Я сейчас в ателье подрабатываю на полставки, шью карнавальные костюмы. Зиму как-нибудь протянем, а потом всё-таки думаю в Москву перебраться, здесь мне уже не будет жизни после этого скандала.
— Ну, добро. Возьми мой телефон, и Анютка будет на связи. Если что-то нужно… сама понимаешь. У мечтателей своё братство, нас тоже голыми руками не возьмёшь.
Папа протянул визитку со своим номером, и, взглянув на неё, Лариса Викторовна рассмеялась:
— Какой же ты солидный! Интересно, когда мы успели так вырасти?
Папа тоже усмехнулся — тепло и немного смущённо.
Глядя на взрослых, Аня почувствовала, что у неё самой рот растянулся до ушей. Так здорово! Словно у них в Озёрном Замке — заседание тайного совета. Король, королева и она — принцесса. Папа и Лариса Викторовна доверяют ей, значит Аня уже не маленькая. Значит, ей по силам тоже что-то изменить в этом мире! Выбрать свою судьбу, например…
Аня никогда не задумывалась раньше, какое дело ей нравится так сильно, что она могла бы заниматься этим всю жизнь? Ей представлялось, что выбор — это очень серьёзное, взрослое, и случится ещё не скоро. Но сейчас, здесь, в кафе она вдруг поняла, что хочет танцевать. Ощутила это ярко, вспышкой, так, что дрожь по всему телу прошла, и на глаза навернулись слёзы. Танцевать! Да! С ребятами, с Ларисой Викторовной, в красивых костюмах, под старинную музыку. И чтобы папа с гордостью смотрел на неё. А потом, после школы, можно будет поступить в театральный или куда-то ещё, только чтобы не расставаться с этой весёлой жизнью, не становиться такой скучной, как мама.
Домой Аня вернулась совершенно счастливой. Этот вечер в кафе, тайные разговоры и прогулка по городу, когда они с папой провожали Ларису Викторовну до дома, звёзды на чернильно-синем небе, похожие на то, как светились сегодня Оськины глаза, — всё это действительно могло стать началом новой жизни. Именно так, как Аня себе представляла: раз! — и случилось. Очень хотелось поговорить об этом с мамой, поделиться радостью от первого в жизни серьёзного решения, принятого самостоятельно. Мама должна понять! Мама же её любит…
Быстро забросив в свою комнату пакет с тренировочным платьем и чешками, Аня вприпрыжку помчалась на кухню. Бурная радость требовала выхода, да и есть уже хотелось. В кухне на столе стоял огромный букет белых лилий, их аромат расплывался по всей квартире, смешиваясь с запахом еды. Мама, напевая что-то весёлое, готовила праздничный ужин. Всё это было так непривычно, что Аня удивлённо замерла на пороге.
— Ух ты! Цветы? Откуда?
— Новый начальник подарил. Меня перевели в другой отдел.
— Поэтому ты задержалась? — догадалась Аня. — Корпоратив?
— Можно и так сказать. Давай-ка быстро мой руки и за стол! Я уже начала волноваться, хотела звонить, искать. Куда тебя таскал твой непутёвый отец?
Последние слова мама произнесла таким тоном, словно вытряхивала на улице грязный коврик. У Ани неприятно кольнуло внутри, рассказывать о своей радости сразу расхотелось.
— Сидели в кафе, пили кофе с пирожными. А потом папа меня до самого подъезда доставил, как и обещал, — сказала она, отступая по направлению к ванной. И добавила со вздохом: — Мам, значит, у тебя теперь новая работа?
— Да, доча.
— Значит, я тебя буду видеть ещё реже?
— Ну, что ты так расстроилась, Анютка? — ласково улыбнулась мама. — Зато у меня теперь зарплата будет больше. Вот ты закончишь девятый класс, а в следующем году переведу тебя в частную школу с языковым уклоном. Будешь готовиться к поступлению в университет. Мы ведь с тобой уже говорили об этом.
— Угу… — кивнула Аня и скрылась за дверью ванной. Всё её приподнятое, радостное настроение разлетелось в пух и прах.
