Где-то внутри себя она уже всё рассчитала. Точка контакта с телом. Аккуратная дырочка в окне. Теперь прямая траектория до противника известна. Остаётся только расти. Минимальная поправка на ветер и ускорение свободного падения, и тонкая чёрная нитка с тяжёлой каплей на конце, перемахивает на стену соседнего дома. Там уже торопливо расползается новая клякса.
«Ну, дура же!...»— я вскакиваю с пола и, вылетев из квартиры, устремляюсь вверх по лестнице — по-человечески — на своих двоих. Сейчас главное, не упустить чёртов грузовик. А крыша высотки, как-никак — наблюдательная позиция. Раз уж скрытая операция провалилась, то теперь хоть бы совсем не обосраться.
Город сверху кажется пустым. Жители давно самоэвакуировались согласно интересов и предпочтений — по разные линии фронта. Теперь он периодически используется, как тыловая перевалочная база наших оппонентов. Пригнать на ремонт пару единиц техники, дать перекантоваться западным военспецам. Слишком низкая активность, чтобы реально получить баллистической ракетой. Но удобная точка для самостоятельной провокации. На руинах местного недогосударства осталось ещё слишком много радиоактивного дерьма. Ничего не стоит устроить наземный подрыв, чтобы сымитировать удар ТЯО, а потом развоняться об этом на весь мир. Разбираться всё равно никто не станет. Виноватые заранее назначены.
Хорошо, что разведку у нас ведут не только спутники и дроны, но и сознательные граждане. Так что об опасном грузе мы узнали раньше, чем тот покинул ворота спецпредприятия. Но вот почему теперь мне совершенно необходимо перехватить проклятый грузовик…
Вот он! Как ни в чём не бывало едет по проспекту. Самый обычный на вид. С белым крестом на борту. На таких перебрасывают боеприпасы или вояк хунты. Я с тревогой поглядываю вниз. Чёрные щупальца Агнии уже вовсю орудуют в окнах соседнего дома. Оттуда раздаются приглушённые крики. Хоть бы уже быстрее… Хоть бы они не успели поднять тревогу…
Машина приближается к перекрёстку. Давай, Мыколка… Давай, родной… Сворачивай… Сюда… Чёрт! Успели. Грузовик проскакивает перекрёсток, прёт на выезд из города.
Недолго думая, я срываюсь следом. Борясь с инстинктом самосохранения, человеческое тело с разбегу бросается с края крыши и даже успевает сделать несколько бесполезных шагов в воздухе. Ризома внутри не впечатляется паркуром. Мы оба уже знаем, что произойдёт с этими ногами, когда бессильная плоть шмякнется об асфальт. От них пора избавляться… Между рёбер, сквозь кожу и одежду, просовываются острые и длинные шипы. Следом по ним уже вьются чёрные нити. Изгибают и ломают каркас, формируют сочленения, оплетая новую конечность волокнами мышц и связок. Соединяют их с разорванными остатками прежнего туловища. Растекаются поверх ткани кроваво-тёмными кляксами. Сворачивая шею, засовывают башку внутрь, нарастающего хитинового панциря. Дают ощутить, что на самом деле значит слово «головогрудь». Через всю спину — от загривка до самой задницы — вздуваются такие же чёрные пузыри, растут, сливаются, наплывают друг на друга и, твердея на воздухе, застывают, становясь округлыми сочленёнными щитками. Они должны красиво переливаться на солнце, но своими глазами я этого уже не вижу. Ризома прорастает через зрительный канал, выталкивает сетчатку и хрусталик из глазного яблока, растягивает и выворачивает светочувствительную поверхность наизнанку. Крабьи гены подсказывают, что закрепить новый глаз лучше на телескопической «антенне», а паучий предлагает повторить это решение четыре… Нет. Восемь раз. Под глазами смыкаются массивные двустворчатые жвала, по внутреннему контуру которых при желании ещё можно рассмотреть человеческие зубы.
На узкую подъездную дорожку между зданиями приземляется уже не человек, а гигантская ощетинившаяся сороконожка. Торопливо перебирая многочисленными лапками, несётся через дворы в сторону проспекта — наперерез машине.
