— Расскажи о Фроди, — попросил вдруг Назар. — Я вчера спрашивать постеснялся из-за Сэма.
Проницательные карие глаза Итиля на миг сверкнули странным огоньком. Нет, не просто так интересуется Лас!
— Ты тоже заметил?
Ярослав многое видел, понимал, о многом догадывался, но обычно держал это при себе. Он разбирался в людях гораздо лучше, чем об этом думали многие, и, научившись доверять случайным впечатлениям, практически никогда не ошибался. Сейчас Итиль подозревал, что Назар пытается разрешить задачу, которая ему самому оказалась не по силам, но всё же откровенность давалась с большим трудом.
— Сэму всегда неприятно, когда разговор заходит о Фроди, — начал Ярослав тихо и медленно, словно раздумывая о том, стоит ли продолжать. — Он терпеть не может вспоминать день их знакомства. Это произошло после той истории в пещерах, в конце первого курса. Как раз на фоне скандала в его семье.
Постепенно речь эльфийского принца становилась всё смелее, а голос — увереннее. Но у Ласа возникло ощущение, что его друг тщательно обдумывает каждую фразу, опасаясь сказать лишнее. А как бы он сам повёл себя на месте Итиля, отвечая на столь прямой и бестактный вопрос? И хотя смущение не покидало Назара, слушал он очень внимательно.
— Никто от Сэма такого не ожидал, — продолжал Ярослав. — Родители боялись, что их сын повредился в рассудке, настолько странно он себя вёл. Ни с того, ни с сего, как им казалось, перестал общаться со всеми друзьями, сидел дома и читал божественные книги. А когда начал отказываться от еды и объявил, что переходит учиться в семинарию... Ну, сам понимаешь... Только после того, как Руаэллин уговорила его не менять место учёбы, тётя Юля — мама нашего друга, со слезами на глазах стала умолять меня хоть чем-нибудь его отвлечь, чтобы вернуть назад к мирской жизни. Я оказался между двух огней. С одной стороны, не хотелось вмешиваться в личный выбор Сэма: неприятно ведь, когда тебе лезут в душу! А с другой — не мог отказать тёте Юле: я ей слишком многим обязан. К счастью, всё это случилось на заре нашего повального увлечения книгами Профессора. Не без труда, но Семёна тоже удалось заинтересовать. Это была первая победа. Я к тому времени уже познакомился с Боромиром, кстати, именно Фроди нас познакомила, и ходил к реконструкторам практиковаться в стрельбе. Когда же Сэм стал толкинистом, мы и его притащили в клуб, чтобы он овладел навыками боя. Конечно, до этого ни меча, ни лука наш менестрель ни разу в руках не держал.
Ты, Лас, может быть, заметил, что самым слабым местом в характере Семёна является его самолюбие. Он очень болезненно воспринимает неудачи, и потому боится показаться неловким или смешным. Хоть это и странно звучит, если вспомнить, как он держится в компании... Но я Сэма знаю с детства, мы в школе за одной партой сидели. Он упрямый, будет в одиночку часами тренироваться, чтобы достичь успеха в каком-то деле. А потом представит это так, будто ему всё удаётся шутя и играючи. Многие верят, и никто не представляет, какого напряжения нервов и сил стоит Сэму эта кажущаяся лёгкость. Теперь понимаешь, что он чувствовал в клубе реконструкторов, когда перед множеством незнакомых людей предстояло обнаружить своё полное неумение владеть оружием? Признаться, я боялся, что он уйдёт, но здесь тоже помог случай.
Когда мы подходили к кузне, перед ней на площадке как раз был поединок. У нашего друга сразу глаза загорелись! Представь себе: два дюжих молодца в полном русском вооружении времён Дмитрия Донского дубасят друг друга за милую душу! Мечом оба владеют мастерски. Мы с Боромиром застыли с открытыми ртами, чего уж говорить про Сэма, который видел это впервые в жизни. Силы поединщиков были примерно равны, поэтому никто бы не решился определить, кому достанется победа. Но вдруг один, поскользнувшись на мокрой траве, неожиданно упал, этим бой и закончился. Второй поединщик протянул ему руку, помогая встать, и мы услышали голос, насмешливый, звенящий, как у подростка: «Спасибо, Руслан! Жаль, что грохнулся не вовремя, а то бы я тебе ещё наподдала!» Оказывается, это Фроди с Русом Маровым, руководителем клуба, пробовали новые доспехи.
