- Смелее, сударыня! – Глядя мне в лицо, этот гад протянул руку, чтобы помочь выбраться из салона. – Представители нашего рода и в рубище могли приветствовать королей!..
В вестибюле к нам подошёл служащий и после краткого приветствия повёл на второй этаж, где и оставил в отдельном кабинете. Дорогая мебель и отделка, несмотря на сдержанность и скромные размеры помещения, не оставляли сомнений, что простых смертных или случайных посетителей здесь не бывает.
Приняв моё пальто, кузен показал мне на дверь, за которой располагались персональные удобства. Всё для клиента! – богатого, разумеется.
Приведя в себя в порядок, я обнаружила в кабинете, кроме кузена, снявшего роскошное кашемировое пальто и оказавшегося в почти неформальной одежде тёмных тонов, официанта, аккуратно и быстро переставляющего с тележки на стол огромное количество блюд под объёмными крышками. Закончив сервировку, молодой человек сдержанно пожелал приятного аппетита и тихо исчез за бесшумной массивной дверью, плотно прикрыв её за собой. Кузен, жестом предложив мне занять место за столом, отправился, в свою очередь, вымыть руки в окружении дорогой сантехники.
Усаживаясь за стол и принюхиваясь к душераздирающе пахнущим шедеврам поварского искусства, я ощущала одновременно облегчение и неловкость. Облегчение от того, что не пришлось испытывать на себе недоумевающе-издевательские взгляды посетителей общего зала, а неловкость возникла от предчувствия неминуемого позора, который настигнет меня уже через несколько минут – я не умела вести себя в подобных заведениях и не представляла, как пользоваться всем этим немыслимым количеством разных вилок, ложек и ножей, насмешливо поблёскивающих на меня с двух сторон от сияющих чистотой вложенных одна в другую нескольких тарелок. А уж как хрустела от каждого движения белая скатерть – не передать!..
- Я заказал все блюда сразу, чтобы нам не мешали. – Зависнув в переживаниях над великолепием сервировки, я не слышала, как кузен появился у стола, и ощутимо вздрогнула от неожиданности. – Сударыня, Вам холодно?
Мужчина смотрел на меня с явной обеспокоенностью, отчего мне вдруг стало совсем тошно – давно уже никто не проявлял заботы о моём самочувствии или состоянии дел. От непрошенного комка в горле я сипло нагрубила:
- Прекратите уже мне «выкать» и оставьте для других свою «сударыню»!..
- Как скажешь. – Даже бровь не дрогнула от моего хамства! – Ешь, Конкордия, я думаю, ты сможешь положить себе сама, но если нет – я помогу.
Это невыносимо! Неужели на него ничего не действует?!
- А до рта тоже поможете донести?
- Прости?.. - бровь всё-таки приподнимается, но лишь в вежливом вопросе.
- Я не умею пользоваться всеми этими… - я на секунду запнулась, – орудиями великосветского питания!
- Орудиями светской пытки - наверное ты хотела сказать?.. – голос иронично-доброжелателен. Вот как такое можно сочетать?! Теперь я понимаю, почему на это чудо адвокатуры западают все женщины с пелёнок и до седин, прикрытых париками…
Я начинаю пыхтеть – он угадал!
- Ешь, Конкордия. – Спокойно повторяет кузен. – Ложкой ты пользоваться умеешь, а со всем остальным со временем разберёшься. – И снимает крышку с чего-то, исходящего паром, - о, это суп! Но какой!.. И – да, ложкой я, действительно, умею пользоваться. Неплохо умею!..
