Моя неприязнь объяснялась просто: слишком уж он был похож на хиппи, который плюнул мне в лицо в аэропорту Далласа после возвращения из Вьетнама. Тогда я догнал подонка, хорошенько встряхнул его за шиворот и, глядя в наполненные ужасом глаза, процедил: «Знаешь, что я тебе скажу? Мне все равно!» С этим напутствием я пинком под зад отправил «миротворца» в свободный полет до ближайшей сточной канавы.
С Анри же мы обменялись несколькими ничего не значащими, холодными фразами и больше не разговаривали, хотя я часто видел его на асотее – окруженной парапетом плоской крыше.
Высокий бесцветный блондин по имени Барни Холлиуэлл, двоюродный брат плантатора, пытался сделать из меня записного алкоголика. Он предлагал мне крепкие вина после каждого завтрака, и я едва отделался от назойливого виночерпия, сказав, что чувствую себя не очень хорошо. Конечно, хорошее вино – это дар богов, но от продукции местной винокурни у меня скрутило живот, и я целый день провалялся в постели с книгой. Это был атлас Техаса издания тысяча восемьсот сорок девятого года.
О дочери плантатора нужно рассказать особо. Мне довелось с ней встретиться, как только я оправился от неудачной дегустации спиртного. Рано утром, едва рассвело, я поднялся на асотею с полевым биноклем и долго разглядывал пойму Леоны и белые стены форта Индж, как меня окликнул переливчатый, точно звон серебряного колокольчика, девичий голосок:
- Мистер Ральф?
Я обернулся и увидел стройную девушку с волнистыми, спадающими на плечи каштановыми волосами и нежным, юным лицом. Ни у англосаксов, ни у немцев не бывает таких тонких черт и я подумал, что она наверняка француженка. Может быть, только по матери или отцу. Но во мне она не вызвала никаких чувств: ее рафинированной, стерилизованной красоте не хватало жаркого пламени, а в синих глазах безжизненно блестел только лед.
Девушка покраснела и отступила на шаг назад:
- Вы всех так разглядываете?
- Нет, лишь самых-самых красавиц. Тех, которые прекрасны, как луна и стройны, как акация.
Звонкий смех девушки спугнул с парапета маленьких птичек.
- Посмотрите в бинокль вон на то дерево, мистер Ральф!
Я не увидел в корявых, переплетенных между собой стволах ничего необычного.
- И что?
- Это и есть акация. Вы сделали мне плохой комплимент.
- Простите, мисс… не знаю вашего имени…
- Мари-Луиза Морган. Вы ведь джентльмен, да?
Я вспомнил, что в викторианской Англии было всего три джентльменских профессии: врач, юрист и военный.
- Как все сложно-то, - вырвалось у меня. – Да, все так. Но вряд ли вы подловили меня здесь, чтобы узнать о моих занятиях или же просветить насчет местной флоры.
Мари-Луиза поднесла к глазам лорнет и внимательно оглядела прерию. Потом она словно решилась:
- Для вас я просто Мари. Вы сражались с мексиканцами, да?
Я помотал головой:
- Это была не та война. Мы дрались за колонию: помогали одним желтолицым азиатам защититься от других желтолицых азиатов. Но я не интересуюсь политикой – это не мое дело. Есть враг, его надо уничтожить, не раздумывая – вот и все. На призывном пункте висел плакат: рассматривайте службу в армии, как увлекательное приключение. Я примерно так и считал.
- Но ведь вас могли убить?
- Война вообще травмоопасное мероприятие. Но знаете, Мари, отношение к ней, впрочем, как и к охоте, зависит от того, с какой стороны ружья ты находишься. Когда на твоей стороне шестиствольные пулеметы и управляемые ракеты, а у противника – допотопные винтовки, война кажется легкой прогулкой. Увы, на деле оказалось не все так просто, и мы увязли во Вьетнаме на долгие годы. Впрочем, меня это уже не касается.
- Вот даже как? Вас отправили в отставку? За что?
В сообразительности девушке не откажешь. С другой стороны, вряд ли дочь владельца богатой плантации будет глупа как выжившая из ума анаконда.
