Я не выдержала и метнула в Глеба подушку. Этого мне показалось мало! Я вскочила на кровать – откуда только силы взялись! – и со всей дури начала колошматить презренного гада по его циничной башке второй подушкой.
– Ты… – я задохнулась, не в силах подобрать точное описание Глебу, – это все из-за тебя! Всю душу вымотал, паршивец! Какого черта ты меня оставил одну в мастерской?! Мог бы сам догадаться, что мне нехорошо. Я не такая, я никому ничего не обещала, – я продолжала наносить удары – так мне стало обидно почему-то от его слов. «Из-за тебя буду наблюдать петушиные бои…» – это вообще как понимать?! Неужели я недостойна того, что бы за меня сражались мужчины?
Ткань наволочки жалостливо трещала, но я не обращала внимания на звуки и даже на то, куда приходились удары. Я просто выплескивала накопившуюся обиду на так называемого друга.
Для меня стало большой неожиданностью, когда я совершила кульбит, но ситуация немного прояснилась после того, как меня к матрацу прижало тяжёлое мужское тело. Грудь Глеба ходила ходуном не меньше, чем моя. Его учащённое дыхание распаляло моё лицо, и без того разгоряченное сражением. Он некоторое время смотрел в мои глаза, не моргая, а потом перевел взгляд на губы. Боже! Моё сердце зашлось как у загнанного зайца. Я облизнула пересохшие губы и приоткрыла рот, чтобы вдохнуть побольше воздуха, – его так не хватало моим сдавленным легким! – но не успела, потому что именно в этот момент Глеб решил меня поцеловать.
Как же долго я этого ждала! И каким же горячим он оказался! Мне пришлось дышать носом: голова кружилась от недостатка кислорода и ощущений, что вихрем пронеслись по телу. Поцелуй был абсолютно прекрасен, нетороплив и нежен. Глеб открыл мне ещё одну грань своего мастерства. Я полностью погрузилась в собственные переживания и не сразу поняла, что все закончилось. По инерции потянулась за ускользающим источником удовольствия, но тщетно! Пришлось открывать глаза. Лучше бы я этого не делала! Ухмыляющаяся физиономия друга, приглаживавшего растрепавшееся волосы, последнее, чем я хотела любоваться в тот момент!
– Успокоилась? – спросил он, улыбаясь во все тридцать два, и, не дожидаясь ответа, добил мою эйфорию парой фраз: – Горяча! Где ж ты до сих пор прятала все эти эмоции?
– Что? – не поняла я: возбуждение схлынуло, но мозг неохотно включался в работу. – Ты поцеловал меня только ради того, чтобы успокоить?!
– Конечно! Хочу, знаешь ли, вернуться домой живым и здоровым.
Я откинулась на подушку, закрыв ладонями лицо. Какой же он невыносимый и жестокий… и циник! Кое-как справившись с эмоциями, я окончательно спихнула с себя Глеба и села на кровати.
– Уходи, – тихо попросила.
Глеб не осознал важность момента, он весело хмыкнул и произнес:
– Кто следующий?
Многострадальная подушка полетела в едва закрывшуюся дверь и с глухим звуком шлепнулась на пол, изобразив складками извиняющуюся улыбку.
Всё, хватит! Хватит страдать по этому гаду! Надо взять себя в руки и скорее выздоравливать. Первым делом нужно принять душ. Я тихо проскользнула в ванную, чтобы привести себя в порядок. Отсиживаться в спальне пока тебя ждут – моветон.
Прохладная вода освежила тело и охладила разум. Натягивая хлопковый спортивный костюм, я уже чувствовала себя вполне сносно и на кухню отправилась не как на заклание. Там за столом обнаружились мама с папой, Глеб и Тимофей. Все пили чай. Глеб, который сейчас выглядел как ещё один член нашей семьи, мирно беседовал чём-то с маман.
При моём появлении все «домочадцы» подняли головы, только Тимофей порывисто встал и подошёл ко мне. Он взял мои руки в свои спросил:
– Как ты себя чувствуешь?
– Прекрасно, – улыбнулась я. – Температуры нет – считай, здорова!