Когда мы разделались с основным количеством съестного – родственник работал ложкой со скоростью, не уступавшей моей - и я поняла, что десерт останется для меня непокорённой вершиной, кузен, проследив за моим тоскливо-возмущённым взглядом, понятливо усмехнулся:
- Не переживай. Всё, что захочешь, ты сможешь взять с собой. – На что я неблагодарно заявила:
- Спасибо. Заберите себе. Мне одной столько не съесть…
- Мне тоже. – Он разом стал серьёзным и собранным. А на мой вопросительный взгляд пояснил: - Мне одному тоже не осилить это всё. Да и не люблю я сладкое…
- А… - В ответ на невысказанный вопрос мужчина уставился на меня в упор так, что мне стало неуютно. Прикрыл на секунду глаза и тихо проговорил:
- Сейчас я тебе расскажу всё по порядку. Только, будь добра, прекрати мне «выкать» и вообще можешь звать по имени – отчества я от тебя не вынесу. – В его руках словно из воздуха появилась не замеченная мной ранее чёрная кожаная папка. А посуда на столе моментально переместилась в сторону аккуратной кучкой. Я внутренне завистливо вздохнула – вот оно, «ловкость рук, и никакого мошенничества!»…
- Для начала ознакомься и подпиши – твоё согласие на мою опеку до совершеннолетия. Твоего, разумеется. – Передо мной на уже не такую снежно-белую, как вначале, скатерть лёг лист дорогой бумаги с отпечатанным текстом. Резко отодвинув его в сторону, я с нескрываемой злостью процедила:
- Ни за что!.. – И вскочила, чтобы уйти прочь – одежду можно накинуть и по дороге, самое главное – не заблудиться; но была перехвачена твёрдой рукой:
- Сядь. И слушай дальше. – Длинно выдохнув и снова на мгновение прикрыв глаза, он с нажимом сказал:
- Ты. Подпишешь. Согласие. На. Мою. Опеку. Молчи!.. – Я замерла не хуже кролика перед удавом.
Вот это голос!.. Если мне ТАК прикажут выпрыгнуть с четвёртого этажа, я шагну в окно, не открывая его!.. Но руку х-мм… дядюшки Сильвестра я со своей руки всё-таки отцепила – в одиночку выходить в окно как-то сподручнее… И заработала одобрительный взгляд, а также – неожиданное:
- Молодец. Кровь – она и есть кровь.
Немного помолчав и не дав мне передышки, он продолжил:
- Если я приобрету через родственное отношение статус твоего опекуна, то будет гораздо проще перезахоронить тело твоего отца на нашем семейном кладбище. – На минутку дядюшка замолчал, а я слегка подвисла – что, есть и такое? – но после того, что услышала дальше, забыла обо всём: - Рядом с женой…
- …Когда?.. – только и смогла я выдавить из себя, едва справилась с желанием сначала сломать всё, что попадётся под руку, а потом – забиться в какую-нибудь нору и медленно умирать там, думая об одном: «Мамы больше нет…»
- Два месяца. – Голос спокоен. И хорошо, что спокоен. Причитаний и утешений я не вынесу – их мне после похорон отца от сердобольных соседей и жён его бывших сослуживцев хватило.
- Отец знал? – Сопоставила я примерно в то же время навалившееся на него безразличие, привёдшее к скорому концу.
- Да. – Мысли, сбиваясь в клубок, пробовали распутаться, но только сильнее закручивались, и я увязала в их узлах, тонула и уже не хотела выныривать. «Значит, он знал…» «А что он знал?..» «Он держался только за неё…» «А как же я?!»- последняя мысль обожгла обидой и вытолкнула на поверхность.
- То есть, в опеке теперь знают, что я… - мой голос всё-таки сорвался в слёзы.
- Ещё нет. Я не ставил их в известность. Но придётся. И я хотел бы, чтобы ты подписала согласие на опеку ДО этого события, а не ПОСЛЕ него. – Он хорошо проинтонировал смысловую составляющую. Пока я искала, что сказать в ответ, мужчина, не дожидаясь, подвинул ко мне на блюдечке чашку с ароматным чаем. – Пей.
Уже узнав по запаху любимый напиток, но всё ещё не веря себе, я отхлебнула из чашки и уставилась на сидящего напротив человека. Откуда он…
А он смотрел на меня. И казался теперь не насмешливым, а очень усталым. Тёмно-синий вязаный жилет поверх чёрной рубашки – не попытка выразить солидарность или вызвать симпатию, а знак траура, как скорбная складка у рта, как покрасневшие, словно у вампира, белки глаз. Да я-то, наверное, тоже выгляжу, как вампир, спохватилась я. И в этом мы по-родственному схожи.