Завидев выскочившее из переулка чудище, водитель прибавляет газу. Я делаю отчаянный прыжок, но не успеваю вцепиться в борт. Скатываюсь кубарем, ломая под колёсами несколько тонких конечностей. Хорошо, что остаётся их у меня больше двух десятков. Грузовик слегка покачивается от удара, но уверенно продолжает движение по пустой дороге. Гружён чем-то очень тяжелым. Я сразу почувствовал это. Точно тот самый, что мы ждали.
Изгибаясь вертлявым телом, я тоже прибавляю ход. Представляю, в какой панике вояка за рулём сейчас давит на педаль. Смотрит в зеркало заднего вида. Замечает хищно щёлкающие челюсти. Встречается своими глазами с четырьмя парами моих глаз. Он знает, что случится, когда я его догоню. Я тоже это знаю.
Машина выезжает на побитую артой часть дороги. Виляет. Подпрыгивает на колдобинах.
Расстояние между нами постепенно сокращается. Ещё пару метров… Нужно только хорошо рассчитать прыжок. На этот раз осечки быть не должно… Внезапно брезентовый тент сзади распахивается. Из темноты кузова высовываются стволы спаренного пулемёта. Очевидно, его хотели использовать на случай возможной атаки дроном. Но и я — цель более чем подходящая… Пулемётчик нервно водит дулами, словно жалами, готовясь нажать на гашетку… Открывает огонь. Выстрелы взрывают дорогу фонтанчиками пыли. И моё тело — брызгами тёмно-бардовой крови.
Я пытаюсь смещаться влево и вправо, но сразу понимаю, что так лишь теряю скорость. Увернуться от всех пуль всё равно не получится. Пора! Из последних сил гигантское насекомое сжимается, пружинит всем телом, отталкивается от земли длинными волосистыми ногами, расправляет в воздухе щупальца, готовясь обрушиться на жертву. Предвкушая трапезу, ризома выпускает с концов лап пищеварительные жгутики…
Но пулемётчик мгновенно задирает свою адскую швейную машинку вверх. Оба ствола буквально нашпиговывают меня свинцом. Разрывая на отдельные куски прямо в воздухе, отбрасывают прочь. Тяжёлая туша, истекая кровью, распластывается по дороге. Тонкие щупальца по инерции тянутся к уже недоступной жертве. Тщетно. Машина скрывается в клубах пыли и дыма.
Ушёл… Всё-таки ушёл… Разочарование перекрывает физическую боль. Чувствуя тоже самое, ризома, кажется, от бессилия принимается пожирать саму себя, нехотя возвращая мне человеческую форму. А кто мне сейчас вернёт порванную форму? Спасибо хоть штаны и ботинки целы. Погрузившись в свои мрачные мысли, я медленно иду назад к домам…
* * *
«Вы уверяли, что прокола не будет… И что же? Феномены ваши, мать их…», — голос генерала, по ощущению грузного человека в возрасте, звучит хрипловато и грозно.
«Мы это называем форс-мажором»,— спокойно отвечает кто-то из сотрудников Холдинга.
«Да какой форс-мажор, вашу мать?!— взрывается генерал,— обычная боевая ситуация».
«А вы уверяли, что территория ПГТ зачищена, подходы контролируются… А там нарисовался снайпер и ещё двое с автоматами».
«Ну, что ж… Проникновение ДРГ противника. Бывает».
«Прямо напротив нашей локации? Как там… Совпадение? Не думаю,— собеседник военного хихикает, но совсем не весело.— Наших ребят конкретно кто-то вломил… И крыса в вашем штабе».
«Поосторожнее с такими… Предположениями… Это не так называется»,— генерал тяжело выдыхает.
«Мы частный подрядчик. У нас это называется — ненадлежащее обеспечение заказчиком условий работ. Ваша контрразведка просрала, а подставились мои сотрудники. И потом я сразу предупреждал — операции такого рода — не наш профиль. Мы медиа-ориентированы… Громко зайти. Эффектно выйти. А не это всё… И я ещё молчу про ограничения на съёмку. Каждый день без контента влетает в копеечку… В большую копеечку!»
