Михась, закончив рисовать иностранца, обернулся к Сергею, чтобы похвастаться пятьюдесятью долларами, но успел только увидеть, как тот словно проваливается внутрь собственной картины. Подбежав к ней, он уставился на выглядящий живым неземной красоты луг, удаляющуюся по нему к дому мужскую фигуру в черных джинсах и бегущую ему навстречу девичью. В душе Михася внезапно что-то надломилось, он ощутил, что потерял в этот момент нечто настолько важное, что даже слов для описания найти не смог. В отчаянии художник рванулся в картину... и только треск разорванного ватмана в ответ. Картина мгновенно потеряла краски, превратившись в рваный карандашный рисунок.
Но не это заставило Михася с возгласом обиды отшатнуться в сторону. Он ощутил направленную на него едва ли не гадливость, которую можно было сформулировать, наверное, так: «Таким, как ты, здесь не не место!».
— Почему не место?.. — чуть не плача спросил он неизвестно у кого. — Я ж как все! Чем я хуже Сереги?..
Но ответа не получил.
Ты уйдешь, не прощаясь, в тревожный кровавый закат.
Удержать не сумею до более мирной поры.
Только шаг для тебя, только шаг до сияющих врат,
Для меня же захлопнуты двери в иные миры...
Мартиэль
Аталь отслеживал энергетические потоки и не переставал изумляться — происходило нечто совершенно невероятное до сих пор. Да, он кое-что мог и до всех этих событий, но именно кое-что, не более. Но кто-то неизвестный начал срывать печати, запирающие на Земле магию, и она заработала. Кто это сделал? Кто сумел воплотить вековую мечту? Хотел бы он это знать хотя бы для того, чтобы сказать спасибо. Одно только настораживало мага — почему многие из тех, кто до срыва печатей был неплохим энергетом, остались на прежнем уровне, а другие эволюционировали очень сильно. Чем они отличались?
Вспомнив свое цивильное имя Александр, Аталь скривился — каждый маг выбирает себе имя сам и только сам. Или его дает учитель, если этот учитель есть. А в этом мире истинных учителей практически не осталось. Впрочем, а чего ждать от почти мертвого мира?..
На память пришел Орг, один из старых, но не пошедших вперед после срыва печатей. При этом он видел и ощущал, как эволюционируют другие, пытался что-то сделать, чего-то добиться, но перед ним как будто стояла глухая стена. А ведь раньше Орг был одним из сильнейших! Возникало ощущение, что некто всемогущий разделяет магов по одному ему ведомому критерию. О едином Творце Аталь, как и большинство его коллег, старался не думать, хотя, в отличие от того же Орга, Его существование не отрицал. Может, дело именно в этом?
Хотя нет. Аталь вспомнил Лисина, который тоже не верил ни во что, кроме магии, но при этом после открытия печатей рванулся вперед с такой скоростью, что недавно создал портал и ушел из мира. Причем, на глазах у других! Кое-кто попытался даже воспользоваться его порталом, но тот, судя по всему, был персональным и не пропустил больше никого. После этого всем стало ясно, что каждый должен создавать себе портал сам. Впрочем, может и несколько единомышленников смогут сотворить его вместе.
От размышлений Аталя отвлек звонок в дверь. Удивившись, кого это черт принес на ночь глядя, он пошел открывать. На пороге стоял нежданный, но давно знакомый гость — Орг. Странно, обычно он без предварительного звонка не приходил, а тут вдруг. Старый приятель выглядел полубезумным от отчаяния, глаза его были как у побитой собаки, не понимающей, за что ее наказали.
— Вчера ушли Кес с Девлином... — буквально прохрипел он с порога.
— Но они же не маги, не энергетики! — изумился Аталь. — Просто ролевики! Да ты не стой, проходи.
— Ушли в золотой туман... — Орга трясло, его пришлось завести в квартиру за руку. — Я сам видел... Бросился туда, а меня отшвырнуло...
