Чтобы почувствовать себя лучше, среднестатистическая женщина предпочла бы полчаса говорить о своих проблемах, чем получать решения в течение пяти минут. Проблема в том, что Эвридика была не просто среднестатистической женщиной. Она была женщиной в степени n, где значение n неуклонно стремилось к бесконечности. Следовательно, даже пребывая в состоянии тени, души, оторванной от тела, она продолжала вести себя так же, как если бы была в данный конкретный момент живой, здоровой и активной дамой. Только активнее. В миллионы раз.
И Она заговорила! Она говорила, не открывая рта. Она говорила не останавливаясь, выплевывая слова со скоростью пулемета «Шилка» во время воздушной атаки. Она высказывала всё: а) что думала; б) что не думала; в) что думали и не думали другие люди и души. Дорвавшись до реальной возможности побыть с Орфеем один на один, она включила самую излюбленную свои функцию – «огранка этого булыжника». Она трещала без умолку. А Орфей медленно, но, верно, закипал: уже непосредственно перед самым выходом из Царства Теней из ушей бедняги начал вырываться дым и редкие языки пламени, а из ноздрей сыпались снопы искр.
Пик напряжения был достигнут тогда, когда тень Эвридики в сердцах ляпнула: «Да ты как любовник вообще хуже импотента, хоть и хрен у тебя большой! А толку-то!»
Зря… зря она так …
Именно в этот момент АЗ у Орфея упала (моряки-подводники и работники АЭС меня поймут). В мгновение ока он развернулся к Эвридике и проорал: «Да, заткнись ты, дура!»
Голос тени, нудным комаром звучавший в голове Орфея, осекся. Она замолчала. Однако глаза тени продолжали полыхать страшным колдовским зеленым огнем и летели голубые искры. Она растворялась, таяла, как туман, под набирающим силу утренним солнцем. И только жуткое пламя глаз всё ещё висело в воздухе в тщетной попытке прожечь дыры в груди Орфея…
И вот как только последний отблеск адского огня глаз Эвридики угас, нашего певца осенили две мысли. Во-первых, он возненавидел женщин. Всех. И если к обычным смертным дамам он относился как минимум равнодушно, а как максимум – издевательски, то с богинями греческого пантеона он не решался быть грубым. Однако его вежливость к ним была холодной, и несла на себе такой же отпечаток ненависти и презрения, как и к смертным «сестрам» богинь. А, во-вторых, именно ненависть к слабому полу сподвигла его к пониманию того, что это жгучее чувство поможет ему обрести почти вечную жизнь «живущего-в-двух-мирах».
Пять лет Орфей готовился к этому шагу. Он веселился, пил, гулял, участвовал в оргиях. Но ни разу он не воспел ни женщину, ни какую-либо из богинь, не воздавал им хвалу. Он пристрастился к мистериям Диониса, для которых создал бесчисленное количество орфий. Он присматривался к тем, кто лишит его жизни смертной, даровав ему почти вечную иную жизнь, а свои тела - в качестве филактерия.
И вот тут Орфей, реально, допустил грубейшую ошибку. Как человек артистичный, творческий, он не понял главного, просчитался и не смог до конца реализовать свой план. Он не стал творить. Он начал вытворять.
Мой юный ученик, ответь мне, отчего в корриде, которую испанцы напрасно запретили, использовали в качестве противника только быков, но никогда – коров? Да-да, вижу-вижу. Вы знаете причину. Конечно, корову довести до состояния близкому к исступлению, в которое впадают быки, это надо постараться. Но если это кому-то удалось – мне жаль этого глупца. В состоянии гнева коровы много агрессивнее любого быка. И в отличие от быка, во время атаки не закрывают глаз, а, следовательно, видят куда бьют. То есть, у обидчика в этом случае шансов нет. Никаких. Никогда. А если корову еще и накачали алкоголем, то у любого, вставшего на пути такого животного остается только один выход – экстренное отпевание. Заживо.
