сохранить себя в изоляции, из-за удаленности от источника знаний постепенно утратили представление о предназначении своего дара, забыли, что это в первую очередь искусство ходить между мирами. И прежде встречались наемники среди Теней, но никогда это не было занятием целого народа...
Были и мои предки среди тех, кто однажды шагнул со своим народом через грань. Род хранителей, из которого происходит и Ирье. И этот род разделился после перехода — младшая ветвь ушла, старшая осталась «строить».
У хранителей с самого начала был особый статус, им выделили отдельные земли, ставшие вскоре самостоятельным государством, соединенным с Нимтиори многочисленными торговыми и политическими связями. Именно хранителям было доверено право проводить молодежь в Заповедные леса за знаниями предков.
Эта традиция прервалась, когда отец моего прадеда погиб прежде времени, а мать, по рождению к Теням не принадлежавшая, отказалась проводить над сыном ритуалы. Да, кое-какие знания в семье сохранились, но о воспитании Теней речи уже не шло.
… А потом мне показалось, что незримая оболочка вокруг меня истончилась и лопнула, и в меня хлынули мои собственные воспоминания...
Маленькая княжна, младший ребенок, балованный и любимый. Оказывается, у меня было два старших брата, но их лиц я не видела в своих снах. Теперь я их вспомнила. А еще бабушку, мать моей матери, хрупкую невысокую женщину с идеальной осанкой и пронзительным взглядом темно-серых глаз.
Я побаивалась этого ее взгляда, избегала встреч, когда это было возможно, а женщина словно и не замечала моего страха. Она не стремилась наладить со мной отношения, не расточала родственных ласк... просто иногда смотрела на меня — внимательно и чуточку тревожно.
А однажды она поманила меня за собой — и я пошла, несмотря на свой страх. Ибо что-то внутри придавало мне уверенность, что так будет правильно. А еще я была заинтригована подслушанным накануне разговором, который состоялся между моим отцом и этой женщиной. Бабушка в чем-то горячо убеждала его — я никогда прежде не видела ее в таком волнении, — а отец только повторял, что бегство — это бесчестье, он не может обречь страну на гибель, а семью — на изгнание, даже если поверит в то, что сейчас услышал.
— Спрячь хотя бы регалии. Сейчас, сразу — и так, чтобы найти их мог только тот, в ком есть твоя кровь.
— Смысл? — горько усмехнулся отец. — Если все сложится так, как вы говорите, в этом мире не останется никого, в ком есть моя кровь.
— Есть шанс. Крохотный. Я не уверена. Но я могу попробовать спасти хотя бы ее. Ты доверишь мне свою дочь?
— Да, — твердо ответил князь, — доверю.
Вот еще и поэтому я пошла за ней, ведь папа ей меня доверил.
Я вспомнила, как мы ехали в карете, потом, бросив вещи, кроме тех, что могли унести на себе, пробирались своими ногами через леса. Время от времени я принималась ныть и жаловаться на усталость, но бабушка даже не одергивала меня, просто вздыхала и тащила за собой.
А однажды она сделала очередной шаг, а я... не смогла пройти за ней. Что-то не пускало меня. Лицо бабушки исказилось мукой.
— Не успели, — выдохнула она и вернулась ко мне.
То, что было потом, слилось для меня в череду сменяющихся картинок. Мы переезжали из города в город, нигде не задерживаясь дольше, чем на неделю. Но пришел день, когда плечи этой женщины опустились.
— Видят боги, — произнесла она, — видят боги, девочка моя, я хотела этого избежать. Но теперь не вижу другого выхода.
Последним, что я запомнила о той жизни, был мой страх — я не понимала происходящего и потому боялась. Я стояла в центре начерченной мелом на полу многоугольной фигуры, а женщина, которую я так ни разу и не назвала бабушкой, ходила вокруг и окропляла вершины фигуры собственной кровью. И напевала при этом едва слышно. А потом сгустился туман...
