Посмотри из-под пепельных век,
Призрак тянет ладони к тебе
Сквозь решетку в моей конуре
С насмешливым именем дом.
Placebo, «Protege-moi»
Спи, спи, моя дорогая,
Засыпай, не нужны слова,
Спи, спи, моя дорогая,
Просто закрой глаза.
The Misfits, «Die Die My Darling»
Говорят, духи всегда мстят за своих родных, и нет ничего страшнее их мести: они выжигают душу, лишают рассудка, умерщвляют самых близких у тех, кто посмел поднять руку на отпрысков темноты. Нет никого ужаснее карателей – механических слуг богов севера, одетых в металлические доспехи, ослепительно сверкающие под солнцем.
Аннете помнила, как двадцать лет назад в их деревню пришли убийцы. Они не жалели никого: ни женщин, ни детей, ни стариков. Их не могли разжалобить крики младенцев и плач девушек, прижимающих к груди остывшие тела женихов и мужей. Они проходили тяжелыми сапогами по нежному белому снегу, а за ними тянулись багровые капли крови.
Аннете помнила, как ее, пятилетнюю девочку, спрятали в лисьей норе, помнила, как она прислушивалась к гулким шагам, помнила, как она брела через лес, пытаясь выйти к людям.
Пусть говорят, что двадцать лет – достаточно большой срок, чтобы успеть забыть все пережитые страхи, но девушка знала, она никогда не забудет искореженных, скорченных тел посреди черного пепла, бывшего когда-то чьим-то домом. Она знала, что не простит карателей. Тогда, под йольским небом, насмеявшимся над судьбой маленькой девочке, она поклялась найти убийц своего племени.
- Аннете, - тронул девушку за плечо молодой светловолосый человек. Она вздрогнула, переносясь из воспоминаний в обратно в кофейню.
- Прости, Оддвар, задумалась.
- Ты сегодня сама не своя. Что-то случилось?
- Нет, ничего, просто воспоминания, - туманно ответила девушка, задумчиво накрутив один из темных локонов на палец. – Официант, мадейры, один бокал. Благодарю.
Худощавый мальчишка побежал исполнять заказ. Аннете, прикрыв глаза, обратилась к спутнику.
- На чем мы остановились?
- Вчера ночью был ограблен владелец антикварного магазина: были похищены золотая табакерка, часы восемнадцатого столетия и пара старинных рукописей, датированных шестнадцатым веком. Свидетелей преступления не обнаружено: потерпевший с супругой спали, горничная была отпущена на весь день погостить у дальних родственников… - слова Оддвара становились все тише, и сознание девушки заполняло не очередное пустое ограбление, а сон, снящийся ей вот уже много лет и перекликающийся с ее прошлым.
Снег, белый, искрящийся на солнце, такой чистый, словно из детства, бархатный, как материнское платье… Матерь… Она прикрыла глаза, пытаясь припомнить каждую черточку дорогого, ласкового лица. Но не кроткую, нежную улыбку видела она – а почерневшие от боли глаза, ладони, протянутые к ней, к маленькой девочке, с мольбой, обращенной в крик. А на темные струйки крови, бегущие по снегу, застыв, смотрел ребенок, впервые осознавший, что такое настоящая, безумная, невыносимая боль.
- Аннете! Ты меня совсем не слышишь! – Оддвар недовольно поджал губы, с обиженным видом глядя на напарницу.
- Прости, мне пора, - девушка осушила принесенный официантом бокал, терпкое вино привычно обожгло горло, возвращая Аннете на землю. – Заплатишь? Я завтра отдам.
И не обратив никакого внимания на ворчание юноши, она продела тонкие руки в рукава пальто, подняла воротник, вышла из кофейни и направилась в сторону старой городской церкви.
Всякий раз, вспоминая сон, ей казалось, что она упускает какую-то важную деталь, которая непременно должна привести ее к разгадке, которая должна помочь отыскать убийц, именующих себя «слугами духов», словно не сумевших придумать ничего, более существенного. Всякий раз, когда ей казалось, что она, наконец, нашла отгадку, кто-то невидимый захлопывал эту самую дверь перед ее носом.