«Размечталась! В театральный! — с досадой и злостью думала она, плеская в лицо холодную воду. — Вот закончишь девятый класс, и — в частную школу. А там задают столько, что времени на танцы совсем не останется. И с Оськой нельзя будет видеться так часто. Хотя он, наверное, сам в десятый класс не пойдёт, и так еле перебивается с двойки на тройку по всем предметам, кроме музыки, физкультуры и английского. Англичанка его здорово хвалит и постоянно ставит в пример. Вот Оське в школе с языковым уклоном самое место! Надо спросить его о планах на будущее…»
Словно в ответ на эти мысли зазвонил телефон. Мама постучала в дверь ванной:
— Анюта, тебя! Какой-то мальчик.
Аня тут же выскочила и, на ходу вытирая мокрое лицо полотенцем, схватила трубку.
— Алло! Оська, это ты? Здорово! А я как раз про тебя сейчас думала. Хотела задать один вопрос жизни, вселенной и вообще.
На другом конце провода Оська, кажется, засмущался.
— Правда?
— Но это завтра, как увидимся… Слушай, а ты откуда звонишь? У тебя, вроде, нет телефона.
— С заправки. «Автосервис дяди Жени», знаешь?
— Знаю, конечно. Но сейчас ночь почти, ты чего там делаешь?
— Работаю. Я тебе не говорил разве? По вечерам на кассе в магазинчике, а сегодня остался в ночную смену. Клиентов сейчас нет, решил тебе позвонить, пока не совсем поздно. Просто так.
— Оська, ты… — Аня счастливо рассмеялась в трубку, растеряв все слова. На душе снова стало легко-легко. — Ты удивительный! Ты меня всегда удивляешь!
Оська в ответ смущённо хихикнул.
— Ты тоже классная… До завтра, принцесса?
— До завтра!
Аня положила трубку. Сейчас, даже не глядя в зеркало, она знала, что щёки её горят, а глаза светятся. С Оськой они, наверное, так же телепатически понимают друг друга, как папа и Лариса Викторовна. Потому что кто бы ещё додумался позвонить в тот самый момент, когда ей срочно требовалась поддержка? Но интересно, неужели Оська и правда работает на заправке? Хотя с чего бы ему врать? Надо завтра спросить его ещё и об этом.
Увлекшись своими мыслями, Аня не сразу заметила, что мама молча стоит напротив, скрестив на груди руки. Её брови были нахмурены, и весь вид не предвещал ничего хорошего.
— Анюта, кто тебе звонил?
— Оська Романов из параллельного класса, мой партнёр по танцам. — Аня удивлённо пожала плечами. Ей позвонил друг, что в этом такого? Почему мама сердится? Неужели решила, что они с Оськой встречаются?
— Доча, нам надо серьёзно поговорить.
Нет, пожалуй, дело не в этом. А в чём? Аня молча опустилась на кухонный диванчик. Мама села на табурет напротив и задумчиво подпёрла рукой подбородок.
— Этот мальчик… Ты хорошо его знаешь?
— Ну-у… — Аня немного растерялась, чувствуя, что разговор намечается нехороший. На сердце неприятно заскребло. — Знаю. А что?
— Ты была у него дома?
— Нет.
— А про свою семью он тебе рассказывал?
— Нет. Зачем нам говорить о родителях? У нас совсем другие темы… и мы не…
— Анюта, — в голосе мамы вдруг послышались металлические, властные нотки. Наверное, так она разговаривала на работе со своими подчинёнными. — Я не хочу, чтобы ты дружила с этим мальчиком. Даже больше скажу: держись от него подальше, у него очень плохая семья, и я не верю, что он вырастет непохожим на своих родителей. А у вас сейчас переходный возраст, я боюсь за тебя.
У Ани перехватило дыхание.
— Что? — едва выдавила она, бледнея. — Мам, о чём ты?
— Его отец сидел в тюрьме за кражу, мать алкоголичка. У них дома бог знает что творится, постоянные пьянки и скандалы, соседи даже вызывают полицию. Он тебе не ровня, я не хочу, чтобы ты с ним общалась.
— А ты откуда?..
— Знаю. На родительских собраниях часто поднимался этот вопрос. Уже сейчас Романов учится отвратительно, дерётся и дерзит учителям, не ночует дома, водится с какими-то взрослыми дядьками, может, алкоголиками или наркоманами, кто знает? И это вам ещё четырнадцать. Что будет дальше?
Аня вдруг почувствовала такую слабость, словно она стала тряпичной куклой, у которой руки и ноги набиты ватой. Глаза заволокло противной пеленой, и дышать тоже удавалось через раз: грудь словно камнем придавили. Только голова работала ясно, но мысли казались совсем чужими.
Оська… Весёлый, надёжный, искренний. У него глаза — как звёзды, в них всё-всё отражается. Разве он смог бы её предать?! Оська всегда провожал Аню, если они задерживались в клубе, никогда не скидывал на девочек лишнюю работу, а наоборот, вёл себя, как настоящий рыцарь. Он, конечно, очень резкий: говорит, что думает, даже тогда, когда можно бы и помолчать. Только Аня не замечала, чтобы Оська грубил Ларисе Викторовне или техничкам в Доме Творчества. Поэтому то, что сейчас сказала мама, в голове совсем не укладывалось.
Защищать сейчас Оську бессмысленно: мама уже всё для себя решила. Она очень практичная и жёсткая. Недаром её зовут Тамара, как древнюю грузинскую царицу. Мама всегда знает, чего хочет, и умеет добиваться своего. Сейчас она хочет рассорить Аню с хорошим человеком, отнять у неё друга. За что?! Аня всегда старалась быть самой лучшей, чтобы у мамы был повод для гордости. Значит, всё зря? Неужели мама совсем ни во что не ставит её старания? Не доверяет ей?
— Мам, — пролепетала Аня. Язык слушался плохо, словно тоже был тряпичным, как у куклы. — Ты хочешь, чтобы я совсем с Оськой не разговаривала? Даже в школе?
— Да.
— Но он же мой партнёр, мы всё равно будем видеться в клубе.
— Клуба больше нет, его закрыли.
Эти слова, упав в какую-то вязкую пустоту в сердце Ани, в ту же секунду что-то там сдвинули с места и разбили вдребезги, а из острых осколков, как в сказке, само собой сложилось нужное слово. Вернее, нужное понимание.
Запах лилий плыл по кухне. Новый начальник… новая мамина работа… «Кого в ближайшее время в должности повысят, тому и надо», — вспомнились папины слова. Так вот о чём папа с Ларисой Викторовной говорили в кафе!
Маме было надо, чтобы Аня перестала общаться с Оськой — этим маленьким бандитом, потенциальным вором и наркоманом. И мама добилась, чтобы студию исторического танца закрыли, а Ларису Викторовну выгнали с работы. В самом деле, зачем её дочке какие-то танцы? За Аню уже давно всё решили: после девятого класса она пойдёт в частную школу с языковым уклоном, а после одиннадцатого — поступит в университет на какую-нибудь полезную специальность. Она ведь хорошая девочка, умница, и заслуживает в жизни только самого лучшего. У Ани впереди обеспеченное будущее, престижная работа и достойные друзья. Мама же её любит! Мама хочет для неё только добра.
Аня под столом до боли сжала руку, так, что ногти впились в ладонь, а пальцы онемели. Ватное бессилие сразу отступило.
— Я всё поняла. Давай ужинать, — произнесла она тихо, стараясь, чтобы дрожь в голосе была не так заметна. От запаха лилий уже начинало тошнить.
Едва заставив себя проглотить несколько кусков, Аня нервно улыбнулась и поспешно шмыгнула в свою комнату. Решение далось на удивление легко. Наверное, просто потому, что сейчас Аня чувствовала такую бешеную злость, какой никогда раньше не испытывала. От злости и обиды темнело в глазах, и казалось, что назад пути нет.
Мама любит её. Сначала она, любя, разлучила её с папой. Теперь отдаляет от дочки людей, которые ей дороги, запрещает мечтать, лишает права самой выбрать свою судьбу. Мама никогда не принимала всерьёз Анины мечты: разве ребёнок может быть самостоятельным, о чём-то думать, чего-то хотеть? Ребёнок должен только быть послушным и хорошо учиться. А решать серьёзные вопросы за детей должны родители.
