-- Попробуй, -- предложил. -- Вдруг я проникнусь?
-- Хватит! -- резко одернула меня творец и закусила губу, явно убеждая себя, что не стоит развеивать меня по ветру. -- Значит, если я отзову эольцев, снова притворившись их драгоценной Хель, ты отдашь мне дневник?
-- Нет, не так. Ты отзываешь убийцепоклонников и оставляешь нас в покое, а я, так уж и быть, не стану ничего говорить Хель. Вот мои условия.
-- Договорились, -- неожиданно согласилась Алив, -- насчет покоя не обещаю, против своей природы не пойдешь, как ни крутись, но эольцы вас оставят. Только не думай, что так легко отделаешься... -- Неожиданно творец оказалась слишком близко, извращая само понятие личного пространства, поднялась на цыпочки и заглянула мне в глаза: -- Да... один раз фокус с дневником удался, спорить не стану. Могу даже поздравить -- давно меня так не тыкали носом в собственные ошибки. Но если ты решишь повторить трюк, я скорее пожертвую множественной вселенной, чем еще раз унижусь. Понятно?
-- Безусловно. -- Я улыбнулся и только после того, как творец, не попрощавшись, исчезла, позволил себе сползти на пол и несколько минут бездумно пялился в стену, думая, что к Хель такие приключения -- Пресветлую матерь шантажировать! Да мне же теперь всю оставшуюся (боюсь, удручающе короткую) жизнь придется от каждого шороха вздрагивать... -- все-таки Алевтина считается среди творцов не только величайшей, но и самой мстительной.
А мне, как обычно, все шишки...
Что ж, хватит рассиживаться, отдохнул немного, а теперь стоит пойти проверить, уладила ли Алив проблемы, и можно ли нам праздновать победу.
На крепостной стене творилось что-то неописуемое -- всего за каких-то полчаса мы вышли из безнадежно-проигрышного положения, сумев немыслимым образом перетянуть удачу на свою сторону. Так что стоило мне только подняться к друзьям, как те, подобно коршунам, налетели выведывать подробности.
-- Как ты это сделал? Они уходят! Когда Маришка остановилась, они еще пробовали возобновить атаку, а потом вдруг, как по команде, начали отступать! Что произошло, Оррен?
Сияющие лица Василия, Маришки, Ливия, Эриама, уже вернувшихся Альги и Рика, незнакомых мне гвардейцев и оборотней заполнили собой всю мою реальность, неожиданно сжавшуюся до открытой площадки башни.
-- Поговорил с Пресветлой матерью, -- с удовольствием сказал я правду. -- Попросил ее прекратить это безумие и заставить эольцев отступить. Она согласилась, как вы могли заметить.
На этих словах Ливий посмотрел на меня так, будто я сам неожиданно стал Алив. Приятно, Хель побери! Ну а то, что согласилась она с неохотой, упоминать вовсе не обязательно...
Хм... может, попросить поставить себе памятник? Всегда мечтал!
Мои размышления прервал недоуменный вопрос Лерана, который беззастенчиво перебил ректора, уже просчитывающего, когда же можно будет отправляться назад домой:
-- Почему Пресветлая мать всего лишь заставила убийцепоклонников отступить, а не дала нам сил втоптать их в пыль?
Я опешил. Остальные уже потянулись в сторону лестницы, спеша оставить обзорную площадку и отметить нашу победу, и вопроса не расслышали.
-- Потому что я попросил именно об отступлении. Зачем лишний раз кровь проливать? Между прочим, у нас нет даже раненных, а после выступления Маришки состав эольцев заметно поредел -- они получили хороший урок и смогли его правильно усвоить.
Граф недовольно поджал губы, но спорить не стал. Как оказалось -- припас напоследок более весомый аргумент. И стоило только повернуться спиной к Дирру, как мне под левую лопатку всадили нож.
-- Ты недостоин быть защитником, если отказываешься вести нас против служителей Убийцы... -- вкрадчиво оповестили меня, с омерзительным хрустом проворачивая лезвие.