– Я вчера не выдержал и решил навестить тебя, – признался Тимофей, провожая меня к столу. Мама тут же пододвинула ко мне чашку с горячим напитком и вазочку с мёдом. – Но меня развернули от двери: у тебя был врач, и о посетителях и речи идти не могло…
Только я почувствовала себя польщённой, послышалось мамино предупредительное покашливание. Папа, как всегда незаметно, ретировался, и Глеб в его отсутствие совсем распоясался. Он сидел как раз напротив нас с Тимофеем, картинно подперев руками подбородок, и на его лице сияла умиленная зрелищем улыбка типа «смотрел бы и смотрел, как воркуют два голубка». Мамин намёк, кстати, предназначался ему, но он нагло его проигнорировал, продолжив пялиться.
– Глеб Александрович, – молвила маман, хватая наглого гостя под локоть, – позвольте пригласить вас на беседу в гостиную.
– Разумеется, Наталья Ивановна! – он бойко вскочил, стукнул обтянутыми носками пятками друг о друга, сопровождая сие действие кивком головы, – чисто гусар или псих в дурке! – и предложил «даме» свой локоть в качестве опоры. Таким безумным манером эта парочка покинула кухню.
– Шут гороховый, – буркнула вслед гаду и тут же вздрогнула, ощутив прикосновение тёплых губ к тыльной стороне ладони.
– Василиса, – Тимофей продолжил исповедь, – я не находил себе места, потерял покой и сон – всюду ты.
Вот, дождалась! Как будто героиня бульварного романа, причём не современного, а исторического – чисто Россия конца девятнадцатого века! Достойный кавалер достиг нужной кондиции, произносит желанные для любой женщины слова, чуть ли не на колени падает при этом, а я смотрю в его прекрасные синие глаза, наслаждаюсь красотой мужского лица… а сердце молчит! На языке вертится: «Ах, оставьте меня! Я люблю другого…»
Кстати, где Кошатник? То есть Захар?
В понедельник я вышла на работу, чувствовала себя вполне здоровой.
Последний месяц в году – это всегда суматоха, неразбериха и аврал. Удивительно, но, не смотря на происходящее вокруг, Ольга проявляла прямо таки олимпийское спокойствие. Впечатлилась не только я, но и коллеги, которые теперь ещё пристальнее наблюдали за «последней надеждой» нашей конторы, ведь по вечерам ежедневно давалось феерическое представление с рабочим названием «Глеб у ваших ног». Вечером, без пяти шесть оно собирало на крыльце нашего офиса массу зрителей, среди которых частенько вспыхивали споры на темы: какие цветы сегодня преподнесут Ольге, насколько оригинальным будет букет и в какой гамме исполнен. Меня же в такие минуты меня занимал вопрос: куда и как глубоко он засовывает своего циника ради этой женщины? Но относился больше к области философских рассуждений и не требовал реальной работы мысли. Если уж быть совсем откровенной, то я сильнее переживала о том, что так и не поблагодарила Захара за заботу и помощь. Сам он о себе никак не напоминал.
Утром в субботу пришлось звонить предателю и выпрашивать координаты Кошатника. В трубке я услышала запыхавшегося гада, фоном ему служил женский смех. Мою просьбу он удовлетворил, прислав смс. Я была готова пожертвовать всеми подушками мира – Глеб прислал почтовый адрес! Я набрала его снова, но меня уведомили о том, что абонент стал недоступен, пришлось довольствоваться тем, что дали.
Разобравшись с домашними делами и спровадив родителей на дачу, я собралась в гости. Мой выбор остановился на голубых джинсах и белом свитере из ангорки –погода за окном диктовала свои правила.
По пути пришлось посетить супермаркет. Чем благодарят мужчин? Выбор не велик, – коньяк, виски, сигары – но всегда вызывает затруднение, вот я и задумалась. Запах табака от Захара вроде не ощущался, что сократило количество вариантов до двух. К бутылке коньяка я добавила коробку конфет… с коньяком! Постояла ещё немного, рассуждая: не перебор ли, но одёрнула себя. Всё равно нельзя до бесконечности оттягивать неизбежное!
