всех сторон загадки… (или загадка на самом деле одна?) омрачали украденное у судьбы счастье, как набегающие облака переменчиво-солнечный осенний день.
— Чуть позже, Силмэриэль, в свое время. Оно уже пришло… почти.
Гэндальф замолчал, тревожно прислушиваясь к чему-то, ощутимому лишь для него:
— Ты последуешь за мной?
— Д… — Силмэриэль замолчала, не договорив. Знакомое, томительно желанное прикосновение к сознанию, еле ощутимое и мимолетное, превратило настороженно чуждую гондорскую крепость в сказочный сад из детских грез. Она уже согласна была умереть… за возможность почувствовать его еще раз. — Гэндальф… я…
Силмэриэль до боли сжала ладони, во что бы то ни стало желая вновь поймать и продлить миг слияния мыслей и душ. Ей же не показалось от сводящего с ума страха и одиночества? Она очень хочет помочь другу и спасти живой мир от истребления, но… он уже скоро вновь обнимет ее, и… полчища Саурона не будут больше страшны никому здесь, и Гэндальфу не понадобится помощь.
— Твой жених еще далеко, Силмэриэль, и ему предстоит немало испытаний. Подожди… это поможет тебе успокоиться и обрести ясность ума.
Гэндальф на мгновение отвел глаза, еле заметно дрогнувшей рукой доставая из кармана непрозрачный флакончик густого черно-серого цвета. Эликсир? Силмэриэль до сих пор не замечала за ним особой любви к главному (после полуорков) увлечению Сарумана. Хотя любовный удался ему лучше, чем кому-либо еще в этом мире.
— Выпей, — ласково улыбающийся Гэндальф приобнял ее за плечи и, слегка надавив, усадил в мягкое кресло.
Все еще пытаясь вновь поймать осанвэ, Силмэриэль зачарованно следила за играющими на поверхности пузырьками — вино словно вскипело от неизвестного эликсира, чуть было не выплеснувшись на руку волшебнику.
Посеребренный край коснулся губ — Гэндальф решил напоить ее с рук, как ребенка… в детстве так никто никогда не делал, или она не помнит. Силмэриэль послушно зажмурилась, глотая ставшее почти безвкусным вино. Окажись оно невыносимо горьким — наслаждение согревающей и возвращающей в безмятежно-невинное состояние родительской заботой перебило бы неприятные ощущения.
<center>***</center>
«Или предоставить коротышек их судьбе? Им же хуже — все равно недалеко уйдут. Стоит ли марать меч в крови полуросликов, еще более жалких, чем люди — как мышь зарубить, или комара?» — НеБоромир брезгливо скривил губы, отводя взгляд от полных неприкрытого ужаса неестественно выпученных глаз хоббитов.
Сжимающая отразивший солнце ярким бликом гондорский клинок рука замерла в секундном колебании. И не на волос не дрогнула, мгновенно развернув острие в сторону предательски качнувшихся кустов на склоне.
— Господин! — запыхавшийся воин в черном плаще с гербом Гондора Белым древом на груди замер, почти не дыша, напуганный отнюдь не смертоносной сталью, а парализующей волю Тьмой во взгляде наследника трона наместников.
И прекрасно.
Грубо пролистывать теснящиеся в головах аданов мысли чуть менее неприятно, чем беседовать с ними. Торопиться на помощь брату удачно погибшего бывшего возлюбленного Силмэриэль никакого желания не было — Фарамир видел и понимал гораздо больше, чем нужно… и слишком нравился ей. Но у Гондора и так мало воинов, слишком мало.
— Пусть отступает в Минас Тирит, как можно скорее. Биться за Осгилиат бессмысленно, его не удержать.
Дотянуться осанвэ до Фарамира и, тем более, Силмэриэль, он ни разу не пробовал — воздержаться от последнего стоило неимоверных усилий. Но в кишащем шпионами Майрона Итилиэне выдавать себя раньше времени было слишком опасно, он тогда мог захотеть… лучше даже не облекать в слова, чего. С ней ничего не случится в ни разу не захваченной врагами Белой крепости под надзором Дэнетора и слуг, еще совсем недолго.
