Владимир Семёнович медленно, бережно вёл пожилую женщину в, одному ему известном, направлении. Она ему что-то говорила, а он в ответ, участливо кивал головой. Отойдя примерно метров на пятнадцать от двери вестибюля он остановился:
– Ну, вот и всё баба, Маша. Спасибо тебе, что проводила меня. Честно сказать: тяжело уезжать. Столько воспоминаний с этой школой. – Потом Высоцкий приобнял женщину и что-то, свободной ладонью, быстро положил ей в карман её рабочего халата. Баба Маша всё сразу поняла.
– Ну, зачем ты Володя… у меня всё есть, всего хватает, – и на глазах немолодой женщины навернулись слёзы, – спасибо, Володенька, спасибо…
– Это вам к чаю… попейте чайку за моё здоровье. Ну, всё прощайте.
Владимир Семёнович развернулся и быстрым шагом направился к своей машине.
Глава V
P.S.
Гребенщиков и Макаревич не пошли на следующий урок. На урок истории. Они знали, учитель истории их класс уже проинформировал, что следующий урок будет посвящён событиям Великой Октябрьской Социалистической Революции. Ребята не могли бы это объяснить другим, и даже самим себе, почему каждого, почему-то, начинало подташнивать когда
они слышали такие слова, как: революция, Ленин, социализм, Родина, мир, труд, май и всё такое прочее. На этой почве они и сошлись. И они всегда старались, вот как сейчас, уединиться ото всех и вволю наговориться на свои любимые темы. Они направились на задний двор школы и укрылись за стеной спортзала. Это было облюбованное место всех юных курильщиков школы. Оно их полностью скрывало от вездесущих взглядов учителей. Это место полностью выпадало из поля зрения людей находившихся в основном здании школы. Хотя учителя прекрасно знали о том, что там происходит на переменах. И как только вспоминали про это злачное место так сразу же направлялись туда для наведения порядка.
– Зацени, Андрюха, какой я сегодня жирный бычок надыбал!
– Да, бычок зачётный. Главное чтобы не сифилисный был. Давай прикуривай поскорее, курить хочется, – поторопил друга Макаревич.
Гребенщиков достал спички и прикурил. Глубоко, с наслаждением затянулся.
– Сразу чувствуется, что не наш табак. “ВТ”… Болгарские. Умеют же за границей путёвые вещи делать.
– Дай дёрнуть, – Макаревич глубоко затянулся, а потом философски продолжил, – Болгария это не заграница. Она в соцлагерь входит.
– Ну и что, – не согласился с другом Борис, – зато умеют хорошие сигареты делать.
– Да, живут же люди… а ты тут «Примой» давись, – поддержал друга Макаревич.
– Училка по истории опять к козлу,этому, жаловать побежит, что нас на уроке не было, – с тревогой в голосе своими опасениями, поделился Борис.
– Да ну их в жопу… и эту историю и этого козла. Английский учить надо, а потом валить из Союза. – Бойко отреагировал Андрей, – клеша им наши не нравятся! Если бы у меня были такие “Lee”, в которых сегодня Высоцкий выступал, я бы тоже клеша не носил.
– Стрёмные сегодня песни Высоцкий лабал, – поделился своим мнением с другом Гребенщиков.
– Да ваще не канает! – горячо отреагировал Макаревич.
– Я-то думал, что он какой-нибудь блатничёк исполнит или ещё что, что на своих подпольных концертах поёт. А он тут про страну, про какое-то красное знамя… кайфалом короче, – и Гребенщиков сплюнул на землю, – а «Кузькина мать» это ваще чё?
– Ну это мать Кузьмы, я так понял. Не, я когда свою группу заимею я такое петь не буду. Цепелинов буду играть или пайпл. – Поддержал друга Андрей.
– Тогда на эстраду не выберешься, не пропустят. У нас обязательно про Родину петь надо. Тогда шанс есть. – Постарался вразумить друга Гребенщиков. – Блин, бычок закончился. Пойдём, поищем ещё. А то я не накурился.
– Пойдём… а какой следующий урок? – Спросил у друга Андрей.