Наличие технического склада ума вовсе не гарантирует отсутствие географического кретинизма. Частный сектор, безусловно, имеет массу достоинств по сравнению с многоэтажными скворечниками, но плутание по кривым улочкам в декабре может привести только к отмораживанию конечностей.
Кое-как я добралась до нужного дома, который встретил меня глухим высоким забором и коваными воротами с калиткой. За ними прятался одноэтажный бревенчатый дом. Из трубы на крыше шёл сизый дымок, намекая на присутствие хозяина.
Замёрзшие ноги, руки и переполненный мочевой пузырь не дали мне дальше праздновать труса: белую кнопочку звонка я нажала решительно! Потом ещё раз и ещё…. После пятого нажатия входная дверь отворилась, и на пороге появился Захар, в футболке, спортивных штанах – к счастью, нормальных, а не родом из девяностых! – и валенках. Я помахала ему рукой, и он неспешно направился ко мне. У меня сложилось впечатление, будто мороз он не чувствует!
Захар молча отворил калику и жестом пригласил войти.
– Здравствуйте! – затараторила я, переминаясь с ноги на ногу. – А я к вам!
Наверное, не стоило смотреть ему в глаза, потому что от этого мысли как-то путались: я чувствовала, что несу ерунду, но остановиться не могла.
– Привет, – сдержанно ответил он, и его отстранённость меня отрезвила, послышался глас разума: «Что так и будем стоять во дворе?»
– Разрешите воспользоваться вашей уборной, – попросила я, наплевав на церемонии и надеясь, что удобства окажутся в доме.
– Пойдем, – обронил Захар, махнув рукой.
Мне стало хорошо, как только тёплое нутро дома поглотило моё окоченевшее тело. Быстро стянув пуховик, шапку и сапоги, я направилась к Захару. Он быстро скинул валенки и уже открыл заветную дверь. Оказавшись на санфаянсовом чуде современности, я расслабилась и с интересом осмотрелась. Белоснежная комната сияла чистотой и свежестью. Над ванной красовалось плиточное панно в кровавых тонах с какой-то абстракцией. На умывальнике ей вторили цветом диспенсер для мыла и стакан, в котором одиноко торчала абсолютно чёрная щетиной и ручкой зубная щётка. Следующим открытием стало то, что мыло для рук тут пахло ромашкой, однако моё отражение в зеркале глупо улыбалось не этому. Я почему-то радовалась, что зубная щётка только одна.
Я вернулась в прихожую, но Захара там не оказалось, зато из соседней комнаты раздавался шум закипавшего чайника. Кухня была небольшой, но уютной. На стол уже выставили чайные пары, сахарницу, вазу с печеньем. Тут я вспомнила про свой презент и метнулась обратно в прихожую.
– Не знаю, как вас отблагодарить за то, что позаботились обо мне, – промолвила я, невероятно смущаясь, и протянула пакет Захару.
Он заглянул в него, но, скорее, из вежливости.
– Будет достаточно, если станешь говорить мне «ты», – сказал он и выложил мой подарок на стол. – Как раз то, что сейчас нужно, – добавил Захар, рассматривая бутылку.
Он достал из холодильника колбасу и сыр и положил все это передо мной, дополнив комплект доской и ножом. «Какой немногословный», – размышляла я за нарезкой, украдкой поглядывая на суетящегося Захара… Нет, суета это не про него. Он даже коробку конфет распаковал за два движения!
Пока я раскладывала на тарелке нарезку, Захар принёс две стопки и сел напротив. Разлив тёмно-янтарную жидкость, он пристально посмотрел на меня, я даже почувствовала себя не уютно.
– За твое здоровье, Василиса! – отсалютовав мне, Захар опрокинул содержимое стопки в рот.
Я принюхалась к коньяку и пригубила, смочив губы и кончик языка. Подняла взгляд на мужчину и поняла, что пить нужно до дна. «Да какого чёрта, – ярилась я про себя, – пришла к нему сама, а он как снеговик: ни улыбки и приветливого слова!» Одним махом проглотила напиток и закашлялась.