— Наместник Дэнетор…
Проклятье! Обезумевший от внушаемых Майроном видений в темной глубине Палантира, или жажды власти и почестей потомок жалкого рода вечно вторых все больше мешал… пытаться осуществить и без того почти невыполнимое. Теперь Наместник готов обречь на смерть бессильный перед надвигающимся несметным войском гарнизон Осгилиата, и своего единственного еще живого сына. Их гибель в рукопашной схватке будет до отвращения быстрой и бессмысленной.
Как смерть мелких хоббитов от его оскверненного столь недостойной жертвой меча. Он бы и не вспомнил о них более, если бы не дотронулся случайно до бьющихся в лихорадочной агонии страха мыслей. Они даже не сумели сбежать, пока он отвлекся, и мешали сосредоточиться, еще больше портя настроение.
— Вы убили их, не касаясь? — сдавлено прошептал побледневший воин, держась за шею, словно его душила невидимая безжалостная рука.
— Нет, — отрывисто бросил неБоромир, неохотно убирая меч в ножны. — Только показал кое-что занимательное. Приведи коней.
До объяснения он снизошел исключительно потому, что иначе адан упал бы навзничь рядом с хоббитами, возможно, даже замертво, а терять воина без необходимости незачем, пусть сначала убьет хотя бы одного орка Майрона. Коротышки придут в себя, наверное, когда оправятся от увиденного, если хищники или орки не найдут их раньше. Это совершенно не важно, он и так уделил им слишком много внимания.
<center>***</center>
— Уводи воинов в Минас Тирит, Фарамир! Или одобрение отца тебе дороже всего вашего жалкого народа, болван?
Ты все равно его не дождешься, никогда.
Последнюю фразу он бы выплюнул в лицо «брату» с особым удовольствием, хотя странно и глупо, что какой-то адан столь сильно его раздражает. Именно поэтому. Они с Силмэриэль очень хорошо поняли и приняли друг друга… слишком хорошо, поделились болью и обидами нелюбимых детей. Гондорский витязь мог бы проявить больше силы духа, а не ныть, как с рождения лишенная родительской ласки девушка.
Сколь-нибудь всерьез беспокоиться, что Силмэриэль может предпочесть адана — верх глупости… Как же они глупы, если даже частично уподобиться смертному так опасно для ясности ума. Хотя устроенный Дэнетором перед походом пир — наместник захотел торжественно проводить сыновей за победами, особенно его — и закончился счастливее, чем можно было мечтать, весть о гибели Фарамира исключительно порадует.
Но перед этим пусть братец принесет как можно больше пользы, а не падет от шальной орочьей стрелы в давно проигранной битве за разрушенный город. Бывшая столица древнего королевства нуменорцев (в любых других обстоятельствах он бы охотно позлорадствовал) теперь напоминала развалины сгинувшей цивилизации — Майрон постарался на славу и был огорчительно близок к окончательной победе.
Они не совсем опоздали — атаку небольшого передового отряда Фарамиру с грехом пополам удалось отбить, понеся огорчительные потери — неБоромир поморщился, как от разом занывших старых ран. Что его искренне расстроят беспорядочно валяющиеся в обломках вперемешку с орками мертвые аданы, еще недавно показалось бы самым немыслимым и диким из возможных порождений воспаленного разума.
И оставшиеся в живых гондорцы во главе с несчастным обделенным сыночком твердо намерены стоять до своего скорого и бессмысленного конца… болваны. НеБоромир перевел взгляд с почерневшего от подошедших отрядов Мордора дальнего берега Андуина на собственных не решающихся лишний раз вздохнуть воинов. Больше всего им хотелось испуганно шарахнуться от разозленного командира, но на этот раз аданы проявили нежданное мужество.
— В Минас Тирит, быстро!
Пока дохлые рабы Майрона не прилетели хватать вас сверху, когтистыми лапами драконоподобных тварей!