Да, конечно, друзья быстро поняли: случилось что-то не то. Они кинулись ко мне, скрутили Лерана, вытащили нож, применили исцеляющие заклинания. Напрасно. Я сразу почувствовал, что в сталь была вплетена сила Алив, -- видимо, оружие когда-то принадлежало одному из прежних защитников, и будь я так же отмечен Пресветлой матерью, нож не смог бы мне повредить, но тот, кто дал его Дирру, знал: нет лучшего способа убить слугу Хель.
Почему-то вспомнился случай в трактире Дилры Ли -- он не ударил так подло в спину.
Вот о чем предупредила нас Пресветлая мать -- некто на её стороне, по своему незнанию помогающий врагам. Леран, мечтающий уничтожить врага, за пеленой ненависти, застилающей ему глаза, забыл о цене простой человеческой жизни.
Неловко завалившись набок, я наблюдал за суетящимся ректором и что-то причитающей Альгой. Ох, бросьте! Никуда я не денусь, не зря же Алив прямо намекнула, что очень скоро стрясет с меня по полной программе за свое унижение, Леран -- самый быстрый способ меня достать...
Дышать было невыносимо трудно, каждый вздох казался подвигом. В груди мерзко хлюпало, а ноги стремительно немели; хотелось просто закрыть глаза и уснуть, не дожидаясь, когда же меня изволят спасти, или Алив сочтет паузу достаточно театральной и снова переместится на сцену.
И она появилась... -- на этот раз в блеске и роскоши, кажется, истратив все запасы спецэффектов. Пресветлая мать нарисовалась в ослепительно-белой вспышке прекрасной доброй феей с всепрощающе-теплым взглядом. Ливий поспешил упасть на колени, остальные (даже Рик!) поклонились, понимая, что более пафосные расшаркивания в такой момент не очень уместны -- только время отнимут, а Алив и так видно, какой трепет охватил всех присутствующих, удостоенных возможности лицезреть ее персону.
Женщина улыбнулась и внимательно посмотрела на меня:
"Кажется, теперь мы поменялись ролями, Оррен Рит? Как ощущения?" -- прозвучал в голове наполненный злорадством голос творца. Даже странно, что она не стала говорить вслух... или же решила не сразу выдавать тот факт, что я вовсе не являюсь отмеченным ею защитником? Неужели захотела поберечь мою репутацию? Что-то слабо верится мне в такую благотворительность...
В любом случае я был благодарен Алив за это, но ответил все-таки в своей манере.
"Непередаваемый букет! -- похвастался я, -- Хочешь, поделюсь?"
"Не стоит. Сразу к делу: у тебя два варианта: либо ты соглашаешься на мои условия и уже через минуту оказываешься живее всех живых, или же через всю ту же минуту убитые горем друзья будут оплакивать ушедшего в безвременье защитника. Все равно Хель сейчас занята и не сможет тебе помочь. Выбирай..."
Я прикрыл глаза.
"И что за условия?"
"Ничего сложного... Я во всем люблю сохранять равновесие; поэтому, вернув тебе жизнь, буду вправе через какое-то время потребовать ответную услугу, равнозначную помощи, оказанной тебе. Ни больше ни меньше -- как раз по твоим силам" -- Великая хитро подмигнула мне, словно стремясь показать, что это очень выгодная сделка.
"И конечно, суть услуги я до последнего не узнаю? Но потом отказаться уже не получится..."
Пресветлая мать согласно кивнула.
"И чем же может оказаться полезен Великому творцу смертный человек?"
Женщина покачала головой, и туго завитые рыжие пряди смешно подпрыгнули в такт этому движению.
"Не стоит себя недооценивать, Оррен Рит. Поверь. Иначе тобой бы не заинтересовались ни Хель, ни я. Иногда и простой смертный может сделать решающий ход, завершая игру... -- упрекнула меня Алив в низкой самооценке. -- К тому же требовать что-то сразу -- не мой стиль, обычно я предпочитаю перестраховываться. Быть может, твои услуги мне вовсе не понадобятся, если я сама смогу решить некоторые проблемы, а может, придется вспомнить про тебя..."