Когда я очутилась на крыльце воспитательного дома, страшно мне больше не было. Я просто не знала, чего нужно бояться.
В Риатане говорили на двух языках — нимтиорийском и таунальском. Моя новая личность, начинавшая жизнь с чистого листа, приняла как родной тот, на котором были произнесены первые услышанные ею слова. Не нянькой произнесены — бабушкой. Только я этого уже не знала.
Не было больше маленькой княжны Энны. И никто ее не искал, потому что весь мир начисто забыл о ее существовании...
Мне было больно. Не телесно, но душевно. Словно не влили в меня сейчас память — мою собственную и многих поколений предков, — а наоборот, вытянули что-то изнутри, оставив зияющую рану.
Кажется, я кричала. Кажется, кто-то обнимал меня, не позволяя биться, и нашептывал на ухо успокаивающие слова. Потом я заснула, а когда пришла в себя, раны больше не было, от нее осталась только тупая боль в груди.
Воссоединиться с собой, восстановить собственную цельность — и одновременно осознать, что те, с кем тебя связывали когда-то крепкие узы, давно мертвы — это действительно больно и страшно.
Проснувшись, я еще долго лежала молча, а потом сидела, уставившись в никуда. Меня никто не торопил, только оба — что Ирье, что Владыка — не сводили с меня внимательных, исполненных тревоги взглядов.
Наконец я встряхнулась. Огляделась, заново сживаясь с этим миром. Отметила, что положение солнца свидетельствует о раннем утре. Значит, мы провели день и ночь в лесу, а я этой ночи не заметила. Поймала неуверенную улыбку брата и улыбнулась в ответ.
— Вернулась? — спросил он.
— Кажется, да, — встала и обернулась к Владыке, протягивая ему руку. — Можно?
С браслетом все прошло легко. Уже потом, под смущающими взглядами мужчин я постоянно сбивалась и теряла концентрацию, а потому на освоение перехода в разные формы у меня ушло куда больше времени, чем у брата. Но я все-таки научилась.
— Возвращаемся? — спросил Владыка.
— Да, ужасно хочется посмотреть на себя в зеркало, — призналась я.
Сразу по возвращении во дворец Владыка деликатно оставил нас с братом вдвоем. Мы действительно нуждались в уединении. Но первым делом, попав в наши покои, я отправилась к зеркалу.
Это было странно — вновь видеть себя. Девушку в зеркале я не знала и разглядывала, как разглядывала бы чужого человека, которого увидела впервые. Тонкие черты лица, плотно сжатые губы, темно-серые, как предгрозовое небо, глаза. Светлые, слегка вьющиеся волосы успели отрасти с тех пор, как над ними поработала с ножницами мастер Лиса — я больше не пыталась их стричь, а научилась собирать в тугую прическу, чтобы не мешали.
Я была похожа на мать... и не похожа одновременно. У княгини Эллии было мягкое лицо, исполненное света, который изливался на окружающих, а мой внутренний свет, если и существовал, скрывался за непроницаемой преградой, не выпуская наружу ни лучика. Я была тверже мамы... или даже жестче — более подходящее слово, — и это отражалось на внешности.
Малышка из моих воспоминаний обещала вырасти настоящей красавицей, но то, что я видела сейчас, этих ожиданий не оправдывало. Девушка в зеркале выглядела неплохо, но красавицей никак не была. А еще... она напоминала бабушку, и дело тут было не только во внешнем сходстве. Этот взгляд... такой же пугающий, как и у старшей родственницы... Я ловила себя на желании отшатнуться от зеркала, встречаясь глазами с собственным отражением. Тот самый спящий дар, унаследованный с кровью, о котором говорил Видящий? Или просто отпечаток непростой жизни?
Сейчас я понимала, что зря боялась бабушку. Она любила меня, всех нас, и именно ей я обязана тем, что до сих пор жива. И когда я приду в себя, разберусь с внезапно вернувшейся памятью и свалившимися на голову знаниями, я обязательно выполню ее последнюю просьбу. Вот только дар... Не уверена, что я когда-нибудь захочу его принять.