«Ну ладно… Ладно,— сдаётся генерал.— Что там у вас по потерям?»
«Это не ваша проблема».
«Просто Министерство обороны могло бы взять на себя часть расходов в случае смерти…»
«У нас говорят, что смерть — это последнее, о чём стоит волноваться,— кажется, что сотрудник Холдинга снова чуть хихикает.— Лично меня волнует производственный процесс. И информационное сопровождение. Будут нормальные данные — работа будет выполнена. Если вы, конечно, ещё заинтересованы в нашем участии...»
«Конечно, заинтересованы…»— бурчит генерал.
* * *
Агния смахивает экран телеги вверх.
«Слыхал? Мы всё ещё в деле!»
«Отрадно…— я продолжаю перешнуровывать правый ботинок, сидя на сваленных у дороги бетонных плитах, пока девчонка копается в телефоне.— Было совсем здорово, если бы ты слушала, что тебе говорю я…»
Она не слушает. Или делает вид, что не слушает.
«А это и есть наш куратор? Или он скинул чей-то ещё разговор?»
«Понятия не имею. Я не видел ни того, ни другого».
«Кажется симпатичным…»
«Кто?»
«Молодой мужик… Который говорил со стариком».
«Как ты поняла, что он симпатичный?»
«Ну… По голосу симпатичный… Приятный голос… Мне нравится».
«Понятно…»
«Что?»
«Просто понятно,— я поднимаюсь в полный рост, но даже так оказываюсь ниже Агнии, чуть покачивающейся на своём змеином хвосте. Хорошо, все дроны в округе подавлены РЭБом, иначе такая бандура привлекла бы слишком много внимания.
«Шо ты так смотришь? Ревнуешь что ли?»
«Я?»
«Ну, а шо?»
«Ничего»— я вздыхаю и смотрю на часы. Наш проводник почему-то задерживается.
«Дурой меня назвал зачем-то… Думаешь, я тупая?»
«Э-э-эх… М-м-да…»
«Ну вот ты сразу начал чвякать-х*якать!... Зануда…»
Девушка изображает на лице приветливую улыбку и делает сэлфи на фоне заходящего солнца, красноватого неба и чёрных силуэтов домов.
Да, в ней ещё слишком много человеческого. Впрочем, мой лечащий врач не считал это недостатком. Дожидаясь окончания процедуры, он мог подолгу сидеть у кушетки и болтать обо всяком. О науке, философии… Бравируя начитанностью, в шутку говорил, что он «эскулап и последователь Эпикура». Объективная реальность дана нам в ощущениях, а наш разум — лишь продукт этого столкновения. Попытка рефлексировать чувственную реальность рационально. Объяснить зло. Оправдать боль. Осознать причины. Придумать цели. А целью самого познания, по мнению Эпикура, является избавление от предрассудков и страха смерти. Но человечество не захотело. Оно нашло более лёгкий путь — просто веселиться. Зачем делать следующий шаг, если первого уже достаточно. Живи. Потребляй. Наслаждайся ощущениями. Развлекайся. Делай фоточки. Смотри шортсы. Не бойся. Проблема лишь в том, что теперь человечество стало развлечением для самого себя. Оно начало веселиться, наблюдая за самоуничтожением…
«Зануда!»— повторяет Агния, возвращая меня к действительности. К нам приближается забавный пазик, со всех сторон заваренный антидроновыми решётками. И с парой антенн глушилок спереди, словно усики большого жука. Кого-то он мне напоминает… Этот водитель.
«Ты снова что ли?— окончательно узнаю я старого знакомого, когда тот распахивает перед нами дверь.— Как тебя там?...»
«Кирюшка!»— искренне радуется Агния, заползая в автобус. Водила широко улыбается в ответ.
«Знаешь, как его зовут?»— удивляюсь я.
«Тоже знал бы, если бы не был таким букой!»
Агния устраивается на заднем ряду сидений, протянувшись через весь салон. Я сажусь на боковое место у двери вполоборота к водительскому месту.