Почему-то очень хотелось отказаться. Не люблю, когда требуют подписываться, не показывая, под чем, я, собственно, подпись ставлю. Даже Хель, предлагая сделку, была откровенной со мной, сразу объяснив, что желает получить взамен. Условия Алив же... -- проще согласиться на кота в мешке.
Но как же доченьку-то увидеть хочется...
"Да. Я принимаю твои условия..." -- Видеть торжество творца не хотелось, но из последних сил я пытался не закрыть слипающиеся глаза. Однако Алив всего лишь кивнула, ничем не выдав своей радости, наклонилась, дотронувшись указательным пальцем до моей переносицы. И одновременно с этим раздались два испуганных вскрика:
-- Папа?!
-- Крестный?
Вернулось моё солнышко... Как раз вовремя.
Творец, соглашаясь с моими мыслями, улыбнулась и исчезла, оставив в воздухе резкий запах лилий.
Вот теперь всё было относительно хорошо...
***
-- А я-то думала, что Норт -- самое темное пятно в моей родословной. -- Юльтиниэль изучала свои ногти с таким видом, будто бы они оказались единственной важной на всем свете вещью.
Я пожал плечами.
-- Увы, ты лучше меня помнишь, что по-другому Альга уже двадцать лет как покоилась бы под землей. Условие Хель поставила неприятное -- вряд ли хоть у кого-нибудь она может вызвать симпатию (хотя Вселенная большая, разное случается), но ради спасения жизни пришлось согласиться. Кто же знал, что все так закончится? -- Я понимал, что если скажу то, что собирался сказать, дочь на меня смертельно обидится, но решил рискнуть: -- Мне стоит за многое у тебя попросить прощения: грехов накопилось достаточно, но вот извиняться за то, что ты появилась на свет, я не намерен.
Юля, к моему удивлению, злиться на это заявление не стала, даже, наоборот, крепко схватила меня за руку и, прижавшись к плечу, прошептала:
-- Пап! Как же я скучала по тебе... И не надо извиняться. Ты же не знал!
Я потрепал Юльтиниэль по волосам (заново выкрашенным в сиреневый цвет), смешно разлохмачивая прическу.
-- Спасибо, доченька, я тоже рад, что все наконец-то закончилось, и что не стал для тебя врагом номер один.
-- Думаешь, Хель именно этого и добивалась? -- недоверчиво уточнила Юля.
-- Кто ж ее знает?
Итак, все более-менее утряслось. К счастью, наш мысленный диалог с Алив недодумался подслушать даже ректор (или просто не смог?), так что "чудесное" мое спасение все восприняли с восторгом. Эольцы убрались восвояси, Чар с Крисом быстренько подписали какой-то мирный договор; в его соблюдении я откровенно сомневался, но лет триста -- пятьсот спокойного сосуществования мы точно получили. А дальше проблемами пусть потомки мучаются, мы свое уже отбегали.
Сейчас я с Юлей сидел на веранде нашего дома в столице. Дочке надо было возвращаться в академию и продолжать обучение, к тому же, кажется, у них с императором опять что-то начало склеиваться. Я же собирался отбывать в герцогство, прихватив с собой Василия и Альгу.
Без того с разговором тянули, как могли, -- после окончания "войны" и возвращения Юли и Криса прошло уже больше недели, а мы все ходили вокруг да около, бросая друг на друга виноватые взгляды. Альга и та утянула Юльтиниэль на откровенный разговор уже на следующий день. Помню, в прошлом их прощание прошло скомканно и совсем некрасиво. О чем уж они несколько часов кряду говорили и что обсуждали, вряд ли хоть кто-нибудь когда-нибудь узнает, зато теперь Альга и Юля общались так же замечательно, как раньше, и даже лучше, что не могло не радовать.
-- Нет, -- неожиданно пробурчала Юльтиниэль. -- Я сначала, конечно, хотела рвать и метать... Но столько лет жила, ничего не зная, и чувствовала себя прекрасно. И кроме того, что правда наконец выплыла на поверхность, не изменилось ничего. Точнее, многое стало ясным, но вот каких-то кардинальных перемен я за собой не заметила. Скажи, почему, несмотря на то что во мне нет ни капли эльфийской крови, я выгляжу так? Это иллюзия? Ее можно как-нибудь снять?