Захар и тут не стал суетиться. Неспешно встал, погремел чем-то на разделочном столе и вернулся со стаканом, наполненным красновато-бордовой жидкостью. Я жадно хлебнула и тотчас узнала яблочный компот с черноплодкой. Мама такой варила каждую осень.
– Спасибо, – переведя дух, я поблагодарила спасителя. Тот неопределенно хмыкнул и даже, как мне показалось, улыбнулся. Он взглядом указал на тарелку с колбасой и сыром и пододвинул ближе плетёную корзинку с хлебом.
«Ну не хочешь разговаривать, и не надо, – я продолжила внутренний диалог, – сейчас согреюсь и пойду домой».
Минут за двадцать мы раза три выпили и закусили. То ли в доме было жарко натоплено, то ли алкоголь подействовал, но мне стало душно. Я, не обращая внимания на приличия, то и дело оттягивала высокий ворот свитера и мысленно проклинала ангорских коз за их тёплую шерсть. Щёки горели и от выпитого и от неудовлетворенного любопытства. Беседа не клеилась, но своей немногословностью хозяин дома заинтриговал меня окончательно. Свою роль сыграли и спокойствие, и хозяйственность, – иначе как объяснить чистоту и уют в доме! – и, чего уж греха таить, и внешность.
Тишину я нарушила первой:
– А чем вы… ты занимаешься?
– Я ветеринар.
– Серьёзно? – мне действительно в это не верилось.
– Ага, – подтвердил Кошатник.
– А где Амур? – вспомнила я о четвероногом чуде.
– Охотится, – пожав плечами, ответил Захар.
Я нервно… или пьяно, хохотнула.
– Серьезно?
Я поморщилась, сообразив, что повторяюсь, но, кажется, Захара забавляло моё не совсем трезвое состояние.
– Где тут можно охотиться?! – удивилась я, но поймав снисходительный взгляд, задала другой вопрос: А можно посмотреть?
– Ты не из робкого десятка.
Вот и пойми: то ли похвалил, то ли упрекнул!
Захар встал и подал руку, предупредительно помогая подняться. Мы отправились в прихожую. Хозяин бросил на пол передо мной огромные домашние тапочки, а сам натянул валенки и открыл входную дверь. В сенях он открыл ещё одну дверь, и мы спустились в подвал. Захар включил свет. В помещении было прохладно и сухо, вдоль стен стояли стеллажи с разным скарбом, шкаф, старый буфет с запылёнными стеклянными дверцами, на котором в выжидательной позе сидел Амур. Кошак вглядывался в противоположный угол комнаты, куда не попадал свет. На наше появление он лишь повел своими огромными ушами.
Захар тихо свистнул, и его питомец мгновенно спрыгнул с высоты и направился к нам, отфыркиваясь от паутины, запутавшейся в усах. Но мне показалось, что он так выражал недовольство от того, что его оторвали от важного дела.
Второй раз в жизни настолько близко от меня оказалась такая огромная кошка. Я повернулась к Захару, собираясь задать очередной вопрос, но увидела лишь его упругий зад, обтянутый трикотажем и удаляющийся от меня: мужчина поднимался по лестнице.
– Твоему хозяину не хватает элементарной галантности, – прошептала я животному на ухо.
Кот решил поддержать хозяина, а не меня, поэтому в несколько прыжков преодолел лестницу и скрылся из вида. Я, обиженная и оскорбленная таким вниманием, тоже побрела по ступенькам.
– Убедилась, – осведомился Захар, встречая меня наверху.
– Угу, – ответила я.
В тёмной прихожей я растерялась: свет на кухне больше не горел, и куда двигаться дальше, я не имела никакого понятия. Тут меня обхватили за плечи и повели куда-то вправо. Через пару шагов мы оказались в гостиной, где ярко пылал камин. Посреди комнаты стоял огромный диван, развёрнутый к источнику тепла и света. На низком журнальном столике обнаружилась начатая бутылка коньяка в компании стопок и огромной вазы с фруктами.
Пол комнаты почти полностью скрывал ковёр молочного цвета. Только обратив внимание на эту деталь, поняла, что светлый и уютный дом совсем не подходил мрачному характеру его владельца, или я же я составила неверное представление о Захаре. Оба варианта почему-то невероятно бесили!