«Кирилл, значит…»
«Угу!»— кивает шофёр. На этот раз он одет в полевой пустынный пиксель без каких-либо нашивок.
«Тебя что ли окончательно с вертолёта за баранку приземлили?»
«Шуточки, да? Весело? Пешком сейчас… По дороге с облаками…» — ржёт бывший вертолётчик. Агния подхихикивает сзади.
«Оба!— весело оборачивается Кирилл.— Топ-топ ножками… И всем остальным!»
Автобус трогается места. Облокотившись на плоский отсек с движком, покрытый каким-то клетчатым пледом, я смотрю в окно на жёлто-серые поля сухой травы и чистое голубое небо. Только два небольших облачка. Восточный ветер гонит их на запад. И действительно… По дороге.
* * *
Кто-то сказал, что война никогда не меняется… Ну уж нет. Война сильно поменялась. Особенно за последнее время. Что было её целями прежде? Пища. Богатство. Расширение жизненного пространства. Власть. Вера в своих богов. Насаждение своего образа жизни. Распространение своих идей. За них убивали и умирали. То и другое считалось доблестью, покрывая человека неувядаемой славой.
И каждый раз всё решалось при помощи силы оружия. Человек слабее человека с палкой. N меньше N + 1. Из этой простой формулы по закону индукции вытекает вся гонка вооружений. Весь научно-технический прогресс. От идеи соединить палку и камень до слияния атомных ядер. Казалось бы, этот предел и должен был положить всему конец. Но гарантированное взаимное уничтожение не сделало человека гуманнее. Вопреки нравоучениям проповедников, страх не очищает душу. Просто она становится изворотливее. Как змея… Грозя перстом одной руки и пророча адские муки, другой ты выписываешь индульгенцию от ада. Так что человек, конечно же, не захотел умирать. Но это ещё не значит, что он расхотел убивать. Тем более, что помимо запуска ядерных ракет, современный мир предоставляет возможность утолить жажду крови множеством способов. В различных ценовых категориях. От всем интересных компьютерных игр до прокси-войны в никому не интересной африканской стране. А это значит, что наравне с продажей и покупкой бананов можно покупать и продавать войну. Экспортировать и импортировать войны.
В этот момент из способа достижения целей война превратилась в самоцель. Оказалась отчуждена от изначальных задач. Стала симулякром. Товаром. Медиапродуктом.
На словах мы, как и раньше, сражаемся за своих богов, свой образ жизни и свои идеи. Это по-прежнему доблестно и славно. Вот только никто не хочет заканчивать. От этого всем будет только хуже. Холдинг понял это раньше многих. Поэтому и создал меня. И человека, и оружие. Единство и противоположность. И теперь я намного опаснее ядерной бомбы. Потому что существую не для победы или поражения. Прекращать никак нельзя. Зачем? Ведь шоу должно продолжаться. Людям оно нравится. Хотя намного страшнее, что оно нравится ей…
Агния возвышается над развалинами какого-то строения. Сами собой расплётшиеся чёрные волосы извиваются на фоне серого неба. Что тут было прежде? Вроде какая-то придорожная кафэшка. Пока славные «воины света» не пришли и не устроили свой опорник. Что случилось с хозяином? Был ли он заряжен насранным в голову пропагандистским говном и сам предоставил им позицию? Или оказался согнан со своего места «волелюбным» поджопником? А может, в самом лучшем случае, закрыл всё на замок и сам давно покинул эту местность? Это уже не важно.
Куски стен, упавшие стропила и фрагменты обвалившейся кровли, оплетены жгутиками расползающейся ризомы. Повторяя ритм сердечных сокращений, по ним пробегают пульсации. Разросшаяся чёрная грибница уже незаметно проникла в почву на многие сотни метров вокруг. Она заполняет сливные коллекторы, проползает под вспучивающимся асфальтом, протискивается в щелях тротуарной плитки.
Все, кто не остались под завалом, пытаются скрыться в прилегающих дворах. Один неосторожно наступает на люк, через отверстия в котором уже проросли рецепторы. Ловушка срабатывает моментально. Биомассе внутри требуются доли секунды. Чугунный блин подскакивает вверх вместе с испуганным солдатиком. Восемь щупалец с острыми шипами цветком раскрываются под импровизированной тарелкой. Кушать подано. Солдатик орёт. Его приятель даёт в люк автоматную очередь.