Любимый чай сделал своё дело – я начала соображать. Видимо, осмысленное выражение вернулось на моё лицо, потому что дядя продолжил:
- Всё имущество твоих родителей останется за тобой. Соответствующие документы в наличии. – Передо мной легли ещё два листа бумаги, но я не стала их разглядывать. Успеется. Дядя снова одобрительно кивнул.
- Финансовая сторона. Тебе, как учащейся, не достигшей совершеннолетия и оставшейся без попечения родителей, будет начисляться пенсия, а также – социальная стипендия. – Ещё один лист. – Мне, как опекуну, тоже положены будут выплаты, но вот этот вопрос я как раз и хотел обсудить с тобой. – Свернувший в неожиданную сторону разговор застал меня врасплох и от растерянности я почти минуту хлопала на моего родственниками глазами. Но не придумала ничего умного, кроме:
- Со мной?..
- Да. – Стало нехорошо. Да что там может быть с этими выплатами, если я должна что-то про них знать – а я не знаю!..
- А-аа… - Красноречие бьёт фонтаном. «Соберись, Конни! Ну!»- мысленный окрик подействовал. – Я в этих вопросах не разбираюсь. И ничего не спрашивала у этих тёток. – Поднятая вверх рука заставила меня замолчать. Да я и не рвалась что-то доказывать.
- Я знаю. – Так чего же тогда!.. – Прости, я неточно выразился. – Он помолчал, изучающе рассматривая меня.
Я тоже молчала. Во-первых, устала, а во-вторых - я на разговоры не напрашивалась и его сюда не звала. Вот пусть и разговаривает.
Придя к какому-то решению, дядя подался вперёд, сложив руки на стол, словно хотел занять более устойчивое положение или готовился к прыжку.
- Скажи пожалуйста, Конкордия, что ты знаешь о своей семье?
- О какой?.. – Я подумала, что ослышалась.
- Понятно. – А вот мне – нисколько! – Тогда спрошу по-другому: кого из своих родных со стороны матери ты знаешь?
Это он так в единственные родственники набивается? Хочет сказать, что со стороны отца мне никто не поможет?!
- С твоим отцом позже. – Это выходит, я свой вопрос вслух задала? Как неудобно-то! – Я сначала хочу узнать, что тебе известно о семье твоей матери.
- Ничего… - Прошептала я. И поняла, что покраснела. Я всегда очень быстро краснею. От похвалы. От страха. Сейчас покраснела от стыда – за себя и собственную неинформированность.
- Ясно.
Я молчала. Дядя тоже молчал. Когда я подняла голову, чтобы выяснить, чем таким важным он сейчас занят, дверь в кабинет бесшумно открылась , и появился давешний официант с тележкой.
- Будьте добры, заберите грязную посуду. Десерт оставьте. И принесите, пожалуйста, ещё чая. В чайнике. – Голос дяди был сух.
- Хорошо. Одну минуточку, пожалуйста, обождите. – Забирающий посуду официант был, напротив, сама любезность. Я из-под длинной чёлки наблюдала за ним. Чист. Аккуратен. Старше меня лет на пять, если не больше. Движения точные. Взгляд уважительный, но не подобострастный. И никаких намёков на что-то этакое, несмотря на то, что мужчина наедине с молодой девушкой (у нас же на лбу не написано, что мы родственники!). Руки в белых перчатках прикрыли дверь. А я вздрогнула от вжикнувшей застёжки на папке – оказывается, пока я подглядывала за официантом, дядя собрал все разложенные передо мной документы, кроме одного – того самого заявления.
Я открыла рот, но не успела ничего произнести, потому что была остановлена уже знакомым жестом – резко вскинутой вверх ладонью. И буквально тут же, словно повинуясь этой руке, вежливый молодой человек внёс чайник с подставкой и чистые чайные чашки.
- Спасибо, – поблагодарил дядя. И добавил: - Заберёте через час.
- Я понял. – Официант наклонил голову. Потом уточнил: - Вам больше ничего не нужно?