– Ты… – я задохнулась, не в силах подобрать точное описание Глебу, – это все из-за тебя! Всю душу вымотал, паршивец! Какого черта ты меня оставил одну в мастерской?! Мог бы сам догадаться, что мне нехорошо. Я не такая, я никому ничего не обещала, – я продолжала наносить удары – так мне стало обидно почему-то от его слов. «Из-за тебя буду наблюдать петушиные бои…» – это вообще как понимать?! Неужели я недостойна того, что бы за меня сражались мужчины?
Ткань наволочки жалостливо трещала, но я не обращала внимания на звуки и даже на то, куда приходились удары. Я просто выплескивала накопившуюся обиду на так называемого друга.
Для меня стало большой неожиданностью, когда я совершила кульбит, но ситуация немного прояснилась после того, как меня к матрацу прижало тяжёлое мужское тело. Грудь Глеба ходила ходуном не меньше, чем моя. Его учащённое дыхание распаляло моё лицо, и без того разгоряченное сражением. Он некоторое время смотрел в мои глаза, не моргая, а потом перевел взгляд на губы. Боже! Моё сердце зашлось как у загнанного зайца. Я облизнула пересохшие губы и приоткрыла рот, чтобы вдохнуть побольше воздуха, – его так не хватало моим сдавленным легким! – но не успела, потому что именно в этот момент Глеб решил меня поцеловать.
Как же долго я этого ждала! И каким же горячим он оказался! Мне пришлось дышать носом: голова кружилась от недостатка кислорода и ощущений, что вихрем пронеслись по телу. Поцелуй был абсолютно прекрасен, нетороплив и нежен. Глеб открыл мне ещё одну грань своего мастерства. Я полностью погрузилась в собственные переживания и не сразу поняла, что все закончилось. По инерции потянулась за ускользающим источником удовольствия, но тщетно! Пришлось открывать глаза. Лучше бы я этого не делала! Ухмыляющаяся физиономия друга, приглаживавшего растрепавшееся волосы, последнее, чем я хотела любоваться в тот момент!
– Успокоилась? – спросил он, улыбаясь во все тридцать два, и, не дожидаясь ответа, добил мою эйфорию парой фраз: – Горяча! Где ж ты до сих пор прятала все эти эмоции?
– Что? – не поняла я: возбуждение схлынуло, но мозг неохотно включался в работу. – Ты поцеловал меня только ради того, чтобы успокоить?!
– Конечно! Хочу, знаешь ли, вернуться домой живым и здоровым.
Я откинулась на подушку, закрыв ладонями лицо. Какой же он невыносимый и жестокий… и циник! Кое-как справившись с эмоциями, я окончательно спихнула с себя Глеба и села на кровати.
– Уходи, – тихо попросила.
Глеб не осознал важность момента, он весело хмыкнул и произнес:
– Кто следующий?
Многострадальная подушка полетела в едва закрывшуюся дверь и с глухим звуком шлепнулась на пол, изобразив складками извиняющуюся улыбку.
Всё, хватит! Хватит страдать по этому гаду! Надо взять себя в руки и скорее выздоравливать. Первым делом нужно принять душ. Я тихо проскользнула в ванную, чтобы привести себя в порядок. Отсиживаться в спальне пока тебя ждут – моветон.
Прохладная вода освежила тело и охладила разум. Натягивая хлопковый спортивный костюм, я уже чувствовала себя вполне сносно и на кухню отправилась не как на заклание. Там за столом обнаружились мама с папой, Глеб и Тимофей. Все пили чай. Глеб, который сейчас выглядел как ещё один член нашей семьи, мирно беседовал чём-то с маман.
При моём появлении все «домочадцы» подняли головы, только Тимофей порывисто встал и подошёл ко мне. Он взял мои руки в свои спросил:
– Как ты себя чувствуешь?
– Прекрасно, – улыбнулась я. – Температуры нет – считай, здорова!