Я припомнил наш разговор с творцом, когда Хель, переместившись ко мне в комнаты на утро пятого дня после "смерти" лучезарной княжны, вручила небольшой конверт с недовольно попискивающей новорожденной дочкой. Надо заметить, я тогда тоже испытал некоторую оторопь, увидев остренькие эльфийские ушки. Убийца хмыкнула и снизошла до довольно сумбурных объяснений, после чего исчезла.
-- Хель не хотела, чтобы ты была похожа на нее. Вообще не желала, чтобы в тебе было хоть что-то от нее, сверх того, что получает ребёнок от своей матери. Я не знаю, как она это сделала, но ты уже родилась такой -- копией той Лареллин, по сути, никогда на свете не существовавшей. Настоящая княжна была бледной тенью, Кларисс, на которую наверняка подумала, тоже, кроме общих черт, ничем на тебя не походила. Вот такие причуды мироздания. Это не иллюзия -- ты такая, какая есть. Думаю, теперь даже сама Хель не сможет все исправить.
-- И хорошо... Я тоже не горю желанием быть на нее похожей, -- призналась Юля. -- Скажи, пап, зачем Алив было убивать княжну? Что бы она получила, нарушив время?
-- Алив? Она-то тут при чем? -- не понял я, но увидев, как дочка нахмурилась, пояснил и этот момент: -- Лареллин убила сама Хель, чтобы получить повод переместить в прошлое вас. К сожалению, ей, прежде чем начать игру со временем, нужно соблюсти массу условий. Это замкнутый круг в нашей реальности... Она может возвращаться в те дни, когда пожелает, и заново все переживать. Сложно обвинить Хель в жажде чувствовать себя хоть кому-то нужной, пусть это и длится недолго.
Юльтиниэль повела плечами, словно бы говоря, что не хочет понимать боль и одиночество творца, но, помолчав еще минуту, кивнула, что не станет винить Убийцу.
Поразмыслил о минусах любопытства, я все-таки спросил:
-- А что у вас с Крисом? Неужели все-таки решили пожениться? -- Конечно, хотелось, чтобы дочка покачала головой и опровергла доползающие до меня слухи. Против всех логических доводов, я продолжал считать ее слишком маленькой, и отпускать во взрослую жизнь не желал. Обойдутся!
Но, увы, Юля меня огорчила.
-- Я извинилась за свой побег. Поняла, что из-за своей глупости могу потерять его... И Крис меня простил. Очень рада, что смогла себя пересилить! Пап, знаешь, а ведь Талли из-за меня умер! -- неожиданно призналась дочка с такой горечью, что я даже на месте подпрыгнул. -- Он, когда собирался Альгу увести, мне сказал о смертной болезни... У нас ведь... ну, ты помнишь? А когда я ему сказала, что не могу, он заболел, -- сумбурно закончила Юльтиниэль, видимо, пожалев, что так неожиданно разоткровенничалась.
-- Вряд ли тебя это успокоит, но судьба в любом случае взяла бы свое. Иначе ты бы не сохранила наше время. Не грусти, все ведь хорошо? И да, Юля... -- Дочка подняла на меня взгляд. -- Боюсь, моя просьба окажется неприятной, но тебе стоит поговорить с Хель. Она наверняка ждет, когда же ее позовешь.
-- И что я ей скажу?
-- Что угодно, тут важно то, что она скажет тебе. Скорее всего, Хель не откажется красочно расписать тебе жизнь в других реальностях, объяснить, какая в тебе спит великая сила, обрисовать открывающиеся возможности и перспективы. И, конечно, после всего этого предложит уйти с ней в мир творцов.
-- Я откажусь, -- уверенно заявила дочка, и я не сдержал улыбки.
Что ж, по крайней мере, этот раунд Убийца явно проиграла.
-- Тогда скажи ей об этом лично, -- попросил я Юльтиниэль, и она решительно кивнула, сразу начав думать над тем, что хочет сказать своей матери.
