— Она отдаст флакон с водой, не волнуйтесь. Чтобы получить взамен жизненно необходимое, от меня.
Саладин поспешил вмешаться и замолчал на самом непонятном месте. Словно вдруг напрягся или смутился. Раньше за боссом такого не водилось, но задавать неудобные вопросы никто не стал. Не пришли в голову, когда весь мир сжался до участка крепостной стены с распростертым в центре светового круга телом. Разорванные бурей Тхармы свинцово-черные тучи вернулись, сходясь в привычную пелену. Испачканную мутно-красным, как кровью, от незасыпающего вулкана и орочьих костров. И маленькой прозрачной склянки в руках ведьмы. Лилис подняла руку выше, заставив сердце испуганно сжаться. Дарующая жизнь влага сияла собственным мягким светом, отчего ведьма еле заметно морщилась и кривила губы.
— Зачем вам нужно было уничтожать книгу Легендариума, босс? Ту, что ведет в мир отца. Как это могло остановить дальнейшие изменения, и Стирателей?
Он спросил это у Саладина намного позже. В день гибели и спасения мамы было не до того, сначала, а потом сбившая всех с ног, лишив зрения и слуха, плотная волна все изменила. Они просто… оказались вместе с мамой и сестренкой, словно так было всегда. Почти идеальной счастливой семьей, только их любимая мама не совсем здорова. После войны, погубившей многое и многих, отчего же еще. И он иногда вспоминал, что что-то забыл. Чтобы забыть снова. Текну… и подробности их с отцом встречи.
— Никак. Я слабо верил, что поможет. Но вернуть твоего отца в закрытый мир Арды должно было, и вернуло. Хоть что-то хорошее.
И лишить чего-то очень дорогого. Последнее босс не добавил вслух, разумеется, и мысли свои скрывал надежнее всех магических хранилищ. Но он угадал и знает, что не ошибся. И не сморозил лишнего? Рассказать Миели правду и обойти острые углы чертовски трудно. Если она вся из них состоит. Но насчет их наставника сестренка не заблуждалась никогда, и непонятно за что его обожала. Его мнение было очень важно для нее. Потому и бесилась, что босс все время норовил сказать гадость на тему «все бабы дуры» и на этом простом основании снизить оценку. Хотела во что бы то ни стало ему чего-то доказать, и доказала.
— Он так сильно не любил нашего отца? За…
Знает она, за что. Глупо было спрашивать. Ее муж делал хоть что-то не из-за Гриффин, или назло ей? Да, конечно, она просто опять наговаривает. Решила же этого не делать. И сегодня был отличный вечер, пусть они и не все обсудили. Но он же еще не закончился? Миели отхлебнула глоток коктейля, жмурясь от удовольствия. Почти один сок, и правильно. Ей много не надо, чтобы начала кружиться голова и тепло волнами расходиться по телу. Бездумно щекочущее, как выходящие тонкими струйками к поверхности пузырьки. И она наконец поела, впервые за долгое время, немного хрустящих тарталеток с икрой и салат. Музыка мягко убаюкивала, хотя раньше от нее хотелось танцевать до упаду, и она вот-вот готова была почувствать, как Мэлько и мама. Шепот тускло поблескивающих в полумраке листьев и голоса мелких живых созданий. Только пирожные с клубникой чуть все не испортили. Саладин принес ей тогда другие, с вишней, и положил в рот, один за другим. Но от нахлынувших воспоминаний сжалось горло и тонкое сладкое тесто стало на вкус как бумага. Ей только нужно выйти, ненадолго. Согнуться и посидеть на корточках, чтобы унять ноющую боль в животе. Попросить обезболивающую таблетку и наложить защитные чары на дверь туалета, чтобы туда никто не ломился.
***
Что это за место, и почему мы здесь?