По Конону, фракийские и македонские женщины убили Орфея за то, что он (будучи жрецом местного храма Диониса) не допустил их к мистериям. А помимо этого он глумился над ними и унижал их достоинство. И, знаете мой друг, в это я охотно верю. И вот эти его «вытворяшки» привели к предельно печальному результату: разгневанные и пьяные вусмерть бассариды растерзали его на мелкие кусочки, не дав ему, тем самым, и шанса на иную жизнь. И только волею Диониса Орфей обрел своей душою иную, менее активную жизнь, в виде созвездия Лебедя, как знак своей подлинной ненависти к женщинам.
Мой юный друг. Сразу оговорюсь, что в деятельности, мистериях, инициациях и во всем прочем в жизни «живущих в двух мирах», конечно же должна присутствовать некая творческая жилка. Но мы с вами люди прагматичные, и, даже, где-то весьма циничные. Так что артистизм и творчество не должны преобладать в нашей деятельности. Потому что, как только вы становитесь на скользкий путь Орфея – ваша окончательная и бесславная гибель только вопрос времени. Он герой. Но не берите с него примера.
А теперь налейте себе и мне хереса, принесите еще парочку гаванских сигар, и давайте просто отдохнем от всех забот, какие мы испытали с вами за последнюю неделю. Мы это за-слу-жи-ли…
Дневник: Про Фауста и почему я не должен боготворить этого дурака
28 сентября 2010 года
Вторую неделю сижу и наслаждаюсь «Фаустом» несравненного Гёте. И, видимо:
а) высказываю свое восхищение вслух;
б) слишком активно и с придыханием.
В результате замечаю, как многие морщатся от моих слов. Будто сразу три лимона в рот запихали.
В конце концов, по истечению второй недели моих литературных экзерсисов, меня к себе вызвал дед. Там я опять встретился с Вагонычем в его иной ипостаси. Он сидел в красном глубоком кресле и «пиль» явно не чай из очень большого бокала.
Дед попросил меня сесть и бросил красноречивый взгляд Вагонычу.
«Скажи мне, мой дарагой»,- нарочито с акцентом сказал Азраил, - «что тебя так восхитило в этом произведении об откровенном мерзавце?»
Сказать, что я охренел – ничего не сказать. Я немного остолбенел. От неожиданности. Попытался объясниться. Но получилось путано, непонятно и невнятно.
«Понятно», - уже без акцента сказал Азраил.
«Видишь ли, Сергей»,- вступил в беседу дед, - «мне приятно, что ты перечитываешь классику. Но проблема не в классике, а в том, о чем написано то или иное произведение. В данном случае – это книга слишком близка к правде о настоящем докторе Фаусте, и там написана истинная правда о сделке между Фаустом и Мефистофелем. И я надеюсь, что твои восторги адресованы не главным персонажам, а всему произведению вы целом. Ведь так?»
«Так», - немного поразмыслив ответил я
«Ну, и славно»,- почти одновременно выдохнули эти двое.
«А в чем собственно дело?» - не на шутку заинтригованный, я решил выяснить все до конца.
«А дело в том, мой друг, что несмотря на то, что произведение просто великолепное, описывает оно отъявленного мерзавца и дурака. И это я тебе сейчас докажу. А для начала ответь: какое именно событие является ключевым для всей книги?»
Я задумался…
Если брать пролог, то получается спор автора и директора театра. Если первую часть – то, вероятнее всего – пари между бесом и Богом. Там же еще с десяток поворотных событий…Вторая часть – там уже следственная часть. Все причины – в прологе и первой части. В результате я начал перечислять все события, какие мне казались знаковыми.
Вагоныч меня остановил:
«Нет дружок, всё не то. Запомни, хорошо запомни - ключевое событие "Фауста" – это сделка с Мефистофелем, с неё начинаются их совместные приключения. Вот теперь бывший демон средней руки будет тебе читать лекцию, мерзавце и придурке, и о сделках с бесами. Для начала что есть сделка с нечистым? Что представляет из себя сделка?