- Нет. Спасибо. – Пока услужливый молодой человек покидал кабинет, я поискала взглядом часы. Нашла! Благодаря оригинальному дизайну небольшой восьмиугольный циферблат удачно вписывался в интерьер, а стрелки двигались совершенно бесшумно. Ну ничего себе! – это мы уже час здесь сидим. «Пара свободных часов…»- всплыло в сознании. И чем же дядюшка собирается занять ещё час? Ясно, что не чаем и не десертом! А чая действительно захотелось просто зверски. Я потянулась к чайнику.
- Оставь, Конкордия. – Дядина рука оказалась проворнее. Сняв горячий и, как я теперь поняла, тяжёлый, чайник с подставки, он аккуратно, не расплёскивая, наполнил чашку. Запахло имбирём и гвоздикой. – Сахара нет, но ты ведь не любишь. Возьми. – Ко мне переместилось блюдце с вкуснейшим даже на вид пирожным.
Я вздохнула и покорно взяла ложку – в последнее время нечасто мне перепадали сладости. В магазины я ходила по выходным, запасаясь на неделю продуктами, а хлеб брала в маленькой лавке возле пекарни – там он был всегда свежий и мягкий, отцу только такой и годился, потому что зубы у него искрошились в течение года после несчастного случая. А про конфеты вспоминала только когда садилась пить чай, но отдельно заходить за ними у меня не получалось.
Отложив ложку, я торопливо поднесла к губам чашку с чаем, чтобы скрыть подступившие слёзы. Комок в горле не давал сделать ни одного глоточка, и я вернула чашку на блюдце. Да что со мной такое! Никогда я не была мямлей и слезомоей, а тут… Передо мной возникла салфетка. Взяв её и невнятно буркнув: «Спасибо…» я постаралась вытереть слёзоразлив, но не преуспела. «Здесь же вода есть! Холодная!» - я ещё додумывала эту мысль, а ноги несли меня к фаянсовым удобствам за неприметной дверцей.
Когда, взбодрённая холодным умыванием и им же слегка успокоенная, я появилась у стола, дядя сосредоточенно боролся с небольшим пирожным; пирожное побеждало. На мой вопросительный взгляд он пояснил:
- Я уже упоминал, что не люблю сладкого. А чай без ничего пить не умею – это же не кофе…
- Так надо было кофе заказать. – Я не большая любительница горького напитка, но сейчас тоже не отказалась бы от чашечки…
- Угу. А ещё коньяка, затем водочки и дальше – как пойдёт… - Улыбка, долженствующая быть едкой, на самом деле выглядела – не жалкой, нет!- но такой личной, что я отвела глаза. Ой, что-то мне нехорошо от подобных улыбок… Я сделала попытку напасть на пирожное. Вроде, получилось.
- Тогда продолжим. – Я отвлеклась от пирожного, подняв голову, и чуть не подавилась – передо мной сидел уже не скорбящий родственник, а сосредоточенный м-мм… я бы могла сказать, что следователь – как-то не по-хорошему заинтересованно поблёскивали у него глаза.
- Поясню сразу насчёт НАШЕЙ семьи. На данный момент у неё осталось всего два представителя, и оба они находятся в этом помещении.
Я едва не подавилась вторично. А я-то в этой семейке с какого бока?.. Дядя с непередаваемым выражением усмехнулся на моё недоумение, а затем с нарочитым превосходством подтвердил:
- Именно. – И пояснил после небольшой паузы: - Уложение короля Аугуста Первого, основателя династии Ауритов - «Статут Двенадцати» - о правах родов, основанных одновременно с королевским. «Ребёнок любого пола, несущий в себе кровь первооснователя и оставшийся единственным в своём поколении, является наследником рода, со всеми правами и обязанностями.» После заката грозной Империи, собранной Ауритами из удельных княжеств и королевств, когда последний потомок королевского рода умер, не оставив наследников, а древняя корона, как символ власти, оказалась недоступной, её правопреемницей стала Федерация. Конечно, многие уложения были отменены оказавшимися у власти носителями менее благородной крови, но до этого уложения они не добрались…
- Почему? – похоже, дядя рассчитывал на этот вопрос.
- Да просто все рода, упоминаемые в этом уложении, к тому моменту прекратили своё существование. Кроме одного.