- Не подумайте плохого. Меня уволили со всеми полагающимися привилегиями и даже наградили медалью. Но тыловые крысы всегда видят дальше и вернее, чем те, кто на передовой.
- Чем они объяснили свое решение?
- Сказали, что вышел срок и предложили работу в штабе. А я хотел сражаться… для чего мне перебирать бумажки? Я метался из стороны в сторону – то к морпехам, то к летчикам. Между делом прошел курс обучения на легком штурмовике – после вертолета это несложно. Но все напрасно. Пришел приказ о моей окончательной демобилизации.
Мари взглянула на меня, как на тяжелобольного:
- Скажите, мистер Ральф. Вы боитесь смерти?
- Я к ней привык.
- Может, поэтому вас и уволили?
Я не успел ответить – дважды прозвенел колокол и на асотею поднялся черный, будто обсыпанный углем, негр. Его кожа лоснилась под утренними лучами солнца.
- Завтрак готов. Спускайтесь в гостиную. Масса Морган ждет вас.
На этом наш разговор закончился. Но, почему-то у меня из головы не выходил ее вопрос. В самом деле, боюсь ли я смерти?
Больше всего времени я проводил у вертолета, а когда мне становилось скучно, шел на плантацию к надсмотрщику за рабами мистеру Джошу Сансому. Коренастый, широкоплечий, бронзовый от загара, он вставал вместе с неграми, садился на лошадь и, щелкая многохвостой плетью, гнал галдящую ораву на работу. Возвращался Сансом вместе с ними на закате. К тому времени я давно знал, что бывшая мексиканская плантация называется Эль-Фароль, что на нормальный английский язык переводится как «фонарь».
- Эй, флайбой! – крикнул мне Сансом вечером в воскресенье, когда я, открыв капот, проверял работу масляного насоса. – Хватит трудиться! Даже черномазые на отдыхе!
Я поднял указательный палец, показывая ему жестом, чтобы он не мешал. Но как только я убедился, что с маслом все в порядке, закрыл капот и обернулся.
- Идем, дам тебе средство против желтого Джека! А то глядишь, сыграешь в ящик!
Желтым Джеком мистер Сансом называл желтую лихорадку; когда-то она выкашивала целые города не хуже чумы. Лишь много позже, уничтожив ее переносчиков – комаров и придумав вакцину, люди смогли избавиться от этой страшной напасти. Разумеется, мне сделали прививку перед командировкой во Вьетнам, но, боюсь, надсмотрщик вряд ли понял бы мои занудные объяснения. И я, словно провинившийся раб, покорно поплелся за ним.
Признаюсь честно, когда я вслед за Сансомом вошел в его домик, то слегка обалдел. Жилище надсмотрщика напоминало музей индейской культуры. По стенам были развешаны расписанные узорами луки и томагавки. Из угла скалился жуткой гримасой деревянный тотем. В коробке под стеклом темнел человеческий скальп, когда-то содранный с краснокожего.
Сансом раскурил сигару. Клубы едкого дыма поплыли по комнате.
- Что, нравится? Здесь немного от команчей, немного от семинолов. Сам собирал, когда с отрядом ходил в поход! У вождя до сих пор на меня зуб, хе-хе!
Я вдохнул ядовитых фимиамов, которые источала сигара Сансома, и чихнул. Надеюсь, оглушительно.
- Да ты, гляжу, простыл! Выпей-ка моей микстуры! – Сансом достал из шкафчика бутылку, плеснул в стакан янтарной жидкости и протянул мне. – Лучшего средства не бывает!
Я пригубил… В глотку будто влили расплавленное олово. Из глаз брызнули слезы. Я закашлялся, хватая ртом воздух. Сколько же градусов в этом вискаре? Шестьдесят, не меньше!
- Думал, ты крепче, флайбой! Значит, ты любитель грога! Одну минуту. – Сансом принес графин и разбавил напиток водой. Теперь его стало можно пить.
С полчаса мы мирно беседовали на ничего незначащие темы. Сансом жаловался на непростую службу надсмотрщика над черномазыми и говорил, что с ними нужен особый подход. Потом он перешел на мексиканцев, изрыгая в их адрес чудовищные проклятия и потрясая кулаками, а еще чуть позже его длинную речь прервал требовательный стук в дверь.