— Как ты? — брат неслышно подошел сзади и положил руки мне на плечи.
Я вздрогнула — погрузившись в размышления, я совсем забыла о его присутствии.
— Хорошо, — я повернулась к Ирье. — Меня зовут Энна.
— Я знаю.
— Давно? — удивилась я.
— С той минуты, как ты пришла в себя и вспомнила свое имя. Мы ведь кровные родственники.
— Да, — нервно усмехнулась я, — и как выяснилось, не только по ритуалу братания.
— Ну-у, — протянул Ирье, — это такое дальнее родство, что о нем можно и не вспоминать.
— Не скажи, — возразила я. — Ты хоть понял, что остался единственным мужчиной рода Хранителей? Тебе придется брать на себя всю ту ответственность, которую несли на своих плечах наши общие предки.
— Я думал об этом, — вздохнул брат. — Я пока не готов. Столько всего — надо дождаться, пока эти знания улягутся в голове, разобраться, что к чему... Надо учиться.
— Не только тебе, — скривилась я. — Знаешь, я так стремилась к этому — вернуть память, вернуться к себе, осознать себя цельной и живой. Человеком, у которого есть собственный путь. Человеком, который может выбирать. И вот я достигла этой точки и теперь растеряна. Я не знаю, что делать и как жить дальше.
Я сказала брату не обо всем, что меня тревожило. Теперь, когда я вспомнила, кто я такая, у меня тоже появились новые обязательства. Перед бабушкой, которая меня спасла, перед моей страной, завоеванной жадными соседями. И я пока не поняла, что должна предпринять, чтобы их исполнить. Брат прав — слишком много всего.
И брату едва ли было намного проще, чем мне. С одной стороны, на меня свалилась, в дополнение ко всему, еще и собственная память — вместе с трагедией, о которой я знала, но которую не могла прежде воспринимать как свою. Пока не осознала, кто я есть. С другой — для Ирье, воспитанного в клане, знания предков оказались куда большим потрясением, чем для меня, не обремененной навязанными представлениями о Тенях и их истории. Кроме того, он принял вместе со знаниями личную ответственность. Теперь он Хранитель. Я тоже, но традиционно именно мужчины брали на себя роль проводников знаний.
Мы остались жить во дворце в качестве гостей. Мне это казалось естественным, а вот Ирье приглашение Владыки смутило. Он бы даже настоял на том, чтобы уйти и поселиться отдельно, но пока просто не представлял себе, как жить дальше. Как Хранитель, он понимал, что теперь тесно связан с Нимтиори. Как парень, только что вступивший во взрослую жизнь, был слегка растерян.
Пока Ирье жил в клане, будущее представлялось ему вполне определенным: наемничество, работа на клан, женитьба... Могли встретиться опасные задания, но в целом особых потрясений не ожидалось. А теперь перед ним лежало множество дорог, и он не знал, какую выбрать. Просто как человеку, а не Хранителю. Единственное, чего он точно не собирался делать, это возвращаться в клан. Полученным на грани знаниям было бы тесно в окруженной горами долине. Какая может быть изоляция, если перед тобой открыт весь мир, да еще и не один?
Конечно, мы еще не были готовы путешествовать между мирами, стоило сначала разобраться с полученными знаниями, прежде чем куда-то лезть. На первых порах проводником мог служить Владыка. Собственно, это и было главной задачей таких, как он, Хозяев теней, — прокладывать и показывать другим новые пути. Остальные Тени могли переходить только в уже знакомые места. Но пока мы его ни о чем не просили.
Достаточно было того, что он поселил нас в своем дворце и посвящал нам большую часть своего свободного времени.
Чаще всего мы встречались в одной из гостиных вечерами. Как-то незаметно между нами установилось неформальное общение — глупо было обращаться в изысканно-вежливой форме к тому, кто принял твое проявление, а до того вытирал твои сопли и баюкал на руках. Да и сам ритуал с браслетом создавал между нами всеми особую степень близости и доверия. Кроме того, восемь лет никому из нас не казались существенной разницей в возрасте.
Наши имена он знал сразу, с той минуты, когда надевал нам на руки артефакт, но и сам назвал свое имя в первый же вечер, проведенный нами вместе.
Рэйм. Владыка Рэйм. Имя мне понравилось. Хотя «владыка» — это звучало излишне пафосно, о чем я ему честно и сообщила во время того первого разговора.
Рэйм рассмеялся, но потом посерьезнел:
— Неважно, как мы называемся — королями, князьями или императорами. По сути мы, те, кто у власти, являемся именно владыками, иначе не по праву занимаем свое место.
— В таком случае, король Тауналя сидит на своем троне по ошибке. Возможно. Он питает какие-то иллюзии на этот счет, но на самом деле давно уже не правит страной самостоятельно.
— Я подозревал нечто подобное. Стеумс?
— Совершенно верно.
— С интересом послушал бы об этом.
Я нервно передернула плечами, вспомнив последнее письмо Нэлиссы.
— Не сейчас, — успокоил меня Рэйм, — время терпит. Пока.
Беседы с Владыкой были не просто интересны и познавательны для нас. Я все чаще ловила себя на том, что получаю удовольствие от этих встреч. Мне нравилось, как Рэйм смотрит на меня, как улыбается, рассказывает что-нибудь — без снисходительности наставника, а просто как друг, как равный.
Но были темы, которых мы пока не касались в наших разговорах. Я не решалась расспрашивать Владыку о том, в чем его личный интерес, о котором он упоминал в Заповедных лесах. И о судьбе его помолвки с принцессой тоже не заикалась. Мне не хотелось разрушить неудобными вопросами уют и непринужденную атмосферу, которые складывались в нашем общении.
Рэйм тоже пока помалкивал. Возможно, не жаждал делиться, а может, просто ждал, пока я сама об этом заговорю.
Я созрела до расспросов, когда сочла себя готовой выполнить данное бабушке обещание. Мне не хватало одной детали, чтобы восстановить картинку и получить полное представление о планах Плетельщицы. Одного узелка, чтобы понять весь путь, который она для меня проложила. Мне казалось, что это будет правильно — сначала узнать все самой, а потом уже обратиться к ней за разъяснениями.
Пока же я обратилась к Владыке:
— Расскажешь?..
— Что ж... Я ждал этого вопроса. Ты ведь уже знаешь, что она была Плетельщицей? — я кивнула. — Я тоже теперь это понял. Догадался, что именно она приходила во сне к моему отцу. Тогда же... я был возмущен. Отцу пришлось долго убеждать меня.
— Что она ему сказала?
— Я не воспроизведу дословно. Как уж запомнил: «Когда тебе предложат принцессу с Запада для твоего сына — ни в коем случае не отказывайся. Только потребуй, чтобы к ней приставили Тень и привязали, когда войдет в возраст. И скажи сыну, чтобы не расторгал помолвку, если не получит ожидаемого. Пусть дождется, тогда всё и поймет». Для меня это было дикостью — мало того, что Владыки Нимтиори никогда не брали в жены принцесс других правящих домов, а тут еще по указанию незнакомки, явившейся во сне. Не говоря уж о том, что привязывание Тени к носителю чудовищно само по себе. Но отец не уставал напоминать: это не наши боги, но мы живем в их мире. Они никогда не требовали от нас поклонения, но раз уж позволили себе вмешаться в нашу жизнь, это неспроста и стоит прислушаться. Так что, — Владыка криво усмехнулся, — мой интерес был в том, чтобы понять, кому и зачем это было нужно.
— Понял?
— Да, — ответил он, почему-то смутившись.
Я догадывалась, что Владыка сказал мне не все, но настаивать я не решилась.
За бабушкиным наследством я собиралась отправиться одна, отклонив предложенную Владыкой помощь и отказавшись от сопровождения брата. Есть такие ситуации в жизни, с которыми надо справляться самостоятельно, без помощи даже самых близких.
Были и мои предки среди тех, кто однажды шагнул со своим народом через грань. Род хранителей, из которого происходит и Ирье. И этот род разделился после перехода — младшая ветвь ушла, старшая осталась «строить».
У хранителей с самого начала был особый статус, им выделили отдельные земли, ставшие вскоре самостоятельным государством, соединенным с Нимтиори многочисленными торговыми и политическими связями. Именно хранителям было доверено право проводить молодежь в Заповедные леса за знаниями предков.
Эта традиция прервалась, когда отец моего прадеда погиб прежде времени, а мать, по рождению к Теням не принадлежавшая, отказалась проводить над сыном ритуалы. Да, кое-какие знания в семье сохранились, но о воспитании Теней речи уже не шло.
… А потом мне показалось, что незримая оболочка вокруг меня истончилась и лопнула, и в меня хлынули мои собственные воспоминания...
Маленькая княжна, младший ребенок, балованный и любимый. Оказывается, у меня было два старших брата, но их лиц я не видела в своих снах. Теперь я их вспомнила. А еще бабушку, мать моей матери, хрупкую невысокую женщину с идеальной осанкой и пронзительным взглядом темно-серых глаз.
Я побаивалась этого ее взгляда, избегала встреч, когда это было возможно, а женщина словно и не замечала моего страха. Она не стремилась наладить со мной отношения, не расточала родственных ласк... просто иногда смотрела на меня — внимательно и чуточку тревожно.
А однажды она поманила меня за собой — и я пошла, несмотря на свой страх. Ибо что-то внутри придавало мне уверенность, что так будет правильно. А еще я была заинтригована подслушанным накануне разговором, который состоялся между моим отцом и этой женщиной. Бабушка в чем-то горячо убеждала его — я никогда прежде не видела ее в таком волнении, — а отец только повторял, что бегство — это бесчестье, он не может обречь страну на гибель, а семью — на изгнание, даже если поверит в то, что сейчас услышал.
— Спрячь хотя бы регалии. Сейчас, сразу — и так, чтобы найти их мог только тот, в ком есть твоя кровь.
— Смысл? — горько усмехнулся отец. — Если все сложится так, как вы говорите, в этом мире не останется никого, в ком есть моя кровь.
— Есть шанс. Крохотный. Я не уверена. Но я могу попробовать спасти хотя бы ее. Ты доверишь мне свою дочь?
— Да, — твердо ответил князь, — доверю.
Вот еще и поэтому я пошла за ней, ведь папа ей меня доверил.
Я вспомнила, как мы ехали в карете, потом, бросив вещи, кроме тех, что могли унести на себе, пробирались своими ногами через леса. Время от времени я принималась ныть и жаловаться на усталость, но бабушка даже не одергивала меня, просто вздыхала и тащила за собой.
А однажды она сделала очередной шаг, а я... не смогла пройти за ней. Что-то не пускало меня. Лицо бабушки исказилось мукой.
— Не успели, — выдохнула она и вернулась ко мне.
То, что было потом, слилось для меня в череду сменяющихся картинок. Мы переезжали из города в город, нигде не задерживаясь дольше, чем на неделю. Но пришел день, когда плечи этой женщины опустились.
— Видят боги, — произнесла она, — видят боги, девочка моя, я хотела этого избежать. Но теперь не вижу другого выхода.
Последним, что я запомнила о той жизни, был мой страх — я не понимала происходящего и потому боялась. Я стояла в центре начерченной мелом на полу многоугольной фигуры, а женщина, которую я так ни разу и не назвала бабушкой, ходила вокруг и окропляла вершины фигуры собственной кровью. И напевала при этом едва слышно. А потом сгустился туман...
Когда я очутилась на крыльце воспитательного дома, страшно мне больше не было. Я просто не знала, чего нужно бояться.