– Я вчера не выдержал и решил навестить тебя, – признался Тимофей, провожая меня к столу. Мама тут же пододвинула ко мне чашку с горячим напитком и вазочку с мёдом. – Но меня развернули от двери: у тебя был врач, и о посетителях и речи идти не могло…
Только я почувствовала себя польщённой, послышалось мамино предупредительное покашливание. Папа, как всегда незаметно, ретировался, и Глеб в его отсутствие совсем распоясался. Он сидел как раз напротив нас с Тимофеем, картинно подперев руками подбородок, и на его лице сияла умиленная зрелищем улыбка типа «смотрел бы и смотрел, как воркуют два голубка». Мамин намёк, кстати, предназначался ему, но он нагло его проигнорировал, продолжив пялиться.
– Глеб Александрович, – молвила маман, хватая наглого гостя под локоть, – позвольте пригласить вас на беседу в гостиную.
– Разумеется, Наталья Ивановна! – он бойко вскочил, стукнул обтянутыми носками пятками друг о друга, сопровождая сие действие кивком головы, – чисто гусар или псих в дурке! – и предложил «даме» свой локоть в качестве опоры. Таким безумным манером эта парочка покинула кухню.
– Шут гороховый, – буркнула вслед гаду и тут же вздрогнула, ощутив прикосновение тёплых губ к тыльной стороне ладони.
– Василиса, – Тимофей продолжил исповедь, – я не находил себе места, потерял покой и сон – всюду ты.
Вот, дождалась! Как будто героиня бульварного романа, причём не современного, а исторического – чисто Россия конца девятнадцатого века! Достойный кавалер достиг нужной кондиции, произносит желанные для любой женщины слова, чуть ли не на колени падает при этом, а я смотрю в его прекрасные синие глаза, наслаждаюсь красотой мужского лица… а сердце молчит! На языке вертится: «Ах, оставьте меня! Я люблю другого…»
Кстати, где Кошатник? То есть Захар?
Прода от 25.01.2018, 16:54
Глава 8
ГЛАВА НОВАЯ
В понедельник я вышла на работу, чувствовала себя вполне здоровой.
Последний месяц в году – это всегда суматоха, неразбериха и аврал. Удивительно, но, не смотря на происходящее вокруг, Ольга проявляла прямо таки олимпийское спокойствие. Впечатлилась не только я, но и коллеги, которые теперь ещё пристальнее наблюдали за «последней надеждой» нашей конторы, ведь по вечерам ежедневно давалось феерическое представление с рабочим названием «Глеб у ваших ног». Вечером, без пяти шесть оно собирало на крыльце нашего офиса массу зрителей, среди которых частенько вспыхивали споры на темы: какие цветы сегодня преподнесут Ольге, насколько оригинальным будет букет и в какой гамме исполнен. Меня же в такие минуты меня занимал вопрос: куда и как глубоко он засовывает своего циника ради этой женщины? Но относился больше к области философских рассуждений и не требовал реальной работы мысли. Если уж быть совсем откровенной, то я сильнее переживала о том, что так и не поблагодарила Захара за заботу и помощь. Сам он о себе никак не напоминал.
Утром в субботу пришлось звонить предателю и выпрашивать координаты Кошатника. В трубке я услышала запыхавшегося гада, фоном ему служил женский смех. Мою просьбу он удовлетворил, прислав смс. Я была готова пожертвовать всеми подушками мира – Глеб прислал почтовый адрес! Я набрала его снова, но меня уведомили о том, что абонент стал недоступен, пришлось довольствоваться тем, что дали.
Разобравшись с домашними делами и спровадив родителей на дачу, я собралась в гости. Мой выбор остановился на голубых джинсах и белом свитере из ангорки –погода за окном диктовала свои правила.
По пути пришлось посетить супермаркет. Чем благодарят мужчин? Выбор не велик, – коньяк, виски, сигары – но всегда вызывает затруднение, вот я и задумалась. Запах табака от Захара вроде не ощущался, что сократило количество вариантов до двух. К бутылке коньяка я добавила коробку конфет… с коньяком! Постояла ещё немного, рассуждая: не перебор ли, но одёрнула себя. Всё равно нельзя до бесконечности оттягивать неизбежное!