- Войдите! – крикнул Сансом.
На пороге стоял майор Рингвуд собственной персоной. Он прошел в комнату, сел на свободный стул и устремил на меня, наверное, самый проницательный взгляд, какой только смог изобразить.
- Я по твою душу, лейтенант. Пришел ответ на мой запрос в штаб в Сан-Антонио де Бехар. Тебя нет в списках. Выкладывай, кто ты и откуда.
- Что-то слишком быстро вы управились, сэр. Телеграф еще не изобрели, - я не удержался от шпильки.
- Пришлось отрядить нарочного. Так я слушаю, лейтенант!
Сказать, что я впал в ступор, значило ничего не сказать. Майор выглядел человеком, способным раскусить самую правдоподобную ложь. Но как он отреагирует на мои откровения?
- Боюсь, если я расскажу вам правду, вы отправите меня в ближайший сумасшедший дом.
- А если вы будете юлить, лейтенант, то я прикажу отконвоировать вас прямиком на гауптвахту, как возможного лазутчика.
- Интересно, чьего лазутчика? Индейского? – я вложил в эти слова весь свой сарказм.
- Мексиканского, - без улыбки ответил майор. – Ну?
Я посмотрел на Сансома.
- Мне выйти? – спросил тот.
- Обижаете, капрал, - улыбнулся Рингвуд. – Стоило тащить меня, истекающего кровью, десять миль, чтобы я выставил вас за дверь? Лейтенант, мы готовы!
Вот, значит, как? У них здесь, оказывается, боевое братство! И я, прихлебывая разбавленный виски, выложил им все, что знал, как на исповеди у священника. Рассказал о будущем, о Вьетнамской войне, о покупке вертолета, о задании коммандера Стивенса, гибели Макферсона и синтезаторе топлива. Во время моей длинной речи Рингвуд и Сансом то переглядывались между собой, то во все глаза пялились на меня, но ни разу не перебили.
- Похоже, у твоего Макферсона рыло в пушку! – сказал надсмотрщик, когда я закончил. Майор кивнул.
Они что, мне поверили?
- Если бы не твоя летающая машина, - сказал Рингвуд, - мы бы, конечно, упекли тебя за решетку. Но отрицать очевидное будет лишь идиот. Джош, ты как думаешь?
- Табличка «сделано в тысяча девятьсот пятьдесят четвертом году» говорит сама за себя, - Сансом налил себе виски и еще раз «промочил горло». – Поэтому-то майор и заинтересовался тобой. Наивный юноша. Тебя подставили, в этом нет никаких сомнений.
- Вы хотите работать следователем, Сансом? – поинтересовался я.
- По-моему, я говорил, что полторы сотни негров требуют особого подхода. Не все решается плеткой. Иногда приходится разбираться серьезно.
- Я когда-то читал, что надсмотрщик может карать и миловать. Вплоть до казни на месте.
Сансом покачал головой:
- Такие вещи решает только хозяин. К имуществу нужно относиться бережно. Зачем его портить?
- Действительно ни к чему, - я небрежно махнул рукой в знак согласия. – Что дальше?
Майор вперил в меня свой проницательный взгляд:
- То, что вы нам рассказали, лейтенант, не выйдет за эти стены. На всякий случай я распоряжусь, чтобы в форте вы всегда могли пообедать в офицерской столовой. И чтобы вам при необходимости предоставили койку в казарме. Вы свободны. А нам с Джошем нужно посекретничать.
- Спасибо, сэр. Мистер Сансом, у вас есть ломик?
Оба моих собеседника удивленно захлопали глазами.
- Мне надо кое-что открыть.
Сансом молча достал из кладовки лом и почти торжественно вручил его мне.
- Ничего! – сказал он. – Вот вернется сеньорита, она за тобой присмотрит!
- Какая еще сеньорита?
- Потом узнаешь. Всему свое время! – Сансом многозначительно поднял указательный палец.