С первого взгляда сделка с дьяволом более чем выгодна - человек отдает нечто, что ни разу не видел (но говорят, что это где-то есть), взамен получает все, что захочет. Исполнение желания можно получить здесь и сейчас, в любом размере и объеме, чистота и результат гарантированы. Правда душа потом попадет однозначно в ад, но когда это будет, а живем один раз и только сейчас...
Если обратиться к Библии, то никакого упоминания о сделках с дьяволом в плане продажи души мы не найдем. Откуда тогда представление, что у дьявола все записано, он ведет некий учет - какие души "его", а какие не поддались на соблазны и уговоры?
Вообще тема продажи души древняя. Даже я не смогу сказать, где и когда был совершен первый договор. Но, прикол в том, что юридически этот договор недействителен, а сделка ничтожна. Потому что нельзя продать то, что тебе не принадлежит. Но вот сатана, старый софист, и люди, вечные путаники и хотельщики, чхать хотели на такие мелочи.
Вот и у Гёте…
В чем собственно суть этой сделки? Чёрт получает право на душу, после смерти тела может её забрать. В обмен на свою душу Фауст получает весьма обширные, практически неограниченные возможности, причём на неограниченный срок. Почему практически? Ну хотя бы потому, что ограничения всё-таки есть, потому как Мефистофель заявляет, что он не всесилен. И не забывай, пари между бесом и Богом, заключено без передачи божественных сил демону. Почему Мефистофель готов так дорого платить за душу доктора-чудака, Гете объясняет туманно, ссылаясь на спор между Мефистофелем и Богом. Типа, это вроде как дело принципа. Вот только если же предположить, что на кону стоит не душа отдельного человека, а своего рода коллективная судьба всего человечества, ну, или хотя бы её части, то интерес чёрта к Фаусту обретает уже другие масштабы. Итак, суть сделки – продажа души в обмен на богатство, власть и возможности.
Фауст непрост, ему неинтересны деньги, вульгарные удовольствия плоти и мирская слава:
Ты пищу дашь, не сытную ничуть,
Дашь золото, которое, как ртуть,
Меж пальцев растекается; зазнобу,
Которая, упав тебе на грудь,
Уж норовит к другому ушмыгнуть.
Фауст намерен развернуть с помощью Мефистофеля мощную всеобъемлющую деятельность, грубо говоря оседлать зло. Только это не либеральная грызня всех против всех, в результате которой рождается общее благо, а внешнее зло, поставленное на службу человечеству. Мефистофель должен ему служить вплоть до того момента, когда Фауст успокоится, довольствуясь достигнутым:
Едва я миг отдельный возвеличу
Вскричав: "Мгновение, повремени:" –
Все кончено, и я твоя добыча,
И мне спасенья нет из западни.
Тогда вступает в силу наша сделка,
Тогда ты волен, - я закабален.
Тогда пусть станет часовая стрелка,
По мне раздастся похоронный звон.
Вот тут как раз и кроется самое важное. Здесь принципиально важен сам контекст сделки. Во-первых, Фауст не только отказывается от веры, как способа если не познания мира, то познания себя, но он еще и разочарован в науке как способе рационального познания мира. И не просто разочарован, он отказывается от разума, он его принципиально отвергает, чему невероятно обрадован Мефистофель:
Мощь человека, разум презирай,
Который более тебе не дорог!
Дай ослепленью лжи зайти за край,
И ты в моих руках без отговорок!