Он помолчал и глухо добавил, уже упав в кресло, к которому его привел Аталь, сам севший напротив:
— А сегодня утром мне рассказали, что начали уходить барды — у них струны серебром загораются, а потом — все. Художники уходят в свои картины... Ну, почему?! Что во мне не так, почему я не могу уйти?! Я же никогда не был цивилом!
— Не был, — подтвердил Аталь, сам ничего не понимая. — Но сам погляди. Многие наши не сдвинулись с места, хотя усилия для этого предпринимают страшные. А другие, ничего, считай, не делая, рванулись вперед, как сумасшедшие. Я, например, ничего нового не изобретал! Но то, что раньше было для меня невозможно, сейчас кажется элементарным, получается само собой. Понимаешь? Само собой!
— Отсюда можно сделать вывод, что все это инспирировано внешним источником, — взял себя в руки Орг. — И именно этот источник решает, кого брать, а кого — нет. Но я не могу понять критериев отбора!
— Я тоже, — признался Аталь. — Но портал для тебя я строить не буду, прости уж. Думаешь, я не понял, зачем ты пришел?..
— Почему?! Я не останусь в долгу, ты меня знаешь!
— Да потому, что на это существует жесткий внутренний запрет! Я просто не смогу этого сделать, пойми. Ирвина я уведу, против него нет чувства протеста. Хотя не уверен, что ему понадобится моя помощь, скорее всего, сам справится.
— Этот слабак?! — не поверил Орг. — Да он же никогда ничего не мог из-за своих дурацких принципов!
— Каких принципов?.. — Аталь вдруг что-то осознал, но еще сам не понял что.
— Да доброта его идиотская! Видишь ли, кому-то там больно. И что с того?! Какое это имеет значение?! Мне и на свою боль плевать! Я вырос из этих коротких штанишек!
Аталя словно молнией пронзило, он мгновенно все понял. И решил в последний раз помочь старому другу, хотя тот, скорее всего, его другом не считал — Орг просто не умел дружить. Его страстью была чистая сила, все остальное значения не имело.
— Я только что понял критерии отбора... — голос Аталя звучал глухо.
— Каковы они? — подался вперед Орг, жадно глядя на него.
— Вспомни всех, кто после срывания печатей остался прежним. Всех твоих знакомых! Что их объединяет?
— Многое...
— Да, многое, — согласился Аталь. — Но я говорю о главном.
— Магия? — с надеждой посмотрел на него Орг.
— Ты опять ничего не понял... Все они исповедуют твой принцип — не придают никакого значения чужой боли. Подумай, вспомни — и ты сам в этом убедишься.
— Но я же никогда никого не предавал!
— И в этом твоя последняя надежда, — Аталь посмотрел на Орга с печалью. — Если сумеешь понять, что был неправ, причем не умом, а сердцем, то дорога для тебя откроется. А теперь...
— Что?.. — медленно встал Орг.
— Мое время пришло... — тоже поднялся Аталь. — Прощай! Надеюсь, когда-нибудь ТАМ свидимся.
Он, вытянув руку вперед, звонко произнес какое-то непонятное слово, очертил в воздухе светящуюся пентаграмму и шагнул в нее, оставив Орга в депрессии и глубокой задумчивости.
Но если наш выбор — Полночь,
Но если наш выбор — ветер,
Но если лететь без правил ко всем чертям -
Пусть Вера сердца наполнит,
Надежда пути осветит,
А та, что зовут Любовью, защитницей станет нам!
Мартиэль
Вписка была ничем не примечательной, все как обычно. В большой комнате располагался огромный «сексодром», усыпанный грязными одеялами и рваными спальниками. По комнате валялись части гитар, а штук шесть целых было раскидано по всей квартире. В самых разных местах громоздились стопки книг, на полках стояли предметы, предназначение которых не знали даже хозяева. Как всегда работал компьютер, за которым постоянно кто-то сидел. Во второй комнате, называемой «кошачьим закоулком», где находилась старая двуспальная кровать, сейчас было пусто, хотя ближе к ночи там уединялись парочки. На кухне витал дух голода — в холодильнике мышь повесилась. Гости, конечно, приносили с собой кое-что, но все это съедалось мгновенно. До плиты доходили только макароны, да и то потому, что всухую их не особо съешь.