В Риатане говорили на двух языках — нимтиорийском и таунальском. Моя новая личность, начинавшая жизнь с чистого листа, приняла как родной тот, на котором были произнесены первые услышанные ею слова. Не нянькой произнесены — бабушкой. Только я этого уже не знала.
Не было больше маленькой княжны Энны. И никто ее не искал, потому что весь мир начисто забыл о ее существовании...
Мне было больно. Не телесно, но душевно. Словно не влили в меня сейчас память — мою собственную и многих поколений предков, — а наоборот, вытянули что-то изнутри, оставив зияющую рану.
Кажется, я кричала. Кажется, кто-то обнимал меня, не позволяя биться, и нашептывал на ухо успокаивающие слова. Потом я заснула, а когда пришла в себя, раны больше не было, от нее осталась только тупая боль в груди.
Воссоединиться с собой, восстановить собственную цельность — и одновременно осознать, что те, с кем тебя связывали когда-то крепкие узы, давно мертвы — это действительно больно и страшно.
Проснувшись, я еще долго лежала молча, а потом сидела, уставившись в никуда. Меня никто не торопил, только оба — что Ирье, что Владыка — не сводили с меня внимательных, исполненных тревоги взглядов.
Наконец я встряхнулась. Огляделась, заново сживаясь с этим миром. Отметила, что положение солнца свидетельствует о раннем утре. Значит, мы провели день и ночь в лесу, а я этой ночи не заметила. Поймала неуверенную улыбку брата и улыбнулась в ответ.
— Вернулась? — спросил он.
— Кажется, да, — встала и обернулась к Владыке, протягивая ему руку. — Можно?
С браслетом все прошло легко. Уже потом, под смущающими взглядами мужчин я постоянно сбивалась и теряла концентрацию, а потому на освоение перехода в разные формы у меня ушло куда больше времени, чем у брата. Но я все-таки научилась.
— Возвращаемся? — спросил Владыка.
— Да, ужасно хочется посмотреть на себя в зеркало, — призналась я.
Сразу по возвращении во дворец Владыка деликатно оставил нас с братом вдвоем. Мы действительно нуждались в уединении. Но первым делом, попав в наши покои, я отправилась к зеркалу.
Это было странно — вновь видеть себя. Девушку в зеркале я не знала и разглядывала, как разглядывала бы чужого человека, которого увидела впервые. Тонкие черты лица, плотно сжатые губы, темно-серые, как предгрозовое небо, глаза. Светлые, слегка вьющиеся волосы успели отрасти с тех пор, как над ними поработала с ножницами мастер Лиса — я больше не пыталась их стричь, а научилась собирать в тугую прическу, чтобы не мешали.
Я была похожа на мать... и не похожа одновременно. У княгини Эллии было мягкое лицо, исполненное света, который изливался на окружающих, а мой внутренний свет, если и существовал, скрывался за непроницаемой преградой, не выпуская наружу ни лучика. Я была тверже мамы... или даже жестче — более подходящее слово, — и это отражалось на внешности.
Малышка из моих воспоминаний обещала вырасти настоящей красавицей, но то, что я видела сейчас, этих ожиданий не оправдывало. Девушка в зеркале выглядела неплохо, но красавицей никак не была. А еще... она напоминала бабушку, и дело тут было не только во внешнем сходстве. Этот взгляд... такой же пугающий, как и у старшей родственницы... Я ловила себя на желании отшатнуться от зеркала, встречаясь глазами с собственным отражением. Тот самый спящий дар, унаследованный с кровью, о котором говорил Видящий? Или просто отпечаток непростой жизни?
Сейчас я понимала, что зря боялась бабушку. Она любила меня, всех нас, и именно ей я обязана тем, что до сих пор жива. И когда я приду в себя, разберусь с внезапно вернувшейся памятью и свалившимися на голову знаниями, я обязательно выполню ее последнюю просьбу. Вот только дар... Не уверена, что я когда-нибудь захочу его принять.
— Как ты? — брат неслышно подошел сзади и положил руки мне на плечи.