- Самого пронырливого и подсуетившегося заранее!.. – И откуда у меня силы взялись на ехидство? А предпоследний проныра последнего рода, прищурившись, смотрел на меня.
В вестибюле к нам подошёл служащий и после краткого приветствия повёл на второй этаж, где и оставил в отдельном кабинете. Дорогая мебель и отделка, несмотря на сдержанность и скромные размеры помещения, не оставляли сомнений, что простых смертных или случайных посетителей здесь не бывает.
Приняв моё пальто, кузен показал мне на дверь, за которой располагались персональные удобства. Всё для клиента! – богатого, разумеется.
Приведя в себя в порядок, я обнаружила в кабинете, кроме кузена, снявшего роскошное кашемировое пальто и оказавшегося в почти неформальной одежде тёмных тонов, официанта, аккуратно и быстро переставляющего с тележки на стол огромное количество блюд под объёмными крышками. Закончив сервировку, молодой человек сдержанно пожелал приятного аппетита и тихо исчез за бесшумной массивной дверью, плотно прикрыв её за собой. Кузен, жестом предложив мне занять место за столом, отправился, в свою очередь, вымыть руки в окружении дорогой сантехники.
Усаживаясь за стол и принюхиваясь к душераздирающе пахнущим шедеврам поварского искусства, я ощущала одновременно облегчение и неловкость. Облегчение от того, что не пришлось испытывать на себе недоумевающе-издевательские взгляды посетителей общего зала, а неловкость возникла от предчувствия неминуемого позора, который настигнет меня уже через несколько минут – я не умела вести себя в подобных заведениях и не представляла, как пользоваться всем этим немыслимым количеством разных вилок, ложек и ножей, насмешливо поблёскивающих на меня с двух сторон от сияющих чистотой вложенных одна в другую нескольких тарелок. А уж как хрустела от каждого движения белая скатерть – не передать!..
- Я заказал все блюда сразу, чтобы нам не мешали. – Зависнув в переживаниях над великолепием сервировки, я не слышала, как кузен появился у стола, и ощутимо вздрогнула от неожиданности. – Сударыня, Вам холодно?
Мужчина смотрел на меня с явной обеспокоенностью, отчего мне вдруг стало совсем тошно – давно уже никто не проявлял заботы о моём самочувствии или состоянии дел. От непрошенного комка в горле я сипло нагрубила:
- Прекратите уже мне «выкать» и оставьте для других свою «сударыню»!..
- Как скажешь. – Даже бровь не дрогнула от моего хамства! – Ешь, Конкордия, я думаю, ты сможешь положить себе сама, но если нет – я помогу.
Это невыносимо! Неужели на него ничего не действует?!
- А до рта тоже поможете донести?
- Прости?.. - бровь всё-таки приподнимается, но лишь в вежливом вопросе.
- Я не умею пользоваться всеми этими… - я на секунду запнулась, – орудиями великосветского питания!
- Орудиями светской пытки - наверное ты хотела сказать?.. – голос иронично-доброжелателен. Вот как такое можно сочетать?! Теперь я понимаю, почему на это чудо адвокатуры западают все женщины с пелёнок и до седин, прикрытых париками…
Я начинаю пыхтеть – он угадал!
- Ешь, Конкордия. – Спокойно повторяет кузен. – Ложкой ты пользоваться умеешь, а со всем остальным со временем разберёшься. – И снимает крышку с чего-то, исходящего паром, - о, это суп! Но какой!.. И – да, ложкой я, действительно, умею пользоваться. Неплохо умею!..