Заинтригованный, я вышел из пристройки и направился к вертолету. Открыл дверь грузового отсека, зажег свет и задумался на несколько секунд, глядя на ящик, прочно принайтованный к полу. Может быть, в другое время я не стал бы пользоваться чужим имуществом, но от выпитого виски у меня отказали тормоза. Я поддел доску ломом, отодрал ее и достал новенькую, пахнущую металлом и лаком винтовку. Я подзабыл, как разбирается «Гаранд» и поэтому мне потребовалось довольно много времени, чтобы очистить механизм от консервационной смазки. Наконец я собрал оружие и щелкнул ударником.
Патроны лежали в коробках, уже упакованные в пачки по восемь штук. Я зарядил винтовку, выключил свет и пошел к особняку. Вот теперь пусть кто-нибудь ко мне сунется!
Пока я возился с ящиком, окончательно стемнело. На небе вспыхнула мерцающая россыпь звезд. Чтобы не блуждать в бесконечных коридорах, я решил зайти в дом через черный ход и пошел через сад. Акации, точно средневековые великаны, тянули ко мне узловатые руки. Вдруг я услышал чей-то шепот, потом под ногой треснула ветка. Я застыл, сжимая винтовку в руках. Палец лег на спусковой крючок. Пригляделся и между деревьев увидел две темные фигуры – одна хрупкая, нежная и тонкая, вторая – мужественная и высокая. Ничего себе – в саду кто-то устроил любовное гнездышко?
А девушка вдруг бросилась на грудь мужчине, обхватила его шею руками, беспомощно тычась лицом ему в плечо. До меня донесся всхлип не то отчаяния, не то горя.
Я осторожно, стараясь не хлопнуть дверью, прошел в гасиенду, в свою комнату и, не раздеваясь, рухнул на постель. Заснул я мгновенно. Как тогда, в гостинице аэропорта маленького городка Фрир.
Когда я проснулся, часы на стене показывали полдень. Голова распухла и превратилась в шар вдвое больше своих обычных размеров. А может, ее оторвал мой знакомый ягуар? Впрочем, скорее, он попросту заночевал у меня во рту. Естественно, постель пятнистая кошка использовала и как туалет. Увы, пить под старость лет я так и не научился.
С трудом продрав слипшиеся глаза, я кое-как доплелся до отхожего места на заднем дворе. На обратном пути мне попался слуга-негр.
- Эй, парень! – крикнул я. – Хочешь прогуляться по Ленокс-авеню?
Я намекал на знаменитую улицу Гарлема и знаменитый шлягер, но не сразу сообразил, что его автора – Ирвинга Берлина, пока не существует даже в проекте.
Негр остановился. И без того худое лицо вытянулось еще больше, белки глаз засверкали, как две полные луны.
- Я не понял, что вы сказали, масса Ральф. Вас не было к завтраку, и масса Морган приказал вас не будить. Бисквиты уже холодные.
- Старикан молодец – соображает. Слушай, друг. Принеси мне минералки, а?
- Может, Юпитер принесет массе Ральфу виски? Или пива?
Я прикрыл рот рукой:
- Ой, нет. Только минералку, приятель.
Негр скрылся за дверью. Я вернулся в комнату и несколько минут сидел, разглядывая свой вертолет в окно. Явился Юпитер и принес две бутылки, напоминающие старинные глиняные кувшины и чистый стакан.
- Это еще что за диво?
- Сельтерская, масса Ральф. Сам масса Морган послал вам в подарок. Открыть?
- Пожалуй. Скажи мне еще, Юпитер, кто тебя так назвал?
Губы негра растянулись в улыбке, обнажая блестящие зубы:
- Масса Морган дал мне имя. Но меня все зовут просто Юп.
Когда негр удалился, я налег на минералку. Первая бутылка опустела за несколько минут. Я еще наслаждался солоноватым вкусом и пузырьками газа, приятно пощипывающими язык, как в дверь постучали. Стук был не сильный, но уверенный. И это явно не слуга.
- Да! – крикнул я недовольным тоном.
В комнате появилась Мари.
- Добрый день, - вымолвил я, вспомнив, что не успел привести себя в порядок. – Вы находитесь в зоопарке имени Лопе де Вега и перед вами самый волосатый гиббон, какого только можно встретить во всей Америке. Чем обязан?
Мари покосилась на винтовку у кровати, села на стул и, не дав мне опомниться, грустно произнесла:
- Вы все шутите, Ральф. А мне не до смеха. Скажите, вы когда-нибудь любили?
