— Это он к тебе во сне пришёл и наговорил? — Паша саркастично хмыкнул. — Потому что при жизни он такого бы никогда не сказал.
— Почему ты говоришь «при жизни»? — Агата строго нахмурилась. — Он, вообще-то, всё ещё жив!
— Живо только его тело, а вот с личностью, думаю, покончено, — на лице Паши возникла печальная ухмылка, и Агата поняла, что Артур с некоторых пор прощён. И в понимании Паши — посмертно. — После таких травм мало кто остаётся тем, кем был. Если вообще выживает.
— Ничего не покончено, — проворчала Агата.
— С чего ты вообще так себя ведёшь? Так заботишься о нём. Какой теперь смысл!
— Смысл есть! — жарко воскликнула Агата. — Вот только… если я скажу тебе, ты не поверишь, — она закусила губу. Ей ещё не доводилось кому-либо открыто заявлять о своих способностях, но трогательный вид Паши и его уверенность в том, что его друг мёртв, заставляли её убедить его, что ничего ещё не потеряно.
— А ты скажи. Хотя бы ради того, чтобы утолить моё любопытство.
Агата заглянула в его карие глаза и долго молчала, стараясь справиться с нервозностью. Ей меньше всего хотелось, чтобы он назвал её сумасшедшей. Ей и впрямь понравился этот клуб, танцы и он сам. Впервые за долгое время, с тех самых пор, как от неё отвернулись все из-за скандала, она могла просто посмеяться и повеселиться с кем-то. И было бы жестоко, если всё это кончилось бы сейчас же. Беспокойно поёрзав по стулу, она выдохнула и всё же произнесла:
— Дело в том, что у меня есть дар. Я могу видеть призраков. Раньше это были только мёртвые люди, но с Артуром всё по-другому. Он в коме, но тем не менее находится как бы между мирами. Это странно, но это так. И я пойму, если ты не поверишь мне. Но я не оставлю это просто так. Он и впрямь хочет с тобой объясниться, и сделает всё, чтобы ты поверил мне. И ему.
Следующие полминуты прошли мучительно. Паша смотрел на неё в упор. Музыка вокруг будто одномоментно стихла, и все люди вмиг исчезли. Сердце в груди Агаты колотилось так, что она отчётливо слышала его стук.
— Признаюсь, ты меня удивила, — всё-таки ответил он, совершенно обескураженный. — Не знаю, зачем тебе это, но это слишком абсурдно, чтобы быть неправдой. Наверно.
— Я и пришла сюда не просто так, как ты понимаешь. Артур сказал, что ты любишь проводить здесь свободное время. Я не могла этого знать. Как и не знала тебя до вчерашнего дня.
— Тогда сейчас он рядом с тобой?
— Нет, — Агата качнула головой. — Он у меня в квартире. Он не может отходить от тела слишком далеко, и так вышло, что я живу как раз рядом с больницей, в которой он находится.
И она выложила ему всё, что успело произойти за эти неполные два дня: неожиданное появление Артура, его рассказы про месячное скитание по улицам города и, наконец, их план по «исправлению его жизни».
— Это ты рассказываешь куда увереннее и логичнее, чем то, что при нашем знакомстве. Я даже не знаю, как реагировать. Знаешь, я не то что бы неверующий, но я уж точно никогда не сталкивался с подобным. Твои слова звучат совершенно невозможно, но при этом — убедительно. Но пока я тебе всё-таки не верю. Сможешь заставить меня поверить?
Агата смешалась, но тут же расправила плечи и кивнула.
— Думаю, да. Попробую хотя бы. Ты всё равно уже наверняка считаешь меня сумасшедшей. Мне нечего терять.
— Ничего я не считаю, — Паша по-доброму улыбнулся ей. — Я ещё не видел доказательств ни того, ни другого, поэтому пока всего-навсего проявляю интерес. Я один из немногих людей, которые больше всего на свете хотели бы ещё раз поговорить с Артуром. Так что я готов.