— Есть чего похавать? — громогласно поинтересовался Проглот.
— Ты ж недавно пачку макарон схомячил! — удивилась Сандра. — Куда в тебя только лезет?
— Я вместительный! — расплылся в улыбке он.
— Так поди купи чего.
— Да купил уже, только на тушло денег не хватило — две пачки макаронс и кетчуп. Свари, что ли.
— Вот же желудок ходячий, — пробурчал Беспалый, закуривая. — Вот сколько лет тебя знаю, а не перестаю удивляться.
— Вот такой я удивительный! — довольно хмыкнул Проглот.
— Удивитесь вы сегодня очень сильно, — загадочно усмехнулся Беспалый.
— Это ты про своего загадочного гостя? — прищурилась Сандра. — Так кто он, все же?
— Один из тех, кто организовал уход.
— ЧТО?!!
На возглас Сандры из большой комнаты прибежали остальные. Узнав в чем дело, они насели на Беспалого, а Сандру заставили варить макароны, не оставлять же такого гостя голодным. Однако добиться от Беспалого ничего не смогли, он продолжал загадочно ухмыляться и пожимать плечами, словно он тут не причем.
— А вот и макаронсы готовы! — радостно провозгласил Проглот, плотоядно облизывая вилку, которой достал пару макаронин из кастрюли, за что тут же огреб от Сандры увесистый подзатыльник. — Насыпай!
Внезапно воздух перед дверью в кухню подернулся дымкой, в ней возникла плоская фигура, которая тут же стала объемной. Вперед ступил среднего возраста подтянутый мужчина в обычном джинсовом костюме.
— А вот и наш гость, — сообщил слегка растерявшимся ролевикам Беспалый. — Это Лазарь. Может, кто знает, он на Хишках пару раз был.
— Я знаю... — Сандра выглядела несколько ошарашенной. — Бухали и даже спали...
— Так он чего, телепортировался?! — восторженно взвыл Проглот.
— Да, Лазарь может телепортироваться куда и как хочет, по крайней мере, на Земле.
— Не только, — почти незаметно улыбнулся гость. — Но это сейчас неважно. Макароны у вас, вижу? Давайте, жрать охота.
Взяв объемистую миску макарон и обильно сдобрив ее кетчупом, Лазарь с аппетитом принялся поедать их.
— Извини, на тушло денег не было... — искоса посмотрела на него Сандра.
— Какая, в х..я, разница? — отозвался гость, облизывая ложку. — Пузо набить можно — и ладно.
Закончив есть, он протянул руку в пустоту и достал оттуда огромную сетку, набитую банками с пивом. Народ встретил это радостным ревом. Впрочем, для любителей напитков покрепче Лазарь выставил несколько литровых бутылок коньяка, кажется, французского — по крайней мере доставал его из погребов под Марселем.
— Что, ребята, последняя игра впереди? — поинтересовался он, отпив глоток пива.
— Да, — с затаенной грустью ответил один из молодых, предпочитающих помалкивать в компании мэтров.
— Не игра это, а так — прощание, — криво усмехнулся Проглот, высосав стопку коньяка. — Ух, хорош, зараза! Интересно, там такой будет?
— Кто знает, что ТАМ? — развел руками Лазарь. — Знаю одно — там жизнь. Здесь — смерть. Этот мир уже мертв. Цивилы ходят, едят, трахаются — и при этом мертвы. Сами знаете.
— Да уж знаем... — нестройным хором поддержали его ролевики.