Шел мокрый холодный снег, белесоватыми хлопьями опускающийся на ткань старого потрепанного пальто. От холода коченели пальцы, и мерзло лицо. На ресницах застывал мелкий иней. Над городом стлалась черная бархатная ночь, простираясь от каменного спящего исполина далеко к лесу, где, как говорили старики, жили духи – появившиеся из ниоткуда, порожденные темнотой и Йолем.
Несколько раз Аннете казалось, что она попала на след карателей – но никто не знал, откуда они родом. «Зачем тебе?» - спрашивали любопытные. «Над ними невозможно одержать победу», - качали головой другие. И ей ничего не оставалось, как кивать головой, словно бы прислушиваясь к их мнению. Но десять лет, проведенных в жандармском отделе, смогли приучить девушку не доверять, казалось бы, очевидным фактам: ведь если и люди правы, то кто-то же должен создать этих механических чудовищ. А в сказки о проклятии духов Аннете мало верилось.
Не прерывая размышлений, она переступила порог церкви и почувствовала, как ее окружает звенящая тишина. Молчал орган, замерев в ожидании, когда его коснутся тонкими бледными пальцами. Безмолвие нарушал лишь плавящийся свечной воск, с шипением капающий на смазанный маслом подсвечник.
Она подошла к старому образу. Кроткие глаза с печальной нежностью смотрели на Аннете, словно изображенная на выцветшем холсте Матерь знала все, что бурлило в груди девушки. Аннете коснулась ладонью стекла и прошептала.
- Ты же знаешь. Ты же все знаешь. Почему они пришли к нам? Почему они убили… всех? За что? – голос девушки дрогнул. По щеке прокатилась слеза, но ей было все равно.
- Служба закончилась, - послышался тихий голос. Аннете обернулась и увидела священника – невысокого мужчину средних лет, прижимающего к груди молитвенную книгу.
- Я знаю, - пробормотала девушка. – Простите, я уже ухожу.
Она засунула руки в карманы и вышла на морозный воздух, чувствуя, как ей в спину смотрят две пары глаз.
Говорят, месть – то чувство, которое следует избегать любыми способами, которое не приносит мстителю ни утешения, ни облегчения, лишь усиливая боль от однажды перенесенной утраты. Но как можно жить, зная, что где-то по земле ходят те, кто однажды лишили тебя всего: любви, семьи, дома? Как жить человеку без рода, без родины? Как жить, помня остекленевший взгляд тех, кто впервые взял оружие в тонкие детские руки?
Снег, по-детски невинный, не по-детски холодный, смотрел, как по нему растекаются темные пятна, слушал, как захлебывается собственной кровью мальчишка-часовой, глядел на дрожащее древко стрелы, торчащей из его горла.
Мороз неприятно покалывал щеки, леденил кожу. По спине пробегали мурашки, и Аннете очень хотелось сидеть в каком-нибудь теплом пабе с кружкой горячего чая в руке или бокалом портвейна. В понемногу охладевающем сознании, наконец, успокаивались мысли, возвращая девушке обычную трезвость рассудка. Глядя, как под сапогами ломаются снежинки, она побрела вдоль по ночным, замершим улицам.
Вдруг до нее донесся приглушенный смех, Аннете остановилась и, подойдя к двери, прочла на вывеске «Валет и дама». Оны хмыкнула и взялась за ручку двери, ведущей в уютный небольшой паб с приглушенным светом. Самые разные запахи чуть не вскружили девушке голову. В воздухе витал тонкий аромат только что вынутой из духовки индейки, слышался сладкий запах черного кофе со сливками. В углу, прикрыв глаза, курил трубку высокий мужчина, выпуская пепельные колечки дыма. Курила гаванские сигары молодая девушка, хрипло смеявшаяся над своим спутником. Бармен сосредоточенно смешивал шипящие напитки, перешептываясь с одним из посетителей.
Аннете огляделась, но и беглого взгляда ей хватило, чтобы догадаться, что почти каждый из сидящих за столиками скрывает какую-то тайну. Но она пришла в паб не расследовать очередное дело и не обнаруживать преступников. Потому, она, стряхнув снег с пальто, подошла к бармену и уселась на высокий стул рядом со стойкой.