«Ну, дура же!...»— я вскакиваю с пола и, вылетев из квартиры, устремляюсь вверх по лестнице — по-человечески — на своих двоих. Сейчас главное, не упустить чёртов грузовик. А крыша высотки, как-никак — наблюдательная позиция. Раз уж скрытая операция провалилась, то теперь хоть бы совсем не обосраться.
Город сверху кажется пустым. Жители давно самоэвакуировались согласно интересов и предпочтений — по разные линии фронта. Теперь он периодически используется, как тыловая перевалочная база наших оппонентов. Пригнать на ремонт пару единиц техники, дать перекантоваться западным военспецам. Слишком низкая активность, чтобы реально получить баллистической ракетой. Но удобная точка для самостоятельной провокации. На руинах местного недогосударства осталось ещё слишком много радиоактивного дерьма. Ничего не стоит устроить наземный подрыв, чтобы сымитировать удар ТЯО, а потом развоняться об этом на весь мир. Разбираться всё равно никто не станет. Виноватые заранее назначены.
Хорошо, что разведку у нас ведут не только спутники и дроны, но и сознательные граждане. Так что об опасном грузе мы узнали раньше, чем тот покинул ворота спецпредприятия. Но вот почему теперь мне совершенно необходимо перехватить проклятый грузовик…
Вот он! Как ни в чём не бывало едет по проспекту. Самый обычный на вид. С белым крестом на борту. На таких перебрасывают боеприпасы или вояк хунты. Я с тревогой поглядываю вниз. Чёрные щупальца Агнии уже вовсю орудуют в окнах соседнего дома. Оттуда раздаются приглушённые крики. Хоть бы уже быстрее… Хоть бы они не успели поднять тревогу…
Машина приближается к перекрёстку. Давай, Мыколка… Давай, родной… Сворачивай… Сюда… Чёрт! Успели. Грузовик проскакивает перекрёсток, прёт на выезд из города.
Недолго думая, я срываюсь следом. Борясь с инстинктом самосохранения, человеческое тело с разбегу бросается с края крыши и даже успевает сделать несколько бесполезных шагов в воздухе. Ризома внутри не впечатляется паркуром. Мы оба уже знаем, что произойдёт с этими ногами, когда бессильная плоть шмякнется об асфальт. От них пора избавляться… Между рёбер, сквозь кожу и одежду, просовываются острые и длинные шипы. Следом по ним уже вьются чёрные нити. Изгибают и ломают каркас, формируют сочленения, оплетая новую конечность волокнами мышц и связок. Соединяют их с разорванными остатками прежнего туловища. Растекаются поверх ткани кроваво-тёмными кляксами. Сворачивая шею, засовывают башку внутрь, нарастающего хитинового панциря. Дают ощутить, что на самом деле значит слово «головогрудь». Через всю спину — от загривка до самой задницы — вздуваются такие же чёрные пузыри, растут, сливаются, наплывают друг на друга и, твердея на воздухе, застывают, становясь округлыми сочленёнными щитками. Они должны красиво переливаться на солнце, но своими глазами я этого уже не вижу. Ризома прорастает через зрительный канал, выталкивает сетчатку и хрусталик из глазного яблока, растягивает и выворачивает светочувствительную поверхность наизнанку. Крабьи гены подсказывают, что закрепить новый глаз лучше на телескопической «антенне», а паучий предлагает повторить это решение четыре… Нет. Восемь раз. Под глазами смыкаются массивные двустворчатые жвала, по внутреннему контуру которых при желании ещё можно рассмотреть человеческие зубы.
На узкую подъездную дорожку между зданиями приземляется уже не человек, а гигантская ощетинившаяся сороконожка. Торопливо перебирая многочисленными лапками, несётся через дворы в сторону проспекта — наперерез машине.