Наличие технического склада ума вовсе не гарантирует отсутствие географического кретинизма. Частный сектор, безусловно, имеет массу достоинств по сравнению с многоэтажными скворечниками, но плутание по кривым улочкам в декабре может привести только к отмораживанию конечностей.
Кое-как я добралась до нужного дома, который встретил меня глухим высоким забором и коваными воротами с калиткой. За ними прятался одноэтажный бревенчатый дом. Из трубы на крыше шёл сизый дымок, намекая на присутствие хозяина.
Замёрзшие ноги, руки и переполненный мочевой пузырь не дали мне дальше праздновать труса: белую кнопочку звонка я нажала решительно! Потом ещё раз и ещё…. После пятого нажатия входная дверь отворилась, и на пороге появился Захар, в футболке, спортивных штанах – к счастью, нормальных, а не родом из девяностых! – и валенках. Я помахала ему рукой, и он неспешно направился ко мне. У меня сложилось впечатление, будто мороз он не чувствует!
Захар молча отворил калику и жестом пригласил войти.
– Здравствуйте! – затараторила я, переминаясь с ноги на ногу. – А я к вам!
Наверное, не стоило смотреть ему в глаза, потому что от этого мысли как-то путались: я чувствовала, что несу ерунду, но остановиться не могла.
– Привет, – сдержанно ответил он, и его отстранённость меня отрезвила, послышался глас разума: «Что так и будем стоять во дворе?»
– Разрешите воспользоваться вашей уборной, – попросила я, наплевав на церемонии и надеясь, что удобства окажутся в доме.
– Пойдем, – обронил Захар, махнув рукой.
***
Мне стало хорошо, как только тёплое нутро дома поглотило моё окоченевшее тело. Быстро стянув пуховик, шапку и сапоги, я направилась к Захару. Он быстро скинул валенки и уже открыл заветную дверь. Оказавшись на санфаянсовом чуде современности, я расслабилась и с интересом осмотрелась. Белоснежная комната сияла чистотой и свежестью. Над ванной красовалось плиточное панно в кровавых тонах с какой-то абстракцией. На умывальнике ей вторили цветом диспенсер для мыла и стакан, в котором одиноко торчала абсолютно чёрная щетиной и ручкой зубная щётка. Следующим открытием стало то, что мыло для рук тут пахло ромашкой, однако моё отражение в зеркале глупо улыбалось не этому. Я почему-то радовалась, что зубная щётка только одна.
Я вернулась в прихожую, но Захара там не оказалось, зато из соседней комнаты раздавался шум закипавшего чайника. Кухня была небольшой, но уютной. На стол уже выставили чайные пары, сахарницу, вазу с печеньем. Тут я вспомнила про свой презент и метнулась обратно в прихожую.
– Не знаю, как вас отблагодарить за то, что позаботились обо мне, – промолвила я, невероятно смущаясь, и протянула пакет Захару.
Он заглянул в него, но, скорее, из вежливости.
– Будет достаточно, если станешь говорить мне «ты», – сказал он и выложил мой подарок на стол. – Как раз то, что сейчас нужно, – добавил Захар, рассматривая бутылку.
Он достал из холодильника колбасу и сыр и положил все это передо мной, дополнив комплект доской и ножом. «Какой немногословный», – размышляла я за нарезкой, украдкой поглядывая на суетящегося Захара… Нет, суета это не про него. Он даже коробку конфет распаковал за два движения!
Пока я раскладывала на тарелке нарезку, Захар принёс две стопки и сел напротив. Разлив тёмно-янтарную жидкость, он пристально посмотрел на меня, я даже почувствовала себя не уютно.
– За твое здоровье, Василиса! – отсалютовав мне, Захар опрокинул содержимое стопки в рот.
Я принюхалась к коньяку и пригубила, смочив губы и кончик языка. Подняла взгляд на мужчину и поняла, что пить нужно до дна. «Да какого чёрта, – ярилась я про себя, – пришла к нему сама, а он как снеговик: ни улыбки и приветливого слова!» Одним махом проглотила напиток и закашлялась.
Захар и тут не стал суетиться. Неспешно встал, погремел чем-то на разделочном столе и вернулся со стаканом, наполненным красновато-бордовой жидкостью. Я жадно хлебнула и тотчас узнала яблочный компот с черноплодкой. Мама такой варила каждую осень.