Естественно, после такого зрелища Сэм не пожелал ударить в грязь лицом и перестарался, когда ребята стали обучать его приёмам боя. Он в первой же схватке получил травму: мечом по ключице. Хорошо — вскользь, кость осталась цела, зато рука сразу повисла и на глазах начала опухать. Реконструкторы ужасно перепугались, тем более что до этого в клубе не было серьёзных травм. Синяки и порезы не в счёт. Кто-то предложил: «В каморку его, к Фроди! Она же известная травница и знахарка!» — и мы повели Сэма в комнатушку в дальнем углу кузни. Там везде баночки со снадобьем, на стенах висят пучки трав, — ребята так и зовут эту комнату: «аптекарская». Пока Фроди оказывала Сэму первую помощь, мы ждали снаружи, и чем она его лечила, осталось тайной за семью печатями. Только после этого травмированная рука очень быстро отошла, даже в больницу не потребовалось обращаться. Конечно, нашему менестрелю пришлось несладко, а Фроди, насмешница, ещё на прощание дала напутствие, чтобы он за меч никогда не брался и тяжелее гитары ничего не поднимал. С тех пор Семён всякий раз скрипит зубами при одном только упоминании её имени. В клубе он больше не показывается, в центральную библиотеку, где она работает, не ходит. Но зато и про семинарию тоже ни разу не заговаривал — как бабка отшептала!
Замолчав, Ярослав принялся разматывать удочки. Тема была закрыта. Несомненно, Итиль рассказал далеко не всё, и для Ласа в этой истории по-прежнему осталось много неясного. Но, опасаясь показать себя недостойным доверия великого лучника, эльфёнок не задавал вопросов. Утро подарило ему достаточно информации для размышления, заставив совершенно по-новому взглянуть на отношения двух друзей. Собственное участие в них Назар представлял себе очень смутно, однако тонкое, едва уловимое чувство, зародившееся где-то в глубине сознания, советовало набраться терпения и ждать. Чего? Ответ на этот вопрос знала, пожалуй, только Руаэллин.
В летнем лагере эльфов Назар был абсолютно счастлив, но всё же порой он ловил себя на том, что скучает по своей прекрасной наставнице. Искренний в чувствах эльфёнок не без удивления замечал, как дорога ему стала эта женщина. Она учила никогда не лгать себе, осознанно воспринимать и оценивать любое случайное впечатление. «Наш внутренний мир состоит из мелочей, — говорила Руа. — Никогда нельзя недооценивать значение жеста, взгляда, мимолётного порыва души. Относись к ним сознательно, мой друг, и помни, что красота и богатство твоего мира зависят от того, как ты станешь воспринимать мелочи жизни».
В университете говорили, что у них роман. Но Назар только посмеивался, слыша тонкие намёки и словно бы случайные замечания. Сплетням он не верил. И Руаэллин не давала ни малейшего повода усомниться в кристальной чистоте своих намерений относительно Ласа. Их объединяла сказка. Жизнь представлялась прекрасным образцом совершенства, чудом, радостью. Новое видение мира предполагало и новый тип взаимоотношений, не укладывающийся ни в одну известную Ласу схему. К тому же Руаэллин была мудрейшим человеком, и эльфёнок по праву гордился своим ученичеством у неё.
Что касается приятелей Назара, то его дружбу с преподавательницей они воспринимали по-разному. Рассудительная и не склонная к мистицизму Алиэ видела в ней просто деловое партнёрство, полезное общение. Сэм, напротив, усматривал нечто глубокое, тайное, невысказанное, оттого немного трагическое и ужасно притягательное. Однако ближе всех к истине находился Итиль, подозревавший, что Лас избрал Руаэллин своим духовным наставником. На все попытки друзей прояснить ситуацию в этом вопросе Назар неизменно отвечал шутками, заставлявшими его смущаться и краснеть, что, в свою очередь, создавало определённую почву для слухов о его неразделённой любви к Руа.