- Бокал портвейна, уважаемый, - юноша усмехнулся и достал узкую полупрозрачную бутылку.
Крепкое южное вино разлилось по телу девушки, вызвав легкое состояние опьянение. Согревающиеся пальцы слегка покалывало, ладони немного дрожали. Но, наконец, Аннете, так и не привыкшая к холодным северным зимам, почувствовала себя человеком. Она сняла пальто и положила себе на колени, как всегда готовая сорваться с места в любую минуту, когда то потребуется суровому начальнику местной жандармерии.
- Еще что желаете?
- Нет, благодарю вас, - она улыбнулась рыжему бармену, так похожему на ее старшего брата – Ингварра, веселого, добродушного мальчишку, который души не чаял в матери и сестре. Темно-зеленые глаза его всегда были прищурены и ласково светились, когда он рассказывал очередную сказку о малахитово-синем море, о южных знойных песках, о суровых лесных духах севера. Светились, пока однажды он не увидел их воочию, занесшими тяжелые меч над его невестой, душившим его мать, стрелявшему по нему самому. Аннета знала, что она никогда не забудет предсмертного бреда Ингварра, задыхающегося в агонии, не забудет потухшего взгляда, не забудет своего крика.
- Разрешите к вам присоединиться? – к стойке подошел темноволосый мужчина, тот, что курил трубку, когда Аннете вошла в паб. На манжетах черной рубашки осел табак и пепел, шейный платок смялся, и весь внешний вид его, казалось, говорил, что манера одеваться – не самое важное в жизни человека.
- Почему бы и нет? – отозвалась девушка, сосредоточенно, без тени смущения, разглядывая незнакомца.
- Что же юная фрекен делает ночью в таком сомнительном заведении? – усмехнулся мужчина, с лукавым блеском оглядев девушку.
- То же, что и вы, герр. Пью, пытаясь согреться от этого адского холода.
- И что же вас привело вылезти из дома в «собачий мороз»?
- Это допрос? – Аннете изогнула бровь и насмешливо посмотрела на собеседника.
- Пока еще нет.
- Месть, - рассмеялась девушка. – Обычная человеческая жажда мести.
И не дождавшись ответа незнакомца, она накинула на плечи пальто и пошла к двери – йольская ночь подходит к концу, у нее осталось не так много времени, чтобы найти убийц, ибо только в сумерках Йоля северные духи чувствуют себя полноправными хозяевами, считая себя вершителями всех человеческих судеб.
- Не думайте, что от меня так легко можно ускользнуть, - послышался сзади обволакивающий голос. – Позвольте мне проводить вас?
Аннете пожала плечами. Она привыкла к повышенному вниманию жителей города, но любой поклонник спешил ретироваться, узнав о ее работе в жандармерии. Да и кому было бы приятно жить под одной крышей со следователем, знающим о каждом шаге и каждом действии?
Они шли вдоль по укрытой звездной ночью улице, на пальто падал легкий снег, отражая от себя тусклый свет фонарей. Девушка, засунув руки в карманы, сосредоточенно разглядывала тротуар под сапогами. Ее спутник, так по наглому навязавшийся ей в компанию, несколько пугал Аннете, но во внутреннем кармане приятно расположился кольт, придавая девушке уверенность, что одним выстрелом (в воздух, естественно) можно будет решить назойливую проблему.
- Кому же вы собираетесь мстить, моя дорогая фрекен? – улыбнулся нахмурившейся девушке этот странный мужчина и подцепил ее под локоть. – Нет, не хмурьтесь, вы не такое чудовище, каким желаете казаться.
- Послушайте, вы, как вас там…
- Эрьян, - услужливо подсказал он.
- Послушайте, вы, Эрьян, если вам кажется, что подобный допрос делает вам честь – вы глубоко ошибаетесь, - проворчала Аннете, впрочем, не убирая удобно устроившуюся на мужской руке ладонь.
- Я же вам говорил, что не имею желания допрашивать. Пока, - темные стальные глаза лукаво блеснули. Девушка вздохнула.
- А вам тяжело отказать, Эрьян.
- Я обязательно это учту.
- Перестаньте, - губы Аннете дрогнули в улыбке. – Кому я собираюсь мстить, спрашиваете? Всем. Всем, кому я обязана тем, что живу в этом треклятом городе и трясусь от холода, как облезлая кошка в сыром подвале. В этом собачьем холоде, - произнесла она с расстановкой, уже не скрывая улыбки. – А еще северным духам, которых проклясть мало за создание этого глупого Йольского праздника, когда на улицу даже выглянуть невозможно, чтобы на ресницах не замерз иней и не окоченели руки.
Эрьян резко остановился, положив тяжелые руки на плечи Аннете, тряхнул девушку и произнес, сверкнув горящими от гнева глазами.
- Никогда. Никогда не смейте проклинать духов. Они всегда мстят за любое, даже сказанное в сиюминутном порыве, слово.
Аннете попыталась вырваться из цепкой хватки мужчины и отойти на безопасное для себя расстояние, но у нее ничего не вышло.
- Отпустите же меня. Ну же, - как можно равнодушнее попыталась произнести девушка. Эрьян опомнился, но взгляд его не потеплел. – Чего вы так разнервничались? – пробормотала она, одергивая рукава пальто.
- Вы еще слишком молоды и наивны, чтобы понимать, что с духами нельзя шутить, - криво усмехнулся ее спутник, вновь положив ладонь Аннеты на сгиб локтя.
- Не настолько, чтобы забыть, как их слуги уничтожили мою деревню, - с горечью отозвалась девушка. – Чтобы забыть, как у меня на руках умирал брат, застреленный из арбалета. Но вам это, верно, не кажется увлекательной историей.
- Отчего же? – переменившимся голосом произнес Эрьян. Аннете взглянула на спутника: тонкие губы превратились в узкую полоску, глаза сузились, и в них появился странный блеск. У девушки возникло ощущение, что она уже видела подобный взгляд, но не знала – где. – Продолжайте, мне очень интересно.
Девушка прикрыла глаза и оперлась на руку спутника. Она не хотела поднимать этого разговора. Она не хотела вспоминать. Она не хотела говорить об этом с человеком, которого она совсем не знает и не хочет знать. Под ногами скрипел снег, скрипел протяжно, хрипло, как скрипят ломающиеся под ботинками кости,
Снег, истоптанный, искореженный, исполосованный следами, хрустел под шагами карателей. Девочка вжалась в стенку норы, поджав к груди острые колени. Рядом с дырой остановились тяжелые сапоги, каратель присел на корточки и заглянул в нору, обведя ее холодным цепким взглядом. Сердце девочки похолодело от испуга. Но каратель, ухмыльнувшись, поднялся и ушел прочь от убежища. Снег, оскверненный чужой кровью, с кротостью заглушил шаги механического палача.
Аннете вдруг почувствовала, как земля уходит из-под ног, перед глазами потемнело, но спутник не дал ей упасть. Она вспомнила. Она вспомнила, где видела этот стальной взгляд – это был взгляд убийцы. Взгляд карателя, убившего всех, кого она любила, в ту мертвецки-холодную Йольскую ночь. С долей страха и жгучей ненависти взглянула она в глаза Эрьяна. Тот усмехнулся.
- А ты умная девочка. Не зря я тогда оставил тебя в живых, - он с насмешливой улыбкой ущипнул ее за подбородок, отчего Аннете передернуло.
- Такие как вы вырезали всех, - лицо ее потемнело от гнева и злобы. – Вы, бездушные железные твари, пришли на чужие земли со своим законом, подняли оружие на тех, кто не хотел воевать!
- Каратели не механические чудовища, как говорят о них ваши истории, они – обычные люди. Да, я был среди них и возглавлял отряд. Но посмотри на меня, девочка, разве я похож на машину?
- На машину для убийства, - сорвались с губ ядовитые слова. Аннете коснулась ледяной рукояти кольта и приставила дуло к груди Эрьяна.
- Ну и что же ты сделаешь? Убьешь своего спасителя?
- Убийцу. Но-но! Осторожнее, герр, - прошипела девушка, когда мужчина попытался отвести оружие.