Во-вторых, Фауст проклинает все человеческое, что делает его слабым и отвлекает от познания. Обрати внимание, он проклинает всё сразу и любовь (ну чем не нибелунг Альберих), и надежду, и семейные ценности, и добродетели, и пороки - всё. И вот с таким настроем, со ставкой на страсть, стихийность и эмоциональность (но без сдерживающего и направляющего рацио) он отправляется в дорогу с Мефистофелем. Можно ли назвать такого человека разумным? Повторюсь, обрати внимание, от чего отказывается ради сделки Фауст. Это Важно. Да и сам образ «ныряния», погружения на глубину – есть метафора падения: мол, душа пала во глубины адския. Ничего не напоминает тебе в современном мире? Отказ от христианской морали, этики, традиционной семьи, неприкосновенности частной собственности, личные свободы и демократия? В этом смысле прозрения Шпенглера относительно сути определённой цивилизации невероятно точны, и термин "фаустианское человечество" очень ёмкий. Что это если не глупость?
А чего ожидать от человека, заключившего сделку с чёртом и видящего в нем просто инструмент? Фауст же проклял всё человеческое, осталось природное, звериное с расширенными возможностями. Нет ни морали, ни закона, остались одни желания. В конце концов, Фауст вообще отказывается от идеального, присягая кипучей деятельности. И что самое забавное, вот тут мы находим первые наброски к тому «апофеозу объективизма», придуманного одной мадам, и реализованное в крайне тяжеловесном антинаучно – фантастическом бабском романе на три тома, под названием «Атлант застёгивает штаны». И тут и там прослеживается одна и та же мысль:
есть гении, люди-титаны, атланты, покорители природы (познавать природу уже не нужно, нужно её просто покорять), а есть просто людишки, которые мешают. Есть люди, а есть рабы. Есть «истинные» созидатели (упаси Бог от таких), а есть паразиты. Мы будем внедрять вам демократию, даже если она вам не нужна и нужно будет вас вбомбить в средневековье – каков стиль, а? А если это противоречит установленным законам - местным или международному праву, так тем хуже для законов. Это, по-твоему, разумно? Так говорит человек умный? И всё это, не упоминая о тех «шалостях», которые творит Фауст со всеми, кто так или иначе столкнулся с ним на жизненной дороге. В русском языке есть минимум двадцать очень хлестких слов, которые точно характеризуют Фауста как конченного мерзавца. От относительно нейтральных, до изысканно матерных.
А самое главное то, что Гёте описал заключение самого дурацкого и бездарно просранного договора на продажу того, чем Фауст никогда не владел.
Так что хорошо, что ты этим уродом не восторгаешься».
Дневник: Дождь
11 октября 2010 года
Дождь, в Питере опять дождь. Ненавязчивый, затяжной, мелко моросящий, еле заметный, потому как, с опозданием замечаешь, что промок до нитки. Дождь в Питере – это его естественное состояние. Это данность. Аксиома. Это понимает любой коренной петербуржец, или пришлый, связавший свою судьбу с этим городом. Ты больше удивляешься и радуешься хорошим, теплым (если весна или лето) или морозным (зимой, соответственно) солнечным дням.
Я люблю и ненавижу дождь. Ненавижу потому, что к концу похода под ним, независимо от того, хотел ты или нет, но ты будешь промокшим до нитки. Люблю я его за… Да, именно за то, что можно в загородном доме шефа сидеть в кровати укрывшись одеялом, пледом, слушая, как трещат дрова и каменный уголь в печи, как барабанят редкие капли по подоконнику в окно, и читать то, что тебе взбредет в голову. Или спать под мерное постукивание капель… А еще можно пить крепкий кофе по-варшавски, вино или еще что-то. Не залпом. А по «щуть – щуть». Нереальное удовольствие…
А еще - идти после бани под мелким моросящим дождем. Тоже ведь вид получения эндорфинов.
Все это, и многое другое, что перечислять нет ни сил, ни желания, нереально классно. Кто отрицает такое удовольствие – либо лжец, либо никогда это не испытывал.