— Хорошо, тогда что ты делаешь в понедельник утром? Моя тётя уйдёт на работу, ты придёшь ко мне, и я попытаюсь всё тебе доказать.
— Договорились, — хмыкнул Паша. — Во сколько?
— Н-ну… давай в одиннадцать.
— Замётано, — Паша потрепал себя по волосам. — Ну, а пока, может, посидим тут ещё чуть-чуть? Я закажу нам что-нибудь.
Агата смущённо улыбнулась и кивнула. Ей сложно было осознать и принять факт того, что Паша не оттолкнул её и не высмеял, и она определённо хотела бы поговорить с ним ещё немного. Когда он вернулся из бара с двумя стаканами и тарелкой с закуской, Агата ощутила странный трепет радости.
— Итак, начнём с простого, — сказал он, поставив всё на стол и поудобнее устроившись на диване. — Какую музыку предпочитаешь?
— В основном я слушаю Квин, — скромно ответила Агата. — Но думаю, скоро начну слушать что-нибудь из рок-н-ролла.
— Квин — это замечательно! Фредди — мой кумир с детства.
— Мой тоже, — воодушевлённо подхватила Агата. — Я готова часами говорить на эту тему, и этим часто надоедаю, так что, думаю, стоит переключиться на что-нибудь…
— Да в чём проблема? Давай говорить про Фредди и Квин!
И, начав с Queen, они продолжили рок-н-роллом и восхищением шестидесятыми. Паша так увлекательно описывал свою любовь к той эпохе, что постепенно и Агата втянулась в это. Было часто и так, что, когда один заходился эмоциями и страстью, другой подхватывал это, и оба они уже не пытались выразить чувства словами, а смеялись или верещали, в самом прямом смысле этого слова. Летели минуты, часы, но им не хотелось расставаться. Однако, в один момент заглянув в телефон и увидев время, Агата засуетилась. Тётя Белла всегда так волнуется, когда она приходит поздно. Они вышли из клуба вместе, не переставая говорить, и лишь когда пришли на безлюдную автобусную остановку, Паша прервал оживлённое обсуждение и спросил:
— Кстати, а куда приходить-то?
— Приходить? — в непонимании переспросила Агата, но тут же спохватилась. — Ах да! Я напишу тебе адрес во ВКонтакте.
— Ты знаешь мой профиль?
— Артур показал, — невинно пролепетала Агата. — Чтобы я могла тебя узнать.
— Ясно, — с усмешкой, которая, видимо, была неотъемлемой частью его мимики, протянул Паша. — Тогда буду ждать. Значит, в понедельник в одиннадцать?
— Именно так, — уверенно ответила Агата. Она поглядела на дорогу и с сожалением поняла, что автобус скоро подъедет.
— Что ж, тогда до понедельника, — и, ничего более не сказав, Паша сжал её в объятиях.
Агата взглянула на него снизу вверх. Её руки были зажаты между ней и им, и она зачем-то ухватилась за его пиджак.
— Я обязательно послушаю сегодня Чака Берри, — так же зачем-то сказала она, и Паша коротко рассмеялся.
— Ловлю на слове.
Он отступил лишь тогда, когда полупустой автобус открыл двери. Агата, пробормотав что-то вроде «до встречи», запрыгнула в транспорт и быстро проследовала к сидениям, стараясь не смотреть более на Пашу, который — она знала — не сводил с неё взгляда. Когда же автобус двинулся с места, и остановка стала постепенно отдаляться, Агата выдохнула и слегка сползла на своём кресле. Она коснулась кончиками пальцев своих горящих щёк и закрыла глаза, прокручивая в голове прошедший день. Раз за разом она возвращалась к моменту, когда ненадолго воспарила над полом в его сильных руках, и это всё более распаляло её смущение и вместе с тем — желание вновь его увидеть. Благо, такая возможность представится ей в понедельник. Осталось лишь подождать один день. Всего один день.