Когда за вечерним чаем Сэм предпринял новую попытку навести разговор на этот щекотливый вопрос, эльфёнок даже не удивился. В последние дни, часто вспоминая о Руаэллин, Лас охотно допускал мысль, что он — далеко не единственный, кому загадочный образ эльфийской владычицы не даёт спокойно спать.
— Слушай, правду говорят, что Руа умеет читать мысли? — Таинственный шёпот менестреля вызвал у Назара улыбку.
— А ты сам как думаешь?
Семён пожал плечами:
— От человека, который всерьёз интересуется староскандинавской магией и гадает на рунах, всего можно ожидать.
— А мне кажется, зря болтают, — вступила в разговор Алиэ. — Просто она хороший психолог: только глянет на нас, как ей всё ясно.
— Может, и так, — согласился Сэм. — Но я всё-таки думаю, не обходится у неё без сверхъестественных штучек. Где бы Руа ни появилась, там сплошные необъяснимые явления!
— Чем докажешь? — поинтересовался Итиль. До сих пор он скромно сидел в стороне, обматывая кожаным шнурком рукоятку ножа.
Сэм через пламя костра сощурил на него плутовские зелёные глаза.
— Помнишь плащ, который она мне подарила? Именно в нём я был, когда обнаружил в сарае у дяди Кости чудотворную икону... А в пещерах на Первомай? Почему при такой дозе яда в крови девчонка жива осталась? И Лас слишком подозрительно быстро выздоровел. Я уж про мелочи не говорю...
— Эльфёнок крепким оказался, и девочка... — заступилась Алиэ. — Всё вполне объяснимо с медицинской точки зрения.
Но Назар молчал, закусив губу. Он очень хорошо помнил тот взгляд Руаэллин, благодаря которому его психика сумела преодолеть наркотическую амнезию. И голос — неземной, прекрасный, наполнивший замкнутое пространство ядовитой трещины свежим ветром... Это не было галлюцинацией! Эльфёнок знал, что подобные вещи возможны, хотя и впрямь похожи на сказку.
Бросив быстрый взгляд в сторону Ласа, Итиль заметил, насколько ему неприятен этот разговор. Видимо, Сэм слишком далеко зашёл в своих предположениях.
— Ладно, Шерлок Холмс, успокойся, — заговорил он мягко. — Напугаешь Ласа до смерти, а ему на втором курсе экзамен по философии сдавать.
Однако тема была настолько интересной, что менестрель не собирался так просто заканчивать её обсуждение.
— Ну и что, если напугаю? — спросил он, увлечённый новой мыслью. — Вот объясни мне, например, почему одна Руа не собирает зачётки перед экзаменом?
— Может, не верит в эту чертовщину? — предположила Алиэ.
Семён укоризненно покачал головой и ехидно заметил:
— А остальные преподы верят? Нет, я думаю, Руа и смотреть не надо, чтобы понять, у кого синяя зачётка. Она нас насквозь видит! Это я вам говорю!
— Ты скажешь... — протянул Итиль.
Назар обвёл лица друзей вопросительным взглядом.
— Вы мне голову морочите коллективно, да?
Сэм, Итиль и Алиэ, переглянувшись, дружно расхохотались. Но поскольку Ласу была непонятна причина их веселья, Ярослав поторопился объяснить:
— Как же ты две сессии-то сдал, если до сих пор не слышал университетскую легенду? Вот скажи, какого цвета твоя зачётная книжка?
Эльфёнок удивлённо пожал плечами:
— Красная. А что?
— А то, — подхватил менестрель, — что их уже лет семь красными делают. Но раньше зачётки были синими, в твёрдых корочках. И рассказывают, что училась в нашем вузе одна девушка. С первого по пятый курс в её зачётной книжке не было ни одной четвёрки — круглая отличница! А когда она получила свой заслуженный красный диплом, преподы повесили её зачётку в рамочку под стекло в кабинете ректора. И долго висела там эта достопримечательность, пока однажды не нашли кабинет открытым, стекло разбитым, а зачётку пропавшей! Того, кто стащил реликвию, так и не поймали. Но с той поры ходят упорные разговоры, будто синяя зачётка отличницы появляется иногда перед экзаменами у разных студентов. У кого — не угадаешь. Только если вдруг привидится, что твоя зачётная книжка синяя, можно вообще ничего не учить: на экзамене язык сам будет говорить то, что нужно.