Призрак тянет ладони к тебе
Сквозь решетку в моей конуре
С насмешливым именем дом.
Placebo, «Protege-moi»
Спи, спи, моя дорогая,
Засыпай, не нужны слова,
Спи, спи, моя дорогая,
Просто закрой глаза.
The Misfits, «Die Die My Darling»
Говорят, духи всегда мстят за своих родных, и нет ничего страшнее их мести: они выжигают душу, лишают рассудка, умерщвляют самых близких у тех, кто посмел поднять руку на отпрысков темноты. Нет никого ужаснее карателей – механических слуг богов севера, одетых в металлические доспехи, ослепительно сверкающие под солнцем.
Аннете помнила, как двадцать лет назад в их деревню пришли убийцы. Они не жалели никого: ни женщин, ни детей, ни стариков. Их не могли разжалобить крики младенцев и плач девушек, прижимающих к груди остывшие тела женихов и мужей. Они проходили тяжелыми сапогами по нежному белому снегу, а за ними тянулись багровые капли крови.
Аннете помнила, как ее, пятилетнюю девочку, спрятали в лисьей норе, помнила, как она прислушивалась к гулким шагам, помнила, как она брела через лес, пытаясь выйти к людям.
Пусть говорят, что двадцать лет – достаточно большой срок, чтобы успеть забыть все пережитые страхи, но девушка знала, она никогда не забудет искореженных, скорченных тел посреди черного пепла, бывшего когда-то чьим-то домом. Она знала, что не простит карателей. Тогда, под йольским небом, насмеявшимся над судьбой маленькой девочке, она поклялась найти убийц своего племени.
- Аннете, - тронул девушку за плечо молодой светловолосый человек. Она вздрогнула, переносясь из воспоминаний в обратно в кофейню.
- Прости, Оддвар, задумалась.
- Ты сегодня сама не своя. Что-то случилось?
- Нет, ничего, просто воспоминания, - туманно ответила девушка, задумчиво накрутив один из темных локонов на палец. – Официант, мадейры, один бокал. Благодарю.
Худощавый мальчишка побежал исполнять заказ. Аннете, прикрыв глаза, обратилась к спутнику.
- На чем мы остановились?
- Вчера ночью был ограблен владелец антикварного магазина: были похищены золотая табакерка, часы восемнадцатого столетия и пара старинных рукописей, датированных шестнадцатым веком. Свидетелей преступления не обнаружено: потерпевший с супругой спали, горничная была отпущена на весь день погостить у дальних родственников… - слова Оддвара становились все тише, и сознание девушки заполняло не очередное пустое ограбление, а сон, снящийся ей вот уже много лет и перекликающийся с ее прошлым.
Снег, белый, искрящийся на солнце, такой чистый, словно из детства, бархатный, как материнское платье… Матерь… Она прикрыла глаза, пытаясь припомнить каждую черточку дорогого, ласкового лица. Но не кроткую, нежную улыбку видела она – а почерневшие от боли глаза, ладони, протянутые к ней, к маленькой девочке, с мольбой, обращенной в крик. А на темные струйки крови, бегущие по снегу, застыв, смотрел ребенок, впервые осознавший, что такое настоящая, безумная, невыносимая боль.
- Аннете! Ты меня совсем не слышишь! – Оддвар недовольно поджал губы, с обиженным видом глядя на напарницу.
- Прости, мне пора, - девушка осушила принесенный официантом бокал, терпкое вино привычно обожгло горло, возвращая Аннете на землю. – Заплатишь? Я завтра отдам.
И не обратив никакого внимания на ворчание юноши, она продела тонкие руки в рукава пальто, подняла воротник, вышла из кофейни и направилась в сторону старой городской церкви.
Всякий раз, вспоминая сон, ей казалось, что она упускает какую-то важную деталь, которая непременно должна привести ее к разгадке, которая должна помочь отыскать убийц, именующих себя «слугами духов», словно не сумевших придумать ничего, более существенного. Всякий раз, когда ей казалось, что она, наконец, нашла отгадку, кто-то невидимый захлопывал эту самую дверь перед ее носом.