— Слушай прикол, народ! — вдруг оживился Лич, худой, нескладный и длинный, как жердь, парень лет тридцати. — Я ржал, как укуренная лошадь. Заявляются ко мне седня утром двое лощеных типов в костюмчиках, с галстучками, ну такие солидные, аж противно. И на полном серьезе предлагают мне десять миллионов евро, хату, тачку, телок — токо бы я не уходил!
Дружный ржач был ему ответом.
— Чо, не брешешь? — не поверил Барук, приземистый «гном» с носом картошкой.
— Не брешет, — ответила вместо него Сандра. — Ко мне тоже приходили. И то же предлагали. Я их послала. Обменять возможность уйти к мечте на бабки?! Я ж не цивилка! Одного только не могу понять... Зачем им мы? Они ж нас всегда презирали...
— Могу объяснить, — негромко вставил Лазарь.
Все тут же замолчали с интересом уставились на него.
— Их руководство уже прохавало, что будет с миром, если из него уйдут все живые, все настоящие, — продолжил он. — И обделалось от ужаса. Теперь готовы на все, чтобы удержать нас. Но поздно — их мир обречен. К тому же они не понимают одного — тот, кто купится на их предложения, и так бы никуда не ушел. Настоящих ни за какие деньги не купить! Нам нужно другое, а они этого никогда не поймут — просто не способны.
Затем Лазарь вынул из воздуха пачку пятитысячных купюр и бросил ее на стол.
— Ребята, это на пожрать и на хорошую снарягу. Берите лучшее — ТАМ пригодится.
— Кстати, я добыл, что ты просил, — заговорил Беспалый, выкладывая на тот же стол стопку иностранных паспортов, на вид не меньше десятка. — Все с американскими въездными визами. Забирай их — ребята уже ушли.
— Спасибо! — кивнул Лазарь, сгребая документы в свою сумку. — Извините, но времени нет. Надо еще поставить въездные индийские и боливийские визы, придется попрыгать по миру, как кузнечику.
С этими словами он встал, отдал символический ролевой салют и превратился в двухмерную тень, затем исчезнув. Ролевики переглянулись и дружно пожелали ему удачи. Затем Проглот взял с полдесятку купюр и отправился в ближайший супермаркет в сопровождении пары молодых ребят.
Сердце бьется в пустоте набатным звоном,
Гриф гитары сжат холодными руками.
Дар певца — пробить железные заслоны
На втором витке Спирали Мирозданья.
Рандир
В Москве происходило что-то непонятное и страшное — для тех, кто не понимал, в чем дело. Из подвалов, квартир, из ДК и концертных залов выходили на улицу рок и металл музыканты, таща на себе инструменты. Это происходило по всему городу! Они звонко смеялись, подбрасывали вверх гитары, саксофоны и барабаны, ловко ловили их и снова подбрасывали. Кое-кто плакал, но это были слезы чистой радости — это понимали даже цивилы. Они останавливались и с какой-то непонятной им самим тоской провожали музыкантов взглядами. Всем было известно, что множество музыкантов куда-то ушли, а теперь стало ясно, что уходят и остальные.
К некоторым, ведущим себя особо вызывающе, подходили полицейские, но увидев серебряный огонь в их глазах и рвущийся изо ртов серебряный же свет, тут же ретировались, испытывая одновременно обиду и страх. Перед ними были уже не люди, а нечто иное.
По улицам Москвы шли с инструментами в руках музыканты, сверхпопулярные и совершенно неизвестные — сейчас это уже не имело никакого значения. Вот только ни одного попсовика среди них не было! И не могло быть — попсовики давно продали свои души за деньги. По улицам шли те, кто сохранил души, кто пел и играл то, во что верил. Не предавшие себя и дар, который им дали свыше.
И люди, обычные люди, видящие их, вдруг понимали, что у них тоже есть надежда — надо только понять и измениться. Но они не знали, как это сделать, этот жуткий, безнадежный мир слишком сильно давил на них, не давая задуматься ни о чем, кроме выживания. Но многие задумались, и это уже было немало.