Летний закат окрасил московские улицы в розовато-оранжевый цвет. Автобус размеренно катил по дороге, минуя старинные здания и площади. Солнце, уже цепляющееся за горизонт, проглядывало между домами, отчего приходилось жмуриться, но Агата не собиралась пересаживаться с любимых мест наверху, возле большого окна. Переход от воспоминаний о прошедшем дне к воспоминаниям о более давнем времени произошёл совсем незаметно. Как это часто бывало с ней теперь, все позитивные мысли быстро съедались тёмными, угнетающими размышлениями. Паша был очень мил с ней, даже после её признания, и это в каком-то смысле выбило её из колеи, ведь насмешки и оскорбительные замечания стали чем-то совершенно обыденным. Возможно, будь он более жесток с ней, Агате было бы проще справиться с эмоциями. Ведь за то время, что её ненавидели в школе, она успела обрасти достаточной толщины панцирем, за которым было удобно и привычно скрываться. Хорошее отношение давно стало для неё иллюзией, которой она порой обманывалась, стоило ей захотеть хоть немного общения с людьми.
Почему всё так обернулось? Идея о том, что дети расплачиваются за ошибки родителей, всегда была достаточно популярной, но какой в этом смысл, и где справедливость? Агата расплачивалась за то, о чём даже не имела никаких представлений. Какое ей было и есть дело до денежных махинаций её отца? Она виновата разве что только в том, что на деньги, полученные обманными способами, он содержал и её, свою дочь, и жену. Но ведь до определённого момента даже они не знали, каким образом богатеет их кормилец. Агата никогда не вникала в суть того, что произошло. Для неё всё выглядело так, что отец обманывал не только чужих людей, но и свою семью, и это она не могла ему простить. И вместо того, чтобы понести ответственность за свои деяния, или хотя бы попытаться разрешить ситуацию, её папа сбежал от проблем в Амстердам (куда уж банальнее!). Тогда-то Агата поняла, что герой, которым она с детства восхищалась, тот, чей авторитет в её мире был неоспорим, мужчина, который был для неё защитником и идеалом — этот человек оказался низким, бесчестным существом, не способным уберечь ни себя, ни свою семью. Поначалу она ощущала жестокое сокрушение, потом — лишь горькое разочарование. Сначала она ненавидела отца, потом ей стало его жаль, а затем все эти чувства превратились в спокойное презрение, которое, в свою очередь, привело её к полному прекращению общения с родителем. Она не жалела себя (хотя в первые дни вопрос «за что мне это?» часто посещал её), но ей было очень жаль маму. Анна Сергеевна, как её часто в шутку называли дома, искренне любила мужа — своего Мишеньку, и, несмотря на все его недостатки и поступки, продолжала любить. Эта наивная женщина была мало приспособлена для жизни, и потому часто за кого-то цеплялась. Однако муж стал для неё не только спасительным крючком, но и счастьем, о котором мечтают многие. Пусть счастье это и подкреплялось только лишь тем, что Анна сама не желала признавать реальность. Агата знала, что мать пойдёт за отцом куда угодно, и так оно и случилось. Агата наотрез отказалась уезжать куда-либо: ей не хотелось оставлять привычную жизнь, друзей из-за оплошности другого человека. Поэтому, оперативно спихнув дочь на сестру жены, виновник всех проблем улетел в Нидерланды. Так Агата осталась фактически без родителей, а ещё — без друзей и привычной жизни, которую хотела сохранить.
Очень скоро она поняла, что отношение в школе к ней резко изменилось. Знакомые из общих компаний перестали звать на совместные прогулки, одноклассники стали посмеиваться и перешёптываться за спиной, а две лучшие подруги — Катя и Соня, в какой-то момент охладели к Агате и постепенно отдалились от неё, не объясняя причины. Хотя, причина и так была понятна. От тёти Беллы Агата узнала, что отец «разводил» не только незнакомых ему людей, но и партнёров по бизнесу, многие из которых являлись родителями её одноклассников. В тот момент Агата пережила ещё одно предательство. Как у него хватило совести?! Её отец потерял свой имидж и деньги, а Агата — близких людей; целый круг общения отказался от неё. Тогда-то, связываясь с мамой, Агата не позволяла ей допускать отца к разговору или переписке. Ей было просто-напросто противно говорить с ним.
