Потом, через какое-то время, потому что Высоцкий потерял счёт времени, кое-как оправившись от услышанного, Владимир Семёнович несколько раз глубоко затянувшись сумел-таки взять ситуацию под контроль. К нему снова вернулась способность рассуждать и трезво оценивать ситуацию. Тем более, что голос, из телефонной трубки, снова напомнил о себе:
– Владимир Семёнович, вы ещё, меня слушаете?
– Мне… кажется… я вас не в полнее правильно понял, товарищ Чингачгук, – произнёс Высоцкий в трубку уже полностью оправившись и освоившись в ситуации, – при чём тут я?.. Не лучше ли вам будет пригласить на эту роль профессионального лектора? Коммуниста. Я артист… актёр. Увы… не член Партии. И это не моя стезя… Я всего лишь рядовой актёр театра «Современник».
– Да я всё прекрасно понимаю дорогой, Владимир Семёнович, но ведь лекторы, они же скучный народ. Начнут, всё, по бумажке читать, про то, что мы и так в газетах прочитали. Или по телевизору видели. А вы же совсем другое дело! Вы бывали, и не раз, за границей. Сами, своими глазами видели, как загнивает, разлагается их запад. Как он, я бы даже сказал: смердит. Как приходит в упадок их западная культура и общество. Как они утрачивают все общечеловеческие ценности. Я думаю, что для детей было бы очень полезно и поучительно получить информацию, так сказать, «из первых рук». Так сказать: от живого свидетеля их разложения и упадка. – Интонации, голоса директора школы, с каждым словом, становилась всё более уверенной.
Наконец Владимир Семёнович полностью пришёл в себя. И его мозг сейчас, лихорадочно, стал просчитывал тысячи различных вариантов возникшей вдруг, прямо из неоткуда, сложнейшей ситуации: «Почему мне вдруг позвонили с таким необычным предложением? Кто под меня копает? Андропов? Сволочи из ЦК? Которые вот таким образом захотели устроить мне проверку моей благонадёжности и лояльности к власти? Которые вот таким образом хотят прогнуться перед Брежневым? Мол: “Леонид Ильич, а Высоцкий только прикидывается советским человеком. А в душе он не тот за кого себя выдаёт, не тот”. Опять же странную фамилию этому сексоту дали, иностранную: Чингачгук. Вот этим они себя и выдали. Б… ди! А если что… а если не пройду проверку?.. Тогда что?.. Сделать меня не выездным?.. И тогда я больше не смогу увидеть свою Марину… Да и из театра, чего доброго, ещё выпрут. А сниматься так вообще не позовут. Вот па… лы! Житья от них никакого нет».
Владимир Семёнович достал вторую папиросу из пачки, не спеша прикурил. «Ну, что ж, Володенька, дорогой ты мой человек… кажется тебе шах и мат?.. Да дела… Что ж… эти правила игры придумал не ты. Деваться некуда»… – и, уже понимая, что он в «деле», что «охота на волков пошла» ответил в трубку тоном совершенно другого, как бы всё понимающего, человека:
– Ох,.. надо прямо сказать: застали вы меня своим предложением врасплох товарищ, Чингачгук. Вед эта такая ответственность выступать перед детьми. Справлюсь ли я? Ведь дети это самая требовательная публика… вдруг ещё освистают, – уже с ноткой юмора в голосе добавил Высоцкий.
– Что вы! Что вы! – бодро в трубку затараторил директор школы, – ведь у нас в стране вас все любят. Вы на своих спектаклях не одну сотню зрителей в напряжении держите. И дети вас тоже с удовольствием послушают. К тому же это же ваша школа. Наверное уже и забыли, что в ней учились?
И тут Владимир Семёнович снова испытал потрясение: «Как? Как я мог сразу не обратить внимания на номер школы, когда его произнёс директор? Ведь это номер моей родной школы. Вот так вот: всё работа, работа. Дела, дела… которые изгоняют из памяти события прошлых лет. А может это и не проверка? И я просто сам себя “накрутил?” Может ты просто становишься параноиком, Володя?» – Высоцкий понял, что теперь ситуация принимает несколько иной оборот. На душе отлегло… Но он решил все-таки перестраховаться. Продолжить выбранный им, недавно, алгоритм действий. Конечно же он не откажет директору школы. Скорее всего с его стороны это было бы очень опрометчиво. А в свете новых обстоятельств, того, что он был учеником этой школы, с которой у него связанны только тёплые и светлые воспоминания, он теперь просто не имеет права. И он решил не отказывать директору. А может просто вписаться в «игру».
– Хорошо, Иван Денисович, завтра я смогу подъехать к вам к девяти часам, утра естественно. Вас устроит?
– Устроит, устроит, Владимир Семёнович! Большое вам спасибо. К вашему приезду я соберу детей в актовом зале. – Ликовал голос на другом конце провода.
– И… простите меня, что сразу… что забыл номер своей школы. Всё дела, дела… И, поймите меня пожалуйста правильно, я не смогу у вас на долго задержаться. У меня репетиция в театре. Вот… надо готовиться к съёмкам нового фильма. Да и прочих дел куча. Так что на полчаса я смогу к вам заехать. Но, увы, не более.
– Ну что вы, Владимир Семёнович. Я вот тоже, бывает, встану с утра и не помню какой сегодня день недели. Идти мне на работу или нет. С людьми всякое случиться может. Большое вам спасибо, что можете уделить нам, то есть детям, немного своего времени. Ну, доброго вам здоровья. Я не прощаюсь с вами.
Владимир Семёнович ещё пару секунд послушал прощальные гудки в телефоне. Затем водворил трубку на её положенное место. Встал с кресла, размял, нехитрыми движениями, затёкшую поясницу. Немного постоял задумавшись: «Чингачгук… во дела»… И направился к письменному столу.
Поудобнее усевшись закрыл прежнюю тетрадь, в которой уже появились первые строчки песни о друге. Придвинул к себе другую тетрадь, открыл её и вверху, первого чистого листа, написал: «Лекция о международном положении или час политинформации».
Затем Владимир Семёнович откинулся на спинку стула и упёрся взглядом в белый лист стены перед собой, как будто ища на ней ответы на всё случившееся с ним этим утром: «Во дела…» – Потом, немного, поразмыслив над сложившийся ситуацией, взглянул на будильник: «Всё, пора собираться ехать в театр». Собрался и отбыл.
Глава ll
Утром следующего дня, как он и обещал директору школы, Высоцкий прибыл к назначенному часу. Он припарковал свой Мерседес около забора школы, недалеко от входа на территорию школы, и направился к вестибюлю.
А в это время, в вестибюле школы, мыла полы баба Маша. В каждой советской школе была своя уборщица баба Маша. Занимаясь мытьём полов баба Маша тихонечко напевала, как говорят в таких случаях, себе «под нос»: «Чуть помедленнее кони, чуть помедленнее. / Вы тугую не слушайте плеть»… Но тут увидев входящего в вестибюль мужчину, с каким-то чемоданом, она прекратила свою работу и пение. И внимательно уставилась на мужчину. По лицу Владимира Семёновича было видно, что он несколько удивлён этой встречи. Встречи именно с этой женщиной. Но вот уже через секунду:
– Здравствуйте, баба Маша! – Бодро поприветствовал Высоцкий женщину.
– Здравствуйте, только вот я вас не узнаю. Чей вы папа? Я всех родителей детей знаю, а вот вас что-то не припомню…
– Да мои дети давно уже выросли, баба Маша. И они ходили не в эту школу. А знаю я вас потому, что сам здесь когда-то учился. Володя Высоцкий, ну что вспомнили такого?
– Володенька! Высоцкий!.. Ой, вырос-то как. Каким солидным стал. Ведь тебя вся страна знает, а я вот тебя и не признала. – Запричитала пожилая женщина. – Вот встретились бы на улице и не узнала бы тебя. Вот, значит, каким ты стал…
– А вы вот всё значит здесь, в школе? А я думал, что вы уже давно
на пенсии. Вот и директор у вас сменился, а вы выходит всё здесь? Так сказать: на посту.
– На посту, Володенька, на посту. А что мне дома делать? Дома болячки одолевают. А здесь крутишься, вертишься и про болячки забываешь. Да и к пенсии приработок… пенсия-то у меня небольшая. Словом кручусь как могу, помаленечку. А у директора, прежнего, инфаркт случился, прямо на работе. Молодой ещё был. Мог бы и пожить ещё… Но после того, как у него жена умерла сдал он сильно. Вот видать сердце и не выдержало его… А ты что ж зашёл значит нас проведать?
– Да вроде так… директор ваш меня пригласил перед детьми вашими выступить. Лекцию о международном положении им прочесть. Вот оно, теперь какое, значит, наше новое поколение, баба Маша. Мы в их возрасте не такими были. Попроще что ли?.. А им вот уже лекция требуются о международном положении. А у нас какие лекции были? Даст отец ремня вот и вся лекция. Ну, ладно, баб Маш. Пойду я. Наверное он меня уже заждался.
– Иди, иди соколик. Не забыл куда?
– Не забыл.
И Владимир Семёнович направился в кабинет директора школы.
Глава lll
Дойдя до кабинета директора Высоцкий постучал в дверь и не дожидаясь ответа открыл её.
– Владимир Семёнович, дорогой, а я уж подумал, что вы передумали к нам ехать. Здравствуйте!
Перед Высоцким предстал человек очень похожим на Евгения Леонова. Только, примерно, раза в два по массивнее. И, как-то, по кряжистее. Но с такой же добродушной улыбкой. – «Может брат?.. Надо будет спросить у Женька, – промелькнуло в голове у Владимира Семёновича, – нет, “Женёк” не может быть сексотом». – Добродушный вид этого человека полностью его успокоил. И Высоцкий снова обрёл полнейший душевный покой. Который он вчера потерял после звонка директора школы. И который, конечно же, так был ему нужен для сегодняшнего выступления.
– Здравствуйте, Иван Денисович, это не в моих правилах. Раз сказал что приеду – значит приеду. Тем более, что сейчас только без десяти девять.
– А что это у вас? Я так понимаю, что это гитарный футляр. Вы всегда с гитарой не расстаётесь?
– Ну, почти. Видите ли в чём дело… хоть я и артист, актёр и моё оружие это слово, так по крайней мере считают те люди которые меня не знают. Или плохо знают. Но петь, передавать свои мысли в песне мне намного сподручнее. Мне намного проще изложит свои мысли, чувства в песне, которая будет длиться несколько минут, чем, скажем, держать получасовую речь перед аудиторией. Я вчера много думал о том, что мне сказать вашим детям. Как пробиться к их душам и сердцам? Как донести до них смысл той информации о коей вы меня вчера попросили. И я решил написать песню. И мне, кажется, она удалась. Вот с ней-то я и выступлю перед вашими детьми. Если конечно же вы не против?
– Ну, что вы, Владимир Семёнович. Я вам полностью доверяю. И я тоже вас с удовольствием послушаю, ваш живой голос. А то вот только по телевизору, вас, и вижу. Ну что? Пойдёмте. Пора начинать. Наверное уже все дети собрались.
И директор школы вместе с Высоцким направились в актовый зал.
Глава lV
Направляясь в актовый зал они проходили мимо бабы Маши, которая всё ещё крутилась со шваброй и тряпкой в вестибюле. Владимир Семёнович галантно взял её под руку:
– Баба Маша, а пойдёмте с нами. Перекурите. Я тут сейчас лекцию буду детям читать о международном положении. Заодно, с ними, и послушаете.
Баба Маша мельком взглянула на директора школы. «Пойдёмте, пойдёмте, Мария Ивановна, – немедленно поддержал он Владимира Семёновича, – когда такая возможность, ещё, представится».
Подходя к двери, за которой находился актовый зал, Высоцкий с директором пропустили бабу Машу вперёд себя. А войдя в зал усадили её на место в первом ряду.
Во время всей этой церемонии ничего не ускользнуло от бдительного взгляда директора. Ведь настоящий директор школы всегда на посту. Директор есть директор. Проходя мимо двоих ребят, про которых в школе все знали, что они большие друзья, директор обратил внимание, что на них нет пионерских галстуков. И это его очень расстроило. Ведь он просил учителей объяснить, предупредить всех учащихся школы, что они строго должны соблюдать форму одежды на следующий день, когда к ним приедет сам Владимир Высоцкий. И директор не сдержался:
– Гребенщиков, Макаревич, где ваши галстуки? Сколько можно вам делать замечаний?
Ребята неохотно поднялись, опустили головы, уставились в пол и стали что-то бормотать. Ну, типа: «Дома забыли».
А директор всё ни как не мог успокоится:
– Вот посмотрите на Вованова и Лексусова. Всегда чистые, аккуратные, хорошо учатся. Всегда в галстуках… в приличных брюках. Никогда в школу не опаздывают. А вы?.. Лохматые, не стриженные. И сколько раз я всем говорил: брюки типа “клёш“ в школу не надевать!.. Берите пример со своих товарищей. – И далее уже обращаясь к Высоцкому:
– Извините… такая вот работа.
Владимир Семёнович сделал понимающие лицо и поднялся на сцену. Увидев самого Высоцкого на сцене по залу прокатилась волна восторга. Владимир Семёнович подошёл к столу, который был поставлен на сцене, украшенный длинной кумачовой скатертью, которая свисала почти что до пола, положил на него футляр, открыл его и извлёк из него гитару. Затем привычным движением перекинул ремешок гитары через плечо и подошёл к микрофону, который был установлен недалеко от края сцены. Высоцкий пробежался по струнам гитары, и после того, как убедился, что она настроена постучал пальцем по микрофону. Из динамиков, установленных на стенах актового зала, послышался небольшой стук, о т его пальца. Затем Высоцкий обратился к аудитории. И от первых его слов произнесённых в зал, учащиеся поняли, что их сегодня ждёт что-то необычное:
– Здравствуйте товарищи! Да, да.