Я вздрогнула — погрузившись в размышления, я совсем забыла о его присутствии.
— Хорошо, — я повернулась к Ирье. — Меня зовут Энна.
— Я знаю.
— Давно? — удивилась я.
— С той минуты, как ты пришла в себя и вспомнила свое имя. Мы ведь кровные родственники.
— Да, — нервно усмехнулась я, — и как выяснилось, не только по ритуалу братания.
— Ну-у, — протянул Ирье, — это такое дальнее родство, что о нем можно и не вспоминать.
— Не скажи, — возразила я. — Ты хоть понял, что остался единственным мужчиной рода Хранителей? Тебе придется брать на себя всю ту ответственность, которую несли на своих плечах наши общие предки.
— Я думал об этом, — вздохнул брат. — Я пока не готов. Столько всего — надо дождаться, пока эти знания улягутся в голове, разобраться, что к чему... Надо учиться.
— Не только тебе, — скривилась я. — Знаешь, я так стремилась к этому — вернуть память, вернуться к себе, осознать себя цельной и живой. Человеком, у которого есть собственный путь. Человеком, который может выбирать. И вот я достигла этой точки и теперь растеряна. Я не знаю, что делать и как жить дальше.
Я сказала брату не обо всем, что меня тревожило. Теперь, когда я вспомнила, кто я такая, у меня тоже появились новые обязательства. Перед бабушкой, которая меня спасла, перед моей страной, завоеванной жадными соседями. И я пока не поняла, что должна предпринять, чтобы их исполнить. Брат прав — слишком много всего.
И брату едва ли было намного проще, чем мне. С одной стороны, на меня свалилась, в дополнение ко всему, еще и собственная память — вместе с трагедией, о которой я знала, но которую не могла прежде воспринимать как свою. Пока не осознала, кто я есть. С другой — для Ирье, воспитанного в клане, знания предков оказались куда большим потрясением, чем для меня, не обремененной навязанными представлениями о Тенях и их истории. Кроме того, он принял вместе со знаниями личную ответственность. Теперь он Хранитель. Я тоже, но традиционно именно мужчины брали на себя роль проводников знаний.
***
Мы остались жить во дворце в качестве гостей. Мне это казалось естественным, а вот Ирье приглашение Владыки смутило. Он бы даже настоял на том, чтобы уйти и поселиться отдельно, но пока просто не представлял себе, как жить дальше. Как Хранитель, он понимал, что теперь тесно связан с Нимтиори. Как парень, только что вступивший во взрослую жизнь, был слегка растерян.
Пока Ирье жил в клане, будущее представлялось ему вполне определенным: наемничество, работа на клан, женитьба... Могли встретиться опасные задания, но в целом особых потрясений не ожидалось. А теперь перед ним лежало множество дорог, и он не знал, какую выбрать. Просто как человеку, а не Хранителю. Единственное, чего он точно не собирался делать, это возвращаться в клан. Полученным на грани знаниям было бы тесно в окруженной горами долине. Какая может быть изоляция, если перед тобой открыт весь мир, да еще и не один?
Конечно, мы еще не были готовы путешествовать между мирами, стоило сначала разобраться с полученными знаниями, прежде чем куда-то лезть. На первых порах проводником мог служить Владыка. Собственно, это и было главной задачей таких, как он, Хозяев теней, — прокладывать и показывать другим новые пути. Остальные Тени могли переходить только в уже знакомые места. Но пока мы его ни о чем не просили.
Достаточно было того, что он поселил нас в своем дворце и посвящал нам большую часть своего свободного времени.
Чаще всего мы встречались в одной из гостиных вечерами. Как-то незаметно между нами установилось неформальное общение — глупо было обращаться в изысканно-вежливой форме к тому, кто принял твое проявление, а до того вытирал твои сопли и баюкал на руках. Да и сам ритуал с браслетом создавал между нами всеми особую степень близости и доверия. Кроме того, восемь лет никому из нас не казались существенной разницей в возрасте.