И его по-настоящему волнует, доберутся ли смертные без потерь до крепости! Бросив обеспокоенный взгляд на пока еще безмятежно чистое небо — лишь смутные тени птиц проглядывались под облаками — неБоромир впервые за долгие недели попытался дотянуться осанвэ до Силмэриэль. Перед общением с братцем безнадежно испорченное настроение отчаянно хотелось улучшить, получив наконец хоть немного радости.
Или тревоги. Нежное, успокаивающее прикосновение ее сознания оказалось совсем слабым и мимолетным, и почти сразу пропало окончательно — ни малейшего следа ее мыслей больше не чувствовалось. Глупости, так он окончательно уподобится аданам, и пойдет искать поддержки у «брата» — Минас Тирит далеко, он по прежнему опасается выдать себя назгулам — присутствие подвластных Майрону живых мертвецов ощущается гораздо явственнее, чем ее. И способности Силмэриэль стали слабее… жаль, что это так повлияло на нее, но все будет хорошо, уже совсем скоро. Когда он вернется в Минас Тирит, с ней точно ничего не случится. Осталось совсем чуть-чуть — спасти братишку от самого себя, давно не приходилось делать ничего настолько отвратительного.
— Не желаю ничего слушать, Фарамир, — подчеркнуто спокойно выдохнул неБоромир в лицо младшему брату, подойдя почти вплотную — осанвэ избавило от ненужных вступлений и объяснений. — Прикажи своим воинам отступать в Минас Тирит.
Или я убью тебя, чтобы не тратить время. Лучше потерять одного, чем многих… а Дэнетор ничего не заметит.
— Это безумие, а не доблесть. И Дэнетор даже не понял, что его старшего сына больше нет, — спокойно продолжил майа, — в отличие от тебя. Спасти Минас Тирит могу лишь я… с твоей помощью.
Может быть.
Выговорить последние слова оказалось невероятно трудно, просто невыносимо… только ради нее, больше ничто в этом мире того не стоит — даже удовольствие столкнуть Майрона с трона Черного Властелина, наверное, все-таки нет. НеБоромир отступил на шаг в сторону, с явным удовольствием отстранившись от «брата» и глубоко вздохнул, стараясь успокоиться и не поддаться искушению проткнуть его мечом — за все сразу.
— Да, я понял это, — неожиданно не потерял присутствия духа Фарамир. Братья словно вели ничего не значащий разговор, поднимая боевой дух войска расслабленной безмятежностью. — Но чего ты хочешь от нас?
Светло-серые глаза родного сына Дэнетора почти без страха попытались поймать переполненный выплескивающейся через край Тьмой взгляд.
— Того же, чего и ты, — с не вызывающей сомнений искренностью произнес тот, кому нельзя верить… воплотившийся в теле Боромира бывший (или нет) приспешник зла, почему-то Фарамир совершенно точно это знал. — И твой брат погиб исключительно по своей собственной вине. Потому что желал не подвластное и не предназначенное смертному… слишком страстно и безумно.
— Да, — глухо ответил Фарамир, отворачиваясь, — я…
— Веришь мне? — со вновь поднявшимся, точнее, оно и не проходило, раздражением, перебил майа. — По коням, быстро! Скачите вперед!
Леденящий кровь вой завибрировал на нестерпимо высокой ноте, заложив уши, черная тень пронеслась, заставив инстинктивно пригнуться, пугающе низко, зацепив длинным хвостом полуразрушенную башню.
— А ты? — Фарамир первым из смертных пришел в себя и даже поднял не опасный для летающих тварей лук — пущенная стрела беспомощно отскочила от бронированной ослепительно-черной чешуи на груди.
— Я разберусь с ними. — Майа лишь скривился от воя назгулов, словно выпил прокисшего вина — заполнившая сузившиеся глаза Тьма загорелась огненными всполохами.
Только трое… к счастью.
Похожие на драконов существа, в отличие от всадников, неприязни не вызывали, даже что-то похожее на симпатию. Не сумевшая пронзить чешуйчатую грудь стрела Фарамира непонятно почему порадовала, а взгляд ярко-желтых глаз с узкими вертикальными зрачками хотелось поймать и удержать, подчиняя себя.