Из начальственных кабинетов шли бесчисленные панические телефонные звонки, высокопоставленные господа требовали остановить и предотвратить, полицейские чины в ответ что-то невразумительно мычали в трубки, прекрасно понимая, что ни один полицейский не рискнет даже приблизиться к уходящим.
Нескольких известных музыкантов попытался остановить сам Патриарх, но на него просто посмотрели с брезгливой жалостью, как смотрят на убогого.
Но не это заставило Михася с возгласом обиды отшатнуться в сторону. Он ощутил направленную на него едва ли не гадливость, которую можно было сформулировать, наверное, так: «Таким, как ты, здесь не не место!».
— Почему не место?.. — чуть не плача спросил он неизвестно у кого. — Я ж как все! Чем я хуже Сереги?..
Но ответа не получил.
***
Ты уйдешь, не прощаясь, в тревожный кровавый закат.
Удержать не сумею до более мирной поры.
Только шаг для тебя, только шаг до сияющих врат,
Для меня же захлопнуты двери в иные миры...
Мартиэль
Аталь отслеживал энергетические потоки и не переставал изумляться — происходило нечто совершенно невероятное до сих пор. Да, он кое-что мог и до всех этих событий, но именно кое-что, не более. Но кто-то неизвестный начал срывать печати, запирающие на Земле магию, и она заработала. Кто это сделал? Кто сумел воплотить вековую мечту? Хотел бы он это знать хотя бы для того, чтобы сказать спасибо. Одно только настораживало мага — почему многие из тех, кто до срыва печатей был неплохим энергетом, остались на прежнем уровне, а другие эволюционировали очень сильно. Чем они отличались?
Вспомнив свое цивильное имя Александр, Аталь скривился — каждый маг выбирает себе имя сам и только сам. Или его дает учитель, если этот учитель есть. А в этом мире истинных учителей практически не осталось. Впрочем, а чего ждать от почти мертвого мира?..
На память пришел Орг, один из старых, но не пошедших вперед после срыва печатей. При этом он видел и ощущал, как эволюционируют другие, пытался что-то сделать, чего-то добиться, но перед ним как будто стояла глухая стена. А ведь раньше Орг был одним из сильнейших! Возникало ощущение, что некто всемогущий разделяет магов по одному ему ведомому критерию. О едином Творце Аталь, как и большинство его коллег, старался не думать, хотя, в отличие от того же Орга, Его существование не отрицал. Может, дело именно в этом?
Хотя нет. Аталь вспомнил Лисина, который тоже не верил ни во что, кроме магии, но при этом после открытия печатей рванулся вперед с такой скоростью, что недавно создал портал и ушел из мира. Причем, на глазах у других! Кое-кто попытался даже воспользоваться его порталом, но тот, судя по всему, был персональным и не пропустил больше никого. После этого всем стало ясно, что каждый должен создавать себе портал сам. Впрочем, может и несколько единомышленников смогут сотворить его вместе.
От размышлений Аталя отвлек звонок в дверь. Удивившись, кого это черт принес на ночь глядя, он пошел открывать. На пороге стоял нежданный, но давно знакомый гость — Орг. Странно, обычно он без предварительного звонка не приходил, а тут вдруг. Старый приятель выглядел полубезумным от отчаяния, глаза его были как у побитой собаки, не понимающей, за что ее наказали.
— Вчера ушли Кес с Девлином... — буквально прохрипел он с порога.
— Но они же не маги, не энергетики! — изумился Аталь. — Просто ролевики! Да ты не стой, проходи.
— Ушли в золотой туман... — Орга трясло, его пришлось завести в квартиру за руку. — Я сам видел... Бросился туда, а меня отшвырнуло...
Он помолчал и глухо добавил, уже упав в кресло, к которому его привел Аталь, сам севший напротив:
— А сегодня утром мне рассказали, что начали уходить барды — у них струны серебром загораются, а потом — все. Художники уходят в свои картины... Ну, почему?! Что во мне не так, почему я не могу уйти?! Я же никогда не был цивилом!