– Кажется физра, надо в дневнике глянуть. А хорошие сигареты можно у пороха купить из восьмого «Б». – Поделился своею мыслью с другом Борис.
– У какого пороха?
– Ну, у этого хохла, Петьки Порошенко. Он фарцует. У него и жовой можно разжиться. Было бы бабло.
– А… это тот который с Мишкой грузином тусуется? – Переспросил Андрей.
– Ага.
– А он в долг даёт, а то у меня сейчас с баблом туговато? – Посетовал Макаревич.
– Не знаю, можно, я думаю, побазарить с ним на эту тему. Грузин тоже, фарцует. Я слышал у него родня в Грузии, а там Чёрное море. Много кораблей которые за бугор ходят. Вот от туда его родакам и присылают всякое барахло. А они его здесь пихают. Ещё я слышал Мишка этот любит слушать когда песни под гитару поют. – Пустился в размышления Гребенщиков, – грузины они вообще очень музыкальный народ. Как какой фильм не посмотришь, где они тусуются между собой, так обязательно, как набухаются своего винища, всей компанией петь начинают. Вот я и думаю: «Взять у него сигареты, мол: деньги завтра отдам. А потом сказать: “Извини, не срослось, денег нет. Давай я тебе спою под гитару”». Как думаешь проканает?
– Не знаю… можно попробовать. Может и проканает.
– А если в бутылку полезет то можно и в бубен дать. А?..
И вдруг… После того как учительница истории провела перекличку в классе и выяснила, что на уроке не присутствуют Гребенщиков и Макаревич она тут же пошла, благо не далеко, в соседний кабинет директора, и доложила ему, что опять на уроке отсутствуют эти два охламона.
Директор прекрасно знал, где они могут находится в эту минуту и незамедлительно отправился на задний двор школы. Не дойдя, примерно, с пол метра до конца стены школьной столовой, за углом которой уже начиналась стена спортзала, директор услышал знакомые голоса ребят, остановился и, конечно же в педагогических целях, прислушался к разговору этих двух недорослей. И если честно сказать: то многого из того, что он услышал он не понял. Язык нового поколения был ему чужд и не понятен, а тем более сленг на котором общались сейчас между собой друзья. Но после того, как друзья условились пойти поискать ещё бычков… директор понял: «Пора вмешаться».
Директор вышел из-за угла стены столовой и предстал пред ними как командор перед Доном Гуаном, из маленьких (и таких великих) трагедий Пушкина.
– Так, так… и кто же у нас здесь? Неужели это «самые лучшие ученики нашей школы» Гребенщиков и Макаревич? Которые решили, вот, отдохнуть после великих умственны трудов? Да, я всё прекрасно понимаю: зачем вам сидеть, парится в классе? Ведь вы и так всё знаете. Покуриваем значит?.. – и уже серьёзно, – почему не в классе, почему не на уроке?
– Так мы это… звонка не слышали, – наперебой затараторили друзья.
– Сколько раз уже было вам сказано, – директор, как всегда от души, делал своё дело, – что табак вредит не окрепшему детскому организму. А тем более окурки собираете, неизвестно после кого… Вот вырастите, окрепните, пойдёте работать и на свои честно заработанные деньги и покупайте себе сколько угодно сигарет. Понятно? Чтобы сегодня после уроков постриглись. А придёте завтра в школу в клешах… порежу их ножницами. Поняли? А сейчас бегом в класс.
Друзья схватив свои портфели, со всех ног, понеслись в класс. После того, как ребята скрылись в дверях вестибюля, директор достал из кармана пиджака пачку «Примы», зажигалку и прикурил сигарету. А потом, о чём-то задумавшись, промолвил: «Тоже мне… Солженицын и Сахаров. Ростропович и Вишневская. Диссиденты малолетние. Что же будет с Родиной и с нами если у них уже в таком возрасте нет интереса к нашей истории? Если они уже с такого возраста за границей жить мечтают? Дела»…
Сделав пару затяжек ему почему-то расхотелось курить, а ведь он выкурил только треть сигареты. Он сделал ещё одну затяжку и бросил окурок на асфальт. А после этого полностью раздавил его. И задумавшись о чём-то своём пошёл в свой кабинет.