Лас недоверчиво покачал головой:
— Обычные байки!
Но на это совершенно неожиданно возразила прагматичная Алиэ:
— Ты за преподами понаблюдай! У вас перед экзаменами зачётки собирали?
— Ну.
— Кто?
— Да все. Разложат на столе, полюбуются, и лишь после этого приглашают нас тянуть билеты.
— Ага! — воскликнул Сэм. — Одна Руаэллин так никогда не делает. Единственная!
— Точно, — подтвердила Наташа. — Мы на всех факультетах узнавали. У них вроде как традиция. Но поговаривают, что преподы тоже видят синюю зачётку. И студента, кому такое счастье выпало, лучше не спрашивать: позора не оберёшься!
— Это месть отличницы за то, что не уберегли её сокровище! — произнёс Семён зловещим голосом.
— Кстати, я тут одну историю вспомнил! — вдруг хихикнул он, спустя некоторое время. — Весьма поучительную и с моралью.
— Давай!
Эльфы расселись поудобнее, и менестрель начал рассказ:
— В июне, после сессии, решили мы с ребятами отметить сдачу. Ты, Алиэ, помнится, тоже вместе с Арвен там тусовалась.
Наташа улыбнулась:
— Было дело. Только мы рано ушли, не дожидаясь, пока вы общагу разнесёте.
— Да ладно тебе! — слегка обиделся Сэм. — Мы, филологи, народ мирный. А шумно стало только после того, как историки набежали!
— Думаю, вы все друг друга стоите, — заметил Итиль, никогда не участвовавший в студенческих пирушках.
Семён повернулся к другу, и в его плутовских глазах зажёгся непривычно тёплый, ласковый огонёк.
— Молчи, трезвенник, и слушай, что за чудеса с людьми происходят! Когда все уже собирались расходиться, заявился Денёк Мальцев с пятого курса исторического. Тот ещё алконавт! Он уже был под мухой и с собой что-то принёс. Мы попытались, конечно, воззвать к его совести, поскольку назавтра Денёк готовился сдавать последний дипломный экзамен. Но совести у него не оказалось, и наши увещевания пропали зря. «Э, что тут! — безнадёжно сетовал наш гений. — Мне не жалко! Я всё равно на лекции не ходил, и учить ничего не собираюсь. Давайте, ребята, лучше выпьем за то, как меня завтра попрут из родного вуза!» В этот момент кто-то вдруг и ляпнул про синюю зачётку в том смысле, что только чудо может Дениса спасти. Как он обрадовался, если бы вы видели! Выложил на стол свою зачётную книжку и сказал, что будет пить до тех пор, пока она синей не станет. Теперь всем стало интересно, чем дело кончится. Расходиться мы раздумали, притащили выпивку, закуску и организовались по второму кругу. К утру я отключился, как и следовало ожидать, а когда проснулся, гляжу, Денёк тут же, рядом, в зеркало смотрится, глаза протирает и бормочет: «Синяя... Синяя...» «Что? — спрашиваю. — Морда у тебя? Так это точно!» Он только пальцем у виска покрутил. «Дурак, — говорит, — зачётка ночью была синяя, сам видел!» Потом и остальные ребята проснулись. Затолкали мы Дениса в холодный душ, привели немного в чувство и на экзамен отправили, так сказать, в последний путь. Даже панихиду спели, не удержались!
Дальше вот что было. Пришёл наш герой на дипломный экзамен: лицо опухшее, мозги ничего не соображают и перегаром разит на три метра. А там целая комиссия преподов под председательством Рюрика. Собрали у всех зачётки, разложили на столе, шепчутся. Вдруг Рюрик как рявкнет: «Мальцев! Позорище рода человеческого, ко мне!» Денёк, пошатываясь, к нему.