— Путешествие пошло тебе на пользу, девочка, я давно говорил! Ты похорошела без Сарумана, и… — сердечно улыбнулся незаметно возникший на пороге маг, раскрывая объятия. Сомнительный комплимент он все же себе не позволил, лишь с вполне целомудренным одобрением скользнув взглядом по ставшей заметно больше груди в глубоком вырезе черно-синего атласного платья. — Позволишь мне войти?
— Конечно, Гэндальф! — пробормотала Силмэриэль, прижимаясь к нему, и зажмурилась от удовольствия, когда волшебник отечески-нежно погладил ее по убранным в тяжелую, переплетенную тонкими золотыми нитями косу волосам.
Недоступная в Изенгарде красота радовала ее лишь в самые первые дни, и гораздо меньше долгожданных дружеских объятий. Глупо было сомневаться — светлый маг добр к ней и как и прежде принесет умиротворение и покой в смятенную душу.
— Благодарю, — маг с видимым удовольствием отпил из кубка, на мгновение прикрыв глаза. Она не успела предложить ему вина, как Гэндальф охотно принял мысленное приглашение, дружески бесцеремонно войдя в сознание. — Прости… я давно привык не тратить время на лишнее и ненужное. Когда его все меньше, совсем на исходе.
— Что… что случилось, Гэндальф?
Силмэриэль опасливо взглянула на по-прежнему обманчиво мирную долину, ожидая увидеть идущие на штурм вражеские легионы. Если призванный поддержать и успокоить ее мудростью прожитых веков и выигранных битв маг столь очевидно встревожен и ждет помощи от нее… у Средиземья уже не осталось надежды.
— Этот мир почти обречен на всевластие Тьмы, Силмэриэль… но ты можешь помочь, пока еще не поздно. Если оставишь Минас Тирит и последуешь за мной.
— Последую за тобой… — без всякого выражения повторила Силмэриэль, поедая светлого волшебника взглядом до предела широко распахнувшихся глаз. Противоречивые мысли и чувства смешались, не давая произнести ничего связного.
Нежданное предложение вызвало странную, неправильную радость — побег из Минас-Тирита, ставшего для неё темницей, часто виделся в смутных предутренних снах. Сбежать хотелось не одной, разумеется, но… Мудрый светлый маг, не единожды спасший ее и позволивший заглянуть в полный любви и добра мир, не может желать зла, и ошибаться.
— Но мой… — Силмэриэль запнулась и чуть покраснела, подбирая слова.
— Твой жених просил тебя не покидать Минас Тирит? — мягко закончил за неё маг, опуская на поднос опустевший кубок. — Он слишком беспокоится за тебя, считает всего лишь слабой девочкой, нуждающейся в защите. Я знаю, что это не так, в тебе есть сила и смелость… и Свет. Но так ли это, и чего ты на самом деле желаешь — решать тебе.
— И я же вернусь сюда, к нему… да, Гэндальф? — желая придать себе решимости, маг не мог провидеть все, прошептала Силмэриэль.
— Конечно, девочка, — Гэндальф глубоко вздохнул, излишне крепко сжав ее плечо, — и ты наконец узнаешь правду… о своём отце.
Глава 23
— О моем отце? — Силмэриэль судорожно схватилась за рукав Гэндальфа, ощутив почти незнакомую (терять сознание — удел смертных дев) слабость в коленях.
Маг решил вывалить на нее все сюрпризы сразу, погребя под завалами без шанса на спасение? Или все только начинается? Томительное нехорошее предчувствие шевельнулось в груди, охладив загоревшееся предвкушением перемен и победы (разве может быть иначе?) сердце.
— Ты знаешь кто он… скажи мне сейчас!
Этот вопрос стал не столь важен для неё, как ещё недавно, но маг растравил любопытство, и вызвал невольный холодок в груди многозначительным тоном. Окружающие со всех сторон загадки… (или загадка на самом деле одна?) омрачали украденное у судьбы счастье, как набегающие облака переменчиво-солнечный осенний день.