Глупо, но он побаивается услышать ответ, как нерадивый студент номер билета. Вдруг попался совсем не тот, что он чудом знает? И иррационально хочет оттянуть момент, еще на минуту-другую. Плевать, что попытка засунуть голову в песок ничем не поможет. Надежда есть всегда — вдруг именно сейчас на препода упадет метеорит или сожрет стиратель. Это же не они накаркали? Надо было ставить всем одни пятерки. Хотя, раз он как-то странно жив и пытается шутить, могло быть и хуже. То есть нет, увидеть маму он очень…
Спасибо… все так, не извиняйся. Лучше бы ты не навещал меня здесь, сынок. Как же так?
А пришел, когда она была еще жива. Ненадолго, понимает она все, и всегда понимала. Только дал на себя посмотреть и обнять крепко-крепко, заглянуть в непонятно чьи (и не важно) глаза, у нее совсем другие. Посидеть поговорить, и узнать, что у ее любимого особенного сына все хорошо, и будет еще лучше. Он для этого рожден, для чего же еще. Чтобы стать выше и лучше всех. Для нее он всегда такой, но этого же мало. «Тебе не место с нами, и здесь тоже». Мама ласково, как в детстве, заглянула ему в глаза, без капли упрека и осуждения. Лучше бы поругала, как никогда не ругала в детстве. Было бы легче извиниться, и все легче.
Знает он, что она думает и хочет сказать. И что не хочет, тоже. Не прибегая ни к каким штучкам, даже не знает, работают ли они за гранью жизни. И незачем, нет в них надобности. Очень жаль, что так вышло, но некоторые вещи исправить невозможно. Многие. Доведись прожить второй раз, он вернулся бы за мамой, обязательно. И не попался на удочку Белладонны, едва улизнув от отца в толчею равнодушного города. Или кого-то из ее учениц, он так и не понял, что это было. Чтобы завлечь испуганного голодного пацана участием в голосе и вкусно пахнущими, как у мамы, пирожками на ужин, особых талантов не нужно. Или придется поддаться вновь, иначе он так и останется никем. Сложный вопрос. И в Гриффин не влюбился бы, зная, какая она и чем все закончится. Сейчас уже не хочется с ней ничего, почти… не хотелось, Миели зря ревновала. Так глупо и трогательно. Как и она сама. Миели жутко обидится, прочтя в его мыслях такую характеристику… и зачем? Он тоже был юным дурачком, пока не поумнел с годами, но стало ли в итоге лучше? И главное — кому. Она явно предпочла бы того его, они так мило смотрелись вместе, что он настоящий почувствовал себя лишним. И как-то даже… порадовался за них? На секунду. Оставалось только уйти и не мешать. Если бы так можно было.
Но не будет этого. Только в игрушках для молодежи всегда можно начать заново, перепройти уровень и сохраниться перед сомнительным шагом. Да, он в них играл, иногда, когда было больше нечем занять руки и голову. И нужно сохранить ее ясной, поэтому нажраться вискаря без защиты сознания не вариант. Но как же идеально. Он позволял себе утонуть в снах наяву гораздо реже, чем душа просила. И сравнение «жизнь — это вам не игра, бла-бла-бла» — кэпское, где его только не затаскали. Кстати, их с мамой очень выручил бы комп с играми, если все то, чем кажется. Не если. Других вариантов нет, и интриги тоже. Времени у них настолько много, что само его понятие теряет смысл, и с занятиями для рук и головы проблемы. Их души застряли где-то между, потому что не светлые и недостаточно темные. «Замуж поздно, сдохнуть рано», как в какой-то дурацкой песне поется. И почему-то еще, раз притянулись друг к другу. Неважно почему, но он счастлив, странно и не так, как по ту сторону. Словно текстуры и размытые грани проступают и у ощущений тоже. Но по-настоящему, впервые за невозможно много лет.
— Нет, ты можешь вернуться.
Куда? Мама тоже пробует шутить? Когда редко практикуешься — в их жизни было мало смешного, и в непонятном посмертии не до веселья, — получится такое себе. Или считает, что он снова маленький мальчик, верящий в сказки? Которого можно отвлечь, пообещав луну с неба, а там и сам все забудет. У детей короткая память. Хотя он хорошо помнит, что происходило в Облачной башне, каждый гребаный день. Слишком и непонятно зачем, забыл бы с удовольствием. Все, кроме полученных от Лилис знаний. Смерть должна была принести забвение, хоть какое-то, но почему-то нет. Проклятье. У него длинный список ненужного, и стервозная длинноносая ведьма с фиолетово-черными волосами на первом месте.