— Не был, — подтвердил Аталь, сам ничего не понимая. — Но сам погляди. Многие наши не сдвинулись с места, хотя усилия для этого предпринимают страшные. А другие, ничего, считай, не делая, рванулись вперед, как сумасшедшие. Я, например, ничего нового не изобретал! Но то, что раньше было для меня невозможно, сейчас кажется элементарным, получается само собой. Понимаешь? Само собой!
— Отсюда можно сделать вывод, что все это инспирировано внешним источником, — взял себя в руки Орг. — И именно этот источник решает, кого брать, а кого — нет. Но я не могу понять критериев отбора!
— Я тоже, — признался Аталь. — Но портал для тебя я строить не буду, прости уж. Думаешь, я не понял, зачем ты пришел?..
— Почему?! Я не останусь в долгу, ты меня знаешь!
— Да потому, что на это существует жесткий внутренний запрет! Я просто не смогу этого сделать, пойми. Ирвина я уведу, против него нет чувства протеста. Хотя не уверен, что ему понадобится моя помощь, скорее всего, сам справится.
— Этот слабак?! — не поверил Орг. — Да он же никогда ничего не мог из-за своих дурацких принципов!
— Каких принципов?.. — Аталь вдруг что-то осознал, но еще сам не понял что.
— Да доброта его идиотская! Видишь ли, кому-то там больно. И что с того?! Какое это имеет значение?! Мне и на свою боль плевать! Я вырос из этих коротких штанишек!
Аталя словно молнией пронзило, он мгновенно все понял. И решил в последний раз помочь старому другу, хотя тот, скорее всего, его другом не считал — Орг просто не умел дружить. Его страстью была чистая сила, все остальное значения не имело.
— Я только что понял критерии отбора... — голос Аталя звучал глухо.
— Каковы они? — подался вперед Орг, жадно глядя на него.
— Вспомни всех, кто после срывания печатей остался прежним. Всех твоих знакомых! Что их объединяет?
— Многое...
— Да, многое, — согласился Аталь. — Но я говорю о главном.
— Магия? — с надеждой посмотрел на него Орг.
— Ты опять ничего не понял... Все они исповедуют твой принцип — не придают никакого значения чужой боли. Подумай, вспомни — и ты сам в этом убедишься.
— Но я же никогда никого не предавал!
— И в этом твоя последняя надежда, — Аталь посмотрел на Орга с печалью. — Если сумеешь понять, что был неправ, причем не умом, а сердцем, то дорога для тебя откроется. А теперь...
— Что?.. — медленно встал Орг.
— Мое время пришло... — тоже поднялся Аталь. — Прощай! Надеюсь, когда-нибудь ТАМ свидимся.
Он, вытянув руку вперед, звонко произнес какое-то непонятное слово, очертил в воздухе светящуюся пентаграмму и шагнул в нее, оставив Орга в депрессии и глубокой задумчивости.
***
Но если наш выбор — Полночь,
Но если наш выбор — ветер,
Но если лететь без правил ко всем чертям -
Пусть Вера сердца наполнит,
Надежда пути осветит,
А та, что зовут Любовью, защитницей станет нам!
Мартиэль
Вписка была ничем не примечательной, все как обычно. В большой комнате располагался огромный «сексодром», усыпанный грязными одеялами и рваными спальниками. По комнате валялись части гитар, а штук шесть целых было раскидано по всей квартире. В самых разных местах громоздились стопки книг, на полках стояли предметы, предназначение которых не знали даже хозяева. Как всегда работал компьютер, за которым постоянно кто-то сидел. Во второй комнате, называемой «кошачьим закоулком», где находилась старая двуспальная кровать, сейчас было пусто, хотя ближе к ночи там уединялись парочки. На кухне витал дух голода — в холодильнике мышь повесилась. Гости, конечно, приносили с собой кое-что, но все это съедалось мгновенно. До плиты доходили только макароны, да и то потому, что всухую их не особо съешь.
— Есть чего похавать? — громогласно поинтересовался Проглот.