-- Хватит! -- резко одернула меня творец и закусила губу, явно убеждая себя, что не стоит развеивать меня по ветру. -- Значит, если я отзову эольцев, снова притворившись их драгоценной Хель, ты отдашь мне дневник?
-- Нет, не так. Ты отзываешь убийцепоклонников и оставляешь нас в покое, а я, так уж и быть, не стану ничего говорить Хель. Вот мои условия.
-- Договорились, -- неожиданно согласилась Алив, -- насчет покоя не обещаю, против своей природы не пойдешь, как ни крутись, но эольцы вас оставят. Только не думай, что так легко отделаешься... -- Неожиданно творец оказалась слишком близко, извращая само понятие личного пространства, поднялась на цыпочки и заглянула мне в глаза: -- Да... один раз фокус с дневником удался, спорить не стану. Могу даже поздравить -- давно меня так не тыкали носом в собственные ошибки. Но если ты решишь повторить трюк, я скорее пожертвую множественной вселенной, чем еще раз унижусь. Понятно?
-- Безусловно. -- Я улыбнулся и только после того, как творец, не попрощавшись, исчезла, позволил себе сползти на пол и несколько минут бездумно пялился в стену, думая, что к Хель такие приключения -- Пресветлую матерь шантажировать! Да мне же теперь всю оставшуюся (боюсь, удручающе короткую) жизнь придется от каждого шороха вздрагивать... -- все-таки Алевтина считается среди творцов не только величайшей, но и самой мстительной.
А мне, как обычно, все шишки...
Что ж, хватит рассиживаться, отдохнул немного, а теперь стоит пойти проверить, уладила ли Алив проблемы, и можно ли нам праздновать победу.
На крепостной стене творилось что-то неописуемое -- всего за каких-то полчаса мы вышли из безнадежно-проигрышного положения, сумев немыслимым образом перетянуть удачу на свою сторону. Так что стоило мне только подняться к друзьям, как те, подобно коршунам, налетели выведывать подробности.
-- Как ты это сделал? Они уходят! Когда Маришка остановилась, они еще пробовали возобновить атаку, а потом вдруг, как по команде, начали отступать! Что произошло, Оррен?
Сияющие лица Василия, Маришки, Ливия, Эриама, уже вернувшихся Альги и Рика, незнакомых мне гвардейцев и оборотней заполнили собой всю мою реальность, неожиданно сжавшуюся до открытой площадки башни.
-- Поговорил с Пресветлой матерью, -- с удовольствием сказал я правду. -- Попросил ее прекратить это безумие и заставить эольцев отступить. Она согласилась, как вы могли заметить.
На этих словах Ливий посмотрел на меня так, будто я сам неожиданно стал Алив. Приятно, Хель побери! Ну а то, что согласилась она с неохотой, упоминать вовсе не обязательно...
Хм... может, попросить поставить себе памятник? Всегда мечтал!
Мои размышления прервал недоуменный вопрос Лерана, который беззастенчиво перебил ректора, уже просчитывающего, когда же можно будет отправляться назад домой:
-- Почему Пресветлая мать всего лишь заставила убийцепоклонников отступить, а не дала нам сил втоптать их в пыль?
Я опешил. Остальные уже потянулись в сторону лестницы, спеша оставить обзорную площадку и отметить нашу победу, и вопроса не расслышали.
-- Потому что я попросил именно об отступлении. Зачем лишний раз кровь проливать? Между прочим, у нас нет даже раненных, а после выступления Маришки состав эольцев заметно поредел -- они получили хороший урок и смогли его правильно усвоить.
Граф недовольно поджал губы, но спорить не стал. Как оказалось -- припас напоследок более весомый аргумент. И стоило только повернуться спиной к Дирру, как мне под левую лопатку всадили нож.
-- Ты недостоин быть защитником, если отказываешься вести нас против служителей Убийцы... -- вкрадчиво оповестили меня, с омерзительным хрустом проворачивая лезвие.