Шел мокрый холодный снег, белесоватыми хлопьями опускающийся на ткань старого потрепанного пальто. От холода коченели пальцы, и мерзло лицо. На ресницах застывал мелкий иней. Над городом стлалась черная бархатная ночь, простираясь от каменного спящего исполина далеко к лесу, где, как говорили старики, жили духи – появившиеся из ниоткуда, порожденные темнотой и Йолем.
Несколько раз Аннете казалось, что она попала на след карателей – но никто не знал, откуда они родом. «Зачем тебе?» - спрашивали любопытные. «Над ними невозможно одержать победу», - качали головой другие. И ей ничего не оставалось, как кивать головой, словно бы прислушиваясь к их мнению. Но десять лет, проведенных в жандармском отделе, смогли приучить девушку не доверять, казалось бы, очевидным фактам: ведь если и люди правы, то кто-то же должен создать этих механических чудовищ. А в сказки о проклятии духов Аннете мало верилось.
Не прерывая размышлений, она переступила порог церкви и почувствовала, как ее окружает звенящая тишина. Молчал орган, замерев в ожидании, когда его коснутся тонкими бледными пальцами. Безмолвие нарушал лишь плавящийся свечной воск, с шипением капающий на смазанный маслом подсвечник.
Она подошла к старому образу. Кроткие глаза с печальной нежностью смотрели на Аннете, словно изображенная на выцветшем холсте Матерь знала все, что бурлило в груди девушки. Аннете коснулась ладонью стекла и прошептала.
- Ты же знаешь. Ты же все знаешь. Почему они пришли к нам? Почему они убили… всех? За что? – голос девушки дрогнул. По щеке прокатилась слеза, но ей было все равно.
- Служба закончилась, - послышался тихий голос. Аннете обернулась и увидела священника – невысокого мужчину средних лет, прижимающего к груди молитвенную книгу.
- Я знаю, - пробормотала девушка. – Простите, я уже ухожу.
Она засунула руки в карманы и вышла на морозный воздух, чувствуя, как ей в спину смотрят две пары глаз.
Говорят, месть – то чувство, которое следует избегать любыми способами, которое не приносит мстителю ни утешения, ни облегчения, лишь усиливая боль от однажды перенесенной утраты. Но как можно жить, зная, что где-то по земле ходят те, кто однажды лишили тебя всего: любви, семьи, дома? Как жить человеку без рода, без родины? Как жить, помня остекленевший взгляд тех, кто впервые взял оружие в тонкие детские руки?
Снег, по-детски невинный, не по-детски холодный, смотрел, как по нему растекаются темные пятна, слушал, как захлебывается собственной кровью мальчишка-часовой, глядел на дрожащее древко стрелы, торчащей из его горла.
Мороз неприятно покалывал щеки, леденил кожу. По спине пробегали мурашки, и Аннете очень хотелось сидеть в каком-нибудь теплом пабе с кружкой горячего чая в руке или бокалом портвейна. В понемногу охладевающем сознании, наконец, успокаивались мысли, возвращая девушке обычную трезвость рассудка. Глядя, как под сапогами ломаются снежинки, она побрела вдоль по ночным, замершим улицам.
Вдруг до нее донесся приглушенный смех, Аннете остановилась и, подойдя к двери, прочла на вывеске «Валет и дама». Оны хмыкнула и взялась за ручку двери, ведущей в уютный небольшой паб с приглушенным светом. Самые разные запахи чуть не вскружили девушке голову. В воздухе витал тонкий аромат только что вынутой из духовки индейки, слышался сладкий запах черного кофе со сливками. В углу, прикрыв глаза, курил трубку высокий мужчина, выпуская пепельные колечки дыма. Курила гаванские сигары молодая девушка, хрипло смеявшаяся над своим спутником. Бармен сосредоточенно смешивал шипящие напитки, перешептываясь с одним из посетителей.
Аннете огляделась, но и беглого взгляда ей хватило, чтобы догадаться, что почти каждый из сидящих за столиками скрывает какую-то тайну. Но она пришла в паб не расследовать очередное дело и не обнаруживать преступников. Потому, она, стряхнув снег с пальто, подошла к бармену и уселась на высокий стул рядом со стойкой.