Проницательные карие глаза Итиля на миг сверкнули странным огоньком. Нет, не просто так интересуется Лас!
— Ты тоже заметил?
Ярослав многое видел, понимал, о многом догадывался, но обычно держал это при себе. Он разбирался в людях гораздо лучше, чем об этом думали многие, и, научившись доверять случайным впечатлениям, практически никогда не ошибался. Сейчас Итиль подозревал, что Назар пытается разрешить задачу, которая ему самому оказалась не по силам, но всё же откровенность давалась с большим трудом.
— Сэму всегда неприятно, когда разговор заходит о Фроди, — начал Ярослав тихо и медленно, словно раздумывая о том, стоит ли продолжать. — Он терпеть не может вспоминать день их знакомства. Это произошло после той истории в пещерах, в конце первого курса. Как раз на фоне скандала в его семье.
Постепенно речь эльфийского принца становилась всё смелее, а голос — увереннее. Но у Ласа возникло ощущение, что его друг тщательно обдумывает каждую фразу, опасаясь сказать лишнее. А как бы он сам повёл себя на месте Итиля, отвечая на столь прямой и бестактный вопрос? И хотя смущение не покидало Назара, слушал он очень внимательно.
— Никто от Сэма такого не ожидал, — продолжал Ярослав. — Родители боялись, что их сын повредился в рассудке, настолько странно он себя вёл. Ни с того, ни с сего, как им казалось, перестал общаться со всеми друзьями, сидел дома и читал божественные книги. А когда начал отказываться от еды и объявил, что переходит учиться в семинарию... Ну, сам понимаешь... Только после того, как Руаэллин уговорила его не менять место учёбы, тётя Юля — мама нашего друга, со слезами на глазах стала умолять меня хоть чем-нибудь его отвлечь, чтобы вернуть назад к мирской жизни. Я оказался между двух огней. С одной стороны, не хотелось вмешиваться в личный выбор Сэма: неприятно ведь, когда тебе лезут в душу! А с другой — не мог отказать тёте Юле: я ей слишком многим обязан. К счастью, всё это случилось на заре нашего повального увлечения книгами Профессора. Не без труда, но Семёна тоже удалось заинтересовать. Это была первая победа. Я к тому времени уже познакомился с Боромиром, кстати, именно Фроди нас познакомила, и ходил к реконструкторам практиковаться в стрельбе. Когда же Сэм стал толкинистом, мы и его притащили в клуб, чтобы он овладел навыками боя. Конечно, до этого ни меча, ни лука наш менестрель ни разу в руках не держал.
Ты, Лас, может быть, заметил, что самым слабым местом в характере Семёна является его самолюбие. Он очень болезненно воспринимает неудачи, и потому боится показаться неловким или смешным. Хоть это и странно звучит, если вспомнить, как он держится в компании... Но я Сэма знаю с детства, мы в школе за одной партой сидели. Он упрямый, будет в одиночку часами тренироваться, чтобы достичь успеха в каком-то деле. А потом представит это так, будто ему всё удаётся шутя и играючи. Многие верят, и никто не представляет, какого напряжения нервов и сил стоит Сэму эта кажущаяся лёгкость. Теперь понимаешь, что он чувствовал в клубе реконструкторов, когда перед множеством незнакомых людей предстояло обнаружить своё полное неумение владеть оружием? Признаться, я боялся, что он уйдёт, но здесь тоже помог случай.
Когда мы подходили к кузне, перед ней на площадке как раз был поединок. У нашего друга сразу глаза загорелись! Представь себе: два дюжих молодца в полном русском вооружении времён Дмитрия Донского дубасят друг друга за милую душу! Мечом оба владеют мастерски. Мы с Боромиром застыли с открытыми ртами, чего уж говорить про Сэма, который видел это впервые в жизни. Силы поединщиков были примерно равны, поэтому никто бы не решился определить, кому достанется победа. Но вдруг один, поскользнувшись на мокрой траве, неожиданно упал, этим бой и закончился. Второй поединщик протянул ему руку, помогая встать, и мы услышали голос, насмешливый, звенящий, как у подростка: «Спасибо, Руслан! Жаль, что грохнулся не вовремя, а то бы я тебе ещё наподдала!» Оказывается, это Фроди с Русом Маровым, руководителем клуба, пробовали новые доспехи.