Но всё же она надеялась, что скоро всё уляжется: в конце концов, она-то не сделала ничего и никак на сложившуюся ситуацию не влияла. Но этого не произошло. Достаточно быстро лёгкие подкалывания и робкие шептания переросли во что-то мерзкое, унизительное. Агату начали травить. Много обидных прозвищ приклеилось к ней с тех пор, но самое употребляемое — «дочь кидалы», по имени к ней обращаться перестали. И, хоть фигура папы стала для неё теперь ненавистнее всего, поругание его имени чужими людьми всё же отзывалось болью. Всё-таки, именно с ним она пережила многие светлые моменты, он воспитывал её, помогал преодолевать трудности и взращивал в ней веру и любовь к себе. И теперь оказалось, что всё это было неправильно? Что всё его воспитание, наставления, зиждились на лжи? От родителей человек получает первые понимания о добре и зле, о честности и бесчестии, и когда выходит так, что родители сами не всегда соблюдают те правила жизни, что прививают детям, последние могут жестоко разочароваться. И самое отвратительное было то, что она всё ещё любила отца. Конечно, уже не уважала, но всё ещё любила. Он стал причиной всех её проблем, и даже ни разу не извинялся, но это была та глубокая, укоренившаяся любовь, которую Агата уже не в силах была отвергнуть. Хотя очень хотелось. Ей было бы проще целиком и полностью ненавидеть его, чем испытывать те противоречивые чувства, что пожирали её разум. Ведь так она не могла винить отца во всём, поэтому винила и себя тоже, хотя бы за то, что была его дочерью.
Школа перестала быть для неё местом возможностей и радости. Она стала адом. Негативные эмоции стали превалировать над позитивными, Агата всё чаще погружалась в мрачные раздумья, и всё чаще душу её обволакивало липкое ощущение вины и ненависти. Разрывающие изнутри чувства требовали выхода, и Агата не видела способа лучше, чем вредить себе. Физическая боль ненадолго заглушала душевную, и становилось легче. Ей казалось, что каждая рана высвобождает скверну, что, как она считала, засела в ней. И действительно, на какое-то время удавалось забываться, она чувствовала себя лучше, но вскоре вновь падала в бездну. Этому не было конца. Её словно окунали в воду, держали там долгое время, а затем давали вдохнуть, позволяли решить, будто всё кончено — и потом снова и снова топили. Более того, у неё начались (как она думала) галлюцинации. Агата видела людей. Поначалу это были размытые силуэты, маячащие по комнате, затем она стала различать их лица — слишком реалистичные для плода воображения, вскоре лица заговорили, и постепенно к ним прирастали тела. Люди говорили невнятно, некоторые просили помощи, но Агата до жути боялась их и пила таблетки, лишь бы прекратить этот ужас. На какое-то время люди исчезали, но, стоило психотерапевту, решившему, что всё пошло на спад, снизить дозу, как всё возвращалось. Агата была в отчаянии. Она знала, что всё хорошее, что она порой испытывает, быстро кончится, и ей снова придётся бороться за ясный ум. Но она устала бороться.
Когда очередной прилив ненависти к себе ударил в голову, Агата не стала сопротивляться. Тогда ей повезло, что тётя была на больничном, и, следовательно, не находилась на работе. Она заметила, что племянница слишком засиделась в ванной, но не могла достучаться, и забила тревогу, когда услышала глухой удар обессиленного тела о пол. Агата сама испугалась того, что сотворила с собой. После потери сознания она будто бы моментально оказалась в больнице с перевязанными руками. Несколько следующих месяцев она боялась смотреть на руки: настолько её пугали несколько заживающих глубоких ран, которые она успела сделать, пока, и без того измученная переживаниями и страданиями, не упала в обморок. От одного вида этих уродливых шрамов хотелось рыдать, и Агата решила — больше никогда. Никогда она не позволит себе поддаться порыву и сделать что-то плохое.