- Бокал портвейна, уважаемый, - юноша усмехнулся и достал узкую полупрозрачную бутылку.
Крепкое южное вино разлилось по телу девушки, вызвав легкое состояние опьянение. Согревающиеся пальцы слегка покалывало, ладони немного дрожали. Но, наконец, Аннете, так и не привыкшая к холодным северным зимам, почувствовала себя человеком. Она сняла пальто и положила себе на колени, как всегда готовая сорваться с места в любую минуту, когда то потребуется суровому начальнику местной жандармерии.
- Еще что желаете?
- Нет, благодарю вас, - она улыбнулась рыжему бармену, так похожему на ее старшего брата – Ингварра, веселого, добродушного мальчишку, который души не чаял в матери и сестре. Темно-зеленые глаза его всегда были прищурены и ласково светились, когда он рассказывал очередную сказку о малахитово-синем море, о южных знойных песках, о суровых лесных духах севера. Светились, пока однажды он не увидел их воочию, занесшими тяжелые меч над его невестой, душившим его мать, стрелявшему по нему самому. Аннета знала, что она никогда не забудет предсмертного бреда Ингварра, задыхающегося в агонии, не забудет потухшего взгляда, не забудет своего крика.
- Разрешите к вам присоединиться? – к стойке подошел темноволосый мужчина, тот, что курил трубку, когда Аннете вошла в паб. На манжетах черной рубашки осел табак и пепел, шейный платок смялся, и весь внешний вид его, казалось, говорил, что манера одеваться – не самое важное в жизни человека.
- Почему бы и нет? – отозвалась девушка, сосредоточенно, без тени смущения, разглядывая незнакомца.
- Что же юная фрекен делает ночью в таком сомнительном заведении? – усмехнулся мужчина, с лукавым блеском оглядев девушку.
- То же, что и вы, герр. Пью, пытаясь согреться от этого адского холода.
- И что же вас привело вылезти из дома в «собачий мороз»?
- Это допрос? – Аннете изогнула бровь и насмешливо посмотрела на собеседника.
- Пока еще нет.
- Месть, - рассмеялась девушка. – Обычная человеческая жажда мести.
И не дождавшись ответа незнакомца, она накинула на плечи пальто и пошла к двери – йольская ночь подходит к концу, у нее осталось не так много времени, чтобы найти убийц, ибо только в сумерках Йоля северные духи чувствуют себя полноправными хозяевами, считая себя вершителями всех человеческих судеб.
- Не думайте, что от меня так легко можно ускользнуть, - послышался сзади обволакивающий голос. – Позвольте мне проводить вас?
Аннете пожала плечами. Она привыкла к повышенному вниманию жителей города, но любой поклонник спешил ретироваться, узнав о ее работе в жандармерии. Да и кому было бы приятно жить под одной крышей со следователем, знающим о каждом шаге и каждом действии?
Они шли вдоль по укрытой звездной ночью улице, на пальто падал легкий снег, отражая от себя тусклый свет фонарей. Девушка, засунув руки в карманы, сосредоточенно разглядывала тротуар под сапогами. Ее спутник, так по наглому навязавшийся ей в компанию, несколько пугал Аннете, но во внутреннем кармане приятно расположился кольт, придавая девушке уверенность, что одним выстрелом (в воздух, естественно) можно будет решить назойливую проблему.
- Кому же вы собираетесь мстить, моя дорогая фрекен? – улыбнулся нахмурившейся девушке этот странный мужчина и подцепил ее под локоть. – Нет, не хмурьтесь, вы не такое чудовище, каким желаете казаться.
- Послушайте, вы, как вас там…
- Эрьян, - услужливо подсказал он.
- Послушайте, вы, Эрьян, если вам кажется, что подобный допрос делает вам честь – вы глубоко ошибаетесь, - проворчала Аннете, впрочем, не убирая удобно устроившуюся на мужской руке ладонь.
- Я же вам говорил, что не имею желания допрашивать. Пока, - темные стальные глаза лукаво блеснули. Девушка вздохнула.
- А вам тяжело отказать, Эрьян.