Дневник: Первые колдовские опыты
02 ноября 2010 года
Сегодня утром дед призвал меня в свой кабинет. Просто разбудил в шесть утра звонком по телефону и сказал, что ждет меня в своем кабинете. Да, я же забыл написать, что всё происходило в его загородной резиденции. Так что, волей-неволей, мне пришлось продрать очи и, в состоянии полу-зомби, плестись в его кабинет.
И Она заговорила! Она говорила, не открывая рта. Она говорила не останавливаясь, выплевывая слова со скоростью пулемета «Шилка» во время воздушной атаки. Она высказывала всё: а) что думала; б) что не думала; в) что думали и не думали другие люди и души. Дорвавшись до реальной возможности побыть с Орфеем один на один, она включила самую излюбленную свои функцию – «огранка этого булыжника». Она трещала без умолку. А Орфей медленно, но, верно, закипал: уже непосредственно перед самым выходом из Царства Теней из ушей бедняги начал вырываться дым и редкие языки пламени, а из ноздрей сыпались снопы искр.
Пик напряжения был достигнут тогда, когда тень Эвридики в сердцах ляпнула: «Да ты как любовник вообще хуже импотента, хоть и хрен у тебя большой! А толку-то!»
Зря… зря она так …
Именно в этот момент АЗ у Орфея упала (моряки-подводники и работники АЭС меня поймут). В мгновение ока он развернулся к Эвридике и проорал: «Да, заткнись ты, дура!»
Голос тени, нудным комаром звучавший в голове Орфея, осекся. Она замолчала. Однако глаза тени продолжали полыхать страшным колдовским зеленым огнем и летели голубые искры. Она растворялась, таяла, как туман, под набирающим силу утренним солнцем. И только жуткое пламя глаз всё ещё висело в воздухе в тщетной попытке прожечь дыры в груди Орфея…
И вот как только последний отблеск адского огня глаз Эвридики угас, нашего певца осенили две мысли. Во-первых, он возненавидел женщин. Всех. И если к обычным смертным дамам он относился как минимум равнодушно, а как максимум – издевательски, то с богинями греческого пантеона он не решался быть грубым. Однако его вежливость к ним была холодной, и несла на себе такой же отпечаток ненависти и презрения, как и к смертным «сестрам» богинь. А, во-вторых, именно ненависть к слабому полу сподвигла его к пониманию того, что это жгучее чувство поможет ему обрести почти вечную жизнь «живущего-в-двух-мирах».
Пять лет Орфей готовился к этому шагу. Он веселился, пил, гулял, участвовал в оргиях. Но ни разу он не воспел ни женщину, ни какую-либо из богинь, не воздавал им хвалу. Он пристрастился к мистериям Диониса, для которых создал бесчисленное количество орфий. Он присматривался к тем, кто лишит его жизни смертной, даровав ему почти вечную иную жизнь, а свои тела - в качестве филактерия.
И вот тут Орфей, реально, допустил грубейшую ошибку. Как человек артистичный, творческий, он не понял главного, просчитался и не смог до конца реализовать свой план. Он не стал творить. Он начал вытворять.
Мой юный ученик, ответь мне, отчего в корриде, которую испанцы напрасно запретили, использовали в качестве противника только быков, но никогда – коров? Да-да, вижу-вижу. Вы знаете причину. Конечно, корову довести до состояния близкому к исступлению, в которое впадают быки, это надо постараться. Но если это кому-то удалось – мне жаль этого глупца. В состоянии гнева коровы много агрессивнее любого быка. И в отличие от быка, во время атаки не закрывают глаз, а, следовательно, видят куда бьют. То есть, у обидчика в этом случае шансов нет. Никаких. Никогда. А если корову еще и накачали алкоголем, то у любого, вставшего на пути такого животного остается только один выход – экстренное отпевание. Заживо.