Глава VI
P.P.S
Высоцкому пришлось, как он и предполагал из своего прежнего опыта, всё время до театра гнать по трамвайным путям. На его счастье гаишников ему не встретилось. «На пять минут опаздываю. Может и пронесёт. Отделаюсь лёгким пистоном от Любимова. А как без этого?» – Успокаивал себя Владимир Семёнович. Добравшись до театра отправился к служебному входу. Войдя, вбежав, в театр столкнулся с уборщицей бабой Валей.
– Здравствуй баб, Валя! – Поприветствовал Высоцкий пожилую женщину. – Как всегда на посту?
– Привет, соколик! А где ж мне ещё быть? Видать вот прямо тут и помру, с тряпкой в руках, – по доброму съязвила уборщица. И уже в след убегающему Высоцкому, – вазелин-то не забыл?..
Но Высоцкому было не до шуток. А вообще-то он любил эту уже не молодую женщину, их местного «деда Щукаря». И когда у него было соответствующие моменту настроение Владимир Семёнович был не прочь поболтать с ней. И узнать от неё, конечно же в её интерпретации, все последние новости из их театра.
Добежав до своей гримёрки, оставил в ней свой пиджак и схватив гитару поспешил на сцену. Занятые в спектакле актёры были уже на сцене. Вот уже третью неделю они с Любимовым репетировали «Милова друга» Ги де Мопассана. В пьесе у Высоцкого, конечно же, была главная роль. Ему предстояло сыграть Жоржа Дюруа. Этого обаятельного проходимца. Когда Высоцкий поднялся, нет, влетел на сцену, работа уже шла полным ходом.
– А вот и наш милый друг соизволил пожаловать, – тоже, не зло съязвил Любимов. – Что на это таз?.. Спасали тонущую бабушку из пруда? Ах, нет. Как я мог забыть, это было в прошлый раз… Или опять подвозили женщину до роддома, у которой вдруг неожиданно на улице начались схватки? Нет, тоже мимо. Было, как-то, уже. Наверное, нет… скорее всего в этот раз, вы читали лекцию школьникам, в какой-нибудь школе, о преимуществе нашего социалистического строя перед капиталистическим. И они вас долго не хотели отпускать… Володя, ну сколько можно? Твои опоздания расхолаживают коллектив.
Владимир Семёнович знал, что Любимову сейчас лучше не перечить. Пусть выговорится, а потом и можно будет что-нибудь сказать в своё оправдание.
– Ну, и всё-таки мне любопытно, что на этот раз?
– Да понимаете какая, тут, штука вышла… у соседа, по площадке, сын родился. Событие такое… а он детдомовский. Родни у него нет. Вот и позвал меня отметить это дело… «по маленькой». И представьте себе фамилия у соседа такая интересная… Чингачгук . Ему эту фамилию в детском доме дали. И вот он, как говорится: «встал на ноги». Семьёй, значит, обзавёлся. Сына родил. В партию вступил… Ну и, как водится, засиделись… А потом я ещё над песней работал. Вдруг ко мне, как-то, неожиданно тема пришла, и мелодия и текст. Вот и проработал над песней до утра.
– И что, теперь у его сына тоже такая фамилия будет? – оторопело от услышанного спросил Любимов у Высоцкого. А потом… как будто бы спали какие-то чары, под которые всегда попадал Любимов, когда он общался с Высоцким, он уже по деловому, примирительно сказал Владимиру Семёновичу: – Чингачгук… член Партии? Ну, тут ты перегнул, Володенька, – среди труппы раздался смех. – Ты смотри, где, не сболтни такое… По-моему, Володенька, в тебе великий драматург умирает. И дальше: – песня-то, хоть, хорошая получилась? – уже с теплотой в голосе спросил Любимов.
– Про красное знамя, про могучий и великий наш народ. Что мы на запад прём, как в Великую Отечественную… Хотите послушать, спеть?
Любимов с добродушной улыбкой на лице кивнул головой. Владимир Семёнович взял в руки гитару, пробежался пальцами по струнам. И после того, как убедился что гитара настроена, взял первый аккорд и запел.
Нас душат нам выбора не оставляя…
Валерий Анатольевич Голиков
11. 06. 2022г.