Естественно, после такого зрелища Сэм не пожелал ударить в грязь лицом и перестарался, когда ребята стали обучать его приёмам боя. Он в первой же схватке получил травму: мечом по ключице. Хорошо — вскользь, кость осталась цела, зато рука сразу повисла и на глазах начала опухать. Реконструкторы ужасно перепугались, тем более что до этого в клубе не было серьёзных травм. Синяки и порезы не в счёт. Кто-то предложил: «В каморку его, к Фроди! Она же известная травница и знахарка!» — и мы повели Сэма в комнатушку в дальнем углу кузни. Там везде баночки со снадобьем, на стенах висят пучки трав, — ребята так и зовут эту комнату: «аптекарская». Пока Фроди оказывала Сэму первую помощь, мы ждали снаружи, и чем она его лечила, осталось тайной за семью печатями. Только после этого травмированная рука очень быстро отошла, даже в больницу не потребовалось обращаться. Конечно, нашему менестрелю пришлось несладко, а Фроди, насмешница, ещё на прощание дала напутствие, чтобы он за меч никогда не брался и тяжелее гитары ничего не поднимал. С тех пор Семён всякий раз скрипит зубами при одном только упоминании её имени. В клубе он больше не показывается, в центральную библиотеку, где она работает, не ходит. Но зато и про семинарию тоже ни разу не заговаривал — как бабка отшептала!
Замолчав, Ярослав принялся разматывать удочки. Тема была закрыта. Несомненно, Итиль рассказал далеко не всё, и для Ласа в этой истории по-прежнему осталось много неясного. Но, опасаясь показать себя недостойным доверия великого лучника, эльфёнок не задавал вопросов. Утро подарило ему достаточно информации для размышления, заставив совершенно по-новому взглянуть на отношения двух друзей. Собственное участие в них Назар представлял себе очень смутно, однако тонкое, едва уловимое чувство, зародившееся где-то в глубине сознания, советовало набраться терпения и ждать. Чего? Ответ на этот вопрос знала, пожалуй, только Руаэллин.
Часть 5. Заколдованная зачётка
В летнем лагере эльфов Назар был абсолютно счастлив, но всё же порой он ловил себя на том, что скучает по своей прекрасной наставнице. Искренний в чувствах эльфёнок не без удивления замечал, как дорога ему стала эта женщина. Она учила никогда не лгать себе, осознанно воспринимать и оценивать любое случайное впечатление. «Наш внутренний мир состоит из мелочей, — говорила Руа. — Никогда нельзя недооценивать значение жеста, взгляда, мимолётного порыва души. Относись к ним сознательно, мой друг, и помни, что красота и богатство твоего мира зависят от того, как ты станешь воспринимать мелочи жизни».
В университете говорили, что у них роман. Но Назар только посмеивался, слыша тонкие намёки и словно бы случайные замечания. Сплетням он не верил. И Руаэллин не давала ни малейшего повода усомниться в кристальной чистоте своих намерений относительно Ласа. Их объединяла сказка. Жизнь представлялась прекрасным образцом совершенства, чудом, радостью. Новое видение мира предполагало и новый тип взаимоотношений, не укладывающийся ни в одну известную Ласу схему. К тому же Руаэллин была мудрейшим человеком, и эльфёнок по праву гордился своим ученичеством у неё.
Что касается приятелей Назара, то его дружбу с преподавательницей они воспринимали по-разному. Рассудительная и не склонная к мистицизму Алиэ видела в ней просто деловое партнёрство, полезное общение. Сэм, напротив, усматривал нечто глубокое, тайное, невысказанное, оттого немного трагическое и ужасно притягательное. Однако ближе всех к истине находился Итиль, подозревавший, что Лас избрал Руаэллин своим духовным наставником. На все попытки друзей прояснить ситуацию в этом вопросе Назар неизменно отвечал шутками, заставлявшими его смущаться и краснеть, что, в свою очередь, создавало определённую почву для слухов о его неразделённой любви к Руа.