— Ты ж недавно пачку макарон схомячил! — удивилась Сандра. — Куда в тебя только лезет?
— Я вместительный! — расплылся в улыбке он.
— Так поди купи чего.
— Да купил уже, только на тушло денег не хватило — две пачки макаронс и кетчуп. Свари, что ли.
— Вот же желудок ходячий, — пробурчал Беспалый, закуривая. — Вот сколько лет тебя знаю, а не перестаю удивляться.
— Вот такой я удивительный! — довольно хмыкнул Проглот.
— Удивитесь вы сегодня очень сильно, — загадочно усмехнулся Беспалый.
— Это ты про своего загадочного гостя? — прищурилась Сандра. — Так кто он, все же?
— Один из тех, кто организовал уход.
— ЧТО?!!
На возглас Сандры из большой комнаты прибежали остальные. Узнав в чем дело, они насели на Беспалого, а Сандру заставили варить макароны, не оставлять же такого гостя голодным. Однако добиться от Беспалого ничего не смогли, он продолжал загадочно ухмыляться и пожимать плечами, словно он тут не причем.
— А вот и макаронсы готовы! — радостно провозгласил Проглот, плотоядно облизывая вилку, которой достал пару макаронин из кастрюли, за что тут же огреб от Сандры увесистый подзатыльник. — Насыпай!
Внезапно воздух перед дверью в кухню подернулся дымкой, в ней возникла плоская фигура, которая тут же стала объемной. Вперед ступил среднего возраста подтянутый мужчина в обычном джинсовом костюме.
— А вот и наш гость, — сообщил слегка растерявшимся ролевикам Беспалый. — Это Лазарь. Может, кто знает, он на Хишках пару раз был.
— Я знаю... — Сандра выглядела несколько ошарашенной. — Бухали и даже спали...
— Так он чего, телепортировался?! — восторженно взвыл Проглот.
— Да, Лазарь может телепортироваться куда и как хочет, по крайней мере, на Земле.
— Не только, — почти незаметно улыбнулся гость. — Но это сейчас неважно. Макароны у вас, вижу? Давайте, жрать охота.
Взяв объемистую миску макарон и обильно сдобрив ее кетчупом, Лазарь с аппетитом принялся поедать их.
— Извини, на тушло денег не было... — искоса посмотрела на него Сандра.
— Какая, в х..я, разница? — отозвался гость, облизывая ложку. — Пузо набить можно — и ладно.
Закончив есть, он протянул руку в пустоту и достал оттуда огромную сетку, набитую банками с пивом. Народ встретил это радостным ревом. Впрочем, для любителей напитков покрепче Лазарь выставил несколько литровых бутылок коньяка, кажется, французского — по крайней мере доставал его из погребов под Марселем.
— Что, ребята, последняя игра впереди? — поинтересовался он, отпив глоток пива.
— Да, — с затаенной грустью ответил один из молодых, предпочитающих помалкивать в компании мэтров.
— Не игра это, а так — прощание, — криво усмехнулся Проглот, высосав стопку коньяка. — Ух, хорош, зараза! Интересно, там такой будет?
— Кто знает, что ТАМ? — развел руками Лазарь. — Знаю одно — там жизнь. Здесь — смерть. Этот мир уже мертв. Цивилы ходят, едят, трахаются — и при этом мертвы. Сами знаете.
— Да уж знаем... — нестройным хором поддержали его ролевики.
— Слушай прикол, народ! — вдруг оживился Лич, худой, нескладный и длинный, как жердь, парень лет тридцати. — Я ржал, как укуренная лошадь. Заявляются ко мне седня утром двое лощеных типов в костюмчиках, с галстучками, ну такие солидные, аж противно. И на полном серьезе предлагают мне десять миллионов евро, хату, тачку, телок — токо бы я не уходил!
Дружный ржач был ему ответом.
— Чо, не брешешь? — не поверил Барук, приземистый «гном» с носом картошкой.
