— Они стали ненужными в мире, где все определялось деньгами, они были немым укором тем, кто жаждал только успеха, раздражали самим своим существованием, своей непохожестью на других. Ведь такие люди не приемлют корысти и лжи, им нужно служить настоящему делу, отдавая всего себя. А раз такого дела здесь нет, то они просто отстраняются от мира, чувствуя себя в нем лишними. Они неспособны просто жить, ни к чему, кроме собственного успеха, не стремясь — им нужно нечто большее. Не все из таких, правда, становятся неформалами. Кое-кто находит себя в армии, другие занимаются каким-то искусством, например пишут песни, картины или книги, третьи просто бродят по миру в тайной надежде найти свой путь, но так и не находят. Обычно. А сейчас им открылись все дороги, но, учтите, эти дороги только для них, нас туда просто не пустят. Мы там не нужны.
Патриарх на мгновение замолчал, тряхнул головой и тоскливо посмотрел на полковника:
— Вы, наверное, хотите также знать, чем они так важны для нашего мира? Дело в том, что они обычно лучше, честнее и добрее окружающих, что, впрочем, ясно из уже сказанного, но я повторю. А поэтому плохо приспосабливаются, да и не хотят этого делать. Но самим своим существованием они дают другим пример, не позволяют окончательно оскотиниться. И вот они уходят. Вы представляете во что превратится человечество без них?.. Я — нет...
— Когда массово уходили байкеры, я ощутил, словно из мира вырвали что-то живое... — задумчиво произнес Новицкий. — Возможно, это была реакция того, что Вернадский назвал ноосферой?
— Не уверен... — качнул головой Патриарх. — Церковь, как вы знаете, официально не признает данную теорию.
— Да плевать я хотел на то, что вы признаете или не признаете! — снова взорвался полковник. — Я к вам пришел, чтобы спросить совета! Что делать?!! Это мне скажите! А свои догмы оставьте при себе!
— Я уже говорил, что мы вызвали в столицу лучших священников, — вздохнул Патриарх. — Настоящих. Неформалы, к счастью, уходят не все вместе, а постепенно. Мы хотим попытаться поговорить с ними, попросить не уходить. Должны же они понимать, на что обрекают нас?!.
— Думаю, мы их так достали, что им уже все равно... — обреченно махнул рукой Новицкий. — А наше ведомство на них еще и настоящую охоту затеяло. Хорошо хоть никого убить не успели, вовремя спохватились...
— Именно, что вовремя, — с какой-то непонятной интонацией подтвердил патриарх. — Может, и вам стоит попробовать поговорить с уходящими?
— И что мне им сказать? — иронично поинтересовался полковник. — Я не оратор. У ваших монахов будет больше шансов.
— Сомневаюсь. Неформалы если кого и уважают не из своих, то только людей, полностью отдающих себя делу, не рвачей. Бизнесменов на дух не переносят, считают, что именно они своей бесконечной алчностью привели мир к краю пропасти. По крайней мере, так говорили немногие неформалы, с которыми нам удалось пообщаться. Еще до этих событий. К сожалению, мы не восприняли их слова всерьез...
— А вы сами разве не бизнесмены?.. — язвительно поинтересовался Новицкий. — И как это совмещается с заповедями Христовыми? Помните, как Христос поганой метлой выгнал всех менял из Храма Божьего? А вы что делаете?! А потом удивляетесь, что к вам не идут?! Люди же не слепые, они все видят!
— По больному режете... — опустил голову Патриарх. — Думаете, я всего этого не понимаю?.. Понимаю, но опять же ничего поделать не могу. Система сильнее меня! Но сейчас речь уже не об этом — сейчас речь о том, будем мы вообще или нет. Понимаете?!
— Понимаю, — скрипнул зубами полковник. — Теперь уже понимаю. Что ж, благодарю за информацию. Прошу, если у вас получится переговорить с уходящими, сообщить мне обо всем, что они скажут.
— Сообщим, — пообещал Патриарх.