Да, конечно, друзья быстро поняли: случилось что-то не то. Они кинулись ко мне, скрутили Лерана, вытащили нож, применили исцеляющие заклинания. Напрасно. Я сразу почувствовал, что в сталь была вплетена сила Алив, -- видимо, оружие когда-то принадлежало одному из прежних защитников, и будь я так же отмечен Пресветлой матерью, нож не смог бы мне повредить, но тот, кто дал его Дирру, знал: нет лучшего способа убить слугу Хель.
Почему-то вспомнился случай в трактире Дилры Ли -- он не ударил так подло в спину.
Вот о чем предупредила нас Пресветлая мать -- некто на её стороне, по своему незнанию помогающий врагам. Леран, мечтающий уничтожить врага, за пеленой ненависти, застилающей ему глаза, забыл о цене простой человеческой жизни.
Неловко завалившись набок, я наблюдал за суетящимся ректором и что-то причитающей Альгой. Ох, бросьте! Никуда я не денусь, не зря же Алив прямо намекнула, что очень скоро стрясет с меня по полной программе за свое унижение, Леран -- самый быстрый способ меня достать...
Дышать было невыносимо трудно, каждый вздох казался подвигом. В груди мерзко хлюпало, а ноги стремительно немели; хотелось просто закрыть глаза и уснуть, не дожидаясь, когда же меня изволят спасти, или Алив сочтет паузу достаточно театральной и снова переместится на сцену.
И она появилась... -- на этот раз в блеске и роскоши, кажется, истратив все запасы спецэффектов. Пресветлая мать нарисовалась в ослепительно-белой вспышке прекрасной доброй феей с всепрощающе-теплым взглядом. Ливий поспешил упасть на колени, остальные (даже Рик!) поклонились, понимая, что более пафосные расшаркивания в такой момент не очень уместны -- только время отнимут, а Алив и так видно, какой трепет охватил всех присутствующих, удостоенных возможности лицезреть ее персону.
Женщина улыбнулась и внимательно посмотрела на меня:
"Кажется, теперь мы поменялись ролями, Оррен Рит? Как ощущения?" -- прозвучал в голове наполненный злорадством голос творца. Даже странно, что она не стала говорить вслух... или же решила не сразу выдавать тот факт, что я вовсе не являюсь отмеченным ею защитником? Неужели захотела поберечь мою репутацию? Что-то слабо верится мне в такую благотворительность...
В любом случае я был благодарен Алив за это, но ответил все-таки в своей манере.
"Непередаваемый букет! -- похвастался я, -- Хочешь, поделюсь?"
"Не стоит. Сразу к делу: у тебя два варианта: либо ты соглашаешься на мои условия и уже через минуту оказываешься живее всех живых, или же через всю ту же минуту убитые горем друзья будут оплакивать ушедшего в безвременье защитника. Все равно Хель сейчас занята и не сможет тебе помочь. Выбирай..."
Я прикрыл глаза.
"И что за условия?"
"Ничего сложного... Я во всем люблю сохранять равновесие; поэтому, вернув тебе жизнь, буду вправе через какое-то время потребовать ответную услугу, равнозначную помощи, оказанной тебе. Ни больше ни меньше -- как раз по твоим силам" -- Великая хитро подмигнула мне, словно стремясь показать, что это очень выгодная сделка.
"И конечно, суть услуги я до последнего не узнаю? Но потом отказаться уже не получится..."
Пресветлая мать согласно кивнула.
"И чем же может оказаться полезен Великому творцу смертный человек?"
Женщина покачала головой, и туго завитые рыжие пряди смешно подпрыгнули в такт этому движению.
"Не стоит себя недооценивать, Оррен Рит. Поверь. Иначе тобой бы не заинтересовались ни Хель, ни я. Иногда и простой смертный может сделать решающий ход, завершая игру... -- упрекнула меня Алив в низкой самооценке. -- К тому же требовать что-то сразу -- не мой стиль, обычно я предпочитаю перестраховываться. Быть может, твои услуги мне вовсе не понадобятся, если я сама смогу решить некоторые проблемы, а может, придется вспомнить про тебя..."