- Я обязательно это учту.
- Перестаньте, - губы Аннете дрогнули в улыбке. – Кому я собираюсь мстить, спрашиваете? Всем. Всем, кому я обязана тем, что живу в этом треклятом городе и трясусь от холода, как облезлая кошка в сыром подвале. В этом собачьем холоде, - произнесла она с расстановкой, уже не скрывая улыбки. – А еще северным духам, которых проклясть мало за создание этого глупого Йольского праздника, когда на улицу даже выглянуть невозможно, чтобы на ресницах не замерз иней и не окоченели руки.
Эрьян резко остановился, положив тяжелые руки на плечи Аннете, тряхнул девушку и произнес, сверкнув горящими от гнева глазами.
- Никогда. Никогда не смейте проклинать духов. Они всегда мстят за любое, даже сказанное в сиюминутном порыве, слово.
Аннете попыталась вырваться из цепкой хватки мужчины и отойти на безопасное для себя расстояние, но у нее ничего не вышло.
- Отпустите же меня. Ну же, - как можно равнодушнее попыталась произнести девушка. Эрьян опомнился, но взгляд его не потеплел. – Чего вы так разнервничались? – пробормотала она, одергивая рукава пальто.
- Вы еще слишком молоды и наивны, чтобы понимать, что с духами нельзя шутить, - криво усмехнулся ее спутник, вновь положив ладонь Аннеты на сгиб локтя.
- Не настолько, чтобы забыть, как их слуги уничтожили мою деревню, - с горечью отозвалась девушка. – Чтобы забыть, как у меня на руках умирал брат, застреленный из арбалета. Но вам это, верно, не кажется увлекательной историей.
- Отчего же? – переменившимся голосом произнес Эрьян. Аннете взглянула на спутника: тонкие губы превратились в узкую полоску, глаза сузились, и в них появился странный блеск. У девушки возникло ощущение, что она уже видела подобный взгляд, но не знала – где. – Продолжайте, мне очень интересно.
Девушка прикрыла глаза и оперлась на руку спутника. Она не хотела поднимать этого разговора. Она не хотела вспоминать. Она не хотела говорить об этом с человеком, которого она совсем не знает и не хочет знать. Под ногами скрипел снег, скрипел протяжно, хрипло, как скрипят ломающиеся под ботинками кости,
Снег, истоптанный, искореженный, исполосованный следами, хрустел под шагами карателей. Девочка вжалась в стенку норы, поджав к груди острые колени. Рядом с дырой остановились тяжелые сапоги, каратель присел на корточки и заглянул в нору, обведя ее холодным цепким взглядом. Сердце девочки похолодело от испуга. Но каратель, ухмыльнувшись, поднялся и ушел прочь от убежища. Снег, оскверненный чужой кровью, с кротостью заглушил шаги механического палача.
Аннете вдруг почувствовала, как земля уходит из-под ног, перед глазами потемнело, но спутник не дал ей упасть. Она вспомнила. Она вспомнила, где видела этот стальной взгляд – это был взгляд убийцы. Взгляд карателя, убившего всех, кого она любила, в ту мертвецки-холодную Йольскую ночь. С долей страха и жгучей ненависти взглянула она в глаза Эрьяна. Тот усмехнулся.
- А ты умная девочка. Не зря я тогда оставил тебя в живых, - он с насмешливой улыбкой ущипнул ее за подбородок, отчего Аннете передернуло.
- Такие как вы вырезали всех, - лицо ее потемнело от гнева и злобы. – Вы, бездушные железные твари, пришли на чужие земли со своим законом, подняли оружие на тех, кто не хотел воевать!
- Каратели не механические чудовища, как говорят о них ваши истории, они – обычные люди. Да, я был среди них и возглавлял отряд. Но посмотри на меня, девочка, разве я похож на машину?
- На машину для убийства, - сорвались с губ ядовитые слова. Аннете коснулась ледяной рукояти кольта и приставила дуло к груди Эрьяна.
- Ну и что же ты сделаешь? Убьешь своего спасителя?
- Убийцу. Но-но! Осторожнее, герр, - прошипела девушка, когда мужчина попытался отвести оружие.