— Ты же хочешь пожить еще… и неужели правда впервые? Не был там счастлив никогда, и ни с кем?
Ну ок, мама — наверное, да. Саладин болезненно поморщился, жалея, что здесь нет выручавшего всю жизнь бухлишка. Или да, только нужно что-то придумать. Был он счастлив, особенно с Гриффин в юности. Пьян от невероятного, распирающего изнутри восторга, чистого и животно-бездумного. Только волшебный напиток оказался отравлен и с мерзким послевкусием.
Он не придумал, как это объяснить Миели, и чтобы обошлось без обид и истерик. Лучше вообще никак, почему бы ей просто не работать с тем, что есть? Не выясняя, что он чувствовал три тысячи лет назад и почему сейчас так не может. А прошлое не переписать, то есть в теории можно, но коллайдер ради этого он запускать не станет. И ей не позволит. Может, они как-нибудь и поговорят, если само собой получится, под настроение. Он даже знает, что поможет его создать, хотя спаивать молодую жену не лучшая идея. Помогло бы, пора привыкнуть, что он больше не там и не жив, и правильно выбирать глагольные формы. «Я все потратил на нее, тебе почти не осталось. Прости». И он тут не виноват, но «прости» скажет, если это немного утешит. Отлично. Как будто подглядел в сопливом романе для дурочек, а не сам высрал… придумал. Но чистая правда и лучше не скажешь. То есть хуже.
И им стало бы не до глупостей после рождения малышек. Жалко, что не удалось посмотреть на них, и не только посмотреть. Он бы с удовольствием занимался с детьми сам, давая их матери возможность сколько угодно отдыхать и развлекаться. Она все равно сделает все неправильно. Проклятые зубастые твари не могли немного подождать?
— Только у матери есть лучшая пища для новорожденных. И особенная любовь, зачем ее обижать?
Отбирая деток, это худшее наказание для матери. Есть женщины, у кого нет, конечно, но ее сын такую не выбрал бы. Мама… слишком много про него знает, и это хорошо. Что не надо мучиться, решаться и подбирать слова. Их мысли словно неотделимы друг от друга. И пытаться ставить барьер не хочется, зачем? Он бы не сказать, что выбрал Миели, да и она его… все как-то сложно и не стоит вдаваться в подробности. И насчет молока мама отстала от жизни. В аптеках и супермаркетах современного Магикса чего только нет. Но в остальном она права, да. Он думал забрать у Миели детей после родов, поначалу… она же все равно не была им рада. Дом бы оставил, конечно, и ветролет подарил, раз суперкар так ей нравится. В качестве компенсации. Его уже немного жаль, долго ждать такой же новый, но окей. Но почти сразу понял, что это плохая идея. Не то, чего ему хочется. Миели тоже… то, чего нужно оставить себе. Пусть она и достает его насчет Гриффин и прочего, и обидно не доверяет. Ерунда, главное — с ней тепло, как не было давно… никогда. Мама — это другое, ее приплетать незачем. Гриффин не была такой.
Сам все понял, незачем маме его учить жизни (как давно никто этого не делал, надо же, в последний раз тоже она была). И больше не актуально.
— Ты можешь снова жить, я же сказала. Если заберешь кое-что у меня. — Мама улыбнулась полустертой улыбкой, ласково и неуловимо грустно. Иногда она такая же, как было в жизни, и глаза, а в другой раз все так. Пугающе тускнеет и стирается. Он еще не привык, но все впереди, времени много. — Я сама отдам, с радостью.
Глава 102
— Ты можешь снова жить, я же сказала. Если кое-что заберешь у меня. Я сама отдам, с радостью.