От такого вопроса я закашлялся и залил сельтерской свои брюки. И только теперь заметил припухшие от слез веки Мари.
С Анри же мы обменялись несколькими ничего не значащими, холодными фразами и больше не разговаривали, хотя я часто видел его на асотее – окруженной парапетом плоской крыше.
Высокий бесцветный блондин по имени Барни Холлиуэлл, двоюродный брат плантатора, пытался сделать из меня записного алкоголика. Он предлагал мне крепкие вина после каждого завтрака, и я едва отделался от назойливого виночерпия, сказав, что чувствую себя не очень хорошо. Конечно, хорошее вино – это дар богов, но от продукции местной винокурни у меня скрутило живот, и я целый день провалялся в постели с книгой. Это был атлас Техаса издания тысяча восемьсот сорок девятого года.
О дочери плантатора нужно рассказать особо. Мне довелось с ней встретиться, как только я оправился от неудачной дегустации спиртного. Рано утром, едва рассвело, я поднялся на асотею с полевым биноклем и долго разглядывал пойму Леоны и белые стены форта Индж, как меня окликнул переливчатый, точно звон серебряного колокольчика, девичий голосок:
- Мистер Ральф?
Я обернулся и увидел стройную девушку с волнистыми, спадающими на плечи каштановыми волосами и нежным, юным лицом. Ни у англосаксов, ни у немцев не бывает таких тонких черт и я подумал, что она наверняка француженка. Может быть, только по матери или отцу. Но во мне она не вызвала никаких чувств: ее рафинированной, стерилизованной красоте не хватало жаркого пламени, а в синих глазах безжизненно блестел только лед.
Девушка покраснела и отступила на шаг назад:
- Вы всех так разглядываете?
- Нет, лишь самых-самых красавиц. Тех, которые прекрасны, как луна и стройны, как акация.
Звонкий смех девушки спугнул с парапета маленьких птичек.
- Посмотрите в бинокль вон на то дерево, мистер Ральф!
Я не увидел в корявых, переплетенных между собой стволах ничего необычного.
- И что?
- Это и есть акация. Вы сделали мне плохой комплимент.
- Простите, мисс… не знаю вашего имени…
- Мари-Луиза Морган. Вы ведь джентльмен, да?
Я вспомнил, что в викторианской Англии было всего три джентльменских профессии: врач, юрист и военный.
- Как все сложно-то, - вырвалось у меня. – Да, все так. Но вряд ли вы подловили меня здесь, чтобы узнать о моих занятиях или же просветить насчет местной флоры.
Мари-Луиза поднесла к глазам лорнет и внимательно оглядела прерию. Потом она словно решилась:
- Для вас я просто Мари. Вы сражались с мексиканцами, да?
Я помотал головой:
- Это была не та война. Мы дрались за колонию: помогали одним желтолицым азиатам защититься от других желтолицых азиатов. Но я не интересуюсь политикой – это не мое дело. Есть враг, его надо уничтожить, не раздумывая – вот и все. На призывном пункте висел плакат: рассматривайте службу в армии, как увлекательное приключение. Я примерно так и считал.
- Но ведь вас могли убить?
- Война вообще травмоопасное мероприятие. Но знаете, Мари, отношение к ней, впрочем, как и к охоте, зависит от того, с какой стороны ружья ты находишься. Когда на твоей стороне шестиствольные пулеметы и управляемые ракеты, а у противника – допотопные винтовки, война кажется легкой прогулкой. Увы, на деле оказалось не все так просто, и мы увязли во Вьетнаме на долгие годы. Впрочем, меня это уже не касается.
- Вот даже как? Вас отправили в отставку? За что?
В сообразительности девушке не откажешь. С другой стороны, вряд ли дочь владельца богатой плантации будет глупа как выжившая из ума анаконда.
- Не подумайте плохого. Меня уволили со всеми полагающимися привилегиями и даже наградили медалью. Но тыловые крысы всегда видят дальше и вернее, чем те, кто на передовой.
- Чем они объяснили свое решение?