Почему-то очень хотелось отказаться. Не люблю, когда требуют подписываться, не показывая, под чем, я, собственно, подпись ставлю. Даже Хель, предлагая сделку, была откровенной со мной, сразу объяснив, что желает получить взамен. Условия Алив же... -- проще согласиться на кота в мешке.
Но как же доченьку-то увидеть хочется...
"Да. Я принимаю твои условия..." -- Видеть торжество творца не хотелось, но из последних сил я пытался не закрыть слипающиеся глаза. Однако Алив всего лишь кивнула, ничем не выдав своей радости, наклонилась, дотронувшись указательным пальцем до моей переносицы. И одновременно с этим раздались два испуганных вскрика:
-- Папа?!
-- Крестный?
Вернулось моё солнышко... Как раз вовремя.
Творец, соглашаясь с моими мыслями, улыбнулась и исчезла, оставив в воздухе резкий запах лилий.
Вот теперь всё было относительно хорошо...
***
-- А я-то думала, что Норт -- самое темное пятно в моей родословной. -- Юльтиниэль изучала свои ногти с таким видом, будто бы они оказались единственной важной на всем свете вещью.
Я пожал плечами.
-- Увы, ты лучше меня помнишь, что по-другому Альга уже двадцать лет как покоилась бы под землей. Условие Хель поставила неприятное -- вряд ли хоть у кого-нибудь она может вызвать симпатию (хотя Вселенная большая, разное случается), но ради спасения жизни пришлось согласиться. Кто же знал, что все так закончится? -- Я понимал, что если скажу то, что собирался сказать, дочь на меня смертельно обидится, но решил рискнуть: -- Мне стоит за многое у тебя попросить прощения: грехов накопилось достаточно, но вот извиняться за то, что ты появилась на свет, я не намерен.
Юля, к моему удивлению, злиться на это заявление не стала, даже, наоборот, крепко схватила меня за руку и, прижавшись к плечу, прошептала:
-- Пап! Как же я скучала по тебе... И не надо извиняться. Ты же не знал!
Я потрепал Юльтиниэль по волосам (заново выкрашенным в сиреневый цвет), смешно разлохмачивая прическу.
-- Спасибо, доченька, я тоже рад, что все наконец-то закончилось, и что не стал для тебя врагом номер один.
-- Думаешь, Хель именно этого и добивалась? -- недоверчиво уточнила Юля.
-- Кто ж ее знает?
Итак, все более-менее утряслось. К счастью, наш мысленный диалог с Алив недодумался подслушать даже ректор (или просто не смог?), так что "чудесное" мое спасение все восприняли с восторгом. Эольцы убрались восвояси, Чар с Крисом быстренько подписали какой-то мирный договор; в его соблюдении я откровенно сомневался, но лет триста -- пятьсот спокойного сосуществования мы точно получили. А дальше проблемами пусть потомки мучаются, мы свое уже отбегали.
Сейчас я с Юлей сидел на веранде нашего дома в столице. Дочке надо было возвращаться в академию и продолжать обучение, к тому же, кажется, у них с императором опять что-то начало склеиваться. Я же собирался отбывать в герцогство, прихватив с собой Василия и Альгу.
Без того с разговором тянули, как могли, -- после окончания "войны" и возвращения Юли и Криса прошло уже больше недели, а мы все ходили вокруг да около, бросая друг на друга виноватые взгляды. Альга и та утянула Юльтиниэль на откровенный разговор уже на следующий день. Помню, в прошлом их прощание прошло скомканно и совсем некрасиво. О чем уж они несколько часов кряду говорили и что обсуждали, вряд ли хоть кто-нибудь когда-нибудь узнает, зато теперь Альга и Юля общались так же замечательно, как раньше, и даже лучше, что не могло не радовать.
-- Нет, -- неожиданно пробурчала Юльтиниэль. -- Я сначала, конечно, хотела рвать и метать... Но столько лет жила, ничего не зная, и чувствовала себя прекрасно. И кроме того, что правда наконец выплыла на поверхность, не изменилось ничего. Точнее, многое стало ясным, но вот каких-то кардинальных перемен я за собой не заметила. Скажи, почему, несмотря на то что во мне нет ни капли эльфийской крови, я выгляжу так? Это иллюзия? Ее можно как-нибудь снять?
Я припомнил наш разговор с творцом, когда Хель, переместившись ко мне в комнаты на утро пятого дня после "смерти" лучезарной княжны, вручила небольшой конверт с недовольно попискивающей новорожденной дочкой. Надо заметить, я тогда тоже испытал некоторую оторопь, увидев остренькие эльфийские ушки. Убийца хмыкнула и снизошла до довольно сумбурных объяснений, после чего исчезла.
-- Хель не хотела, чтобы ты была похожа на нее. Вообще не желала, чтобы в тебе было хоть что-то от нее, сверх того, что получает ребёнок от своей матери. Я не знаю, как она это сделала, но ты уже родилась такой -- копией той Лареллин, по сути, никогда на свете не существовавшей. Настоящая княжна была бледной тенью, Кларисс, на которую наверняка подумала, тоже, кроме общих черт, ничем на тебя не походила. Вот такие причуды мироздания. Это не иллюзия -- ты такая, какая есть. Думаю, теперь даже сама Хель не сможет все исправить.
-- И хорошо... Я тоже не горю желанием быть на нее похожей, -- призналась Юля. -- Скажи, пап, зачем Алив было убивать княжну? Что бы она получила, нарушив время?
-- Алив? Она-то тут при чем? -- не понял я, но увидев, как дочка нахмурилась, пояснил и этот момент: -- Лареллин убила сама Хель, чтобы получить повод переместить в прошлое вас. К сожалению, ей, прежде чем начать игру со временем, нужно соблюсти массу условий. Это замкнутый круг в нашей реальности... Она может возвращаться в те дни, когда пожелает, и заново все переживать. Сложно обвинить Хель в жажде чувствовать себя хоть кому-то нужной, пусть это и длится недолго.
Юльтиниэль повела плечами, словно бы говоря, что не хочет понимать боль и одиночество творца, но, помолчав еще минуту, кивнула, что не станет винить Убийцу.
Поразмыслил о минусах любопытства, я все-таки спросил:
-- А что у вас с Крисом? Неужели все-таки решили пожениться? -- Конечно, хотелось, чтобы дочка покачала головой и опровергла доползающие до меня слухи. Против всех логических доводов, я продолжал считать ее слишком маленькой, и отпускать во взрослую жизнь не желал. Обойдутся!
Но, увы, Юля меня огорчила.
-- Я извинилась за свой побег. Поняла, что из-за своей глупости могу потерять его... И Крис меня простил. Очень рада, что смогла себя пересилить! Пап, знаешь, а ведь Талли из-за меня умер! -- неожиданно призналась дочка с такой горечью, что я даже на месте подпрыгнул. -- Он, когда собирался Альгу увести, мне сказал о смертной болезни... У нас ведь... ну, ты помнишь? А когда я ему сказала, что не могу, он заболел, -- сумбурно закончила Юльтиниэль, видимо, пожалев, что так неожиданно разоткровенничалась.
-- Вряд ли тебя это успокоит, но судьба в любом случае взяла бы свое. Иначе ты бы не сохранила наше время. Не грусти, все ведь хорошо? И да, Юля... -- Дочка подняла на меня взгляд. -- Боюсь, моя просьба окажется неприятной, но тебе стоит поговорить с Хель. Она наверняка ждет, когда же ее позовешь.
-- И что я ей скажу?
-- Что угодно, тут важно то, что она скажет тебе. Скорее всего, Хель не откажется красочно расписать тебе жизнь в других реальностях, объяснить, какая в тебе спит великая сила, обрисовать открывающиеся возможности и перспективы. И, конечно, после всего этого предложит уйти с ней в мир творцов.
-- Я откажусь, -- уверенно заявила дочка, и я не сдержал улыбки.
Что ж, по крайней мере, этот раунд Убийца явно проиграла.
-- Тогда скажи ей об этом лично, -- попросил я Юльтиниэль, и она решительно кивнула, сразу начав думать над тем, что хочет сказать своей матери.