Наши имена он знал сразу, с той минуты, когда надевал нам на руки артефакт, но и сам назвал свое имя в первый же вечер, проведенный нами вместе.
Рэйм. Владыка Рэйм. Имя мне понравилось. Хотя «владыка» — это звучало излишне пафосно, о чем я ему честно и сообщила во время того первого разговора.
Рэйм рассмеялся, но потом посерьезнел:
— Неважно, как мы называемся — королями, князьями или императорами. По сути мы, те, кто у власти, являемся именно владыками, иначе не по праву занимаем свое место.
— В таком случае, король Тауналя сидит на своем троне по ошибке. Возможно. Он питает какие-то иллюзии на этот счет, но на самом деле давно уже не правит страной самостоятельно.
— Я подозревал нечто подобное. Стеумс?
— Совершенно верно.
— С интересом послушал бы об этом.
Я нервно передернула плечами, вспомнив последнее письмо Нэлиссы.
— Не сейчас, — успокоил меня Рэйм, — время терпит. Пока.
Беседы с Владыкой были не просто интересны и познавательны для нас. Я все чаще ловила себя на том, что получаю удовольствие от этих встреч. Мне нравилось, как Рэйм смотрит на меня, как улыбается, рассказывает что-нибудь — без снисходительности наставника, а просто как друг, как равный.
Но были темы, которых мы пока не касались в наших разговорах. Я не решалась расспрашивать Владыку о том, в чем его личный интерес, о котором он упоминал в Заповедных лесах. И о судьбе его помолвки с принцессой тоже не заикалась. Мне не хотелось разрушить неудобными вопросами уют и непринужденную атмосферу, которые складывались в нашем общении.
Рэйм тоже пока помалкивал. Возможно, не жаждал делиться, а может, просто ждал, пока я сама об этом заговорю.
Я созрела до расспросов, когда сочла себя готовой выполнить данное бабушке обещание. Мне не хватало одной детали, чтобы восстановить картинку и получить полное представление о планах Плетельщицы. Одного узелка, чтобы понять весь путь, который она для меня проложила. Мне казалось, что это будет правильно — сначала узнать все самой, а потом уже обратиться к ней за разъяснениями.
Пока же я обратилась к Владыке:
— Расскажешь?..
— Что ж... Я ждал этого вопроса. Ты ведь уже знаешь, что она была Плетельщицей? — я кивнула. — Я тоже теперь это понял. Догадался, что именно она приходила во сне к моему отцу. Тогда же... я был возмущен. Отцу пришлось долго убеждать меня.
— Что она ему сказала?
— Я не воспроизведу дословно. Как уж запомнил: «Когда тебе предложат принцессу с Запада для твоего сына — ни в коем случае не отказывайся. Только потребуй, чтобы к ней приставили Тень и привязали, когда войдет в возраст. И скажи сыну, чтобы не расторгал помолвку, если не получит ожидаемого. Пусть дождется, тогда всё и поймет». Для меня это было дикостью — мало того, что Владыки Нимтиори никогда не брали в жены принцесс других правящих домов, а тут еще по указанию незнакомки, явившейся во сне. Не говоря уж о том, что привязывание Тени к носителю чудовищно само по себе. Но отец не уставал напоминать: это не наши боги, но мы живем в их мире. Они никогда не требовали от нас поклонения, но раз уж позволили себе вмешаться в нашу жизнь, это неспроста и стоит прислушаться. Так что, — Владыка криво усмехнулся, — мой интерес был в том, чтобы понять, кому и зачем это было нужно.
— Понял?
— Да, — ответил он, почему-то смутившись.
Я догадывалась, что Владыка сказал мне не все, но настаивать я не решилась.
За бабушкиным наследством я собиралась отправиться одна, отклонив предложенную Владыкой помощь и отказавшись от сопровождения брата. Есть такие ситуации в жизни, с которыми надо справляться самостоятельно, без помощи даже самых близких.