Когда за вечерним чаем Сэм предпринял новую попытку навести разговор на этот щекотливый вопрос, эльфёнок даже не удивился. В последние дни, часто вспоминая о Руаэллин, Лас охотно допускал мысль, что он — далеко не единственный, кому загадочный образ эльфийской владычицы не даёт спокойно спать.
— Слушай, правду говорят, что Руа умеет читать мысли? — Таинственный шёпот менестреля вызвал у Назара улыбку.
— А ты сам как думаешь?
Семён пожал плечами:
— От человека, который всерьёз интересуется староскандинавской магией и гадает на рунах, всего можно ожидать.
— А мне кажется, зря болтают, — вступила в разговор Алиэ. — Просто она хороший психолог: только глянет на нас, как ей всё ясно.
— Может, и так, — согласился Сэм. — Но я всё-таки думаю, не обходится у неё без сверхъестественных штучек. Где бы Руа ни появилась, там сплошные необъяснимые явления!
— Чем докажешь? — поинтересовался Итиль. До сих пор он скромно сидел в стороне, обматывая кожаным шнурком рукоятку ножа.
Сэм через пламя костра сощурил на него плутовские зелёные глаза.
— Помнишь плащ, который она мне подарила? Именно в нём я был, когда обнаружил в сарае у дяди Кости чудотворную икону... А в пещерах на Первомай? Почему при такой дозе яда в крови девчонка жива осталась? И Лас слишком подозрительно быстро выздоровел. Я уж про мелочи не говорю...
— Эльфёнок крепким оказался, и девочка... — заступилась Алиэ. — Всё вполне объяснимо с медицинской точки зрения.
Но Назар молчал, закусив губу. Он очень хорошо помнил тот взгляд Руаэллин, благодаря которому его психика сумела преодолеть наркотическую амнезию. И голос — неземной, прекрасный, наполнивший замкнутое пространство ядовитой трещины свежим ветром... Это не было галлюцинацией! Эльфёнок знал, что подобные вещи возможны, хотя и впрямь похожи на сказку.
Бросив быстрый взгляд в сторону Ласа, Итиль заметил, насколько ему неприятен этот разговор. Видимо, Сэм слишком далеко зашёл в своих предположениях.
— Ладно, Шерлок Холмс, успокойся, — заговорил он мягко. — Напугаешь Ласа до смерти, а ему на втором курсе экзамен по философии сдавать.
Однако тема была настолько интересной, что менестрель не собирался так просто заканчивать её обсуждение.
— Ну и что, если напугаю? — спросил он, увлечённый новой мыслью. — Вот объясни мне, например, почему одна Руа не собирает зачётки перед экзаменом?
— Может, не верит в эту чертовщину? — предположила Алиэ.
Семён укоризненно покачал головой и ехидно заметил:
— А остальные преподы верят? Нет, я думаю, Руа и смотреть не надо, чтобы понять, у кого синяя зачётка. Она нас насквозь видит! Это я вам говорю!
— Ты скажешь... — протянул Итиль.
Назар обвёл лица друзей вопросительным взглядом.
— Вы мне голову морочите коллективно, да?
Сэм, Итиль и Алиэ, переглянувшись, дружно расхохотались. Но поскольку Ласу была непонятна причина их веселья, Ярослав поторопился объяснить:
— Как же ты две сессии-то сдал, если до сих пор не слышал университетскую легенду? Вот скажи, какого цвета твоя зачётная книжка?
Эльфёнок удивлённо пожал плечами:
— Красная. А что?
— А то, — подхватил менестрель, — что их уже лет семь красными делают. Но раньше зачётки были синими, в твёрдых корочках. И рассказывают, что училась в нашем вузе одна девушка. С первого по пятый курс в её зачётной книжке не было ни одной четвёрки — круглая отличница! А когда она получила свой заслуженный красный диплом, преподы повесили её зачётку в рамочку под стекло в кабинете ректора. И долго висела там эта достопримечательность, пока однажды не нашли кабинет открытым, стекло разбитым, а зачётку пропавшей! Того, кто стащил реликвию, так и не поймали. Но с той поры ходят упорные разговоры, будто синяя зачётка отличницы появляется иногда перед экзаменами у разных студентов. У кого — не угадаешь. Только если вдруг привидится, что твоя зачётная книжка синяя, можно вообще ничего не учить: на экзамене язык сам будет говорить то, что нужно.