По Конону, фракийские и македонские женщины убили Орфея за то, что он (будучи жрецом местного храма Диониса) не допустил их к мистериям. А помимо этого он глумился над ними и унижал их достоинство. И, знаете мой друг, в это я охотно верю. И вот эти его «вытворяшки» привели к предельно печальному результату: разгневанные и пьяные вусмерть бассариды растерзали его на мелкие кусочки, не дав ему, тем самым, и шанса на иную жизнь. И только волею Диониса Орфей обрел своей душою иную, менее активную жизнь, в виде созвездия Лебедя, как знак своей подлинной ненависти к женщинам.
Мой юный друг. Сразу оговорюсь, что в деятельности, мистериях, инициациях и во всем прочем в жизни «живущих в двух мирах», конечно же должна присутствовать некая творческая жилка. Но мы с вами люди прагматичные, и, даже, где-то весьма циничные. Так что артистизм и творчество не должны преобладать в нашей деятельности. Потому что, как только вы становитесь на скользкий путь Орфея – ваша окончательная и бесславная гибель только вопрос времени. Он герой. Но не берите с него примера.
А теперь налейте себе и мне хереса, принесите еще парочку гаванских сигар, и давайте просто отдохнем от всех забот, какие мы испытали с вами за последнюю неделю. Мы это за-слу-жи-ли…
Дневник: Про Фауста и почему я не должен боготворить этого дурака
28 сентября 2010 года
Вторую неделю сижу и наслаждаюсь «Фаустом» несравненного Гёте. И, видимо:
а) высказываю свое восхищение вслух;
б) слишком активно и с придыханием.
В результате замечаю, как многие морщатся от моих слов. Будто сразу три лимона в рот запихали.
В конце концов, по истечению второй недели моих литературных экзерсисов, меня к себе вызвал дед. Там я опять встретился с Вагонычем в его иной ипостаси. Он сидел в красном глубоком кресле и «пиль» явно не чай из очень большого бокала.
Дед попросил меня сесть и бросил красноречивый взгляд Вагонычу.
«Скажи мне, мой дарагой»,- нарочито с акцентом сказал Азраил, - «что тебя так восхитило в этом произведении об откровенном мерзавце?»
Сказать, что я охренел – ничего не сказать. Я немного остолбенел. От неожиданности. Попытался объясниться. Но получилось путано, непонятно и невнятно.
«Понятно», - уже без акцента сказал Азраил.
«Видишь ли, Сергей»,- вступил в беседу дед, - «мне приятно, что ты перечитываешь классику. Но проблема не в классике, а в том, о чем написано то или иное произведение. В данном случае – это книга слишком близка к правде о настоящем докторе Фаусте, и там написана истинная правда о сделке между Фаустом и Мефистофелем. И я надеюсь, что твои восторги адресованы не главным персонажам, а всему произведению вы целом. Ведь так?»
«Так», - немного поразмыслив ответил я
«Ну, и славно»,- почти одновременно выдохнули эти двое.
«А в чем собственно дело?» - не на шутку заинтригованный, я решил выяснить все до конца.
«А дело в том, мой друг, что несмотря на то, что произведение просто великолепное, описывает оно отъявленного мерзавца и дурака. И это я тебе сейчас докажу. А для начала ответь: какое именно событие является ключевым для всей книги?»
Я задумался…
Если брать пролог, то получается спор автора и директора театра. Если первую часть – то, вероятнее всего – пари между бесом и Богом. Там же еще с десяток поворотных событий…Вторая часть – там уже следственная часть. Все причины – в прологе и первой части. В результате я начал перечислять все события, какие мне казались знаковыми.
Вагоныч меня остановил:
«Нет дружок, всё не то. Запомни, хорошо запомни - ключевое событие "Фауста" – это сделка с Мефистофелем, с неё начинаются их совместные приключения. Вот теперь бывший демон средней руки будет тебе читать лекцию, мерзавце и придурке, и о сделках с бесами. Для начала что есть сделка с нечистым? Что представляет из себя сделка?