Снова жить? Ему не послышалось? Сердце невольно забилось чаще, и по-настоящему, почти не отличить. А несуществующий воздух стал пьяняще вкусным и кружащим голову, словно опять… не то, не будем о «влюбился», и так тошно. Просто вдохнул… не важно, чего. Он таким не увлекался, попробовал особые курительные смеси и порошок гладиолуса разок-другой и все. А вернуться в реальный живой мир захотелось, надо было только немножко умереть, чтобы понять. Что пожить все равно хочется, глупо и иррационально. И непонятно, зачем. Не нужно понимать, у жизни нет цели, только путь. В нем еще это осталось, надо же, а был уверен, что нет. Нажился до тошноты. И все заебало. Не стоило при маме выражаться, да и не любитель он крепких словечек уже давно. Слишком много общался с Миели в последнее время.
Но оказывается нет, и хочет еще хлебнуть дерьма пожить. А не только вернуться к детям и кое-кому… к жене. Только к ней, остальное забыть, как страшный сон. И даже попробовать стать хорошим мужем, как Миели хочется и пишут в ее дурацких статьях интернет-психологи. Звучит, как ругательство, других подбирать не надо. Отправить бы их работать, чтобы пользу приносили — жаль, что в Магиксе давно не востребован тяжелый ручной труд. Говно идея, как она говорит (не насчет специалистов по отношениям, та как раз хорошая), но ладно. Неожиданности случаются, и не только такие, как взрыв коллайдера. Приятные тоже. Обсудили они как-то «здоровые семейные отношения», но разговор не задался. Он срезался на первом пункте, и поспешил уйти, сославшись на важные дела. Выпить пару рюмок, чтобы не раздражаться и не сказать лишнего, не было у него никаких дел. «В семейной жизни нужно советоваться и учитывать интересы друг друга?» Еще чего не хватало, он слишком привык сам решать, как поступить. И что Миели может ему посоветовать… умного. Она еще один ребенок в их семье, пока не повзрослеет — через тысячу лет. Последнее он вслух не сказал, хотя промолчать было трудно. С «ребенком» погорячился все-таки, Миели красивая взрослая девушка, и… Нет смысла сентименты разводить, не высказался тогда и хорошо.
Надо же. И кто недавно был не против закончить уже этот балаган, раз так получилось? Дать Стражу Времени себя сожрать, пусть подавится, и Лилис заодно, а он может быть переродится и пошлет всех нахуй начнет заново. Полностью, а не то же самое еще раз. Последнее все еще заманчиво кстати. Лучшее, что может с ним случиться. И не только с ним, начать с чистого листа особый вид удовольствия. Снова испытать все в первый раз, и восприятие живущего впервые и недолго.
Но стоп. Не может же быть все так просто, наверняка есть подвох. Он всегда есть, когда все складывается слишком хорошо. С самого начала конца. Именно так, а как еще назвать нынешнее состояние. Вместо того, чтобы банально перестать существовать — он рассчитывал на такой исход, и был где-то не против — странно повезло. Просто немыслимо. Жизнь продолжилась, только немного не так. Много, с привкусом тлена и сбоящих текстур, в несуществующем месте, но и ради такого бессмертия многие согласятся на все. Стоит придумать сравнение получше, это не показатель. Согласных на все найти легко, всегда было и будет. И им немного надо. Большинство идет на невыгодную сделку, не понимая этого. А смерть пугает всех, даже тех, кто по сути давно не живет. Заставляя инстинктивно трепыхаться, как обезглавленная курица, пытаясь выжить, и запоздало передумать.
А он опять рядом с мамой, словно вернулся к тому, от чего ушел. Не по-настоящему, но снова стать маленьким и перезапустить проект «просранная жизнь» смысла нет. То же самое и получится, если ничего не помнить. И с памятью придется все повторить, потому что нужно — это еще гаже. Одного раза хватило, спасибо. При первом прохождении хотя бы верил в лучшее, и был счастлив, какое-то время. А в посмертии старые рубцы затянулись и прошлые ошибки оказались нестрашными и разрешимыми.