Ну, почему?! Мама, ты же предала меня! Неужели ты не понимаешь этого? А я ведь тоже тебя люблю…
Рюкзак получился лишь немного тяжелее того, что Аня обычно носила в школу. Несколько лишних книг — самых любимых, паспорт, деньги, подаренные родителями на день рождения. Длинноухий заяц, с которым Аня не расставалась с детства, уместился в большом кармане рюкзака, а в пакете со сменкой — свёрток с бельём и запасная водолазка. Прости, мама, но я уж как-нибудь сама решу, с кем мне дружить, где учиться и куда поступать после школы. В четырнадцать лет человека с паспортом уже берут на работу. Оська работает на заправке, а чем я хуже? Я справлюсь, мама, не сомневайся: я же твоя дочь, в конце концов!
До утра Аня не сомкнула глаз. Для маскировки выключила свет, забралась под одеяло прямо в джинсах и лежала, наблюдая, как на потолке шевелятся тени от большого клёна, растущего за окном. Точно так же его ветви качались в ту ночь, когда мама с папой решили развестись…
К утру бешеная злость рассеялась, а её место заняли усталость и тоска. Жалко было расставаться со своей комнатой, с любимыми книгами и игрушками, со всеми вещами к которым привыкла. С мамой… Она, конечно, будет сильно переживать. Но Аня не виновата, что так получилось. Есть граница, которую переходить нельзя, потому что за ней мы перестаём быть людьми. Папа говорил, что эта граница — самоуважение. Нельзя предавать себя, и нельзя молчать, если тебя предали. Но пойти на большой скандал с мамой Аня не решилась бы никогда. Это всё равно не кончится ничем хорошим: маму не переубедишь, а криком и слезами невозможно заслужить уважение. Поэтому Аня решила уйти потихоньку. Папа должен её понять. И он обязательно поможет придумать, что делать дальше. Потому что папа — настоящий король: сильный и благородный.
Мама всегда уходила на работу раньше, и это утро началось так же, как обычно.
— Анюта, вставай! Завтрак на столе. — Дверь в комнату приоткрылась, и Аня осторожно заворочалась, как будто просыпаясь.
— Угу…
— Я ушла.
— Пока.
Щёлкнул дверной замок. Выждав несколько долгих минут, Аня выбралась из постели и поплелась в ванную. Сердце колотилось так, словно готово было разорваться, но отражение в зеркале не показало ничего необычного. Только лихорадочно блестящие глаза чуть припухли после бессонной ночи, и движения, пожалуй, немного нервные. А в остальном — совершенно как всегда. Не похожа она на девочку, которая собирается сбежать из дома. Ни капельки не похожа!
К завтраку Аня не притронулась. Только оставила возле тарелки с яичницей записку: «Мамочка! Я ухожу жить к папе. Насовсем. Не волнуйся за меня, я уже не ребёнок». И, закинув за спину рюкзак, вышла из дома всего лишь на полчаса раньше обычного. Если её увидят соседи, то ни о чём не догадаются. До вечера время ещё есть.
В школу идти было рано, и на перекрёстке Аня повернула в сторону «Автосервиса дяди Жени». Ей очень хотелось увидеть Оську. Просто посмотреть на него, даже ничего не спрашивая, чтобы решить самой для себя, можно ли ему верить или он такой, как говорила мама? Вчерашний разговор помимо воли оставил в сердце тяжёлый осадок, и Аня боялась, что если ещё и Оська окажется предателем, то она совсем потеряет веру в человечество. Но около самой заправки, засмотревшись, как у бензиновых колонок хлопочут парни в зелёных комбинезонах, Аня ужасно оробела. Она никогда ещё не бывала одна в таком месте, где кругом взрослые мужчины, а школьнице совершенно нечего делать. «Ну, я же только спросить!» — ободрила она себя и бегом рванула к двери магазинчика, провожаемая весёлыми улыбками молодых парней.
Оську Аня увидела сразу. Он заправлял ленту в кассовый аппарат и разговаривал с девушкой в зелёном форменном переднике, которая рядом, облокотившись на стойку, записывала что-то в журнал.
— Ну, всё, ленту тебе заправил. Давай!
— Оська, с меня шоколадка. Спасибо, что выручил!