— Чуть позже, Силмэриэль, в свое время. Оно уже пришло… почти.
Гэндальф замолчал, тревожно прислушиваясь к чему-то, ощутимому лишь для него:
— Ты последуешь за мной?
— Д… — Силмэриэль замолчала, не договорив. Знакомое, томительно желанное прикосновение к сознанию, еле ощутимое и мимолетное, превратило настороженно чуждую гондорскую крепость в сказочный сад из детских грез. Она уже согласна была умереть… за возможность почувствовать его еще раз. — Гэндальф… я…
Силмэриэль до боли сжала ладони, во что бы то ни стало желая вновь поймать и продлить миг слияния мыслей и душ. Ей же не показалось от сводящего с ума страха и одиночества? Она очень хочет помочь другу и спасти живой мир от истребления, но… он уже скоро вновь обнимет ее, и… полчища Саурона не будут больше страшны никому здесь, и Гэндальфу не понадобится помощь.
— Твой жених еще далеко, Силмэриэль, и ему предстоит немало испытаний. Подожди… это поможет тебе успокоиться и обрести ясность ума.
Гэндальф на мгновение отвел глаза, еле заметно дрогнувшей рукой доставая из кармана непрозрачный флакончик густого черно-серого цвета. Эликсир? Силмэриэль до сих пор не замечала за ним особой любви к главному (после полуорков) увлечению Сарумана. Хотя любовный удался ему лучше, чем кому-либо еще в этом мире.
— Выпей, — ласково улыбающийся Гэндальф приобнял ее за плечи и, слегка надавив, усадил в мягкое кресло.
Все еще пытаясь вновь поймать осанвэ, Силмэриэль зачарованно следила за играющими на поверхности пузырьками — вино словно вскипело от неизвестного эликсира, чуть было не выплеснувшись на руку волшебнику.
Посеребренный край коснулся губ — Гэндальф решил напоить ее с рук, как ребенка… в детстве так никто никогда не делал, или она не помнит. Силмэриэль послушно зажмурилась, глотая ставшее почти безвкусным вино. Окажись оно невыносимо горьким — наслаждение согревающей и возвращающей в безмятежно-невинное состояние родительской заботой перебило бы неприятные ощущения.
<center>***</center>
«Или предоставить коротышек их судьбе? Им же хуже — все равно недалеко уйдут. Стоит ли марать меч в крови полуросликов, еще более жалких, чем люди — как мышь зарубить, или комара?» — НеБоромир брезгливо скривил губы, отводя взгляд от полных неприкрытого ужаса неестественно выпученных глаз хоббитов.
Сжимающая отразивший солнце ярким бликом гондорский клинок рука замерла в секундном колебании. И не на волос не дрогнула, мгновенно развернув острие в сторону предательски качнувшихся кустов на склоне.
— Господин! — запыхавшийся воин в черном плаще с гербом Гондора Белым древом на груди замер, почти не дыша, напуганный отнюдь не смертоносной сталью, а парализующей волю Тьмой во взгляде наследника трона наместников.
И прекрасно.
Грубо пролистывать теснящиеся в головах аданов мысли чуть менее неприятно, чем беседовать с ними. Торопиться на помощь брату удачно погибшего бывшего возлюбленного Силмэриэль никакого желания не было — Фарамир видел и понимал гораздо больше, чем нужно… и слишком нравился ей. Но у Гондора и так мало воинов, слишком мало.
— Пусть отступает в Минас Тирит, как можно скорее. Биться за Осгилиат бессмысленно, его не удержать.
Дотянуться осанвэ до Фарамира и, тем более, Силмэриэль, он ни разу не пробовал — воздержаться от последнего стоило неимоверных усилий. Но в кишащем шпионами Майрона Итилиэне выдавать себя раньше времени было слишком опасно, он тогда мог захотеть… лучше даже не облекать в слова, чего. С ней ничего не случится в ни разу не захваченной врагами Белой крепости под надзором Дэнетора и слуг, еще совсем недолго.