— Всего доброго!
Новицкий вспоминал этот разговор и кривился. Ничего у попов не вышло! Неформалы говорили одно, хоть и по-разному — поздно. Уже все поздно, все предопределено, ничего изменить нельзя. А сказав это, уходили все в тот же золотой туман, будь он проклят.
— Сергей Иванович! — в кабинет вихрем ворвался капитан Краснов. — Сергей Иванович, беда!
— Что еще на наши головы?.. — устало спросил Новицкий.
— Музыканты уходят! — с отчаянием выдохнул капитан.
— Что?! Как?! — вскочил полковник
Новицкого просто затрясло от этого известия. Да что же это такое?! Да как же можно?! Они что, с ума все посходили?! Неужто не понимают, что творят?! Неужто совсем у них ни сочувствия, ни доброты не осталось?! Уходят! А подумать об остающихся трудно?! Ведь это тоже люди! Обычные, живые люди! Да, пусть в чем-то плохие, но живые! За что с ними так?! Как можно оставить их без защиты?!
— Рассказывай... — глухо произнес полковник, падая в кресло.
— А что тут скажешь?.. — на жестком лице Краснова появилось выражение какой-то затаенной боли. — Началось все вчерашним вечером, на концерте известных металл-групп, когда они решили сыграть одну песню все вместе. Произошло что-то невероятное, струны гитар вдруг засветились призрачным светом. То, что сыграли после этого ребята — это невозможно! Я с трудом достал билет и был на этом концерте, видел все сам. Их музыка выворачивала душу, зал выл и стонал, такого никто еще ни разу не слышал. А затем музыкантов скрыл серебряный — не золотой, а серебряный! — туман! Когда он развеялся, на сцене никого не было...
Он опустил голову и добавил:
— Мало того, почти треть зала тоже оказалась пуста...
— Господи, смилуйся... — в отчаянии простонал Новицкий. — За что Ты так?!.
— И это еще не все, — хмуро посмотрел на него Краснов. — Придя утром на службу, я потребовал доставить мне сводки по всем городам России. Я имею в виду сводки по исчезнувшим музыкантам, даже по малоизвестным. Так вот, за вчерашний день ушли в серебряный туман больше четырехсот человек. И это продолжается. Два часа назад томский симфонический оркестр сыграл реквием Моцарта и после этого исчез почти в полном составе, оставив только дирижера и двух скрипачей. Я передал в томский ФСБ приказ допросить этих троих.
— Не только их самих, но и все их окружение, — насторожился полковник. — У нас появилась возможность понять критерии отбора уходящих. У меня есть подозрение, что оставшиеся — морально нечистоплотные люди, потому их и не взяли.
— Иначе говоря, моральные уроды, — криво усмехнулся капитан.
— В общем, да, но не стоит об этом, — вздохнул Новицкий. — Поговорить бы с кем-то из уходящих, чтобы хоть что-то понять...
— У нас есть такая возможность, — неожиданно сообщил Краснов.
— Что ты имеешь в виду? — резко выпрямился полковник.
— В подземном переходе в квартале от нас сейчас поет паренек, бросив на пол открытый футляр от гитары. Я обратил на него внимание, когда ходил на обед. И каким-то образом понял, что этот паренек на грани ухода. Сергей Иванович, я не знаю как это ощутил, но ручаюсь, что прав. Что внутри меня уверено в этом...
— Пошли! — быстро вскочил Новицкий. — Надеюсь, успеем.
Они поспешили покинуть кабинет, скатились по лестнице на первый этаж и, покинув контору, буквально за несколько минут проскочили квартал и спустились в подземный переход. Краснов не ошибся — там действительно стоял парнишка лет двадцати, с длинными немытыми волосами, в старой, потертой джинсовой куртке. Он что-то наигрывал, мелодия плыла по переходу, но мало кто обращал на нее внимание — у людей хватало своих забот.
Полковник подошел вплотную к музыканту и посмотрел ему в глаза. Там то и дело вспыхивали серебряные искры. И Новицкий осознал, что капитан был прав — этот парень действительно вот-вот уйдет, он уже не здесь, он просто прощается с этим миром. Полковник достал из кошелька пятитысячную купюру и бросил ее в гитарный футляр, однако музыкант не обратил на это никакого внимания, продолжая играть. Мелодия нарастала, становилась тревожной и зовущей куда-то. А куда? Хотелось бы Новицкому это понять. А ведь гитарист сейчас уйдет...
— Погодите! — буквально взмолился он. — Не уходите еще! Неужели вы не понимает, что творите?! Мы же живые! Не бросайте нас...
— А вы уверены, что живые? — музыкант повернул голову, его глаза стали уже полностью серебряными. — Я — нет. И вы сами решили стать такими, как есть. Сами! Так и отвечайте за все сами, я вам не судья, я просто не хочу быть с вами.
Он посмотрел на Краснова, как-то странно улыбнулся и сказал:
— А с тобой, истинный воин, мы еще встретимся, ТАМ встретимся.
Музыкант показал рукой куда-то в сторону.
— Ну объясните хотя бы, что происходит! — чуть не взвыл Новицкий.
— Это не моя задача, — с доброй улыбкой ответил парень. — Пусть воин тебе объяснит перед уходом, он уже почти понял. А потом к тебе придут.
Его пальцы пробежались по струнам, которые были уже не струнами, а походили, скорее, на лучи света. Мелодия набрала силу, покрыла собой все вокруг, заставила всех проходивших мимо людей замереть на месте и вспомнить все лучшее, что было в их жизни. Последний аккорд — и музыканта скрыл серебряный туман. А затем развеялся. Гитарист ушел.
Новицкий беспомощно повернулся к Краснову и оторопел. В глазах того плескались стального оттенка волны, он как-то непонятно улыбался, словно видел нечто недоступное другим.
— Саша, что с тобой?! — встревоженно выдохнул полковник.
— Все в порядке, Сергей Иванович, — голос капитана был звучен, в нем как будто грохотали отзвуки грома. — Теперь — точно все в порядке. Теперь я знаю.
— Что ты знаешь?! — рванулся к нему Новицкий. — Что?!
— Какой же мрази мы служим... И как мы все просрали... Нет у этого мира будущего, поймите, Сергей Иванович. Он уже мертв. Купи-продайчики убили все, а прежде всего, души — и свои, и чужие. Как вы знаете, честь для меня не пустой звук.
— Знаю, Саша... — подтвердил полковник. — Я тоже старался жить по чести, но не всегда получалось. Но ты так и не объяснил, что с тобой?
— Ничего, я просто ухожу... — широко улыбнулся Краснов, в его льдисто-стальных глазах горела детская, шальная радость. — Ухожу туда, где еще ценятся честь и верность слову, где можно служить не подонкам, где у власти те, кому служить не зазорно.
— И ты?.. — невольно отступил на шаг Новицкий, на его лице проступила боль.
— И я, — подтвердил Краснов. — Скоро уйдут все воины чести. Знаете, Сергей Иванович, у вас тоже есть шанс. Больше ничего не могу сказать. Простите, но сейчас вы просто не поймете. Надеюсь, свидимся!
Он помахал рукой и ступил в возникшую позади светло-голубую дымку.
— Постой! — ринулся за ним полковник, но наткнулся на стену.
«Тебе еще рано...» — раздался в голове чей-то безличный голос.
Новицкий растерянно смотрел на место, где только что стоял Саша Краснов, которого он знал с ранней юности. И понимал, что раз такие, как Саша, уходят, то здесь действительно все кончено.
Другим, конечно, не скажу.
К чему вселять в друзей тревогу?
Сегодня ночью — ухожу.
Я слишком долго ждал дорогу...
Хэлл
По Невскому проспекту в сторону Финского залива шла большая группа людей разного возраста, одетых в найденные в закромах ролевые одежды — у кого какие нашлись. От кожаных доспехов и самодельных кольчуг до бальных платьев. Полиция старалась не обращать на них никакого внимания — сверху спустили строжайший приказ ни в чем не ущемлять неформалов, что бы те ни творили. Впрочем, они ничего особого и не творили, просто прихлебывали прямо из бутылок и банок различные спиртные напитки.
Прохожие, завидев странную компанию, старались не обращать на нее внимания. Все уже понимали, что эти скоро уйдут в свой непонятный золотой туман. Происходящее пугало людей, вызывало у них недоумение, обиду, растерянность. Они ощущали, что их просто бросают, но не осознавали почему и за что. Однако после устроенного байкерами кошмара подходить к неформалам просто опасались. Кто их знает? Лучше не рисковать.
Постепенно темнело, мертвенным светом загорались фонари, мимо ехали машины, шли люди. А компания все также двигалась в сторону гавани, где их дожидался построенный старым капитаном парусник с командой из молодых юнг, совершивших недавно кругосветку. Полиция в отдалении сопровождала ролевиков, негласно охраняя их — неприятностей никому не хотелось. Пусть уж тихо-мирно убираются, ничего не вытворив напоследок.
— Видал уже, как они сваливают? — спросит молодой полицейский сержант у напарника, пожилого усатого мужика с нашивками лейтенанта.
— Видал... — недовольно пробурчал тот. — Туман золотой поднимается, они туда ныряют — и все. Мы тогда брать их хотели, кинулись следом. Ага, как же! Об ощущениям говорить не буду, тошно.
Он содрогнулся, вспомнив, как нечто огромное и незримое мгновенно оценило всю его жизнь и с отвращением вышвырнуло вон, словно он был каким-то мерзким насекомым. С тех пор лейтенант пытался понять, что же в нем такого отвратительного — ведь жил, как все. Да, брал, так все же брали! Жить-то на что-то надо, сын в институте учится, да и начальству отстегивать регулярно приходится. Он даже сходил в церковь, но ничего, кроме разочарования, это не принесло.
Вскоре компания вышла на стрелку Васильевского острова. Ролевики расселись на парапете и молча подняли вверх банки и бутылки, прощаясь с родным городом. Нева несла мимо них свои мутные воды, за нею виднелся Зимний дворец. Все слова были давно сказано, все итоги подбиты. Каждый взял с собой только самые дорогие вещи на память, но никто не взял оружия, подсознательно зная, что если оно понадобится, то придет само.
— Прощаетесь? — заставил ролевиков повернуть головы сухой, надтреснутый голос.
Перед ними стоял аскетичного вида монах в потрепанной черной рясе. Он с грустью смотрел на компанию, переводя вопрошающий и требовательный взгляд с одного на другого.
— А вам-то что? — безразлично отозвался парень в черных джинсах и синей куртке с множеством карманов. — Вы Его предали! Вот и оставайтесь наедине со своим предательством!
— Стой, Торвин! — положил ему руку на плечо другой, уже седоватый человек с морщинами на осунувшемся лице. — Этот не предавал, этот — настоящий!
— Надо же, — удивился тот. — Такие еще остались? Тогда не удивлюсь, если он и сам вскоре уйдет.
— Но мы же не верим в Единого, для нас есть только боги, и их много... — удивилась девчонка в косухе и не шедших ей светлых джинсах.
— Ты потом поймешь, — печально сказал седой и повернулся к монаху. — Вы что-то хотели?
— Уже ничего... — голос того слегка дрогнул. — Я все увидел. Простите нас, мы не выполнили свой долг, не смогли...
Он понурился и шаркающими шагами двинулся по набережной. Его догнал чей-то голос:
— Такие там тоже нужны!
Однако монах не ответил и вскоре скрылся из виду. Ролевики переглянулись и совершенно одинаково улыбнулись, ощутив его уход туда, куда вскоре уйдут и они сами.
Затем все встали, молча переглянулись и, не обращая внимания на поспешивших отойти полицейских, направились к гавани.
— Добро пожаловать на борт! — широкой улыбкой встретил их старый капитан.
И едва все оказались на корабле, отдал команду поднять паруса. Парусник величаво отвалил от причала и скрылся в золотистой дымке.
За тем, кто прав, никто не пойдет,
Тому, кто свят, никто не поверит...
Надежда на лучшее, книга Исход,
Прилипчивый ужас, дыхание Зверя.
Патриарх на мгновение замолчал, тряхнул головой и тоскливо посмотрел на полковника:
— Вы, наверное, хотите также знать, чем они так важны для нашего мира? Дело в том, что они обычно лучше, честнее и добрее окружающих, что, впрочем, ясно из уже сказанного, но я повторю. А поэтому плохо приспосабливаются, да и не хотят этого делать. Но самим своим существованием они дают другим пример, не позволяют окончательно оскотиниться. И вот они уходят. Вы представляете во что превратится человечество без них?.. Я — нет...
— Когда массово уходили байкеры, я ощутил, словно из мира вырвали что-то живое... — задумчиво произнес Новицкий. — Возможно, это была реакция того, что Вернадский назвал ноосферой?
— Не уверен... — качнул головой Патриарх. — Церковь, как вы знаете, официально не признает данную теорию.
— Да плевать я хотел на то, что вы признаете или не признаете! — снова взорвался полковник. — Я к вам пришел, чтобы спросить совета! Что делать?!! Это мне скажите! А свои догмы оставьте при себе!
— Я уже говорил, что мы вызвали в столицу лучших священников, — вздохнул Патриарх. — Настоящих. Неформалы, к счастью, уходят не все вместе, а постепенно. Мы хотим попытаться поговорить с ними, попросить не уходить. Должны же они понимать, на что обрекают нас?!.
— Думаю, мы их так достали, что им уже все равно... — обреченно махнул рукой Новицкий. — А наше ведомство на них еще и настоящую охоту затеяло. Хорошо хоть никого убить не успели, вовремя спохватились...
— Именно, что вовремя, — с какой-то непонятной интонацией подтвердил патриарх. — Может, и вам стоит попробовать поговорить с уходящими?
— И что мне им сказать? — иронично поинтересовался полковник. — Я не оратор. У ваших монахов будет больше шансов.
— Сомневаюсь. Неформалы если кого и уважают не из своих, то только людей, полностью отдающих себя делу, не рвачей. Бизнесменов на дух не переносят, считают, что именно они своей бесконечной алчностью привели мир к краю пропасти. По крайней мере, так говорили немногие неформалы, с которыми нам удалось пообщаться. Еще до этих событий. К сожалению, мы не восприняли их слова всерьез...
— А вы сами разве не бизнесмены?.. — язвительно поинтересовался Новицкий. — И как это совмещается с заповедями Христовыми? Помните, как Христос поганой метлой выгнал всех менял из Храма Божьего? А вы что делаете?! А потом удивляетесь, что к вам не идут?! Люди же не слепые, они все видят!
— По больному режете... — опустил голову Патриарх. — Думаете, я всего этого не понимаю?.. Понимаю, но опять же ничего поделать не могу. Система сильнее меня! Но сейчас речь уже не об этом — сейчас речь о том, будем мы вообще или нет. Понимаете?!
— Понимаю, — скрипнул зубами полковник. — Теперь уже понимаю. Что ж, благодарю за информацию. Прошу, если у вас получится переговорить с уходящими, сообщить мне обо всем, что они скажут.
— Сообщим, — пообещал Патриарх.
— Всего доброго!
Новицкий вспоминал этот разговор и кривился. Ничего у попов не вышло! Неформалы говорили одно, хоть и по-разному — поздно. Уже все поздно, все предопределено, ничего изменить нельзя. А сказав это, уходили все в тот же золотой туман, будь он проклят.
— Сергей Иванович! — в кабинет вихрем ворвался капитан Краснов. — Сергей Иванович, беда!
— Что еще на наши головы?.. — устало спросил Новицкий.
— Музыканты уходят! — с отчаянием выдохнул капитан.
— Что?! Как?! — вскочил полковник
Новицкого просто затрясло от этого известия. Да что же это такое?! Да как же можно?! Они что, с ума все посходили?! Неужто не понимают, что творят?! Неужто совсем у них ни сочувствия, ни доброты не осталось?! Уходят! А подумать об остающихся трудно?! Ведь это тоже люди! Обычные, живые люди! Да, пусть в чем-то плохие, но живые! За что с ними так?! Как можно оставить их без защиты?!
— Рассказывай... — глухо произнес полковник, падая в кресло.
— А что тут скажешь?.. — на жестком лице Краснова появилось выражение какой-то затаенной боли. — Началось все вчерашним вечером, на концерте известных металл-групп, когда они решили сыграть одну песню все вместе. Произошло что-то невероятное, струны гитар вдруг засветились призрачным светом. То, что сыграли после этого ребята — это невозможно! Я с трудом достал билет и был на этом концерте, видел все сам. Их музыка выворачивала душу, зал выл и стонал, такого никто еще ни разу не слышал. А затем музыкантов скрыл серебряный — не золотой, а серебряный! — туман! Когда он развеялся, на сцене никого не было...
Он опустил голову и добавил:
— Мало того, почти треть зала тоже оказалась пуста...
— Господи, смилуйся... — в отчаянии простонал Новицкий. — За что Ты так?!.
— И это еще не все, — хмуро посмотрел на него Краснов. — Придя утром на службу, я потребовал доставить мне сводки по всем городам России. Я имею в виду сводки по исчезнувшим музыкантам, даже по малоизвестным. Так вот, за вчерашний день ушли в серебряный туман больше четырехсот человек. И это продолжается. Два часа назад томский симфонический оркестр сыграл реквием Моцарта и после этого исчез почти в полном составе, оставив только дирижера и двух скрипачей. Я передал в томский ФСБ приказ допросить этих троих.
— Не только их самих, но и все их окружение, — насторожился полковник. — У нас появилась возможность понять критерии отбора уходящих. У меня есть подозрение, что оставшиеся — морально нечистоплотные люди, потому их и не взяли.
— Иначе говоря, моральные уроды, — криво усмехнулся капитан.
— В общем, да, но не стоит об этом, — вздохнул Новицкий. — Поговорить бы с кем-то из уходящих, чтобы хоть что-то понять...
— У нас есть такая возможность, — неожиданно сообщил Краснов.
— Что ты имеешь в виду? — резко выпрямился полковник.
— В подземном переходе в квартале от нас сейчас поет паренек, бросив на пол открытый футляр от гитары. Я обратил на него внимание, когда ходил на обед. И каким-то образом понял, что этот паренек на грани ухода. Сергей Иванович, я не знаю как это ощутил, но ручаюсь, что прав. Что внутри меня уверено в этом...
— Пошли! — быстро вскочил Новицкий. — Надеюсь, успеем.
Они поспешили покинуть кабинет, скатились по лестнице на первый этаж и, покинув контору, буквально за несколько минут проскочили квартал и спустились в подземный переход. Краснов не ошибся — там действительно стоял парнишка лет двадцати, с длинными немытыми волосами, в старой, потертой джинсовой куртке. Он что-то наигрывал, мелодия плыла по переходу, но мало кто обращал на нее внимание — у людей хватало своих забот.
Полковник подошел вплотную к музыканту и посмотрел ему в глаза. Там то и дело вспыхивали серебряные искры. И Новицкий осознал, что капитан был прав — этот парень действительно вот-вот уйдет, он уже не здесь, он просто прощается с этим миром. Полковник достал из кошелька пятитысячную купюру и бросил ее в гитарный футляр, однако музыкант не обратил на это никакого внимания, продолжая играть. Мелодия нарастала, становилась тревожной и зовущей куда-то. А куда? Хотелось бы Новицкому это понять. А ведь гитарист сейчас уйдет...