— Да ладно, Кать! Если бы дядя Женя разрешил, я бы все ночные смены себе забрал.
— Ну, добро. Возьми мой телефон, и Анютка будет на связи. Если что-то нужно… сама понимаешь. У мечтателей своё братство, нас тоже голыми руками не возьмёшь.
Папа протянул визитку со своим номером, и, взглянув на неё, Лариса Викторовна рассмеялась:
— Какой же ты солидный! Интересно, когда мы успели так вырасти?
Папа тоже усмехнулся — тепло и немного смущённо.
Глядя на взрослых, Аня почувствовала, что у неё самой рот растянулся до ушей. Так здорово! Словно у них в Озёрном Замке — заседание тайного совета. Король, королева и она — принцесса. Папа и Лариса Викторовна доверяют ей, значит Аня уже не маленькая. Значит, ей по силам тоже что-то изменить в этом мире! Выбрать свою судьбу, например…
Аня никогда не задумывалась раньше, какое дело ей нравится так сильно, что она могла бы заниматься этим всю жизнь? Ей представлялось, что выбор — это очень серьёзное, взрослое, и случится ещё не скоро. Но сейчас, здесь, в кафе она вдруг поняла, что хочет танцевать. Ощутила это ярко, вспышкой, так, что дрожь по всему телу прошла, и на глаза навернулись слёзы. Танцевать! Да! С ребятами, с Ларисой Викторовной, в красивых костюмах, под старинную музыку. И чтобы папа с гордостью смотрел на неё. А потом, после школы, можно будет поступить в театральный или куда-то ещё, только чтобы не расставаться с этой весёлой жизнью, не становиться такой скучной, как мама.
Часть 5
Домой Аня вернулась совершенно счастливой. Этот вечер в кафе, тайные разговоры и прогулка по городу, когда они с папой провожали Ларису Викторовну до дома, звёзды на чернильно-синем небе, похожие на то, как светились сегодня Оськины глаза, — всё это действительно могло стать началом новой жизни. Именно так, как Аня себе представляла: раз! — и случилось. Очень хотелось поговорить об этом с мамой, поделиться радостью от первого в жизни серьёзного решения, принятого самостоятельно. Мама должна понять! Мама же её любит…
Быстро забросив в свою комнату пакет с тренировочным платьем и чешками, Аня вприпрыжку помчалась на кухню. Бурная радость требовала выхода, да и есть уже хотелось. В кухне на столе стоял огромный букет белых лилий, их аромат расплывался по всей квартире, смешиваясь с запахом еды. Мама, напевая что-то весёлое, готовила праздничный ужин. Всё это было так непривычно, что Аня удивлённо замерла на пороге.
— Ух ты! Цветы? Откуда?
— Новый начальник подарил. Меня перевели в другой отдел.
— Поэтому ты задержалась? — догадалась Аня. — Корпоратив?
— Можно и так сказать. Давай-ка быстро мой руки и за стол! Я уже начала волноваться, хотела звонить, искать. Куда тебя таскал твой непутёвый отец?
Последние слова мама произнесла таким тоном, словно вытряхивала на улице грязный коврик. У Ани неприятно кольнуло внутри, рассказывать о своей радости сразу расхотелось.
— Сидели в кафе, пили кофе с пирожными. А потом папа меня до самого подъезда доставил, как и обещал, — сказала она, отступая по направлению к ванной. И добавила со вздохом: — Мам, значит, у тебя теперь новая работа?
— Да, доча.
— Значит, я тебя буду видеть ещё реже?
— Ну, что ты так расстроилась, Анютка? — ласково улыбнулась мама. — Зато у меня теперь зарплата будет больше. Вот ты закончишь девятый класс, а в следующем году переведу тебя в частную школу с языковым уклоном. Будешь готовиться к поступлению в университет. Мы ведь с тобой уже говорили об этом.
— Угу… — кивнула Аня и скрылась за дверью ванной. Всё её приподнятое, радостное настроение разлетелось в пух и прах.