— Наместник Дэнетор…
Проклятье! Обезумевший от внушаемых Майроном видений в темной глубине Палантира, или жажды власти и почестей потомок жалкого рода вечно вторых все больше мешал… пытаться осуществить и без того почти невыполнимое. Теперь Наместник готов обречь на смерть бессильный перед надвигающимся несметным войском гарнизон Осгилиата, и своего единственного еще живого сына. Их гибель в рукопашной схватке будет до отвращения быстрой и бессмысленной.
Как смерть мелких хоббитов от его оскверненного столь недостойной жертвой меча. Он бы и не вспомнил о них более, если бы не дотронулся случайно до бьющихся в лихорадочной агонии страха мыслей. Они даже не сумели сбежать, пока он отвлекся, и мешали сосредоточиться, еще больше портя настроение.
— Вы убили их, не касаясь? — сдавлено прошептал побледневший воин, держась за шею, словно его душила невидимая безжалостная рука.
— Нет, — отрывисто бросил неБоромир, неохотно убирая меч в ножны. — Только показал кое-что занимательное. Приведи коней.
До объяснения он снизошел исключительно потому, что иначе адан упал бы навзничь рядом с хоббитами, возможно, даже замертво, а терять воина без необходимости незачем, пусть сначала убьет хотя бы одного орка Майрона. Коротышки придут в себя, наверное, когда оправятся от увиденного, если хищники или орки не найдут их раньше. Это совершенно не важно, он и так уделил им слишком много внимания.
<center>***</center>
— Уводи воинов в Минас Тирит, Фарамир! Или одобрение отца тебе дороже всего вашего жалкого народа, болван?
Ты все равно его не дождешься, никогда.
Последнюю фразу он бы выплюнул в лицо «брату» с особым удовольствием, хотя странно и глупо, что какой-то адан столь сильно его раздражает. Именно поэтому. Они с Силмэриэль очень хорошо поняли и приняли друг друга… слишком хорошо, поделились болью и обидами нелюбимых детей. Гондорский витязь мог бы проявить больше силы духа, а не ныть, как с рождения лишенная родительской ласки девушка.
Сколь-нибудь всерьез беспокоиться, что Силмэриэль может предпочесть адана — верх глупости… Как же они глупы, если даже частично уподобиться смертному так опасно для ясности ума. Хотя устроенный Дэнетором перед походом пир — наместник захотел торжественно проводить сыновей за победами, особенно его — и закончился счастливее, чем можно было мечтать, весть о гибели Фарамира исключительно порадует.
Но перед этим пусть братец принесет как можно больше пользы, а не падет от шальной орочьей стрелы в давно проигранной битве за разрушенный город. Бывшая столица древнего королевства нуменорцев (в любых других обстоятельствах он бы охотно позлорадствовал) теперь напоминала развалины сгинувшей цивилизации — Майрон постарался на славу и был огорчительно близок к окончательной победе.
Они не совсем опоздали — атаку небольшого передового отряда Фарамиру с грехом пополам удалось отбить, понеся огорчительные потери — неБоромир поморщился, как от разом занывших старых ран. Что его искренне расстроят беспорядочно валяющиеся в обломках вперемешку с орками мертвые аданы, еще недавно показалось бы самым немыслимым и диким из возможных порождений воспаленного разума.
И оставшиеся в живых гондорцы во главе с несчастным обделенным сыночком твердо намерены стоять до своего скорого и бессмысленного конца… болваны. НеБоромир перевел взгляд с почерневшего от подошедших отрядов Мордора дальнего берега Андуина на собственных не решающихся лишний раз вздохнуть воинов. Больше всего им хотелось испуганно шарахнуться от разозленного командира, но на этот раз аданы проявили нежданное мужество.
— В Минас Тирит, быстро!
Пока дохлые рабы Майрона не прилетели хватать вас сверху, когтистыми лапами драконоподобных тварей!
