Часть 1
— Ань, смотри, мороженое! Давай, по стаканчику?
— Давай!
Было лето, город плавился от жары. Молодые сотрудницы краеведческого музея Аня и Галя уже не раз в конце рабочего дня, посмеиваясь, замечали, что домой уходить не хочется. Действительно, толстые стены старинного особняка, в котором располагался музей, весь день до самого вечера сохраняли приятную прохладу, а вместе с ней — бодрое настроение, тогда как на улице хотелось только мороженого и лимонада, думать о чём-то ещё просто не было сил.
Купив в ближайшем магазине по стаканчику подтаявшего мороженого (даже промышленные холодильники уже не справлялись с такой жарой), девушки устроились на лавочке в тенистом сквере, чтобы продолжить начатый незадолго до этого интересный разговор.
— Так вот, Галка, — сказала Аня, привычным движением откинув со лба модную чёлку, — после звонка из редакции я сразу пошла к Алексею Петровичу за материалами. Он же теперь всё по усадьбе Одинцова собрал в одну папку и хранит у себя в кабинете. Но спрашивать разрешения было не у кого, директор уже уехал на совещание в горком, а я хотела до конца рабочего дня успеть набросать хотя бы черновик статьи. Поэтому прямо там, в кабинете, быстро всё просмотрела, сделала выписки и решила, что не будет ничего страшного, если позаимствую на выходные этот план.
Аккуратно достав из сумки пожелтевший листок с обтрёпанными краями, Аня протянула его подруге. Но темноглазая Галя только в испуге замотала головой и даже отодвинулась — на всякий случай.
— Ты что? Я с мороженым! Убери, а то заляпаем!
Когда документ был спрятан в сумку, Галя задумчиво произнесла:
— Чует моё сердце, неспроста Алексей Петрович хранит эту папку у себя. И тебе лучше бы вернуть план на место так, чтобы наш директор ничего не заметил.
— И ты туда же! — рассмеялась Аня. — Наслушаются всяких глупостей… Небось, про то, что тётя Лида рассказала?
— Ну, да.
Тётя Лида работала в музее с самого дня его открытия — сначала смотрителем, потом кассиром. Эта не в меру энергичная женщина любила в обеденный перерыв позабавить молодёжь разными байками: она знала множество городских сплетен и интересных историй, которые девушки охотно слушали за чаем. Одной из самых популярных была легенда о проклятом Замке — усадьбе Павла Одинцова: ходили слухи, что со всеми, кто брался за изучение истории этого дома, обязательно случалось что-то нехорошее.
Вот, например, первый директор музея погиб, как раз когда решил оспорить заключение комиссии по охране памятников и написать письмо самому министру культуры. Комиссия отказалась ставить здание на учёт, несмотря на его интересную архитектуру, а значит, усадьбе не полагалось государственного финансирования на ремонт и реставрацию. Прежнему директору музея это заключение показалось несправедливым, и он начал собирать документы на пересмотр дела через министерство культуры. Только довести до конца такую хорошую задумку не удалось, помешал несчастный случай на зимней рыбалке.
Или вот ещё что было, уже после того, как директором стал Алексей Петрович. В коммунальной квартире, где жила одна из сотрудниц музея, случилась ужасная пьяная драка с поножовщиной. Женщину, пытавшуюся разнять дерущихся соседей, сильно порезали, она потом долго лежала в больнице и в музей больше не вернулась. А занималась эта сотрудница очень любопытной перепиской, касавшейся усадьбы Одинцова: музей тогда получил письмо из Германии, один богатый коллекционер предлагал взять здание во временную аренду, отреставрировать его и использовать в качестве гостиницы для иностранцев. Однако городские власти отклонили запрос немцев, а вскоре с сотрудницей, на которой лежала вся переписка, случилось несчастье, и Алексей Петрович долгое время после этого ездил в командировки, из которых возвращался мрачнее тучи.