Лас недоверчиво покачал головой:
— Обычные байки!
Но на это совершенно неожиданно возразила прагматичная Алиэ:
— Ты за преподами понаблюдай! У вас перед экзаменами зачётки собирали?
— Ну.
— Кто?
— Да все. Разложат на столе, полюбуются, и лишь после этого приглашают нас тянуть билеты.
— Ага! — воскликнул Сэм. — Одна Руаэллин так никогда не делает. Единственная!
— Точно, — подтвердила Наташа. — Мы на всех факультетах узнавали. У них вроде как традиция. Но поговаривают, что преподы тоже видят синюю зачётку. И студента, кому такое счастье выпало, лучше не спрашивать: позора не оберёшься!
— Это месть отличницы за то, что не уберегли её сокровище! — произнёс Семён зловещим голосом.
— Кстати, я тут одну историю вспомнил! — вдруг хихикнул он, спустя некоторое время. — Весьма поучительную и с моралью.
— Давай!
Эльфы расселись поудобнее, и менестрель начал рассказ:
— В июне, после сессии, решили мы с ребятами отметить сдачу. Ты, Алиэ, помнится, тоже вместе с Арвен там тусовалась.
Наташа улыбнулась:
— Было дело. Только мы рано ушли, не дожидаясь, пока вы общагу разнесёте.
— Да ладно тебе! — слегка обиделся Сэм. — Мы, филологи, народ мирный. А шумно стало только после того, как историки набежали!
— Думаю, вы все друг друга стоите, — заметил Итиль, никогда не участвовавший в студенческих пирушках.
Семён повернулся к другу, и в его плутовских глазах зажёгся непривычно тёплый, ласковый огонёк.
— Молчи, трезвенник, и слушай, что за чудеса с людьми происходят! Когда все уже собирались расходиться, заявился Денёк Мальцев с пятого курса исторического. Тот ещё алконавт! Он уже был под мухой и с собой что-то принёс. Мы попытались, конечно, воззвать к его совести, поскольку назавтра Денёк готовился сдавать последний дипломный экзамен. Но совести у него не оказалось, и наши увещевания пропали зря. «Э, что тут! — безнадёжно сетовал наш гений. — Мне не жалко! Я всё равно на лекции не ходил, и учить ничего не собираюсь. Давайте, ребята, лучше выпьем за то, как меня завтра попрут из родного вуза!» В этот момент кто-то вдруг и ляпнул про синюю зачётку в том смысле, что только чудо может Дениса спасти. Как он обрадовался, если бы вы видели! Выложил на стол свою зачётную книжку и сказал, что будет пить до тех пор, пока она синей не станет. Теперь всем стало интересно, чем дело кончится. Расходиться мы раздумали, притащили выпивку, закуску и организовались по второму кругу. К утру я отключился, как и следовало ожидать, а когда проснулся, гляжу, Денёк тут же, рядом, в зеркало смотрится, глаза протирает и бормочет: «Синяя... Синяя...» «Что? — спрашиваю. — Морда у тебя? Так это точно!» Он только пальцем у виска покрутил. «Дурак, — говорит, — зачётка ночью была синяя, сам видел!» Потом и остальные ребята проснулись. Затолкали мы Дениса в холодный душ, привели немного в чувство и на экзамен отправили, так сказать, в последний путь. Даже панихиду спели, не удержались!
Дальше вот что было. Пришёл наш герой на дипломный экзамен: лицо опухшее, мозги ничего не соображают и перегаром разит на три метра. А там целая комиссия преподов под председательством Рюрика. Собрали у всех зачётки, разложили на столе, шепчутся. Вдруг Рюрик как рявкнет: «Мальцев! Позорище рода человеческого, ко мне!» Денёк, пошатываясь, к нему.