— Не брешет, — ответила вместо него Сандра. — Ко мне тоже приходили. И то же предлагали. Я их послала. Обменять возможность уйти к мечте на бабки?! Я ж не цивилка! Одного только не могу понять... Зачем им мы? Они ж нас всегда презирали...
— Могу объяснить, — негромко вставил Лазарь.
Все тут же замолчали с интересом уставились на него.
— Их руководство уже прохавало, что будет с миром, если из него уйдут все живые, все настоящие, — продолжил он. — И обделалось от ужаса. Теперь готовы на все, чтобы удержать нас. Но поздно — их мир обречен. К тому же они не понимают одного — тот, кто купится на их предложения, и так бы никуда не ушел. Настоящих ни за какие деньги не купить! Нам нужно другое, а они этого никогда не поймут — просто не способны.
Затем Лазарь вынул из воздуха пачку пятитысячных купюр и бросил ее на стол.
— Ребята, это на пожрать и на хорошую снарягу. Берите лучшее — ТАМ пригодится.
— Кстати, я добыл, что ты просил, — заговорил Беспалый, выкладывая на тот же стол стопку иностранных паспортов, на вид не меньше десятка. — Все с американскими въездными визами. Забирай их — ребята уже ушли.
— Спасибо! — кивнул Лазарь, сгребая документы в свою сумку. — Извините, но времени нет. Надо еще поставить въездные индийские и боливийские визы, придется попрыгать по миру, как кузнечику.
С этими словами он встал, отдал символический ролевой салют и превратился в двухмерную тень, затем исчезнув. Ролевики переглянулись и дружно пожелали ему удачи. Затем Проглот взял с полдесятку купюр и отправился в ближайший супермаркет в сопровождении пары молодых ребят.
***
Сердце бьется в пустоте набатным звоном,
Гриф гитары сжат холодными руками.
Дар певца — пробить железные заслоны
На втором витке Спирали Мирозданья.
Рандир
В Москве происходило что-то непонятное и страшное — для тех, кто не понимал, в чем дело. Из подвалов, квартир, из ДК и концертных залов выходили на улицу рок и металл музыканты, таща на себе инструменты. Это происходило по всему городу! Они звонко смеялись, подбрасывали вверх гитары, саксофоны и барабаны, ловко ловили их и снова подбрасывали. Кое-кто плакал, но это были слезы чистой радости — это понимали даже цивилы. Они останавливались и с какой-то непонятной им самим тоской провожали музыкантов взглядами. Всем было известно, что множество музыкантов куда-то ушли, а теперь стало ясно, что уходят и остальные.
К некоторым, ведущим себя особо вызывающе, подходили полицейские, но увидев серебряный огонь в их глазах и рвущийся изо ртов серебряный же свет, тут же ретировались, испытывая одновременно обиду и страх. Перед ними были уже не люди, а нечто иное.
По улицам Москвы шли с инструментами в руках музыканты, сверхпопулярные и совершенно неизвестные — сейчас это уже не имело никакого значения. Вот только ни одного попсовика среди них не было! И не могло быть — попсовики давно продали свои души за деньги. По улицам шли те, кто сохранил души, кто пел и играл то, во что верил. Не предавшие себя и дар, который им дали свыше.
И люди, обычные люди, видящие их, вдруг понимали, что у них тоже есть надежда — надо только понять и измениться. Но они не знали, как это сделать, этот жуткий, безнадежный мир слишком сильно давил на них, не давая задуматься ни о чем, кроме выживания. Но многие задумались, и это уже было немало.
Из начальственных кабинетов шли бесчисленные панические телефонные звонки, высокопоставленные господа требовали остановить и предотвратить, полицейские чины в ответ что-то невразумительно мычали в трубки, прекрасно понимая, что ни один полицейский не рискнет даже приблизиться к уходящим.
Нескольких известных музыкантов попытался остановить сам Патриарх, но на него просто посмотрели с брезгливой жалостью, как смотрят на убогого.