С первого взгляда сделка с дьяволом более чем выгодна - человек отдает нечто, что ни разу не видел (но говорят, что это где-то есть), взамен получает все, что захочет. Исполнение желания можно получить здесь и сейчас, в любом размере и объеме, чистота и результат гарантированы. Правда душа потом попадет однозначно в ад, но когда это будет, а живем один раз и только сейчас...
Если обратиться к Библии, то никакого упоминания о сделках с дьяволом в плане продажи души мы не найдем. Откуда тогда представление, что у дьявола все записано, он ведет некий учет - какие души "его", а какие не поддались на соблазны и уговоры?
Вообще тема продажи души древняя. Даже я не смогу сказать, где и когда был совершен первый договор. Но, прикол в том, что юридически этот договор недействителен, а сделка ничтожна. Потому что нельзя продать то, что тебе не принадлежит. Но вот сатана, старый софист, и люди, вечные путаники и хотельщики, чхать хотели на такие мелочи.
Вот и у Гёте…
В чем собственно суть этой сделки? Чёрт получает право на душу, после смерти тела может её забрать. В обмен на свою душу Фауст получает весьма обширные, практически неограниченные возможности, причём на неограниченный срок. Почему практически? Ну хотя бы потому, что ограничения всё-таки есть, потому как Мефистофель заявляет, что он не всесилен. И не забывай, пари между бесом и Богом, заключено без передачи божественных сил демону. Почему Мефистофель готов так дорого платить за душу доктора-чудака, Гете объясняет туманно, ссылаясь на спор между Мефистофелем и Богом. Типа, это вроде как дело принципа. Вот только если же предположить, что на кону стоит не душа отдельного человека, а своего рода коллективная судьба всего человечества, ну, или хотя бы её части, то интерес чёрта к Фаусту обретает уже другие масштабы. Итак, суть сделки – продажа души в обмен на богатство, власть и возможности.
Фауст непрост, ему неинтересны деньги, вульгарные удовольствия плоти и мирская слава:
Ты пищу дашь, не сытную ничуть,
Дашь золото, которое, как ртуть,
Меж пальцев растекается; зазнобу,
Которая, упав тебе на грудь,
Уж норовит к другому ушмыгнуть.
Фауст намерен развернуть с помощью Мефистофеля мощную всеобъемлющую деятельность, грубо говоря оседлать зло. Только это не либеральная грызня всех против всех, в результате которой рождается общее благо, а внешнее зло, поставленное на службу человечеству. Мефистофель должен ему служить вплоть до того момента, когда Фауст успокоится, довольствуясь достигнутым:
Едва я миг отдельный возвеличу
Вскричав: "Мгновение, повремени:" –
Все кончено, и я твоя добыча,
И мне спасенья нет из западни.
Тогда вступает в силу наша сделка,
Тогда ты волен, - я закабален.
Тогда пусть станет часовая стрелка,
По мне раздастся похоронный звон.
Вот тут как раз и кроется самое важное. Здесь принципиально важен сам контекст сделки. Во-первых, Фауст не только отказывается от веры, как способа если не познания мира, то познания себя, но он еще и разочарован в науке как способе рационального познания мира. И не просто разочарован, он отказывается от разума, он его принципиально отвергает, чему невероятно обрадован Мефистофель:
Мощь человека, разум презирай,
Который более тебе не дорог!
Дай ослепленью лжи зайти за край,
И ты в моих руках без отговорок!
Во-вторых, Фауст проклинает все человеческое, что делает его слабым и отвлекает от познания. Обрати внимание, он проклинает всё сразу и любовь (ну чем не нибелунг Альберих), и надежду, и семейные ценности, и добродетели, и пороки - всё. И вот с таким настроем, со ставкой на страсть, стихийность и эмоциональность (но без сдерживающего и направляющего рацио) он отправляется в дорогу с Мефистофелем. Можно ли назвать такого человека разумным? Повторюсь, обрати внимание, от чего отказывается ради сделки Фауст. Это Важно. Да и сам образ «ныряния», погружения на глубину – есть метафора падения: мол, душа пала во глубины адския. Ничего не напоминает тебе в современном мире? Отказ от христианской морали, этики, традиционной семьи, неприкосновенности частной собственности, личные свободы и демократия? В этом смысле прозрения Шпенглера относительно сути определённой цивилизации невероятно точны, и термин "фаустианское человечество" очень ёмкий. Что это если не глупость?