Завидев выскочившее из переулка чудище, водитель прибавляет газу. Я делаю отчаянный прыжок, но не успеваю вцепиться в борт. Скатываюсь кубарем, ломая под колёсами несколько тонких конечностей. Хорошо, что остаётся их у меня больше двух десятков. Грузовик слегка покачивается от удара, но уверенно продолжает движение по пустой дороге. Гружён чем-то очень тяжелым. Я сразу почувствовал это. Точно тот самый, что мы ждали.
Изгибаясь вертлявым телом, я тоже прибавляю ход. Представляю, в какой панике вояка за рулём сейчас давит на педаль. Смотрит в зеркало заднего вида. Замечает хищно щёлкающие челюсти. Встречается своими глазами с четырьмя парами моих глаз. Он знает, что случится, когда я его догоню. Я тоже это знаю.
Машина выезжает на побитую артой часть дороги. Виляет. Подпрыгивает на колдобинах.
Расстояние между нами постепенно сокращается. Ещё пару метров… Нужно только хорошо рассчитать прыжок. На этот раз осечки быть не должно… Внезапно брезентовый тент сзади распахивается. Из темноты кузова высовываются стволы спаренного пулемёта. Очевидно, его хотели использовать на случай возможной атаки дроном. Но и я — цель более чем подходящая… Пулемётчик нервно водит дулами, словно жалами, готовясь нажать на гашетку… Открывает огонь. Выстрелы взрывают дорогу фонтанчиками пыли. И моё тело — брызгами тёмно-бардовой крови.
Я пытаюсь смещаться влево и вправо, но сразу понимаю, что так лишь теряю скорость. Увернуться от всех пуль всё равно не получится. Пора! Из последних сил гигантское насекомое сжимается, пружинит всем телом, отталкивается от земли длинными волосистыми ногами, расправляет в воздухе щупальца, готовясь обрушиться на жертву. Предвкушая трапезу, ризома выпускает с концов лап пищеварительные жгутики…
Но пулемётчик мгновенно задирает свою адскую швейную машинку вверх. Оба ствола буквально нашпиговывают меня свинцом. Разрывая на отдельные куски прямо в воздухе, отбрасывают прочь. Тяжёлая туша, истекая кровью, распластывается по дороге. Тонкие щупальца по инерции тянутся к уже недоступной жертве. Тщетно. Машина скрывается в клубах пыли и дыма.
Ушёл… Всё-таки ушёл… Разочарование перекрывает физическую боль. Чувствуя тоже самое, ризома, кажется, от бессилия принимается пожирать саму себя, нехотя возвращая мне человеческую форму. А кто мне сейчас вернёт порванную форму? Спасибо хоть штаны и ботинки целы. Погрузившись в свои мрачные мысли, я медленно иду назад к домам…
* * *
«Вы уверяли, что прокола не будет… И что же? Феномены ваши, мать их…», — голос генерала, по ощущению грузного человека в возрасте, звучит хрипловато и грозно.
«Мы это называем форс-мажором»,— спокойно отвечает кто-то из сотрудников Холдинга.
«Да какой форс-мажор, вашу мать?!— взрывается генерал,— обычная боевая ситуация».
«А вы уверяли, что территория ПГТ зачищена, подходы контролируются… А там нарисовался снайпер и ещё двое с автоматами».
«Ну, что ж… Проникновение ДРГ противника. Бывает».
«Прямо напротив нашей локации? Как там… Совпадение? Не думаю,— собеседник военного хихикает, но совсем не весело.— Наших ребят конкретно кто-то вломил… И крыса в вашем штабе».
«Поосторожнее с такими… Предположениями… Это не так называется»,— генерал тяжело выдыхает.
«Мы частный подрядчик. У нас это называется — ненадлежащее обеспечение заказчиком условий работ. Ваша контрразведка просрала, а подставились мои сотрудники. И потом я сразу предупреждал — операции такого рода — не наш профиль. Мы медиа-ориентированы… Громко зайти. Эффектно выйти. А не это всё… И я ещё молчу про ограничения на съёмку. Каждый день без контента влетает в копеечку… В большую копеечку!»
«Ну ладно… Ладно,— сдаётся генерал.— Что там у вас по потерям?»
«Это не ваша проблема».