По словам тёти Лиды выходило, что во всех странных ситуациях виновато проклятье, некогда наложенное на Замок. Кто и зачем его наложил, оставалось загадкой, потому что даже бойкая городская сплетница не смогла придумать этому внятного объяснения. Однако Аня и Галя хоть работали в музее не слишком давно, уже сами успели стать свидетелями одного такого несчастного случая. Научный сотрудник исторического отдела Игорь, который выбрал темой своей кандидатской как раз усадьбу Одинцова, едва начав систематизировать информацию, получил инфаркт и вынужден был оставить не только тему, но даже работу в музее. Конечно, может это вышло вовсе не из-за проклятья, а Игорь попал в больницу просто потому, что накануне свадьбы его бросила невеста? Только Алексей Петрович в совпадение не поверил. Сразу после этого случая он перенёс все документы, касающиеся Замка, из музейного архива к себе в кабинет и теперь никому не позволял брать их без разрешения.
То, что Аня сегодня работала с материалами «тайной папки», да ещё самовольно взяла на выходные план главного усадебного дома, получилось почти случайно. Под самый конец рабочего дня, когда директора не оказалось на месте, вдруг позвонили из редакции городской газеты с просьбой срочно подготовить заметку по усадьбе Одинцова. Как всегда, в редакции всё горело и рушилось, и тамошнее начальство обещало уволить всех сотрудников, если ко вторнику не будет готов тематический номер. Разумеется, о том, что понедельник в музее — выходной, вспомнили в последнюю очередь.
Звонок приняла Аня и, выслушав сбивчивые объяснения испуганной сотрудницы газеты, пообещала, что во вторник статья будет готова. Задача не казалась невыполнимой: если сегодня успеть поработать с документами, а в выходные — съездить за город сделать фотографии усадьбы, то во вторник к обеду статью получится отправить в редакцию. Можно сразу фотографировать, сверяясь со старинным планом, так получится ещё быстрее. Поскольку делать копию документа было уже некогда, Аня на время позаимствовала из папки оригинал, рассчитывая вернуть его на место во вторник утром. Может, Алексей Петрович и вовсе не рассердится, когда узнает, что работа выполнена в срок? А сказкам о проклятии старинного Замка Аня никогда не верила.
Однако, выслушав планы своей подруги, Галя только покачала головой.
— Ты когда собираешься на усадьбу? — спросила она, задумчиво накручивая на палец локон длинных волос.
— Завтра.
— Одна?
— А что?
— Поехали вместе?
Голубые глаза Ани сверкнули весело и лукаво.
— Поехали, конечно! Но признайся, Галка, ты же просто не хочешь отпускать меня одну, потому что веришь глупым историям тёти Лиды?
— Думай, что хочешь, — надулась Галя, — а я с тобой.
— Ладно, не сердись! Вдвоём и правда веселее.
Часть 2
Усадьба Одинцова находилась в одной из деревень совсем рядом с городом. И было неизвестно, что к музею ближе — усадебный парк или городской. Деревенские дети ездили учиться в городские школы, а на центральном рынке всегда можно было встретить женщин, торговавших молоком, мёдом и овощами из личных хозяйств. Все давно привыкли к этому, и городская молодёжь по выходным тоже часто отдыхала в огромном старом парке, полном таинственных тропинок и укромных местечек.
Однако сам Замок — красивое здание, стоявшее в центре этого парка, — деревенские жители и городские гости всегда обходили стороной. Никто толком не мог сказать почему, просто так сложилось. На прямой вопрос: «Хотите полазить по развалинам?» — можно было получить какой-нибудь невнятный ответ, вроде: «Да ну, делать там нечего!» или «В парке лучше».
Может, виной всему была лишь привычка: Аня ещё помнила рассказы старших о том, что не так давно в здании усадьбы находился санаторий для партийных работников, и в вестибюле его всегда дежурила милиция. Позже заметно обветшавший дом передали машиностроительному техникуму. Однако реставрация требовала слишком много денег, времени и усилий, так что директор техникума подумал и, в конце концов, на выделенные государством деньги построил новый учебный корпус и общежитие для студентов. Это было намного практичнее, чем постоянно ремонтировать тесное, неудобное здание. Поэтому теперь, хотя центральный усадебный дом формально всё ещё числился за техникумом, фактически не принадлежал никому, постепенно разрушаясь от природы и времени.