А чего ожидать от человека, заключившего сделку с чёртом и видящего в нем просто инструмент? Фауст же проклял всё человеческое, осталось природное, звериное с расширенными возможностями. Нет ни морали, ни закона, остались одни желания. В конце концов, Фауст вообще отказывается от идеального, присягая кипучей деятельности. И что самое забавное, вот тут мы находим первые наброски к тому «апофеозу объективизма», придуманного одной мадам, и реализованное в крайне тяжеловесном антинаучно – фантастическом бабском романе на три тома, под названием «Атлант застёгивает штаны». И тут и там прослеживается одна и та же мысль:
есть гении, люди-титаны, атланты, покорители природы (познавать природу уже не нужно, нужно её просто покорять), а есть просто людишки, которые мешают. Есть люди, а есть рабы. Есть «истинные» созидатели (упаси Бог от таких), а есть паразиты. Мы будем внедрять вам демократию, даже если она вам не нужна и нужно будет вас вбомбить в средневековье – каков стиль, а? А если это противоречит установленным законам - местным или международному праву, так тем хуже для законов. Это, по-твоему, разумно? Так говорит человек умный? И всё это, не упоминая о тех «шалостях», которые творит Фауст со всеми, кто так или иначе столкнулся с ним на жизненной дороге. В русском языке есть минимум двадцать очень хлестких слов, которые точно характеризуют Фауста как конченного мерзавца. От относительно нейтральных, до изысканно матерных.
А самое главное то, что Гёте описал заключение самого дурацкого и бездарно просранного договора на продажу того, чем Фауст никогда не владел.
Так что хорошо, что ты этим уродом не восторгаешься».
Дневник: Дождь
11 октября 2010 года
Дождь, в Питере опять дождь. Ненавязчивый, затяжной, мелко моросящий, еле заметный, потому как, с опозданием замечаешь, что промок до нитки. Дождь в Питере – это его естественное состояние. Это данность. Аксиома. Это понимает любой коренной петербуржец, или пришлый, связавший свою судьбу с этим городом. Ты больше удивляешься и радуешься хорошим, теплым (если весна или лето) или морозным (зимой, соответственно) солнечным дням.
Я люблю и ненавижу дождь. Ненавижу потому, что к концу похода под ним, независимо от того, хотел ты или нет, но ты будешь промокшим до нитки. Люблю я его за… Да, именно за то, что можно в загородном доме шефа сидеть в кровати укрывшись одеялом, пледом, слушая, как трещат дрова и каменный уголь в печи, как барабанят редкие капли по подоконнику в окно, и читать то, что тебе взбредет в голову. Или спать под мерное постукивание капель… А еще можно пить крепкий кофе по-варшавски, вино или еще что-то. Не залпом. А по «щуть – щуть». Нереальное удовольствие…
А еще - идти после бани под мелким моросящим дождем. Тоже ведь вид получения эндорфинов.
Все это, и многое другое, что перечислять нет ни сил, ни желания, нереально классно. Кто отрицает такое удовольствие – либо лжец, либо никогда это не испытывал.
Дневник: Первые колдовские опыты
02 ноября 2010 года
Сегодня утром дед призвал меня в свой кабинет. Просто разбудил в шесть утра звонком по телефону и сказал, что ждет меня в своем кабинете. Да, я же забыл написать, что всё происходило в его загородной резиденции. Так что, волей-неволей, мне пришлось продрать очи и, в состоянии полу-зомби, плестись в его кабинет.