Когда мы разделались с основным количеством съестного – родственник работал ложкой со скоростью, не уступавшей моей - и я поняла, что десерт останется для меня непокорённой вершиной, кузен, проследив за моим тоскливо-возмущённым взглядом, понятливо усмехнулся:
- Не переживай. Всё, что захочешь, ты сможешь взять с собой. – На что я неблагодарно заявила:
- Спасибо. Заберите себе. Мне одной столько не съесть…
- Мне тоже. – Он разом стал серьёзным и собранным. А на мой вопросительный взгляд пояснил: - Мне одному тоже не осилить это всё. Да и не люблю я сладкое…
- А… - В ответ на невысказанный вопрос мужчина уставился на меня в упор так, что мне стало неуютно. Прикрыл на секунду глаза и тихо проговорил:
- Сейчас я тебе расскажу всё по порядку. Только, будь добра, прекрати мне «выкать» и вообще можешь звать по имени – отчества я от тебя не вынесу. – В его руках словно из воздуха появилась не замеченная мной ранее чёрная кожаная папка. А посуда на столе моментально переместилась в сторону аккуратной кучкой. Я внутренне завистливо вздохнула – вот оно, «ловкость рук, и никакого мошенничества!»…
- Для начала ознакомься и подпиши – твоё согласие на мою опеку до совершеннолетия. Твоего, разумеется. – Передо мной на уже не такую снежно-белую, как вначале, скатерть лёг лист дорогой бумаги с отпечатанным текстом. Резко отодвинув его в сторону, я с нескрываемой злостью процедила:
- Ни за что!.. – И вскочила, чтобы уйти прочь – одежду можно накинуть и по дороге, самое главное – не заблудиться; но была перехвачена твёрдой рукой:
- Сядь. И слушай дальше. – Длинно выдохнув и снова на мгновение прикрыв глаза, он с нажимом сказал:
- Ты. Подпишешь. Согласие. На. Мою. Опеку. Молчи!.. – Я замерла не хуже кролика перед удавом.
Вот это голос!.. Если мне ТАК прикажут выпрыгнуть с четвёртого этажа, я шагну в окно, не открывая его!.. Но руку х-мм… дядюшки Сильвестра я со своей руки всё-таки отцепила – в одиночку выходить в окно как-то сподручнее… И заработала одобрительный взгляд, а также – неожиданное:
- Молодец. Кровь – она и есть кровь.
Немного помолчав и не дав мне передышки, он продолжил:
- Если я приобрету через родственное отношение статус твоего опекуна, то будет гораздо проще перезахоронить тело твоего отца на нашем семейном кладбище. – На минутку дядюшка замолчал, а я слегка подвисла – что, есть и такое? – но после того, что услышала дальше, забыла обо всём: - Рядом с женой…
- …Когда?.. – только и смогла я выдавить из себя, едва справилась с желанием сначала сломать всё, что попадётся под руку, а потом – забиться в какую-нибудь нору и медленно умирать там, думая об одном: «Мамы больше нет…»
- Два месяца. – Голос спокоен. И хорошо, что спокоен. Причитаний и утешений я не вынесу – их мне после похорон отца от сердобольных соседей и жён его бывших сослуживцев хватило.
- Отец знал? – Сопоставила я примерно в то же время навалившееся на него безразличие, привёдшее к скорому концу.
- Да. – Мысли, сбиваясь в клубок, пробовали распутаться, но только сильнее закручивались, и я увязала в их узлах, тонула и уже не хотела выныривать. «Значит, он знал…» «А что он знал?..» «Он держался только за неё…» «А как же я?!»- последняя мысль обожгла обидой и вытолкнула на поверхность.
- То есть, в опеке теперь знают, что я… - мой голос всё-таки сорвался в слёзы.
- Ещё нет. Я не ставил их в известность. Но придётся. И я хотел бы, чтобы ты подписала согласие на опеку ДО этого события, а не ПОСЛЕ него. – Он хорошо проинтонировал смысловую составляющую. Пока я искала, что сказать в ответ, мужчина, не дожидаясь, подвинул ко мне на блюдечке чашку с ароматным чаем. – Пей.
Уже узнав по запаху любимый напиток, но всё ещё не веря себе, я отхлебнула из чашки и уставилась на сидящего напротив человека. Откуда он…
А он смотрел на меня. И казался теперь не насмешливым, а очень усталым. Тёмно-синий вязаный жилет поверх чёрной рубашки – не попытка выразить солидарность или вызвать симпатию, а знак траура, как скорбная складка у рта, как покрасневшие, словно у вампира, белки глаз. Да я-то, наверное, тоже выгляжу, как вампир, спохватилась я. И в этом мы по-родственному схожи.