«Просто Министерство обороны могло бы взять на себя часть расходов в случае смерти…»
«У нас говорят, что смерть — это последнее, о чём стоит волноваться,— кажется, что сотрудник Холдинга снова чуть хихикает.— Лично меня волнует производственный процесс. И информационное сопровождение. Будут нормальные данные — работа будет выполнена. Если вы, конечно, ещё заинтересованы в нашем участии...»
«Конечно, заинтересованы…»— бурчит генерал.
* * *
Агния смахивает экран телеги вверх.
«Слыхал? Мы всё ещё в деле!»
«Отрадно…— я продолжаю перешнуровывать правый ботинок, сидя на сваленных у дороги бетонных плитах, пока девчонка копается в телефоне.— Было совсем здорово, если бы ты слушала, что тебе говорю я…»
Она не слушает. Или делает вид, что не слушает.
«А это и есть наш куратор? Или он скинул чей-то ещё разговор?»
«Понятия не имею. Я не видел ни того, ни другого».
«Кажется симпатичным…»
«Кто?»
«Молодой мужик… Который говорил со стариком».
«Как ты поняла, что он симпатичный?»
«Ну… По голосу симпатичный… Приятный голос… Мне нравится».
«Понятно…»
«Что?»
«Просто понятно,— я поднимаюсь в полный рост, но даже так оказываюсь ниже Агнии, чуть покачивающейся на своём змеином хвосте. Хорошо, все дроны в округе подавлены РЭБом, иначе такая бандура привлекла бы слишком много внимания.
«Шо ты так смотришь? Ревнуешь что ли?»
«Я?»
«Ну, а шо?»
«Ничего»— я вздыхаю и смотрю на часы. Наш проводник почему-то задерживается.
«Дурой меня назвал зачем-то… Думаешь, я тупая?»
«Э-э-эх… М-м-да…»
«Ну вот ты сразу начал чвякать-х*якать!... Зануда…»
Девушка изображает на лице приветливую улыбку и делает сэлфи на фоне заходящего солнца, красноватого неба и чёрных силуэтов домов.
Да, в ней ещё слишком много человеческого. Впрочем, мой лечащий врач не считал это недостатком. Дожидаясь окончания процедуры, он мог подолгу сидеть у кушетки и болтать обо всяком. О науке, философии… Бравируя начитанностью, в шутку говорил, что он «эскулап и последователь Эпикура». Объективная реальность дана нам в ощущениях, а наш разум — лишь продукт этого столкновения. Попытка рефлексировать чувственную реальность рационально. Объяснить зло. Оправдать боль. Осознать причины. Придумать цели. А целью самого познания, по мнению Эпикура, является избавление от предрассудков и страха смерти. Но человечество не захотело. Оно нашло более лёгкий путь — просто веселиться. Зачем делать следующий шаг, если первого уже достаточно. Живи. Потребляй. Наслаждайся ощущениями. Развлекайся. Делай фоточки. Смотри шортсы. Не бойся. Проблема лишь в том, что теперь человечество стало развлечением для самого себя. Оно начало веселиться, наблюдая за самоуничтожением…
«Зануда!»— повторяет Агния, возвращая меня к действительности. К нам приближается забавный пазик, со всех сторон заваренный антидроновыми решётками. И с парой антенн глушилок спереди, словно усики большого жука. Кого-то он мне напоминает… Этот водитель.
«Ты снова что ли?— окончательно узнаю я старого знакомого, когда тот распахивает перед нами дверь.— Как тебя там?...»
«Кирюшка!»— искренне радуется Агния, заползая в автобус. Водила широко улыбается в ответ.
«Знаешь, как его зовут?»— удивляюсь я.
«Тоже знал бы, если бы не был таким букой!»
Агния устраивается на заднем ряду сидений, протянувшись через весь салон. Я сажусь на боковое место у двери вполоборота к водительскому месту.
«Кирилл, значит…»
«Угу!»— кивает шофёр. На этот раз он одет в полевой пустынный пиксель без каких-либо нашивок.
«Тебя что ли окончательно с вертолёта за баранку приземлили?»
«Шуточки, да? Весело? Пешком сейчас… По дороге с облаками…» — ржёт бывший вертолётчик. Агния подхихикивает сзади.
«Оба!— весело оборачивается Кирилл.— Топ-топ ножками… И всем остальным!»
Автобус трогается места. Облокотившись на плоский отсек с движком, покрытый каким-то клетчатым пледом, я смотрю в окно на жёлто-серые поля сухой травы и чистое голубое небо. Только два небольших облачка. Восточный ветер гонит их на запад. И действительно… По дороге.
* * *
Кто-то сказал, что война никогда не меняется… Ну уж нет. Война сильно поменялась. Особенно за последнее время. Что было её целями прежде? Пища. Богатство. Расширение жизненного пространства. Власть. Вера в своих богов. Насаждение своего образа жизни. Распространение своих идей. За них убивали и умирали. То и другое считалось доблестью, покрывая человека неувядаемой славой.
И каждый раз всё решалось при помощи силы оружия. Человек слабее человека с палкой. N меньше N + 1. Из этой простой формулы по закону индукции вытекает вся гонка вооружений. Весь научно-технический прогресс. От идеи соединить палку и камень до слияния атомных ядер. Казалось бы, этот предел и должен был положить всему конец. Но гарантированное взаимное уничтожение не сделало человека гуманнее. Вопреки нравоучениям проповедников, страх не очищает душу. Просто она становится изворотливее. Как змея… Грозя перстом одной руки и пророча адские муки, другой ты выписываешь индульгенцию от ада. Так что человек, конечно же, не захотел умирать. Но это ещё не значит, что он расхотел убивать. Тем более, что помимо запуска ядерных ракет, современный мир предоставляет возможность утолить жажду крови множеством способов. В различных ценовых категориях. От всем интересных компьютерных игр до прокси-войны в никому не интересной африканской стране. А это значит, что наравне с продажей и покупкой бананов можно покупать и продавать войну. Экспортировать и импортировать войны.
В этот момент из способа достижения целей война превратилась в самоцель. Оказалась отчуждена от изначальных задач. Стала симулякром. Товаром. Медиапродуктом.
На словах мы, как и раньше, сражаемся за своих богов, свой образ жизни и свои идеи. Это по-прежнему доблестно и славно. Вот только никто не хочет заканчивать. От этого всем будет только хуже. Холдинг понял это раньше многих. Поэтому и создал меня. И человека, и оружие. Единство и противоположность. И теперь я намного опаснее ядерной бомбы. Потому что существую не для победы или поражения. Прекращать никак нельзя. Зачем? Ведь шоу должно продолжаться. Людям оно нравится. Хотя намного страшнее, что оно нравится ей…
Агния возвышается над развалинами какого-то строения. Сами собой расплётшиеся чёрные волосы извиваются на фоне серого неба. Что тут было прежде? Вроде какая-то придорожная кафэшка. Пока славные «воины света» не пришли и не устроили свой опорник. Что случилось с хозяином? Был ли он заряжен насранным в голову пропагандистским говном и сам предоставил им позицию? Или оказался согнан со своего места «волелюбным» поджопником? А может, в самом лучшем случае, закрыл всё на замок и сам давно покинул эту местность? Это уже не важно.
Куски стен, упавшие стропила и фрагменты обвалившейся кровли, оплетены жгутиками расползающейся ризомы. Повторяя ритм сердечных сокращений, по ним пробегают пульсации. Разросшаяся чёрная грибница уже незаметно проникла в почву на многие сотни метров вокруг. Она заполняет сливные коллекторы, проползает под вспучивающимся асфальтом, протискивается в щелях тротуарной плитки.
Все, кто не остались под завалом, пытаются скрыться в прилегающих дворах. Один неосторожно наступает на люк, через отверстия в котором уже проросли рецепторы. Ловушка срабатывает моментально. Биомассе внутри требуются доли секунды. Чугунный блин подскакивает вверх вместе с испуганным солдатиком. Восемь щупалец с острыми шипами цветком раскрываются под импровизированной тарелкой. Кушать подано. Солдатик орёт. Его приятель даёт в люк автоматную очередь.