- Сказали, что вышел срок и предложили работу в штабе. А я хотел сражаться… для чего мне перебирать бумажки? Я метался из стороны в сторону – то к морпехам, то к летчикам. Между делом прошел курс обучения на легком штурмовике – после вертолета это несложно. Но все напрасно. Пришел приказ о моей окончательной демобилизации.
Мари взглянула на меня, как на тяжелобольного:
- Скажите, мистер Ральф. Вы боитесь смерти?
- Я к ней привык.
- Может, поэтому вас и уволили?
Я не успел ответить – дважды прозвенел колокол и на асотею поднялся черный, будто обсыпанный углем, негр. Его кожа лоснилась под утренними лучами солнца.
- Завтрак готов. Спускайтесь в гостиную. Масса Морган ждет вас.
На этом наш разговор закончился. Но, почему-то у меня из головы не выходил ее вопрос. В самом деле, боюсь ли я смерти?
***
Больше всего времени я проводил у вертолета, а когда мне становилось скучно, шел на плантацию к надсмотрщику за рабами мистеру Джошу Сансому. Коренастый, широкоплечий, бронзовый от загара, он вставал вместе с неграми, садился на лошадь и, щелкая многохвостой плетью, гнал галдящую ораву на работу. Возвращался Сансом вместе с ними на закате. К тому времени я давно знал, что бывшая мексиканская плантация называется Эль-Фароль, что на нормальный английский язык переводится как «фонарь».
- Эй, флайбой! – крикнул мне Сансом вечером в воскресенье, когда я, открыв капот, проверял работу масляного насоса. – Хватит трудиться! Даже черномазые на отдыхе!
Я поднял указательный палец, показывая ему жестом, чтобы он не мешал. Но как только я убедился, что с маслом все в порядке, закрыл капот и обернулся.
- Идем, дам тебе средство против желтого Джека! А то глядишь, сыграешь в ящик!
Желтым Джеком мистер Сансом называл желтую лихорадку; когда-то она выкашивала целые города не хуже чумы. Лишь много позже, уничтожив ее переносчиков – комаров и придумав вакцину, люди смогли избавиться от этой страшной напасти. Разумеется, мне сделали прививку перед командировкой во Вьетнам, но, боюсь, надсмотрщик вряд ли понял бы мои занудные объяснения. И я, словно провинившийся раб, покорно поплелся за ним.
Признаюсь честно, когда я вслед за Сансомом вошел в его домик, то слегка обалдел. Жилище надсмотрщика напоминало музей индейской культуры. По стенам были развешаны расписанные узорами луки и томагавки. Из угла скалился жуткой гримасой деревянный тотем. В коробке под стеклом темнел человеческий скальп, когда-то содранный с краснокожего.
Сансом раскурил сигару. Клубы едкого дыма поплыли по комнате.
- Что, нравится? Здесь немного от команчей, немного от семинолов. Сам собирал, когда с отрядом ходил в поход! У вождя до сих пор на меня зуб, хе-хе!
Я вдохнул ядовитых фимиамов, которые источала сигара Сансома, и чихнул. Надеюсь, оглушительно.
- Да ты, гляжу, простыл! Выпей-ка моей микстуры! – Сансом достал из шкафчика бутылку, плеснул в стакан янтарной жидкости и протянул мне. – Лучшего средства не бывает!
Я пригубил… В глотку будто влили расплавленное олово. Из глаз брызнули слезы. Я закашлялся, хватая ртом воздух. Сколько же градусов в этом вискаре? Шестьдесят, не меньше!
- Думал, ты крепче, флайбой! Значит, ты любитель грога! Одну минуту. – Сансом принес графин и разбавил напиток водой. Теперь его стало можно пить.
С полчаса мы мирно беседовали на ничего незначащие темы. Сансом жаловался на непростую службу надсмотрщика над черномазыми и говорил, что с ними нужен особый подход. Потом он перешел на мексиканцев, изрыгая в их адрес чудовищные проклятия и потрясая кулаками, а еще чуть позже его длинную речь прервал требовательный стук в дверь.
- Войдите! – крикнул Сансом.
На пороге стоял майор Рингвуд собственной персоной. Он прошел в комнату, сел на свободный стул и устремил на меня, наверное, самый проницательный взгляд, какой только смог изобразить.
- Я по твою душу, лейтенант. Пришел ответ на мой запрос в штаб в Сан-Антонио де Бехар. Тебя нет в списках. Выкладывай, кто ты и откуда.
- Что-то слишком быстро вы управились, сэр. Телеграф еще не изобрели, - я не удержался от шпильки.
- Пришлось отрядить нарочного. Так я слушаю, лейтенант!
Сказать, что я впал в ступор, значило ничего не сказать. Майор выглядел человеком, способным раскусить самую правдоподобную ложь. Но как он отреагирует на мои откровения?
- Боюсь, если я расскажу вам правду, вы отправите меня в ближайший сумасшедший дом.
- А если вы будете юлить, лейтенант, то я прикажу отконвоировать вас прямиком на гауптвахту, как возможного лазутчика.
- Интересно, чьего лазутчика? Индейского? – я вложил в эти слова весь свой сарказм.
- Мексиканского, - без улыбки ответил майор. – Ну?
Я посмотрел на Сансома.
- Мне выйти? – спросил тот.
- Обижаете, капрал, - улыбнулся Рингвуд. – Стоило тащить меня, истекающего кровью, десять миль, чтобы я выставил вас за дверь? Лейтенант, мы готовы!
Вот, значит, как? У них здесь, оказывается, боевое братство! И я, прихлебывая разбавленный виски, выложил им все, что знал, как на исповеди у священника. Рассказал о будущем, о Вьетнамской войне, о покупке вертолета, о задании коммандера Стивенса, гибели Макферсона и синтезаторе топлива. Во время моей длинной речи Рингвуд и Сансом то переглядывались между собой, то во все глаза пялились на меня, но ни разу не перебили.
- Похоже, у твоего Макферсона рыло в пушку! – сказал надсмотрщик, когда я закончил. Майор кивнул.
Они что, мне поверили?
- Если бы не твоя летающая машина, - сказал Рингвуд, - мы бы, конечно, упекли тебя за решетку. Но отрицать очевидное будет лишь идиот. Джош, ты как думаешь?
- Табличка «сделано в тысяча девятьсот пятьдесят четвертом году» говорит сама за себя, - Сансом налил себе виски и еще раз «промочил горло». – Поэтому-то майор и заинтересовался тобой. Наивный юноша. Тебя подставили, в этом нет никаких сомнений.
- Вы хотите работать следователем, Сансом? – поинтересовался я.
- По-моему, я говорил, что полторы сотни негров требуют особого подхода. Не все решается плеткой. Иногда приходится разбираться серьезно.
- Я когда-то читал, что надсмотрщик может карать и миловать. Вплоть до казни на месте.
Сансом покачал головой:
- Такие вещи решает только хозяин. К имуществу нужно относиться бережно. Зачем его портить?
- Действительно ни к чему, - я небрежно махнул рукой в знак согласия. – Что дальше?
Майор вперил в меня свой проницательный взгляд:
- То, что вы нам рассказали, лейтенант, не выйдет за эти стены. На всякий случай я распоряжусь, чтобы в форте вы всегда могли пообедать в офицерской столовой. И чтобы вам при необходимости предоставили койку в казарме. Вы свободны. А нам с Джошем нужно посекретничать.
- Спасибо, сэр. Мистер Сансом, у вас есть ломик?
Оба моих собеседника удивленно захлопали глазами.
- Мне надо кое-что открыть.
Сансом молча достал из кладовки лом и почти торжественно вручил его мне.
- Ничего! – сказал он. – Вот вернется сеньорита, она за тобой присмотрит!
- Какая еще сеньорита?
- Потом узнаешь. Всему свое время! – Сансом многозначительно поднял указательный палец.
Заинтригованный, я вышел из пристройки и направился к вертолету. Открыл дверь грузового отсека, зажег свет и задумался на несколько секунд, глядя на ящик, прочно принайтованный к полу. Может быть, в другое время я не стал бы пользоваться чужим имуществом, но от выпитого виски у меня отказали тормоза. Я поддел доску ломом, отодрал ее и достал новенькую, пахнущую металлом и лаком винтовку. Я подзабыл, как разбирается «Гаранд» и поэтому мне потребовалось довольно много времени, чтобы очистить механизм от консервационной смазки. Наконец я собрал оружие и щелкнул ударником.
Патроны лежали в коробках, уже упакованные в пачки по восемь штук. Я зарядил винтовку, выключил свет и пошел к особняку. Вот теперь пусть кто-нибудь ко мне сунется!
Пока я возился с ящиком, окончательно стемнело. На небе вспыхнула мерцающая россыпь звезд. Чтобы не блуждать в бесконечных коридорах, я решил зайти в дом через черный ход и пошел через сад. Акации, точно средневековые великаны, тянули ко мне узловатые руки. Вдруг я услышал чей-то шепот, потом под ногой треснула ветка. Я застыл, сжимая винтовку в руках. Палец лег на спусковой крючок. Пригляделся и между деревьев увидел две темные фигуры – одна хрупкая, нежная и тонкая, вторая – мужественная и высокая. Ничего себе – в саду кто-то устроил любовное гнездышко?
А девушка вдруг бросилась на грудь мужчине, обхватила его шею руками, беспомощно тычась лицом ему в плечо. До меня донесся всхлип не то отчаяния, не то горя.
Я осторожно, стараясь не хлопнуть дверью, прошел в гасиенду, в свою комнату и, не раздеваясь, рухнул на постель. Заснул я мгновенно. Как тогда, в гостинице аэропорта маленького городка Фрир.
Глава 9. Любовь – это…
Когда я проснулся, часы на стене показывали полдень. Голова распухла и превратилась в шар вдвое больше своих обычных размеров. А может, ее оторвал мой знакомый ягуар? Впрочем, скорее, он попросту заночевал у меня во рту. Естественно, постель пятнистая кошка использовала и как туалет. Увы, пить под старость лет я так и не научился.
С трудом продрав слипшиеся глаза, я кое-как доплелся до отхожего места на заднем дворе. На обратном пути мне попался слуга-негр.
- Эй, парень! – крикнул я. – Хочешь прогуляться по Ленокс-авеню?
Я намекал на знаменитую улицу Гарлема и знаменитый шлягер, но не сразу сообразил, что его автора – Ирвинга Берлина, пока не существует даже в проекте.
Негр остановился. И без того худое лицо вытянулось еще больше, белки глаз засверкали, как две полные луны.
- Я не понял, что вы сказали, масса Ральф. Вас не было к завтраку, и масса Морган приказал вас не будить. Бисквиты уже холодные.
- Старикан молодец – соображает. Слушай, друг. Принеси мне минералки, а?
- Может, Юпитер принесет массе Ральфу виски? Или пива?
Я прикрыл рот рукой:
- Ой, нет. Только минералку, приятель.
Негр скрылся за дверью. Я вернулся в комнату и несколько минут сидел, разглядывая свой вертолет в окно. Явился Юпитер и принес две бутылки, напоминающие старинные глиняные кувшины и чистый стакан.
- Это еще что за диво?
- Сельтерская, масса Ральф. Сам масса Морган послал вам в подарок. Открыть?
- Пожалуй. Скажи мне еще, Юпитер, кто тебя так назвал?
Губы негра растянулись в улыбке, обнажая блестящие зубы:
- Масса Морган дал мне имя. Но меня все зовут просто Юп.
Когда негр удалился, я налег на минералку. Первая бутылка опустела за несколько минут. Я еще наслаждался солоноватым вкусом и пузырьками газа, приятно пощипывающими язык, как в дверь постучали. Стук был не сильный, но уверенный. И это явно не слуга.
- Да! – крикнул я недовольным тоном.
В комнате появилась Мари.
- Добрый день, - вымолвил я, вспомнив, что не успел привести себя в порядок. – Вы находитесь в зоопарке имени Лопе де Вега и перед вами самый волосатый гиббон, какого только можно встретить во всей Америке. Чем обязан?
Мари покосилась на винтовку у кровати, села на стул и, не дав мне опомниться, грустно произнесла:
- Вы все шутите, Ральф. А мне не до смеха. Скажите, вы когда-нибудь любили?
От такого вопроса я закашлялся и залил сельтерской свои брюки. И только теперь заметил припухшие от слез веки Мари.