Любимый чай сделал своё дело – я начала соображать. Видимо, осмысленное выражение вернулось на моё лицо, потому что дядя продолжил:
- Всё имущество твоих родителей останется за тобой. Соответствующие документы в наличии. – Передо мной легли ещё два листа бумаги, но я не стала их разглядывать. Успеется. Дядя снова одобрительно кивнул.
- Финансовая сторона. Тебе, как учащейся, не достигшей совершеннолетия и оставшейся без попечения родителей, будет начисляться пенсия, а также – социальная стипендия. – Ещё один лист. – Мне, как опекуну, тоже положены будут выплаты, но вот этот вопрос я как раз и хотел обсудить с тобой. – Свернувший в неожиданную сторону разговор застал меня врасплох и от растерянности я почти минуту хлопала на моего родственниками глазами. Но не придумала ничего умного, кроме:
- Со мной?..
- Да. – Стало нехорошо. Да что там может быть с этими выплатами, если я должна что-то про них знать – а я не знаю!..
- А-аа… - Красноречие бьёт фонтаном. «Соберись, Конни! Ну!»- мысленный окрик подействовал. – Я в этих вопросах не разбираюсь. И ничего не спрашивала у этих тёток. – Поднятая вверх рука заставила меня замолчать. Да я и не рвалась что-то доказывать.
- Я знаю. – Так чего же тогда!.. – Прости, я неточно выразился. – Он помолчал, изучающе рассматривая меня.
Я тоже молчала. Во-первых, устала, а во-вторых - я на разговоры не напрашивалась и его сюда не звала. Вот пусть и разговаривает.
Придя к какому-то решению, дядя подался вперёд, сложив руки на стол, словно хотел занять более устойчивое положение или готовился к прыжку.
- Скажи пожалуйста, Конкордия, что ты знаешь о своей семье?
- О какой?.. – Я подумала, что ослышалась.
- Понятно. – А вот мне – нисколько! – Тогда спрошу по-другому: кого из своих родных со стороны матери ты знаешь?
Это он так в единственные родственники набивается? Хочет сказать, что со стороны отца мне никто не поможет?!
- С твоим отцом позже. – Это выходит, я свой вопрос вслух задала? Как неудобно-то! – Я сначала хочу узнать, что тебе известно о семье твоей матери.
- Ничего… - Прошептала я. И поняла, что покраснела. Я всегда очень быстро краснею. От похвалы. От страха. Сейчас покраснела от стыда – за себя и собственную неинформированность.
- Ясно.
Я молчала. Дядя тоже молчал. Когда я подняла голову, чтобы выяснить, чем таким важным он сейчас занят, дверь в кабинет бесшумно открылась , и появился давешний официант с тележкой.
- Будьте добры, заберите грязную посуду. Десерт оставьте. И принесите, пожалуйста, ещё чая. В чайнике. – Голос дяди был сух.
- Хорошо. Одну минуточку, пожалуйста, обождите. – Забирающий посуду официант был, напротив, сама любезность. Я из-под длинной чёлки наблюдала за ним. Чист. Аккуратен. Старше меня лет на пять, если не больше. Движения точные. Взгляд уважительный, но не подобострастный. И никаких намёков на что-то этакое, несмотря на то, что мужчина наедине с молодой девушкой (у нас же на лбу не написано, что мы родственники!). Руки в белых перчатках прикрыли дверь. А я вздрогнула от вжикнувшей застёжки на папке – оказывается, пока я подглядывала за официантом, дядя собрал все разложенные передо мной документы, кроме одного – того самого заявления.
Я открыла рот, но не успела ничего произнести, потому что была остановлена уже знакомым жестом – резко вскинутой вверх ладонью. И буквально тут же, словно повинуясь этой руке, вежливый молодой человек внёс чайник с подставкой и чистые чайные чашки.
- Спасибо, – поблагодарил дядя. И добавил: - Заберёте через час.
- Я понял. – Официант наклонил голову. Потом уточнил: - Вам больше ничего не нужно?
- Нет. Спасибо. – Пока услужливый молодой человек покидал кабинет, я поискала взглядом часы. Нашла! Благодаря оригинальному дизайну небольшой восьмиугольный циферблат удачно вписывался в интерьер, а стрелки двигались совершенно бесшумно. Ну ничего себе! – это мы уже час здесь сидим. «Пара свободных часов…»- всплыло в сознании. И чем же дядюшка собирается занять ещё час? Ясно, что не чаем и не десертом! А чая действительно захотелось просто зверски. Я потянулась к чайнику.