«Размечталась! В театральный! — с досадой и злостью думала она, плеская в лицо холодную воду. — Вот закончишь девятый класс, и — в частную школу. А там задают столько, что времени на танцы совсем не останется. И с Оськой нельзя будет видеться так часто. Хотя он, наверное, сам в десятый класс не пойдёт, и так еле перебивается с двойки на тройку по всем предметам, кроме музыки, физкультуры и английского. Англичанка его здорово хвалит и постоянно ставит в пример. Вот Оське в школе с языковым уклоном самое место! Надо спросить его о планах на будущее…»
Словно в ответ на эти мысли зазвонил телефон. Мама постучала в дверь ванной:
— Анюта, тебя! Какой-то мальчик.
Аня тут же выскочила и, на ходу вытирая мокрое лицо полотенцем, схватила трубку.
— Алло! Оська, это ты? Здорово! А я как раз про тебя сейчас думала. Хотела задать один вопрос жизни, вселенной и вообще.
На другом конце провода Оська, кажется, засмущался.
— Правда?
— Но это завтра, как увидимся… Слушай, а ты откуда звонишь? У тебя, вроде, нет телефона.
— С заправки. «Автосервис дяди Жени», знаешь?
— Знаю, конечно. Но сейчас ночь почти, ты чего там делаешь?
— Работаю. Я тебе не говорил разве? По вечерам на кассе в магазинчике, а сегодня остался в ночную смену. Клиентов сейчас нет, решил тебе позвонить, пока не совсем поздно. Просто так.
— Оська, ты… — Аня счастливо рассмеялась в трубку, растеряв все слова. На душе снова стало легко-легко. — Ты удивительный! Ты меня всегда удивляешь!
Оська в ответ смущённо хихикнул.
— Ты тоже классная… До завтра, принцесса?
— До завтра!
Аня положила трубку. Сейчас, даже не глядя в зеркало, она знала, что щёки её горят, а глаза светятся. С Оськой они, наверное, так же телепатически понимают друг друга, как папа и Лариса Викторовна. Потому что кто бы ещё додумался позвонить в тот самый момент, когда ей срочно требовалась поддержка? Но интересно, неужели Оська и правда работает на заправке? Хотя с чего бы ему врать? Надо завтра спросить его ещё и об этом.
Увлекшись своими мыслями, Аня не сразу заметила, что мама молча стоит напротив, скрестив на груди руки. Её брови были нахмурены, и весь вид не предвещал ничего хорошего.
— Анюта, кто тебе звонил?
— Оська Романов из параллельного класса, мой партнёр по танцам. — Аня удивлённо пожала плечами. Ей позвонил друг, что в этом такого? Почему мама сердится? Неужели решила, что они с Оськой встречаются?
— Доча, нам надо серьёзно поговорить.
Нет, пожалуй, дело не в этом. А в чём? Аня молча опустилась на кухонный диванчик. Мама села на табурет напротив и задумчиво подпёрла рукой подбородок.
— Этот мальчик… Ты хорошо его знаешь?
— Ну-у… — Аня немного растерялась, чувствуя, что разговор намечается нехороший. На сердце неприятно заскребло. — Знаю. А что?
— Ты была у него дома?
— Нет.
— А про свою семью он тебе рассказывал?
— Нет. Зачем нам говорить о родителях? У нас совсем другие темы… и мы не…
— Анюта, — в голосе мамы вдруг послышались металлические, властные нотки. Наверное, так она разговаривала на работе со своими подчинёнными. — Я не хочу, чтобы ты дружила с этим мальчиком. Даже больше скажу: держись от него подальше, у него очень плохая семья, и я не верю, что он вырастет непохожим на своих родителей. А у вас сейчас переходный возраст, я боюсь за тебя.
У Ани перехватило дыхание.
— Что? — едва выдавила она, бледнея. — Мам, о чём ты?
— Его отец сидел в тюрьме за кражу, мать алкоголичка. У них дома бог знает что творится, постоянные пьянки и скандалы, соседи даже вызывают полицию. Он тебе не ровня, я не хочу, чтобы ты с ним общалась.
— А ты откуда?..
— Знаю. На родительских собраниях часто поднимался этот вопрос. Уже сейчас Романов учится отвратительно, дерётся и дерзит учителям, не ночует дома, водится с какими-то взрослыми дядьками, может, алкоголиками или наркоманами, кто знает? И это вам ещё четырнадцать. Что будет дальше?