В летний солнечный выходной здесь было так же безлюдно, как и всегда. Вокруг заброшенного дома царила атмосфера какого-то потустороннего спокойствия. Над высохшими фонтанами поднимались к небу серебристые тополя, и ласковый ветер лениво шевелил их листву; изредка проплывали облака над высокой башней с зубцами; в стрельчатых окнах с остатками витражей играли солнечные зайчики.
Аня достала фотоаппарат.
— Красота какая! — воскликнула она, оглянувшись вокруг. — Жаль, это скоро совсем развалится, а то как бы хорошо: тихо, всё в зелени, и речку видно.
Галя кивнула, разглядывая стену.
— Смотри-ка, тут точно были пандусы! Раньше следы скрывала штукатурка, а сейчас она осыпается и становится видна изначальная архитектура. Ведь говорят, последний хозяин усадьбы почти полностью перестроил этот дом.
— Наверное, Замок хранит ещё много загадок, — откликнулась Аня.
Она уже закончила снимать здание снаружи, и теперь доставала из сумки музейный документ, собираясь идти внутрь, чтобы сделать фотографии основных помещений, отмеченных на плане.
Галя внутрь дома не пошла. Помахав подруге рукой, она сказала, что будет неподалёку — около флигеля, и скоро скрылась за углом башни. Проводив её взглядом, Аня только пожала плечами, а затем, аккуратно развернув листок с планом, пролезла в щель между створками двери, выходящей в парк.
Внутри старого дома было хорошо. Здание ещё не успело окончательно превратиться в руины: его крыша, лишь немного протекавшая в дождь, сейчас принимала на себя главный удар солнечных лучей, спасая нижние этажи от перегрева, и толстые стены исправно поддерживали эту приятную прохладу. Пахло пылью и извёсткой, на полу кое-где поблёскивали битые стёкла.
Аня осмотрелась. Вероятно, с того момента, как студенты техникума переехали в новый корпус, люди заходили сюда лишь изредка, да и то случайно. Пустота и бесприютная заброшенность ощущались тут особенно остро уже потому, что снаружи было весёлое лето, светило солнце и парк утопал в буйной зелени. А эти стены были насквозь пропитаны памятью, как будто старый дом специально отгородился от мира и находил успокоение только в созерцании картин своего прошлого.
Аня прошла через весь первый этаж, осторожно ступая по растрескавшимся доскам пола, засыпанным обвалившейся с потолка штукатуркой. Сделав несколько снимков комнат, отмеченных на плане, она поднялась наверх, в бывшую бальную залу. Здесь ещё сохранилось кое-что из интерьера времён Павла Одинцова: дубовая обшивка дверей, остатки витражных стёкол на окнах и ниши стенных панелей, роспись которых давно закрасили масляной краской. Но атмосфера всё равно была такой, что казалось, будто сейчас из двери, ведущей в маленькую комнатку рядом с бальной залой, выйдет весёлая горничная с длинной чёрной косой, молодая хозяйка в платье из белого струящегося шёлка или сам хозяин со светлыми кудрями и решительным взглядом голубых глаз.
Образы последних владельцев усадьбы почему-то рисовались Ане очень красивыми, даже немного сказочными. Впрочем, можно было фантазировать что угодно хотя бы потому, что ни одного портрета или фотографии Павла Одинцова не сохранилось. Биография гласила, что после революции он добровольно передал свою усадьбу большевикам, а сам вместе со второй женой переселился в город. Работал на новую власть, был инженером и архитектором, а погиб в войну — в 1941-м ушёл на фронт добровольцем и пропал без вести.