— Погодите! — буквально взмолился он. — Не уходите еще! Неужели вы не понимает, что творите?! Мы же живые! Не бросайте нас...
— А вы уверены, что живые? — музыкант повернул голову, его глаза стали уже полностью серебряными. — Я — нет. И вы сами решили стать такими, как есть. Сами! Так и отвечайте за все сами, я вам не судья, я просто не хочу быть с вами.
Он посмотрел на Краснова, как-то странно улыбнулся и сказал:
— А с тобой, истинный воин, мы еще встретимся, ТАМ встретимся.
Музыкант показал рукой куда-то в сторону.
— Ну объясните хотя бы, что происходит! — чуть не взвыл Новицкий.
— Это не моя задача, — с доброй улыбкой ответил парень. — Пусть воин тебе объяснит перед уходом, он уже почти понял. А потом к тебе придут.
Его пальцы пробежались по струнам, которые были уже не струнами, а походили, скорее, на лучи света. Мелодия набрала силу, покрыла собой все вокруг, заставила всех проходивших мимо людей замереть на месте и вспомнить все лучшее, что было в их жизни. Последний аккорд — и музыканта скрыл серебряный туман. А затем развеялся. Гитарист ушел.
Новицкий беспомощно повернулся к Краснову и оторопел. В глазах того плескались стального оттенка волны, он как-то непонятно улыбался, словно видел нечто недоступное другим.
— Саша, что с тобой?! — встревоженно выдохнул полковник.
— Все в порядке, Сергей Иванович, — голос капитана был звучен, в нем как будто грохотали отзвуки грома. — Теперь — точно все в порядке. Теперь я знаю.
— Что ты знаешь?! — рванулся к нему Новицкий. — Что?!
— Какой же мрази мы служим... И как мы все просрали... Нет у этого мира будущего, поймите, Сергей Иванович. Он уже мертв. Купи-продайчики убили все, а прежде всего, души — и свои, и чужие. Как вы знаете, честь для меня не пустой звук.
— Знаю, Саша... — подтвердил полковник. — Я тоже старался жить по чести, но не всегда получалось. Но ты так и не объяснил, что с тобой?
— Ничего, я просто ухожу... — широко улыбнулся Краснов, в его льдисто-стальных глазах горела детская, шальная радость. — Ухожу туда, где еще ценятся честь и верность слову, где можно служить не подонкам, где у власти те, кому служить не зазорно.
— И ты?.. — невольно отступил на шаг Новицкий, на его лице проступила боль.
— И я, — подтвердил Краснов. — Скоро уйдут все воины чести. Знаете, Сергей Иванович, у вас тоже есть шанс. Больше ничего не могу сказать. Простите, но сейчас вы просто не поймете. Надеюсь, свидимся!
Он помахал рукой и ступил в возникшую позади светло-голубую дымку.
— Постой! — ринулся за ним полковник, но наткнулся на стену.
«Тебе еще рано...» — раздался в голове чей-то безличный голос.
Новицкий растерянно смотрел на место, где только что стоял Саша Краснов, которого он знал с ранней юности. И понимал, что раз такие, как Саша, уходят, то здесь действительно все кончено.
***
Другим, конечно, не скажу.
К чему вселять в друзей тревогу?
Сегодня ночью — ухожу.
Я слишком долго ждал дорогу...
Хэлл
По Невскому проспекту в сторону Финского залива шла большая группа людей разного возраста, одетых в найденные в закромах ролевые одежды — у кого какие нашлись. От кожаных доспехов и самодельных кольчуг до бальных платьев. Полиция старалась не обращать на них никакого внимания — сверху спустили строжайший приказ ни в чем не ущемлять неформалов, что бы те ни творили. Впрочем, они ничего особого и не творили, просто прихлебывали прямо из бутылок и банок различные спиртные напитки.