— Почему ты говоришь «при жизни»? — Агата строго нахмурилась. — Он, вообще-то, всё ещё жив!
— Живо только его тело, а вот с личностью, думаю, покончено, — на лице Паши возникла печальная ухмылка, и Агата поняла, что Артур с некоторых пор прощён. И в понимании Паши — посмертно. — После таких травм мало кто остаётся тем, кем был. Если вообще выживает.
— Ничего не покончено, — проворчала Агата.
— С чего ты вообще так себя ведёшь? Так заботишься о нём. Какой теперь смысл!
— Смысл есть! — жарко воскликнула Агата. — Вот только… если я скажу тебе, ты не поверишь, — она закусила губу. Ей ещё не доводилось кому-либо открыто заявлять о своих способностях, но трогательный вид Паши и его уверенность в том, что его друг мёртв, заставляли её убедить его, что ничего ещё не потеряно.
— А ты скажи. Хотя бы ради того, чтобы утолить моё любопытство.
Агата заглянула в его карие глаза и долго молчала, стараясь справиться с нервозностью. Ей меньше всего хотелось, чтобы он назвал её сумасшедшей. Ей и впрямь понравился этот клуб, танцы и он сам. Впервые за долгое время, с тех самых пор, как от неё отвернулись все из-за скандала, она могла просто посмеяться и повеселиться с кем-то. И было бы жестоко, если всё это кончилось бы сейчас же. Беспокойно поёрзав по стулу, она выдохнула и всё же произнесла:
— Дело в том, что у меня есть дар. Я могу видеть призраков. Раньше это были только мёртвые люди, но с Артуром всё по-другому. Он в коме, но тем не менее находится как бы между мирами. Это странно, но это так. И я пойму, если ты не поверишь мне. Но я не оставлю это просто так. Он и впрямь хочет с тобой объясниться, и сделает всё, чтобы ты поверил мне. И ему.
Следующие полминуты прошли мучительно. Паша смотрел на неё в упор. Музыка вокруг будто одномоментно стихла, и все люди вмиг исчезли. Сердце в груди Агаты колотилось так, что она отчётливо слышала его стук.
— Признаюсь, ты меня удивила, — всё-таки ответил он, совершенно обескураженный. — Не знаю, зачем тебе это, но это слишком абсурдно, чтобы быть неправдой. Наверно.
— Я и пришла сюда не просто так, как ты понимаешь. Артур сказал, что ты любишь проводить здесь свободное время. Я не могла этого знать. Как и не знала тебя до вчерашнего дня.
— Тогда сейчас он рядом с тобой?
— Нет, — Агата качнула головой. — Он у меня в квартире. Он не может отходить от тела слишком далеко, и так вышло, что я живу как раз рядом с больницей, в которой он находится.
И она выложила ему всё, что успело произойти за эти неполные два дня: неожиданное появление Артура, его рассказы про месячное скитание по улицам города и, наконец, их план по «исправлению его жизни».
— Это ты рассказываешь куда увереннее и логичнее, чем то, что при нашем знакомстве. Я даже не знаю, как реагировать. Знаешь, я не то что бы неверующий, но я уж точно никогда не сталкивался с подобным. Твои слова звучат совершенно невозможно, но при этом — убедительно. Но пока я тебе всё-таки не верю. Сможешь заставить меня поверить?
Агата смешалась, но тут же расправила плечи и кивнула.
— Думаю, да. Попробую хотя бы. Ты всё равно уже наверняка считаешь меня сумасшедшей. Мне нечего терять.
— Ничего я не считаю, — Паша по-доброму улыбнулся ей. — Я ещё не видел доказательств ни того, ни другого, поэтому пока всего-навсего проявляю интерес. Я один из немногих людей, которые больше всего на свете хотели бы ещё раз поговорить с Артуром. Так что я готов.
— Хорошо, тогда что ты делаешь в понедельник утром? Моя тётя уйдёт на работу, ты придёшь ко мне, и я попытаюсь всё тебе доказать.