– Спасибо, – переведя дух, я поблагодарила спасителя. Тот неопределенно хмыкнул и даже, как мне показалось, улыбнулся. Он взглядом указал на тарелку с колбасой и сыром и пододвинул ближе плетёную корзинку с хлебом.
«Ну не хочешь разговаривать, и не надо, – я продолжила внутренний диалог, – сейчас согреюсь и пойду домой».
Минут за двадцать мы раза три выпили и закусили. То ли в доме было жарко натоплено, то ли алкоголь подействовал, но мне стало душно. Я, не обращая внимания на приличия, то и дело оттягивала высокий ворот свитера и мысленно проклинала ангорских коз за их тёплую шерсть. Щёки горели и от выпитого и от неудовлетворенного любопытства. Беседа не клеилась, но своей немногословностью хозяин дома заинтриговал меня окончательно. Свою роль сыграли и спокойствие, и хозяйственность, – иначе как объяснить чистоту и уют в доме! – и, чего уж греха таить, и внешность.
Тишину я нарушила первой:
– А чем вы… ты занимаешься?
– Я ветеринар.
– Серьёзно? – мне действительно в это не верилось.
– Ага, – подтвердил Кошатник.
– А где Амур? – вспомнила я о четвероногом чуде.
– Охотится, – пожав плечами, ответил Захар.
Я нервно… или пьяно, хохотнула.
– Серьезно?
Я поморщилась, сообразив, что повторяюсь, но, кажется, Захара забавляло моё не совсем трезвое состояние.
– Где тут можно охотиться?! – удивилась я, но поймав снисходительный взгляд, задала другой вопрос: А можно посмотреть?
– Ты не из робкого десятка.
Вот и пойми: то ли похвалил, то ли упрекнул!
Захар встал и подал руку, предупредительно помогая подняться. Мы отправились в прихожую. Хозяин бросил на пол передо мной огромные домашние тапочки, а сам натянул валенки и открыл входную дверь. В сенях он открыл ещё одну дверь, и мы спустились в подвал. Захар включил свет. В помещении было прохладно и сухо, вдоль стен стояли стеллажи с разным скарбом, шкаф, старый буфет с запылёнными стеклянными дверцами, на котором в выжидательной позе сидел Амур. Кошак вглядывался в противоположный угол комнаты, куда не попадал свет. На наше появление он лишь повел своими огромными ушами.
Захар тихо свистнул, и его питомец мгновенно спрыгнул с высоты и направился к нам, отфыркиваясь от паутины, запутавшейся в усах. Но мне показалось, что он так выражал недовольство от того, что его оторвали от важного дела.
Второй раз в жизни настолько близко от меня оказалась такая огромная кошка. Я повернулась к Захару, собираясь задать очередной вопрос, но увидела лишь его упругий зад, обтянутый трикотажем и удаляющийся от меня: мужчина поднимался по лестнице.
– Твоему хозяину не хватает элементарной галантности, – прошептала я животному на ухо.
Кот решил поддержать хозяина, а не меня, поэтому в несколько прыжков преодолел лестницу и скрылся из вида. Я, обиженная и оскорбленная таким вниманием, тоже побрела по ступенькам.
– Убедилась, – осведомился Захар, встречая меня наверху.
– Угу, – ответила я.
В тёмной прихожей я растерялась: свет на кухне больше не горел, и куда двигаться дальше, я не имела никакого понятия. Тут меня обхватили за плечи и повели куда-то вправо. Через пару шагов мы оказались в гостиной, где ярко пылал камин. Посреди комнаты стоял огромный диван, развёрнутый к источнику тепла и света. На низком журнальном столике обнаружилась начатая бутылка коньяка в компании стопок и огромной вазы с фруктами.
Пол комнаты почти полностью скрывал ковёр молочного цвета. Только обратив внимание на эту деталь, поняла, что светлый и уютный дом совсем не подходил мрачному характеру его владельца, или я же я составила неверное представление о Захаре. Оба варианта почему-то невероятно бесили!
