Они там заняты только собой - кто играет в теннис, кто, собравшись кружком, болтают ни о чем, плетут венки. На нее, героиню никто из не смотрит, даже головы не повернет. Они уже отрезали ее от себя. Беременная подруга им не интересна. На другом берегу никого - ее тоже никто не ждет.
Может попытаться вернутся? Но вокруг нее поверх болота собрались змеи. Они, переплетаясь хвостами, образуют живую завесу, живую изгородь, сквозь которую обратно не пробраться. И тела этих змей плавно переходят в головы чертиков с различными выражениями мордочек от ехидства до злобного оскала. А прямо над ней расстилаясь вперед тревожное небо с пышнотелыми, созревшими к дождю тучами, жаждущими и ждущими момента, чтобы излиться. Да впереди еще неизвестно, что ожидает женщину в болоте. Идти к другому берегу дальше, навстречу приближающемуся дождю - большие шансы совсем пропасть .
Почему она здесь одна? Как так получилось? Нет ответа. Невелики шансы выбраться из трясины живой и невредимой. Все полотно пронзает безвыходность, всех смотрящих охватывает озарение неминуемой , приближающейся катастрофы.
Катерина не довершив работу, унесла ее домой. Она понимала , что такое не стоит показывать Женьке. Доделывала скоротечно в своей домашней мастерской.
Елисей уже все вынюхал и ждал результат.
Прошел почти месяц. Они с Женькой перезванивались.
Но дней десять назад Женя перестала выходить на связь - «абонент вне действия сети».
Не понимая, перебрав всякие варианты, Катерина решилась вновь прийти к ней в дом. Специально побродила по детскому миру, накупила всякой всячины и с надутыми пакетами, еле приплелась к ее квартире.
Странно. Дверь открыли только после четвертого звонка. Катя собиралась уже уходить.
На пороге стояла женщина с осунувшимся лицом, с черными кругами под глазами . Катя не сразу узнала эту женщину - это мама Жени, больше догадалась, чем узнала ее .
- А Женя дома ? - проблеяла Катя - я вот навестить пришла.
Женщина впустила ее в квартиру.
- Женя в больнице.
- Она уже родила?
-Да.
-А ребенок ? Мальчик или девочка? Как назвали?
- Ребенок в больнице. Это девочка. Дочка. – женщина опустила глаза, тихо простонала. – Она в специальной больнице, у нее «волчья пасть»… ребенок болен.
Картину купили за двести тысяч, потом перепродали, в несколько раз дороже.
Елисей отдал Кате только половину. Она тут же сложила их в конверт и отнесла Жене.
Дверь опять открыла ее мама.
- Женя в клинике, надолго. Она в психиатрической лечебнице. А ребеночка мы заберем на днях.
Чувство вины трепало нутро Кати очень долго, скребло и мотало. Она виновата, что с ребенком такая непоправимая беда?
Она считала себя виноватой, кругом виноватой, необъятно виноватой Она зашла туда , куда не нужно заходить, потрогала колдовские материи, соприкоснулась с необъяснимым….
Уже двенадцать лет прожила Катя в доме Вероники Сергеевны. И тут витки спирали закручиваются все жестче и быстрее.
Катя творила… «зараженная творческим короткоживущим, вернее даже сказать однодневным вирусом». Время уже давно за полночь, но Катерина знала , что завтра будет другой день, и этот «вирус», завтра улетучится и поминай как звали. Она его « поймала» и на «пике заболевания» доделает полотно, даже если придется работать до утра, рука твердо схватила кисть, разум также твердо и ясно руководил этой самой рукой. Так что исход « заболевания» был благополучный, и к двум часа ночи она завершила картину. Утром на работу. …
Вечером этого же дня, только открыв дверь, она сразу унюхала специфический, приторно -тяжелый, только ему одному принадлежащий запах корвалола. Он плотно и скорее всего давно зависал в коридоре. Сняв верхнюю одежду, Катя заглянула на кухню - на столе находилась ее « свежеиспеченное» полотно, а напротив, созерцая и любуясь, сидела Вероника Сергеевна, обняв руками, держала на коленях стакан и как будто даже не замечала прихода самой Кати. Когда через несколько минут она вышла из облака своих мыслей и обнаружила наблюдающую, то немного повернув голову молчаливо рукой показала на табуретку . Катя присела. Теперь она видела полностью лицо домовладелицы и ее непрерывно капающие слезы.
- Когда…когда Елисею было пятнадцать лет… он сотворил свою первую полноценную картину ….А муж… Ты даже представить себе не можешь, что он сказал! Он сказал… своему сыну - эта твоя работа как раз завесить дырку в стене сельского клуба! На большее это не годится….. Елисей ушел в свою комнату укрылся там одеялом с головой и лежал так до следующего утра, он … и меня прогнал. Я представляю, что творилось в душе моего мальчика… Мы с мужем сильно ругались, и впервые … матом. Потом мой сын …мой мальчик вроде бы успокоился .. но все таки решился повторить попытку. Он , думаю , долго вынашивал свою мечту..... Мне только пару раз сказал, вскользь, что хочет писать ...Он , скрывая от нас работал где то в подвале ..Как назло …был очередной праздник… муж с группой товарищей пришел навеселе, … Елисей гордясь показывал свою новую картину….А муж, как идиот, видимо захотел самоутвердиться, унизив достоинство своего сына, своего ребенка! Он сказал… он сказал, подари свое творчество … дворнику… и что…такую писанину стыдно показать стоящим людям….Гений ты наш недоделанный! Вот что он сказал… И …и что …природа на детях отдыхает… нет таланта. Я тут же вмешалась, но было слишком поздно. Елисей убежал из дома…и пропал. Не приходил трое суток. Мы поехали по больницам и нашли….нашли его. Мой мальчик обнаружился под воздействием, как рассказали врачи, психотропных веществ и с перерезанными венами на руках…. Я подала на развод… Муж умолял, стоял на коленях , он же член, чертов член из членов Коммунистической партии, и развод плохо скажется на карьере.- тут резала совершенно нескрываемая издевка в голосе – чертов карьерист, чертов идиот. Муж всегда дурной был, только умело это скрывал… Мы пытались, жить вместе, как прежде. Но сын уже никогда не был, тем прежним милым доверчивым сыночком….Он постоянно где- то пропадал, какие то непонятные компании….Я пыталась его вразумить, говорила , что отец не прав, что мой сыночек самый талантливый, самый замечательный, но он меня плохо слушал, закрывался в комнате или уходил… порой надолго… и люди вокруг него странные какие- то, чем занимаются эти люди он не говорит….
Катя налила себе стакан воды и булькнула туда остатки снотворной жидкости, выпила крупными глотками, потом подвинула свой табурет вплотную к Веронике Сергеевне и они, долго сидели, обнявшись, как когда- то она, Катя, со своей мамкой…
По возможности каждый год приезжала в артель. Наученная незабываемым опытом, предпочитала это делать летом. Заранее себя готовила выслушивать о притеснениях и гонениях, о том, что мамку постоянно ругают такие же жилички за то, что мочится под себя и постоянно воняет. А не надумала ли Катя забрать мамку к себе? Катя в который раз приходилось заново объяснять - не может она этого сделать, так как живет на квартире у чужих людей. До своего жилья еще « не доросла». Естественно привозила гостинцы и однажды купила матери телефон. Конечно самый простенький, ну зачем ей интернет. Теперь уже общались голосами. Было совершенно неприятно констатировать - мать опять впадает в запои. Когда трезвая могла месяц не звонить, а уж когда пьяная названивала каждый день, пока деньги на телефоне не заканчивались. Естественно пополняла телефон Катя. «Власть» в артели другая пришла и на все смотрела сквозь пальцы. Следующей зимой мамка, поругавшись с соседками и изрядно набравшись, ушла, почему то в лес и … замерзла. Похоронили мамку там же на сельском кладбище. Катерина еле успела на похороны. Пока такси стояло в пробках, электричка «намылилась» уехать без нее.
Везла два пирога, которые Вероника Сергеевна испекла накануне , а себе взяла в пакетике несколько яблок и медленно, в задумчивости, успокоившись от транспортных перипетий, хрумкала их по дороге.
Смерть матери…. Особой чтобы трагедии, невосполнимой потери она не осязала или пока « не прошибло» … Может уже настолько дистанцировалась и они стали настолько не близкими, совсем давно не родными, не откровенными , потому мало жжет внутри? Ответ пока не находился.
На кладбище накрыло ощущением безвыходности и словами - все мы там будем, никто не сбежит - сказанное кем- то тихим голосом. Огромное кладбищенское пространство, покрытое коркой из снега , местами глыбистое, местами грязное, маслянистое от свежей, изрытой земли. Рядом также зияет дыра, для следующего, закончившего свое странствие на этой планете. На открытом ветреном поле Катя крепко замерзла, ноги как ледышки. Приплюсовались тоска и уныние, потихоньку пробирало - как же так осталась совсем одна. Нет не одной родной живой души…..Тяжелая гнетущая атмосфера самого кладбища и собравшейся небольшой толпы обтрепанных, похожих на загнанную в ловушку стаю, людей, давно движущихся с горы.
Затем поминальный стол. Заставили « опрокинуть» стопарик, так называемого местного «коньяка». Конечно, никакой данная жидкость не «коньяк», а ароматизированная самогонка. «Огненная вода» пробила изнутри и закружилась голова, острее стали запахи - эдакая помесь из табака, еды, не совсем помытых обитателей с примесью особенного, не с чем несравнимого, запаха деревянного дома с печным отоплением. Еще стаканчик… Обычно Катю от вина одолевал сон, «развозило», быстрее к подушке. Но сейчас хотелось быть в процессе, в гуще - ни капли не раздражали мельтешащие люди вокруг, что - то говорившие ей и с нарастающим темпом между собой. Они подходили , обнимали, некоторые целовали, потом подходили вторые, третьи, четвертые.. И подведенный итог местными женщинами – тертыми жизнью, продавленными.
- Нечего тебе ночью шляться. Завтра уедешь, не помрут без тебя.
Позвонила домовладелице - остается ночевать, приврала, что нет электрички. Слабо помнила как водрузилась на кровать, и постоянно пел сотовый . Елисей казалось, « тарабанил» в сотый раз, и напоминал, что в чужом доме ночевать опасно, мало ли случаев… Катя что- то ему наплела заплетающимся языком. Он хотел за ней приехать, спрашивал про село. Отключила телефон. Непонятная мозаичная пелена заставила окунуться в саму себя…..
Ночью просыпалась пару раз, потому что сердце пыталось убежать куда - то в неведомую даль…
Утром голова кружилась еще больше. Несколько раз открывала глаза и закрывала, втайне надеясь, что вот пройдет. И во рту как то мерзко. Повела взглядом , осмотрелась. Рядом табурет, на нем водрузилась ее одежда , а выше всех на горке вещей - лифчик. Ей помогали раздеться? Приподняла одеяло, чтобы себя обсмотреть. Вроде в футболке и трусах. Для убедительности прикоснулась к ним рукой. Подумала, слава богу, хоть их оставили. Промелькнуло – они, что эти жилицы общупали, перетрогали ее, пока раздевали. Зачем раздевали? Катя спокойно могла поспать одну ночь в одежде. Интересно, а под трусики заглянули? Вот тебе и женский коллективчик.
- Не трясись, ничего плохого тебе ни кто не сделал, – одна из женщин неопределенно махнула головой в сторону двери, по - своему поняв телодвижения Кати, - Пусть попробуют. Я им зубами глотки перегрызу…. Они уж меня знают, вот им – она тут вытянула средний палец руки, скрючив остальные пальцы. Наверняка говорившая была местной атаманшей.
-Ну? Проснулась? Давай чаевничать.
Катя скорее ощутила своей молочной атласной кожей, чем увидела, что ее откровенно рассматривают без всякого стеснения несколько пар глаз, когда одевалась. Да уж, мыслила Катя, эти дамы никакими комплексами не страдают, скинули их давно с себя и хорошенько пнули, чтоб те быстренько укатились подальше.
-Да, боженька тебя не обидел, фигурка, прямо мадонна какая то.
- Только дитя на ручках не хватает.
- У ну- ка спросим сколько мужиков было у нашей мадонны? отвечай муха б…
- Че замуж не идешь?
- Все богатенького хотят и ты тоже? - и беспрестанно хи-хи х-аха.
- А их и нетути, – женщин раздирал бесовский смех
- Или очередь за ними, а ?
Катя съежилась, законфузилась, глаза смотрели вниз, губы плотно сомкнулись. Непослушные руки пытались шевелиться быстрее. Одеваться при общем обозрении совсем не сахар..
Женщины вновь засмеялись.
-Ты че стесняешься?
-Вот мне бы, такие сиськи, и такую мордашку. Меня бы отсюда ветром сдуло, – грустно растянула губы еще не старая женщина, но с «таким много испытавшем лицом».
- Вот поэтому ты б….здеся, а она там
Катя включила сотовый и тут же он запел, это Вероника Сергеевна. Поговорили, успокоили друг друга.
Одна из обитательниц с обликом , познавшим не одну интоксикацию , с чернеющими искрошенными передними зубами, произнесла вопрос , который видимо теребил каждую из присутствовавших:
-Ты нам тот телефон оставишь? Вроде как на память, а ?- и страдальчески улыбнулась
После положительного ответа они все переглянулись и уже торжествующе заулыбались. Катя поняла, что разрешила наиважнейший вопрос их сегодняшнего дня.
Провожавшая ее к автобусу высокая тощая женщина с искривленным носом сказала
- Ты на кровати матери спала, да у нас б…место то больше нет…. Ничего не приснилось? Не почудилось?
По ее лицу читалось – много чего надо бы рассказать , но произнесла только это:
-Ты на поминки то, хоть на следующий год приезжай, - и какой - то неестественной походкой зашагала к селу.
Всю обратную дорогу в электричке, останавливающейся, казалось, возле каждого столба, роились события прошедшего …. Любила ли ее мать? Катя долго «жевала» этот вопрос, вспоминая отрезки своего сиротского детства. Память, почему то подсовывала ей не самое приятное, то, что нужно забыть, да вот не забывается. И тут же вскакивают, словно стойкие оловянные солдатики, обиды маленького человечка…Память услужливо доставала, выскребала как по волшебству предоставленным скребком утрамбовавшиеся , покрытые временем, сладко – уютно примостившиеся друг на дружке, посапывающие воспоминания.
Может попытаться вернутся? Но вокруг нее поверх болота собрались змеи. Они, переплетаясь хвостами, образуют живую завесу, живую изгородь, сквозь которую обратно не пробраться. И тела этих змей плавно переходят в головы чертиков с различными выражениями мордочек от ехидства до злобного оскала. А прямо над ней расстилаясь вперед тревожное небо с пышнотелыми, созревшими к дождю тучами, жаждущими и ждущими момента, чтобы излиться. Да впереди еще неизвестно, что ожидает женщину в болоте. Идти к другому берегу дальше, навстречу приближающемуся дождю - большие шансы совсем пропасть .
Почему она здесь одна? Как так получилось? Нет ответа. Невелики шансы выбраться из трясины живой и невредимой. Все полотно пронзает безвыходность, всех смотрящих охватывает озарение неминуемой , приближающейся катастрофы.
Катерина не довершив работу, унесла ее домой. Она понимала , что такое не стоит показывать Женьке. Доделывала скоротечно в своей домашней мастерской.
Елисей уже все вынюхал и ждал результат.
Глава 25
Прошел почти месяц. Они с Женькой перезванивались.
Но дней десять назад Женя перестала выходить на связь - «абонент вне действия сети».
Не понимая, перебрав всякие варианты, Катерина решилась вновь прийти к ней в дом. Специально побродила по детскому миру, накупила всякой всячины и с надутыми пакетами, еле приплелась к ее квартире.
Странно. Дверь открыли только после четвертого звонка. Катя собиралась уже уходить.
На пороге стояла женщина с осунувшимся лицом, с черными кругами под глазами . Катя не сразу узнала эту женщину - это мама Жени, больше догадалась, чем узнала ее .
- А Женя дома ? - проблеяла Катя - я вот навестить пришла.
Женщина впустила ее в квартиру.
- Женя в больнице.
- Она уже родила?
-Да.
-А ребенок ? Мальчик или девочка? Как назвали?
- Ребенок в больнице. Это девочка. Дочка. – женщина опустила глаза, тихо простонала. – Она в специальной больнице, у нее «волчья пасть»… ребенок болен.
Картину купили за двести тысяч, потом перепродали, в несколько раз дороже.
Елисей отдал Кате только половину. Она тут же сложила их в конверт и отнесла Жене.
Дверь опять открыла ее мама.
- Женя в клинике, надолго. Она в психиатрической лечебнице. А ребеночка мы заберем на днях.
Чувство вины трепало нутро Кати очень долго, скребло и мотало. Она виновата, что с ребенком такая непоправимая беда?
Она считала себя виноватой, кругом виноватой, необъятно виноватой Она зашла туда , куда не нужно заходить, потрогала колдовские материи, соприкоснулась с необъяснимым….
ГЛАВА 26
Уже двенадцать лет прожила Катя в доме Вероники Сергеевны. И тут витки спирали закручиваются все жестче и быстрее.
Катя творила… «зараженная творческим короткоживущим, вернее даже сказать однодневным вирусом». Время уже давно за полночь, но Катерина знала , что завтра будет другой день, и этот «вирус», завтра улетучится и поминай как звали. Она его « поймала» и на «пике заболевания» доделает полотно, даже если придется работать до утра, рука твердо схватила кисть, разум также твердо и ясно руководил этой самой рукой. Так что исход « заболевания» был благополучный, и к двум часа ночи она завершила картину. Утром на работу. …
Вечером этого же дня, только открыв дверь, она сразу унюхала специфический, приторно -тяжелый, только ему одному принадлежащий запах корвалола. Он плотно и скорее всего давно зависал в коридоре. Сняв верхнюю одежду, Катя заглянула на кухню - на столе находилась ее « свежеиспеченное» полотно, а напротив, созерцая и любуясь, сидела Вероника Сергеевна, обняв руками, держала на коленях стакан и как будто даже не замечала прихода самой Кати. Когда через несколько минут она вышла из облака своих мыслей и обнаружила наблюдающую, то немного повернув голову молчаливо рукой показала на табуретку . Катя присела. Теперь она видела полностью лицо домовладелицы и ее непрерывно капающие слезы.
- Когда…когда Елисею было пятнадцать лет… он сотворил свою первую полноценную картину ….А муж… Ты даже представить себе не можешь, что он сказал! Он сказал… своему сыну - эта твоя работа как раз завесить дырку в стене сельского клуба! На большее это не годится….. Елисей ушел в свою комнату укрылся там одеялом с головой и лежал так до следующего утра, он … и меня прогнал. Я представляю, что творилось в душе моего мальчика… Мы с мужем сильно ругались, и впервые … матом. Потом мой сын …мой мальчик вроде бы успокоился .. но все таки решился повторить попытку. Он , думаю , долго вынашивал свою мечту..... Мне только пару раз сказал, вскользь, что хочет писать ...Он , скрывая от нас работал где то в подвале ..Как назло …был очередной праздник… муж с группой товарищей пришел навеселе, … Елисей гордясь показывал свою новую картину….А муж, как идиот, видимо захотел самоутвердиться, унизив достоинство своего сына, своего ребенка! Он сказал… он сказал, подари свое творчество … дворнику… и что…такую писанину стыдно показать стоящим людям….Гений ты наш недоделанный! Вот что он сказал… И …и что …природа на детях отдыхает… нет таланта. Я тут же вмешалась, но было слишком поздно. Елисей убежал из дома…и пропал. Не приходил трое суток. Мы поехали по больницам и нашли….нашли его. Мой мальчик обнаружился под воздействием, как рассказали врачи, психотропных веществ и с перерезанными венами на руках…. Я подала на развод… Муж умолял, стоял на коленях , он же член, чертов член из членов Коммунистической партии, и развод плохо скажется на карьере.- тут резала совершенно нескрываемая издевка в голосе – чертов карьерист, чертов идиот. Муж всегда дурной был, только умело это скрывал… Мы пытались, жить вместе, как прежде. Но сын уже никогда не был, тем прежним милым доверчивым сыночком….Он постоянно где- то пропадал, какие то непонятные компании….Я пыталась его вразумить, говорила , что отец не прав, что мой сыночек самый талантливый, самый замечательный, но он меня плохо слушал, закрывался в комнате или уходил… порой надолго… и люди вокруг него странные какие- то, чем занимаются эти люди он не говорит….
Катя налила себе стакан воды и булькнула туда остатки снотворной жидкости, выпила крупными глотками, потом подвинула свой табурет вплотную к Веронике Сергеевне и они, долго сидели, обнявшись, как когда- то она, Катя, со своей мамкой…
ГЛАВА 27
По возможности каждый год приезжала в артель. Наученная незабываемым опытом, предпочитала это делать летом. Заранее себя готовила выслушивать о притеснениях и гонениях, о том, что мамку постоянно ругают такие же жилички за то, что мочится под себя и постоянно воняет. А не надумала ли Катя забрать мамку к себе? Катя в который раз приходилось заново объяснять - не может она этого сделать, так как живет на квартире у чужих людей. До своего жилья еще « не доросла». Естественно привозила гостинцы и однажды купила матери телефон. Конечно самый простенький, ну зачем ей интернет. Теперь уже общались голосами. Было совершенно неприятно констатировать - мать опять впадает в запои. Когда трезвая могла месяц не звонить, а уж когда пьяная названивала каждый день, пока деньги на телефоне не заканчивались. Естественно пополняла телефон Катя. «Власть» в артели другая пришла и на все смотрела сквозь пальцы. Следующей зимой мамка, поругавшись с соседками и изрядно набравшись, ушла, почему то в лес и … замерзла. Похоронили мамку там же на сельском кладбище. Катерина еле успела на похороны. Пока такси стояло в пробках, электричка «намылилась» уехать без нее.
Везла два пирога, которые Вероника Сергеевна испекла накануне , а себе взяла в пакетике несколько яблок и медленно, в задумчивости, успокоившись от транспортных перипетий, хрумкала их по дороге.
Смерть матери…. Особой чтобы трагедии, невосполнимой потери она не осязала или пока « не прошибло» … Может уже настолько дистанцировалась и они стали настолько не близкими, совсем давно не родными, не откровенными , потому мало жжет внутри? Ответ пока не находился.
На кладбище накрыло ощущением безвыходности и словами - все мы там будем, никто не сбежит - сказанное кем- то тихим голосом. Огромное кладбищенское пространство, покрытое коркой из снега , местами глыбистое, местами грязное, маслянистое от свежей, изрытой земли. Рядом также зияет дыра, для следующего, закончившего свое странствие на этой планете. На открытом ветреном поле Катя крепко замерзла, ноги как ледышки. Приплюсовались тоска и уныние, потихоньку пробирало - как же так осталась совсем одна. Нет не одной родной живой души…..Тяжелая гнетущая атмосфера самого кладбища и собравшейся небольшой толпы обтрепанных, похожих на загнанную в ловушку стаю, людей, давно движущихся с горы.
Затем поминальный стол. Заставили « опрокинуть» стопарик, так называемого местного «коньяка». Конечно, никакой данная жидкость не «коньяк», а ароматизированная самогонка. «Огненная вода» пробила изнутри и закружилась голова, острее стали запахи - эдакая помесь из табака, еды, не совсем помытых обитателей с примесью особенного, не с чем несравнимого, запаха деревянного дома с печным отоплением. Еще стаканчик… Обычно Катю от вина одолевал сон, «развозило», быстрее к подушке. Но сейчас хотелось быть в процессе, в гуще - ни капли не раздражали мельтешащие люди вокруг, что - то говорившие ей и с нарастающим темпом между собой. Они подходили , обнимали, некоторые целовали, потом подходили вторые, третьи, четвертые.. И подведенный итог местными женщинами – тертыми жизнью, продавленными.
- Нечего тебе ночью шляться. Завтра уедешь, не помрут без тебя.
Позвонила домовладелице - остается ночевать, приврала, что нет электрички. Слабо помнила как водрузилась на кровать, и постоянно пел сотовый . Елисей казалось, « тарабанил» в сотый раз, и напоминал, что в чужом доме ночевать опасно, мало ли случаев… Катя что- то ему наплела заплетающимся языком. Он хотел за ней приехать, спрашивал про село. Отключила телефон. Непонятная мозаичная пелена заставила окунуться в саму себя…..
Ночью просыпалась пару раз, потому что сердце пыталось убежать куда - то в неведомую даль…
Утром голова кружилась еще больше. Несколько раз открывала глаза и закрывала, втайне надеясь, что вот пройдет. И во рту как то мерзко. Повела взглядом , осмотрелась. Рядом табурет, на нем водрузилась ее одежда , а выше всех на горке вещей - лифчик. Ей помогали раздеться? Приподняла одеяло, чтобы себя обсмотреть. Вроде в футболке и трусах. Для убедительности прикоснулась к ним рукой. Подумала, слава богу, хоть их оставили. Промелькнуло – они, что эти жилицы общупали, перетрогали ее, пока раздевали. Зачем раздевали? Катя спокойно могла поспать одну ночь в одежде. Интересно, а под трусики заглянули? Вот тебе и женский коллективчик.
- Не трясись, ничего плохого тебе ни кто не сделал, – одна из женщин неопределенно махнула головой в сторону двери, по - своему поняв телодвижения Кати, - Пусть попробуют. Я им зубами глотки перегрызу…. Они уж меня знают, вот им – она тут вытянула средний палец руки, скрючив остальные пальцы. Наверняка говорившая была местной атаманшей.
-Ну? Проснулась? Давай чаевничать.
Катя скорее ощутила своей молочной атласной кожей, чем увидела, что ее откровенно рассматривают без всякого стеснения несколько пар глаз, когда одевалась. Да уж, мыслила Катя, эти дамы никакими комплексами не страдают, скинули их давно с себя и хорошенько пнули, чтоб те быстренько укатились подальше.
-Да, боженька тебя не обидел, фигурка, прямо мадонна какая то.
- Только дитя на ручках не хватает.
- У ну- ка спросим сколько мужиков было у нашей мадонны? отвечай муха б…
- Че замуж не идешь?
- Все богатенького хотят и ты тоже? - и беспрестанно хи-хи х-аха.
- А их и нетути, – женщин раздирал бесовский смех
- Или очередь за ними, а ?
Катя съежилась, законфузилась, глаза смотрели вниз, губы плотно сомкнулись. Непослушные руки пытались шевелиться быстрее. Одеваться при общем обозрении совсем не сахар..
Женщины вновь засмеялись.
-Ты че стесняешься?
-Вот мне бы, такие сиськи, и такую мордашку. Меня бы отсюда ветром сдуло, – грустно растянула губы еще не старая женщина, но с «таким много испытавшем лицом».
- Вот поэтому ты б….здеся, а она там
Катя включила сотовый и тут же он запел, это Вероника Сергеевна. Поговорили, успокоили друг друга.
Одна из обитательниц с обликом , познавшим не одну интоксикацию , с чернеющими искрошенными передними зубами, произнесла вопрос , который видимо теребил каждую из присутствовавших:
-Ты нам тот телефон оставишь? Вроде как на память, а ?- и страдальчески улыбнулась
После положительного ответа они все переглянулись и уже торжествующе заулыбались. Катя поняла, что разрешила наиважнейший вопрос их сегодняшнего дня.
Провожавшая ее к автобусу высокая тощая женщина с искривленным носом сказала
- Ты на кровати матери спала, да у нас б…место то больше нет…. Ничего не приснилось? Не почудилось?
По ее лицу читалось – много чего надо бы рассказать , но произнесла только это:
-Ты на поминки то, хоть на следующий год приезжай, - и какой - то неестественной походкой зашагала к селу.
ГЛАВА 28
Всю обратную дорогу в электричке, останавливающейся, казалось, возле каждого столба, роились события прошедшего …. Любила ли ее мать? Катя долго «жевала» этот вопрос, вспоминая отрезки своего сиротского детства. Память, почему то подсовывала ей не самое приятное, то, что нужно забыть, да вот не забывается. И тут же вскакивают, словно стойкие оловянные солдатики, обиды маленького человечка…Память услужливо доставала, выскребала как по волшебству предоставленным скребком утрамбовавшиеся , покрытые временем, сладко – уютно примостившиеся друг на дружке, посапывающие воспоминания.