— Договорились, — хмыкнул Паша. — Во сколько?
— Н-ну… давай в одиннадцать.
— Замётано, — Паша потрепал себя по волосам. — Ну, а пока, может, посидим тут ещё чуть-чуть? Я закажу нам что-нибудь.
Агата смущённо улыбнулась и кивнула. Ей сложно было осознать и принять факт того, что Паша не оттолкнул её и не высмеял, и она определённо хотела бы поговорить с ним ещё немного. Когда он вернулся из бара с двумя стаканами и тарелкой с закуской, Агата ощутила странный трепет радости.
— Итак, начнём с простого, — сказал он, поставив всё на стол и поудобнее устроившись на диване. — Какую музыку предпочитаешь?
— В основном я слушаю Квин, — скромно ответила Агата. — Но думаю, скоро начну слушать что-нибудь из рок-н-ролла.
— Квин — это замечательно! Фредди — мой кумир с детства.
— Мой тоже, — воодушевлённо подхватила Агата. — Я готова часами говорить на эту тему, и этим часто надоедаю, так что, думаю, стоит переключиться на что-нибудь…
— Да в чём проблема? Давай говорить про Фредди и Квин!
И, начав с Queen, они продолжили рок-н-роллом и восхищением шестидесятыми. Паша так увлекательно описывал свою любовь к той эпохе, что постепенно и Агата втянулась в это. Было часто и так, что, когда один заходился эмоциями и страстью, другой подхватывал это, и оба они уже не пытались выразить чувства словами, а смеялись или верещали, в самом прямом смысле этого слова. Летели минуты, часы, но им не хотелось расставаться. Однако, в один момент заглянув в телефон и увидев время, Агата засуетилась. Тётя Белла всегда так волнуется, когда она приходит поздно. Они вышли из клуба вместе, не переставая говорить, и лишь когда пришли на безлюдную автобусную остановку, Паша прервал оживлённое обсуждение и спросил:
— Кстати, а куда приходить-то?
— Приходить? — в непонимании переспросила Агата, но тут же спохватилась. — Ах да! Я напишу тебе адрес во ВКонтакте.
— Ты знаешь мой профиль?
— Артур показал, — невинно пролепетала Агата. — Чтобы я могла тебя узнать.
— Ясно, — с усмешкой, которая, видимо, была неотъемлемой частью его мимики, протянул Паша. — Тогда буду ждать. Значит, в понедельник в одиннадцать?
— Именно так, — уверенно ответила Агата. Она поглядела на дорогу и с сожалением поняла, что автобус скоро подъедет.
— Что ж, тогда до понедельника, — и, ничего более не сказав, Паша сжал её в объятиях.
Агата взглянула на него снизу вверх. Её руки были зажаты между ней и им, и она зачем-то ухватилась за его пиджак.
— Я обязательно послушаю сегодня Чака Берри, — так же зачем-то сказала она, и Паша коротко рассмеялся.
— Ловлю на слове.
Он отступил лишь тогда, когда полупустой автобус открыл двери. Агата, пробормотав что-то вроде «до встречи», запрыгнула в транспорт и быстро проследовала к сидениям, стараясь не смотреть более на Пашу, который — она знала — не сводил с неё взгляда. Когда же автобус двинулся с места, и остановка стала постепенно отдаляться, Агата выдохнула и слегка сползла на своём кресле. Она коснулась кончиками пальцев своих горящих щёк и закрыла глаза, прокручивая в голове прошедший день. Раз за разом она возвращалась к моменту, когда ненадолго воспарила над полом в его сильных руках, и это всё более распаляло её смущение и вместе с тем — желание вновь его увидеть. Благо, такая возможность представится ей в понедельник. Осталось лишь подождать один день. Всего один день.
Глава 4
Летний закат окрасил московские улицы в розовато-оранжевый цвет. Автобус размеренно катил по дороге, минуя старинные здания и площади. Солнце, уже цепляющееся за горизонт, проглядывало между домами, отчего приходилось жмуриться, но Агата не собиралась пересаживаться с любимых мест наверху, возле большого окна. Переход от воспоминаний о прошедшем дне к воспоминаниям о более давнем времени произошёл совсем незаметно. Как это часто бывало с ней теперь, все позитивные мысли быстро съедались тёмными, угнетающими размышлениями. Паша был очень мил с ней, даже после её признания, и это в каком-то смысле выбило её из колеи, ведь насмешки и оскорбительные замечания стали чем-то совершенно обыденным. Возможно, будь он более жесток с ней, Агате было бы проще справиться с эмоциями. Ведь за то время, что её ненавидели в школе, она успела обрасти достаточной толщины панцирем, за которым было удобно и привычно скрываться. Хорошее отношение давно стало для неё иллюзией, которой она порой обманывалась, стоило ей захотеть хоть немного общения с людьми.
Почему всё так обернулось? Идея о том, что дети расплачиваются за ошибки родителей, всегда была достаточно популярной, но какой в этом смысл, и где справедливость? Агата расплачивалась за то, о чём даже не имела никаких представлений. Какое ей было и есть дело до денежных махинаций её отца? Она виновата разве что только в том, что на деньги, полученные обманными способами, он содержал и её, свою дочь, и жену. Но ведь до определённого момента даже они не знали, каким образом богатеет их кормилец. Агата никогда не вникала в суть того, что произошло. Для неё всё выглядело так, что отец обманывал не только чужих людей, но и свою семью, и это она не могла ему простить. И вместо того, чтобы понести ответственность за свои деяния, или хотя бы попытаться разрешить ситуацию, её папа сбежал от проблем в Амстердам (куда уж банальнее!). Тогда-то Агата поняла, что герой, которым она с детства восхищалась, тот, чей авторитет в её мире был неоспорим, мужчина, который был для неё защитником и идеалом — этот человек оказался низким, бесчестным существом, не способным уберечь ни себя, ни свою семью. Поначалу она ощущала жестокое сокрушение, потом — лишь горькое разочарование. Сначала она ненавидела отца, потом ей стало его жаль, а затем все эти чувства превратились в спокойное презрение, которое, в свою очередь, привело её к полному прекращению общения с родителем. Она не жалела себя (хотя в первые дни вопрос «за что мне это?» часто посещал её), но ей было очень жаль маму. Анна Сергеевна, как её часто в шутку называли дома, искренне любила мужа — своего Мишеньку, и, несмотря на все его недостатки и поступки, продолжала любить. Эта наивная женщина была мало приспособлена для жизни, и потому часто за кого-то цеплялась. Однако муж стал для неё не только спасительным крючком, но и счастьем, о котором мечтают многие. Пусть счастье это и подкреплялось только лишь тем, что Анна сама не желала признавать реальность. Агата знала, что мать пойдёт за отцом куда угодно, и так оно и случилось. Агата наотрез отказалась уезжать куда-либо: ей не хотелось оставлять привычную жизнь, друзей из-за оплошности другого человека. Поэтому, оперативно спихнув дочь на сестру жены, виновник всех проблем улетел в Нидерланды. Так Агата осталась фактически без родителей, а ещё — без друзей и привычной жизни, которую хотела сохранить.
Очень скоро она поняла, что отношение в школе к ней резко изменилось. Знакомые из общих компаний перестали звать на совместные прогулки, одноклассники стали посмеиваться и перешёптываться за спиной, а две лучшие подруги — Катя и Соня, в какой-то момент охладели к Агате и постепенно отдалились от неё, не объясняя причины. Хотя, причина и так была понятна. От тёти Беллы Агата узнала, что отец «разводил» не только незнакомых ему людей, но и партнёров по бизнесу, многие из которых являлись родителями её одноклассников. В тот момент Агата пережила ещё одно предательство. Как у него хватило совести?! Её отец потерял свой имидж и деньги, а Агата — близких людей; целый круг общения отказался от неё. Тогда-то, связываясь с мамой, Агата не позволяла ей допускать отца к разговору или переписке. Ей было просто-напросто противно говорить с ним.
Но всё же она надеялась, что скоро всё уляжется: в конце концов, она-то не сделала ничего и никак на сложившуюся ситуацию не влияла. Но этого не произошло. Достаточно быстро лёгкие подкалывания и робкие шептания переросли во что-то мерзкое, унизительное. Агату начали травить. Много обидных прозвищ приклеилось к ней с тех пор, но самое употребляемое — «дочь кидалы», по имени к ней обращаться перестали. И, хоть фигура папы стала для неё теперь ненавистнее всего, поругание его имени чужими людьми всё же отзывалось болью. Всё-таки, именно с ним она пережила многие светлые моменты, он воспитывал её, помогал преодолевать трудности и взращивал в ней веру и любовь к себе. И теперь оказалось, что всё это было неправильно? Что всё его воспитание, наставления, зиждились на лжи? От родителей человек получает первые понимания о добре и зле, о честности и бесчестии, и когда выходит так, что родители сами не всегда соблюдают те правила жизни, что прививают детям, последние могут жестоко разочароваться. И самое отвратительное было то, что она всё ещё любила отца. Конечно, уже не уважала, но всё ещё любила. Он стал причиной всех её проблем, и даже ни разу не извинялся, но это была та глубокая, укоренившаяся любовь, которую Агата уже не в силах была отвергнуть. Хотя очень хотелось. Ей было бы проще целиком и полностью ненавидеть его, чем испытывать те противоречивые чувства, что пожирали её разум. Ведь так она не могла винить отца во всём, поэтому винила и себя тоже, хотя бы за то, что была его дочерью.
Школа перестала быть для неё местом возможностей и радости. Она стала адом. Негативные эмоции стали превалировать над позитивными, Агата всё чаще погружалась в мрачные раздумья, и всё чаще душу её обволакивало липкое ощущение вины и ненависти. Разрывающие изнутри чувства требовали выхода, и Агата не видела способа лучше, чем вредить себе. Физическая боль ненадолго заглушала душевную, и становилось легче. Ей казалось, что каждая рана высвобождает скверну, что, как она считала, засела в ней. И действительно, на какое-то время удавалось забываться, она чувствовала себя лучше, но вскоре вновь падала в бездну. Этому не было конца. Её словно окунали в воду, держали там долгое время, а затем давали вдохнуть, позволяли решить, будто всё кончено — и потом снова и снова топили. Более того, у неё начались (как она думала) галлюцинации. Агата видела людей. Поначалу это были размытые силуэты, маячащие по комнате, затем она стала различать их лица — слишком реалистичные для плода воображения, вскоре лица заговорили, и постепенно к ним прирастали тела. Люди говорили невнятно, некоторые просили помощи, но Агата до жути боялась их и пила таблетки, лишь бы прекратить этот ужас. На какое-то время люди исчезали, но, стоило психотерапевту, решившему, что всё пошло на спад, снизить дозу, как всё возвращалось. Агата была в отчаянии. Она знала, что всё хорошее, что она порой испытывает, быстро кончится, и ей снова придётся бороться за ясный ум. Но она устала бороться.
Когда очередной прилив ненависти к себе ударил в голову, Агата не стала сопротивляться. Тогда ей повезло, что тётя была на больничном, и, следовательно, не находилась на работе. Она заметила, что племянница слишком засиделась в ванной, но не могла достучаться, и забила тревогу, когда услышала глухой удар обессиленного тела о пол. Агата сама испугалась того, что сотворила с собой. После потери сознания она будто бы моментально оказалась в больнице с перевязанными руками. Несколько следующих месяцев она боялась смотреть на руки: настолько её пугали несколько заживающих глубоких ран, которые она успела сделать, пока, и без того измученная переживаниями и страданиями, не упала в обморок. От одного вида этих уродливых шрамов хотелось рыдать, и Агата решила — больше никогда. Никогда она не позволит себе поддаться порыву и сделать что-то плохое.