Аня вдруг почувствовала такую слабость, словно она стала тряпичной куклой, у которой руки и ноги набиты ватой. Глаза заволокло противной пеленой, и дышать тоже удавалось через раз: грудь словно камнем придавили. Только голова работала ясно, но мысли казались совсем чужими.
Оська… Весёлый, надёжный, искренний. У него глаза — как звёзды, в них всё-всё отражается. Разве он смог бы её предать?! Оська всегда провожал Аню, если они задерживались в клубе, никогда не скидывал на девочек лишнюю работу, а наоборот, вёл себя, как настоящий рыцарь. Он, конечно, очень резкий: говорит, что думает, даже тогда, когда можно бы и помолчать. Только Аня не замечала, чтобы Оська грубил Ларисе Викторовне или техничкам в Доме Творчества. Поэтому то, что сейчас сказала мама, в голове совсем не укладывалось.
Защищать сейчас Оську бессмысленно: мама уже всё для себя решила. Она очень практичная и жёсткая. Недаром её зовут Тамара, как древнюю грузинскую царицу. Мама всегда знает, чего хочет, и умеет добиваться своего. Сейчас она хочет рассорить Аню с хорошим человеком, отнять у неё друга. За что?! Аня всегда старалась быть самой лучшей, чтобы у мамы был повод для гордости. Значит, всё зря? Неужели мама совсем ни во что не ставит её старания? Не доверяет ей?
— Мам, — пролепетала Аня. Язык слушался плохо, словно тоже был тряпичным, как у куклы. — Ты хочешь, чтобы я совсем с Оськой не разговаривала? Даже в школе?
— Да.
— Но он же мой партнёр, мы всё равно будем видеться в клубе.
— Клуба больше нет, его закрыли.
Эти слова, упав в какую-то вязкую пустоту в сердце Ани, в ту же секунду что-то там сдвинули с места и разбили вдребезги, а из острых осколков, как в сказке, само собой сложилось нужное слово. Вернее, нужное понимание.
Запах лилий плыл по кухне. Новый начальник… новая мамина работа… «Кого в ближайшее время в должности повысят, тому и надо», — вспомнились папины слова. Так вот о чём папа с Ларисой Викторовной говорили в кафе!
Маме было надо, чтобы Аня перестала общаться с Оськой — этим маленьким бандитом, потенциальным вором и наркоманом. И мама добилась, чтобы студию исторического танца закрыли, а Ларису Викторовну выгнали с работы. В самом деле, зачем её дочке какие-то танцы? За Аню уже давно всё решили: после девятого класса она пойдёт в частную школу с языковым уклоном, а после одиннадцатого — поступит в университет на какую-нибудь полезную специальность. Она ведь хорошая девочка, умница, и заслуживает в жизни только самого лучшего. У Ани впереди обеспеченное будущее, престижная работа и достойные друзья. Мама же её любит! Мама хочет для неё только добра.
Аня под столом до боли сжала руку, так, что ногти впились в ладонь, а пальцы онемели. Ватное бессилие сразу отступило.
— Я всё поняла. Давай ужинать, — произнесла она тихо, стараясь, чтобы дрожь в голосе была не так заметна. От запаха лилий уже начинало тошнить.
Едва заставив себя проглотить несколько кусков, Аня нервно улыбнулась и поспешно шмыгнула в свою комнату. Решение далось на удивление легко. Наверное, просто потому, что сейчас Аня чувствовала такую бешеную злость, какой никогда раньше не испытывала. От злости и обиды темнело в глазах, и казалось, что назад пути нет.
Мама любит её. Сначала она, любя, разлучила её с папой. Теперь отдаляет от дочки людей, которые ей дороги, запрещает мечтать, лишает права самой выбрать свою судьбу. Мама никогда не принимала всерьёз Анины мечты: разве ребёнок может быть самостоятельным, о чём-то думать, чего-то хотеть? Ребёнок должен только быть послушным и хорошо учиться. А решать серьёзные вопросы за детей должны родители.