Аня знала эту историю по документам, хранившимся в «тайной папке» Алексея Петровича, но всё равно владелец старинной усадьбы казался ей романтическим и таинственным, похожим на сказочного принца. Здесь, в этих стенах, картины далёкого прошлого возникали в её сознании так ясно, будто она не сама придумывала их, а смотрела увлекательный фильм. Аня ходила из комнаты в комнату, поднималась и спускалась по лестницам, и глаза её с каждой минутой всё яснее и чётче видели то, чего не должны были видеть. Перила — гладкие, новенькие, их так приятно касаться рукой. На стенных панелях бальной залы — картины с изображением девушек и цветов. В будуарах стоят бархатные банкетки, а сквозь огромное световое окно с цветными витражами внутрь врываются целые россыпи ярких солнечных зайчиков… Аня забыла, что уже давно убрала фотоаппарат в сумку; она, смеясь, кружилась и бегала по гулким, нарядным комнатам нового дома, наполненного беспечной радостью своих молодых хозяев. Время остановилось, повернуло вспять и пошло отсчитывать назад месяцы, годы, десятилетия.
Одна из дверей второго этажа вела на небольшой балкон над парадным входом. Аня подумала, что отсюда должен открываться хороший вид на въездную липовую аллею и оба флигеля. Взявшись за медную, начищенную до блеска, ручку новенькой двери, она шагнула на балкон. Здесь было так же прохладно, как и в доме, хотя солнце, стоявшее в зените, палило нещадно. Однако задуматься об этом Аня не успела: у одного из флигелей она заметила свою подругу. Галя сидела на каменных ступенях невысокой лестницы и от нечего делать играла с приблудившимся из деревни котёнком.
— Галка! — позвала Аня с балкона. Подняв мордочку на звук и, видимо, чего-то испугавшись, котёнок тут же скрылся в высокой траве за флигелем. Галя тоже подняла голову.
— Ты закончила? — спросила она, вставая со ступенек. — Спускайся, я тебя заждалась! Такая жарища, просто сил нет.
— А внутри хорошо, прохладно, — сказала Аня, опираясь о дубовые перила балюстрады, блестевшие свежим лаком, и свешивая голову вниз в попытке лучше рассмотреть цветы в больших белых вазонах, стоящих у парадной двери.
Она ещё успела услышать отчаянный крик подруги: «Анька, стой!!!», но руки уже поймали пустоту, и сознание вдруг озарило вспышкой: «Падаю? Перил здесь нет…»
Часть 3
Очнулась Аня в больнице — со сломанной ногой и неприятными последствиями теплового удара. Правда через некоторое время, когда тошнота и головная боль прошли, жить стало веселее, и вдобавок к ней в палату начали пускать гостей. Галя пришла одной из первых.
— Ну, и напугала ты меня, Анька, — сказала она, выкладывая на тумбочку гостинцы от коллег из музея. — Вышла на улицу прямо со второго этажа! Я думала, ты хоть по лестнице спустишься.
— Мне казалось, там были перила… — смущённо улыбнулась Аня.
— Какие перила? — Галя подняла брови в искреннем удивлении. — Может, и были когда-то, только их сто лет как сняли, раз на балконе уже берёзки растут.
Аня непонимающе захлопала глазами.
— Берёзки? Там же дверь была совсем новенькая с медной ручкой… и цветы внизу… — пробормотала она, пытаясь представить, как всё, что она видела, могло бы выглядеть с другой стороны. Но картина в голове никак не складывалась, и Аня, наконец, сообразила: — Галочка! Это, что же получается? Солнечный удар, и мне всё померещилось?
Галя на это только вздохнула и покачала головой.
— Не знаю, как там внутри, но снаружи точно не было ни цветов, ни перил. Зато под балконом валялся старый матрац, и только благодаря этому ты не сломала себе шею.
Девушки распечатали коробку с пастилой и взяли по яблоку. Скользнув задумчивым взглядом по горке фруктов и сладостей на тумбочке, Аня сказала:
