Сквозь веки пробивался неприятно яркий солнечный свет, обжигающий тревожно незнакомым сухим жаром — в Изенграде и даже Гондоре такого не было, поднятые не приносящим ни капли свежести ветром колючие песчинки царапали щеки.
— Харад — пустынный край, девочка. Здесь даже звезды светят иначе.
Харад? Словно залепленные вязким клеем веки легко открылись, мгновенно наполнившиеся слезами от безжалостно яркого света пустынного утра глаза болезненно защипало. Она уже успела привыкнуть к мысли, что не увидит более реальный мир, навек запутавшись в непонятно чем навеянных грезах.
Куда Гэндальф ее везёт и зачем? Она согласилась поехать с ним, кажется, но… ей хочется совсем не этого. Любимый, наверное, уже возвратился, а она не встретила его в Минас Тирите, как обещала, а так мучительно и огорчительно далеко. И ничем не сможет помочь магу… у неё совсем нет сил почему-то, в горле пересохло и кружится голова.
— Он не твой любимый, Силмэриэль, не зови его так.
— А… а кто? — растеряно переспросила Силмэриэль, прижимая ладонь ко лбу. Она могла неправильно понять или не расслышать огорчительно странные слова. И кто это… фигура женщины, кажется, расплывалась перед глазами, усиливая головную боль. Рука до дрожи неприятно ныла, рассмотреть замотанный белой тканью палец, или то, что он него осталось, удалось с трудом. Ее сон про обернувшуюся кровожадным хищником белку был реальностью, или она и сейчас все ещё спит?
— Ты не должна более носить его, Силмэриэль. — Она узнала голос женщины из прежних реальных снов, подаривших ей чёрную книгу, и… и его. Почему прекрасная колдунья хочет отнять свой же дар?
Не заданный вопрос замер на губах, и даже нестерпимое желание попросить воды отступило.
— Что это? — потрясённо прошептала Силмэриэль, не отрывая взгляда от наполненного темным величием и пугающей силой сооружения… храма неизвестного жестокого божества. Гладкий, безупречно отполированный чёрный камень и похожие на сказочных драконов и змей фигуры, венчающие колонны у входа, не были похожи ни на что ранее виденное.
Окружающая затерянный в пустыне городок крепостная стена из грубо отесанного серого камня, узкие пыльные улочки, кривые пальмы с пожелтевшими от зноя листьями и чахлые колючие кустарники почти не привлекли внимания, промелькнув по краю не окончательно исцелившегося сознания.
Гэндальф молча поддержал ее, помогая слезть с лошади, земля тошнотворно покачивалась, норовя уйти из-под ослабевших ног. Силмэриэль судорожно вцепилась в руку проигнорировавшего ее вопрос волшебника, стараясь восстановить дыхание.
— Это плохое место, Силмэриэль, — нарушила молчание эльфийка, не торопясь открывать своё лицо. — Здесь приносили кровавые жертвы, многие тысячелетия. И до сих пор приносят, посмотри.
— Нет… — чувствуя катастрофически подступающую к горлу тошноту от отвратительно-страшного зрелища, Силмэриэль схватилась за Гэндальфа уже двумя руками, изо всех сил стараясь закрыть сознание. — Не надо, пожалуйста.
Зачем они привезли ее сюда и показывают это, она не…
— Это храм твоего отца, Силмэриэль, — продолжила женщина, подойдя вплотную и наклоняясь к ее лицу. — Мелькора, — неестественно сладким тоном пояснила она, заглядывая в до предела расширившиеся от испуга и изумления глаза. — Или Моргота. — уже без всякого выражения добавила эльфийка, отходя на шаг назад и наконец откинула капюшон.
Чистые голубые глаза почти равнодушно, лишь с мимолетно промелькнувшей в глубине искрой злорадства, смотрели на упавшую к ногам не успевшего поддержать ее мага девушку.
Глава 26
— Орки! Господин, там!
Кто? Поразительно бесстрашный (глупые они все одинаково) адан отчаянно пытался привлечь его внимание, вопя во все горло и размахивая руками. Знакомые слова не складывались ни во что понятное, достигая не желающего отвлекаться на ерунду сознания как раздражающе бессмысленный набор звуков. Она не успела далеко уехать… а даже если и смогла, Средиземье не так уж и велико для закрывающей половину Фонтанной площади размахом крыльев твари.
Орки?
Сфокусировать невидящий взгляд стоило неимоверных усилий, и нескольких драгоценных минут. Покрывшая выжженную южным солнцем Пеленорскую равнину движущаяся черная масса могла означать лишь одно. Они успели поразительно и огорчительно быстро, или он потерял ощущение времени?
Проклятый Майрон! До боли знакомый и отвратительно царапающий слух вой живых мертвецов — их осталось слишком много, увы — огласил площадь, наверное, уже давно, он не сразу услышал, ввергая так и не пришедших в себя аданов в бездонную пучину животного ужаса. Как же он их ненавидит, всех, о Э… что даже готов похвалить создателя Арды, не понимая смысла сказанного. Просто уже все равно… все не важно. У светлых друзей Силмэриэль было более чем достаточно времени, чтобы заставить ее ненавидеть его. Постараться… но она же не может… Ему придется задержаться, улететь, оставив Майрону легкую победу, так невыносимо обидно, и неправильно.
Или жалкие аданы не продержатся и часа, столица некогда гордого королевства людей неизбежно падет, бессчетное воинство Саурона сметающей все дорогое человеческому сердцу волной покатится дальше, и в мире уже не останется места для скачущих в кронах дубов белок — если не покончить с бывшим помощником сейчас.
Он пока недостаточно силен, чтобы уничтожить его Прелесть, и не уверен, что решит проблему, надев чужое колечко. Он не будет подвластен Майрону, верни рыжий майа кольцо на более не прекрасную длань, но и средоточие силы властелина Мордора не даст ему ничего. Любой дар неизбежно несет в себе и проклятие.
Черные тени закрыли светлеющее небо, скользя тенями грозовых туч по застывшим в бессмысленном величии статуям. И не желали подчиниться ему также быстро и легко, как еще недавно — несущие на себе назгулов твари лишь слегка поднялись вверх, раздраженно шипя и хлопая крыльями. Из-за нехватки до предела растраченных на превращение спокойных вод Андуина в смертоносный штормовой вал сил — оно того не стоило, и заставило необратимо опоздать — или магия бывшего Ангмарского короля и Майрона надежно удерживала крылатых тварей во власти Мордора?
Подбегать близко к краю стены было отвратительно по-человечески глупо — он сам не понял, как это случилось — неизбежно кончающийся гибелью хрупкого человеческого тела полет вниз, вслед за злополучной служанкой стал бы самым обидным и бессмысленным финалом. Удержав равновесие взмахом руки, Мелькор скривился от наконец дошедших до сознания криков собственных воинов, отвратительных не меньше воя назгулов. Зрачки изумленно расширились, как у аданов, прежде чем заполниться питающей силы Тьмой — воинство Майрона покрывало равнину насколько хватало взгляда, колышущимся морем сплошной беспросветной черноты. Аданам придется сдерживать их, сколько смогут, пока он не отправит кольценосцев туда, откуда не возвращаются… или они его.
Все на стену, быстро! К катапультам!
Этого так… явно и огорчительно мало. Проклятье! Для Майрона ничего не значат… почти любые потери. Повинующаяся призрачному всаднику летающая тварь сумела захватить смертоносно острыми когтями сбросивших каменный обломок на наступающее войско смельчаков, прежде чем ему удалось сбить ее с курса, заставив соудариться со стеной и почти упасть вниз… накатившая слабость мгновенно отдалась застившей взгляд темнотой и противной дрожью в коленях.
— Господин… меня просили передать вам это… простите! — встрепанный запыхавшийся мальчишка боялся его намного меньше некоторых гондорских витязей, раз осмелился обратиться.
Ну чего еще? Ладонь неосознанно потянулась к рукояти отвратительного человеческого меча… другого нет и не будет, увы, если только… То, что маленький адан не так труслив, как взрослые и помог решить проблему… может быть, достаточный повод оставить его в живых.
— Кто? — Обнаглевшие и набравшиеся сил назгулы перестали быть лишь закрывающими солнце и пугающими глупых аданов тенями, поднятый взмахом чуть было не задевших его крыльев порыв ветра сбил маленького пажа с ног, похожая на змеиную хищная морда замерла с открытой пастью… — Осторожно!
Шея летающей твари приятно хрустнула под ударом гондорского меча, все же годного на что-то, обезглавленная туша тяжело завалилась на бок, придавив сжимающего моргульский клинок всадника. Затянутая в черную перчатку давно истлевшая рука провалилась под сапогом, как гнилая плоть, с противным хлюпающим звуком, уколов разошедшимися по всему телу ледяными иглами и разжалась, отпустив мерцающий зеленым меч. Лишившийся оружия и «коня» всадник сжался в сгусток ускользающей от взгляда тьмы, отползая в тень.
Рукоять обожгла не мертвяще-невыносимым холодом, а лишь достаточно терпимой колющей болью, отравленный смертельным для аданов и мучительно болезненным для него черным чародейством клинок послушно лег в руку, не обращаясь в прах. Может, хватит уже орать? Бестолково задержавшиеся на площади воины испугались назгульского меча в его руке больше самих назгулов.
— Боро… О!
— Ты даже забыл, что я не Боромир, настолько плох? Иди отсюда!
Только еле держащегося на ногах братца не хватало, лишний корм для крылатых тварей, единственное — хотя бы не боится, как остальные болваны.
— Я могу… — Фарамир обижено поджал губы, прочитав неосознанно переданную мысль. — Что это?
Братишка явно имел в виду мерцающий гнилостно-зеленым назгульский меч или подлетевшую к краю стены тварь с особенно мерзко воющим всадником в шипастом стальном шлеме поверх капюшона, но взгляд невольно упал на шкатулку, почти не чувствовавшуюся в руке в горячке боя. Крышка отскочила сама собой, повинуясь взгляду… проклятый король чародей заставил его увидеть это, подглядев затаенный в душе страх?
Но он не представлял себе… и никогда бы не представил, что они сделают такое с ней, что угодно, только не это. Покрытый черной коркой запекшейся крови отрезанный палец, еще недавно мучительно нежно скользивший по его щеке, и касавшийся рыжих шкурок нелепых мелких творений Эру… когда был в два раза короче. Он бы узнал его и без проклятого кольца, которое сам надел ей той ночью на вершине Ортханка. Они сделали ей больно, чтобы вернуть его ему, очень больно… зачем?
Охотничий нож эльфийской работы с украшенной орнаментом из переплетенных листьев и блеснувшим на солнце самоцветом рукоятью опустился на доверчиво раскрытую руку с хрустом, заставившим замереть сердце, заливая кровью полированную поверхность столика. Безымянный палец обожгло сводящейся с ума мучительно острой болью, самой невыносимой из всех, что ему довелось испытать.
Чем они лучше него, и Майрона, если делают такое? Его дочь не совершила ничего, достойного наказания, и всегда тянулась… к их проклятому и обманчиво лицемерному свету и благодати. И непременно попросила бы его не делать им ничего плохого, как уже было с Саруманом.
Тело машинально отреагировало на тошнотворно опасное ощущение пустоты под ногами, удержав равновесие, до боли стиснувшие шкатулку пальцы бессильно разжались.
Что вы хотите от меня, чтобы больше ее не трогать?
— Боро… ты что? Осторожно!
Черный туман перед глазами развеялся в последний момент, почти коснувшийся груди братца моргульский клинок остановился на волосок от цели.
— Прости, что помешал тебе полетать со стены, — Фарамир почти не изменился в лице, лишь слегка побледнел и отступил на шаг, — может, лучше убьешь его?
Названный братец прав, хотя ему и наплевать на проклятых аданов и их крепость, тем более сейчас. Получивший от Майрона отвратительную вечную жизнь по ту сторону тлена бывший ангмарский король и пять оставшихся кольценосцев не дадут покинуть осажденный город просто так.
<center>***</center>
— Что ты делаешь, Галадриэль! Ты же пообещала не вредить ей, если я…
Маг в белом плаще возник в проеме открывшейся двери храма словно из ниоткуда, с неожиданной для почтенного старца быстротой сбежал по крутым ступеням из черного мрамора и столь же по-юношески легко присел, наклоняясь над упавшей в обморок девушкой.
— А ты уже подготовился к новой жизни, Саруман, — скривила губы Галадриэль, с нескрываемой иронией рассматривая не тронутые сединой черные волосы и более не изборожденное глубокими морщинами лицо бывшего истари. — Не рановато ли? — эльфийка словно невзначай коснулась Силмэриэль носком сапога, — ничего с ней не случилось. Ты получишь даже больше, чем хотел… может быть.
— Что? — Волшебник поднял недоумевающий взгляд на Галадриэль, скользя рукой вдоль тела приемной дочери и раздосадованно нахмурился.
— Не рад подарку? — Почти такая же искренняя и теплая, как в мирные времена в Лотлориэне, улыбка осветила лицо Владычицы. — Какая жалость.
— А это что… зачем? — Длинные тонкие пальцы мага, украшенные единственным собственноручно выкованным кольцом, дрогнули, коснувшись искалеченного пальца, а лицо исказилось болезненной гримасой. — Она не…
Не виновата в грехах своего отца. Попробуй сделать больно ему самому, Артанис, а не отыгрывайся на слабых.
Но он почти ничего не может с этим поделать. Пока. Помешать Артанис разрушить этот мир, чтобы Эру создал новый… постараться (никто не знает, какой, и будет ли там место для любого из них, и не лжет ли древнее пророчество) можно только так, держась к ней как можно ближе. Отказавшись, он бы до сих пор сидел в затопленном Изенгарде (проклятые энты, они еще об этом пожалеют, когда будут гореть в его заново отстроенных печах), не имея возможности сделать вообще ничего. А сейчас прекрасная Владычица Лотлориэна в очередной раз поспешила списать его со счетов, эта ошибка стоила победы многим гораздо более могущественным, чем зазнавшаяся ученица Мелиан.
Галадриэль заигралась в вершительницу судеб Арды… или борьба против Тьмы ее же оружием превратила ее в нечто еще более страшное. Помочь ей отправить назад в Пустоту настоящего отца Силмэриэль он очень даже не против, там ему самое место на веки вечные, но желать разрушения мира в здравом уме нельзя, он лучше смирится с владычеством Моргота. Но только в самом крайнем случае, как с чуть меньшим из двух зол.
— Ты принес, что обещал, Саруман… Курумо? — Не дожидаясь ненужного ей ответа, вновь ставшая серьезной Галадриэль протянула руку, требовательно и нетерпеливо подергивая пальцами. Лишь еле заметная тень насмешки осталась на дне чистых, как море Запада, голубых глаз.
— Да, подожди… — маг махнул рукой, неприязненно хмурясь и осторожно поднял Силмэриэль, постаравшись удобнее устроить ее голову на своем плече. Девушка слабо застонала, чуть наморщив нос, когда поднявшееся над конической позолоченной вершиной храма солнца осветило ее лицо, подчеркнув откровенно нездоровую синеватую бледность. — Ей нужно выпить воды, или вина… и мне тоже.
Саруман уверенно, как ещё недавно поднимался по лестнице Ортханка, только с несвойственной ему прежде легкостью преодолел ступени крыльца храма и вошел в дверь, предупредительно распахнутую низко поклонившимся мальчиком в черном одеянии служителя. Скептически поджавшая губы Владычица и погрузившийся в глубокие и, судя по ставшим резче складкам между бровей, тяжелые раздумья Гэндальф последовали за ним.
— Тебе отлично удалось войти в доверие адептов темного культа, и на удивление быстро. Ты просто создан для этой роли, Курумо. — Эльфийка поставила опустевший кубок на стол, брезгливо поморщившись.