- Оставь, Конкордия. – Дядина рука оказалась проворнее. Сняв горячий и, как я теперь поняла, тяжёлый, чайник с подставки, он аккуратно, не расплёскивая, наполнил чашку. Запахло имбирём и гвоздикой. – Сахара нет, но ты ведь не любишь. Возьми. – Ко мне переместилось блюдце с вкуснейшим даже на вид пирожным.
Я вздохнула и покорно взяла ложку – в последнее время нечасто мне перепадали сладости. В магазины я ходила по выходным, запасаясь на неделю продуктами, а хлеб брала в маленькой лавке возле пекарни – там он был всегда свежий и мягкий, отцу только такой и годился, потому что зубы у него искрошились в течение года после несчастного случая. А про конфеты вспоминала только когда садилась пить чай, но отдельно заходить за ними у меня не получалось.
Отложив ложку, я торопливо поднесла к губам чашку с чаем, чтобы скрыть подступившие слёзы. Комок в горле не давал сделать ни одного глоточка, и я вернула чашку на блюдце. Да что со мной такое! Никогда я не была мямлей и слезомоей, а тут… Передо мной возникла салфетка. Взяв её и невнятно буркнув: «Спасибо…» я постаралась вытереть слёзоразлив, но не преуспела. «Здесь же вода есть! Холодная!» - я ещё додумывала эту мысль, а ноги несли меня к фаянсовым удобствам за неприметной дверцей.
Когда, взбодрённая холодным умыванием и им же слегка успокоенная, я появилась у стола, дядя сосредоточенно боролся с небольшим пирожным; пирожное побеждало. На мой вопросительный взгляд он пояснил:
- Я уже упоминал, что не люблю сладкого. А чай без ничего пить не умею – это же не кофе…
- Так надо было кофе заказать. – Я не большая любительница горького напитка, но сейчас тоже не отказалась бы от чашечки…
- Угу. А ещё коньяка, затем водочки и дальше – как пойдёт… - Улыбка, долженствующая быть едкой, на самом деле выглядела – не жалкой, нет!- но такой личной, что я отвела глаза. Ой, что-то мне нехорошо от подобных улыбок… Я сделала попытку напасть на пирожное. Вроде, получилось.
- Тогда продолжим. – Я отвлеклась от пирожного, подняв голову, и чуть не подавилась – передо мной сидел уже не скорбящий родственник, а сосредоточенный м-мм… я бы могла сказать, что следователь – как-то не по-хорошему заинтересованно поблёскивали у него глаза.
- Поясню сразу насчёт НАШЕЙ семьи. На данный момент у неё осталось всего два представителя, и оба они находятся в этом помещении.
Я едва не подавилась вторично. А я-то в этой семейке с какого бока?.. Дядя с непередаваемым выражением усмехнулся на моё недоумение, а затем с нарочитым превосходством подтвердил:
- Именно. – И пояснил после небольшой паузы: - Уложение короля Аугуста Первого, основателя династии Ауритов - «Статут Двенадцати» - о правах родов, основанных одновременно с королевским. «Ребёнок любого пола, несущий в себе кровь первооснователя и оставшийся единственным в своём поколении, является наследником рода, со всеми правами и обязанностями.» После заката грозной Империи, собранной Ауритами из удельных княжеств и королевств, когда последний потомок королевского рода умер, не оставив наследников, а древняя корона, как символ власти, оказалась недоступной, её правопреемницей стала Федерация. Конечно, многие уложения были отменены оказавшимися у власти носителями менее благородной крови, но до этого уложения они не добрались…
- Почему? – похоже, дядя рассчитывал на этот вопрос.
- Да просто все рода, упоминаемые в этом уложении, к тому моменту прекратили своё существование. Кроме одного.
- Самого пронырливого и подсуетившегося заранее!.. – И откуда у меня силы взялись на ехидство? А предпоследний проныра последнего рода, прищурившись, смотрел на меня.