И его по-настоящему волнует, доберутся ли смертные без потерь до крепости! Бросив обеспокоенный взгляд на пока еще безмятежно чистое небо — лишь смутные тени птиц проглядывались под облаками — неБоромир впервые за долгие недели попытался дотянуться осанвэ до Силмэриэль. Перед общением с братцем безнадежно испорченное настроение отчаянно хотелось улучшить, получив наконец хоть немного радости.
Или тревоги. Нежное, успокаивающее прикосновение ее сознания оказалось совсем слабым и мимолетным, и почти сразу пропало окончательно — ни малейшего следа ее мыслей больше не чувствовалось. Глупости, так он окончательно уподобится аданам, и пойдет искать поддержки у «брата» — Минас Тирит далеко, он по прежнему опасается выдать себя назгулам — присутствие подвластных Майрону живых мертвецов ощущается гораздо явственнее, чем ее. И способности Силмэриэль стали слабее… жаль, что это так повлияло на нее, но все будет хорошо, уже совсем скоро. Когда он вернется в Минас Тирит, с ней точно ничего не случится. Осталось совсем чуть-чуть — спасти братишку от самого себя, давно не приходилось делать ничего настолько отвратительного.
— Не желаю ничего слушать, Фарамир, — подчеркнуто спокойно выдохнул неБоромир в лицо младшему брату, подойдя почти вплотную — осанвэ избавило от ненужных вступлений и объяснений. — Прикажи своим воинам отступать в Минас Тирит.
Или я убью тебя, чтобы не тратить время. Лучше потерять одного, чем многих… а Дэнетор ничего не заметит.
— Это безумие, а не доблесть. И Дэнетор даже не понял, что его старшего сына больше нет, — спокойно продолжил майа, — в отличие от тебя. Спасти Минас Тирит могу лишь я… с твоей помощью.
Может быть.
Выговорить последние слова оказалось невероятно трудно, просто невыносимо… только ради нее, больше ничто в этом мире того не стоит — даже удовольствие столкнуть Майрона с трона Черного Властелина, наверное, все-таки нет. НеБоромир отступил на шаг в сторону, с явным удовольствием отстранившись от «брата» и глубоко вздохнул, стараясь успокоиться и не поддаться искушению проткнуть его мечом — за все сразу.
— Да, я понял это, — неожиданно не потерял присутствия духа Фарамир. Братья словно вели ничего не значащий разговор, поднимая боевой дух войска расслабленной безмятежностью. — Но чего ты хочешь от нас?
Светло-серые глаза родного сына Дэнетора почти без страха попытались поймать переполненный выплескивающейся через край Тьмой взгляд.
— Того же, чего и ты, — с не вызывающей сомнений искренностью произнес тот, кому нельзя верить… воплотившийся в теле Боромира бывший (или нет) приспешник зла, почему-то Фарамир совершенно точно это знал. — И твой брат погиб исключительно по своей собственной вине. Потому что желал не подвластное и не предназначенное смертному… слишком страстно и безумно.
— Да, — глухо ответил Фарамир, отворачиваясь, — я…
— Веришь мне? — со вновь поднявшимся, точнее, оно и не проходило, раздражением, перебил майа. — По коням, быстро! Скачите вперед!
Леденящий кровь вой завибрировал на нестерпимо высокой ноте, заложив уши, черная тень пронеслась, заставив инстинктивно пригнуться, пугающе низко, зацепив длинным хвостом полуразрушенную башню.
— А ты? — Фарамир первым из смертных пришел в себя и даже поднял не опасный для летающих тварей лук — пущенная стрела беспомощно отскочила от бронированной ослепительно-черной чешуи на груди.
— Я разберусь с ними. — Майа лишь скривился от воя назгулов, словно выпил прокисшего вина — заполнившая сузившиеся глаза Тьма загорелась огненными всполохами.
Только трое… к счастью.
Похожие на драконов существа, в отличие от всадников, неприязни не вызывали, даже что-то похожее на симпатию. Не сумевшая пронзить чешуйчатую грудь стрела Фарамира непонятно почему порадовала, а взгляд ярко-желтых глаз с узкими вертикальными зрачками хотелось поймать и удержать, подчиняя себя.