Ну, почему?! Мама, ты же предала меня! Неужели ты не понимаешь этого? А я ведь тоже тебя люблю…
Часть 6
Рюкзак получился лишь немного тяжелее того, что Аня обычно носила в школу. Несколько лишних книг — самых любимых, паспорт, деньги, подаренные родителями на день рождения. Длинноухий заяц, с которым Аня не расставалась с детства, уместился в большом кармане рюкзака, а в пакете со сменкой — свёрток с бельём и запасная водолазка. Прости, мама, но я уж как-нибудь сама решу, с кем мне дружить, где учиться и куда поступать после школы. В четырнадцать лет человека с паспортом уже берут на работу. Оська работает на заправке, а чем я хуже? Я справлюсь, мама, не сомневайся: я же твоя дочь, в конце концов!
До утра Аня не сомкнула глаз. Для маскировки выключила свет, забралась под одеяло прямо в джинсах и лежала, наблюдая, как на потолке шевелятся тени от большого клёна, растущего за окном. Точно так же его ветви качались в ту ночь, когда мама с папой решили развестись…
К утру бешеная злость рассеялась, а её место заняли усталость и тоска. Жалко было расставаться со своей комнатой, с любимыми книгами и игрушками, со всеми вещами к которым привыкла. С мамой… Она, конечно, будет сильно переживать. Но Аня не виновата, что так получилось. Есть граница, которую переходить нельзя, потому что за ней мы перестаём быть людьми. Папа говорил, что эта граница — самоуважение. Нельзя предавать себя, и нельзя молчать, если тебя предали. Но пойти на большой скандал с мамой Аня не решилась бы никогда. Это всё равно не кончится ничем хорошим: маму не переубедишь, а криком и слезами невозможно заслужить уважение. Поэтому Аня решила уйти потихоньку. Папа должен её понять. И он обязательно поможет придумать, что делать дальше. Потому что папа — настоящий король: сильный и благородный.
Мама всегда уходила на работу раньше, и это утро началось так же, как обычно.
— Анюта, вставай! Завтрак на столе. — Дверь в комнату приоткрылась, и Аня осторожно заворочалась, как будто просыпаясь.
— Угу…
— Я ушла.
— Пока.
Щёлкнул дверной замок. Выждав несколько долгих минут, Аня выбралась из постели и поплелась в ванную. Сердце колотилось так, словно готово было разорваться, но отражение в зеркале не показало ничего необычного. Только лихорадочно блестящие глаза чуть припухли после бессонной ночи, и движения, пожалуй, немного нервные. А в остальном — совершенно как всегда. Не похожа она на девочку, которая собирается сбежать из дома. Ни капельки не похожа!
К завтраку Аня не притронулась. Только оставила возле тарелки с яичницей записку: «Мамочка! Я ухожу жить к папе. Насовсем. Не волнуйся за меня, я уже не ребёнок». И, закинув за спину рюкзак, вышла из дома всего лишь на полчаса раньше обычного. Если её увидят соседи, то ни о чём не догадаются. До вечера время ещё есть.
В школу идти было рано, и на перекрёстке Аня повернула в сторону «Автосервиса дяди Жени». Ей очень хотелось увидеть Оську. Просто посмотреть на него, даже ничего не спрашивая, чтобы решить самой для себя, можно ли ему верить или он такой, как говорила мама? Вчерашний разговор помимо воли оставил в сердце тяжёлый осадок, и Аня боялась, что если ещё и Оська окажется предателем, то она совсем потеряет веру в человечество. Но около самой заправки, засмотревшись, как у бензиновых колонок хлопочут парни в зелёных комбинезонах, Аня ужасно оробела. Она никогда ещё не бывала одна в таком месте, где кругом взрослые мужчины, а школьнице совершенно нечего делать. «Ну, я же только спросить!» — ободрила она себя и бегом рванула к двери магазинчика, провожаемая весёлыми улыбками молодых парней.
Оську Аня увидела сразу. Он заправлял ленту в кассовый аппарат и разговаривал с девушкой в зелёном форменном переднике, которая рядом, облокотившись на стойку, записывала что-то в журнал.
— Ну, всё, ленту тебе заправил. Давай!
— Оська, с меня шоколадка. Спасибо, что выручил!
— Да ладно, Кать! Если бы дядя Женя разрешил, я бы все ночные смены себе забрал.