Прохожие, завидев странную компанию, старались не обращать на нее внимания. Все уже понимали, что эти скоро уйдут в свой непонятный золотой туман. Происходящее пугало людей, вызывало у них недоумение, обиду, растерянность. Они ощущали, что их просто бросают, но не осознавали почему и за что. Однако после устроенного байкерами кошмара подходить к неформалам просто опасались. Кто их знает? Лучше не рисковать.
Постепенно темнело, мертвенным светом загорались фонари, мимо ехали машины, шли люди. А компания все также двигалась в сторону гавани, где их дожидался построенный старым капитаном парусник с командой из молодых юнг, совершивших недавно кругосветку. Полиция в отдалении сопровождала ролевиков, негласно охраняя их — неприятностей никому не хотелось. Пусть уж тихо-мирно убираются, ничего не вытворив напоследок.
— Видал уже, как они сваливают? — спросит молодой полицейский сержант у напарника, пожилого усатого мужика с нашивками лейтенанта.
— Видал... — недовольно пробурчал тот. — Туман золотой поднимается, они туда ныряют — и все. Мы тогда брать их хотели, кинулись следом. Ага, как же! Об ощущениям говорить не буду, тошно.
Он содрогнулся, вспомнив, как нечто огромное и незримое мгновенно оценило всю его жизнь и с отвращением вышвырнуло вон, словно он был каким-то мерзким насекомым. С тех пор лейтенант пытался понять, что же в нем такого отвратительного — ведь жил, как все. Да, брал, так все же брали! Жить-то на что-то надо, сын в институте учится, да и начальству отстегивать регулярно приходится. Он даже сходил в церковь, но ничего, кроме разочарования, это не принесло.
Вскоре компания вышла на стрелку Васильевского острова. Ролевики расселись на парапете и молча подняли вверх банки и бутылки, прощаясь с родным городом. Нева несла мимо них свои мутные воды, за нею виднелся Зимний дворец. Все слова были давно сказано, все итоги подбиты. Каждый взял с собой только самые дорогие вещи на память, но никто не взял оружия, подсознательно зная, что если оно понадобится, то придет само.
— Прощаетесь? — заставил ролевиков повернуть головы сухой, надтреснутый голос.
Перед ними стоял аскетичного вида монах в потрепанной черной рясе. Он с грустью смотрел на компанию, переводя вопрошающий и требовательный взгляд с одного на другого.
— А вам-то что? — безразлично отозвался парень в черных джинсах и синей куртке с множеством карманов. — Вы Его предали! Вот и оставайтесь наедине со своим предательством!
— Стой, Торвин! — положил ему руку на плечо другой, уже седоватый человек с морщинами на осунувшемся лице. — Этот не предавал, этот — настоящий!
— Надо же, — удивился тот. — Такие еще остались? Тогда не удивлюсь, если он и сам вскоре уйдет.
— Но мы же не верим в Единого, для нас есть только боги, и их много... — удивилась девчонка в косухе и не шедших ей светлых джинсах.
— Ты потом поймешь, — печально сказал седой и повернулся к монаху. — Вы что-то хотели?
— Уже ничего... — голос того слегка дрогнул. — Я все увидел. Простите нас, мы не выполнили свой долг, не смогли...
Он понурился и шаркающими шагами двинулся по набережной. Его догнал чей-то голос:
— Такие там тоже нужны!
Однако монах не ответил и вскоре скрылся из виду. Ролевики переглянулись и совершенно одинаково улыбнулись, ощутив его уход туда, куда вскоре уйдут и они сами.
Затем все встали, молча переглянулись и, не обращая внимания на поспешивших отойти полицейских, направились к гавани.
— Добро пожаловать на борт! — широкой улыбкой встретил их старый капитан.
И едва все оказались на корабле, отдал команду поднять паруса. Парусник величаво отвалил от причала и скрылся в золотистой дымке.
***
За тем, кто прав, никто не пойдет,
Тому, кто свят, никто не поверит...
Надежда на лучшее, книга Исход,
Прилипчивый ужас, дыхание Зверя.
