— А-а-а! Помогите! — вопль разорвал ночь.
Чарли уже бежала, ружьё наготове. Бернард и Люк, переглянувшись, поплелись следом.
Сверху расщелина напоминала тонкий шрам, разрезавший ледник на две части — извилистая трещина, тянувшаяся на сотни ярдов вдоль склона. Её края, отполированные ветром до зеркальной гладкости, уходили вниз, сужаясь в непроглядную темноту. Лунный свет скользил по стенкам, высвечивая слоистую структуру древнего льда: синеватые прожилки, трещины-паутинки и вмёрзшие камни, острые как клыки. Глубину невозможно было разглядеть — даже брошенный вниз камень не достигал дна, исчезая в тишине после десятка секунд падения. Ветер, прорывавшийся сквозь узкий проём, выл низким гулом, словно стонал сам лёд под тяжестью веков. Местами своды смыкались, образуя хрупкие мостики из снега, готовые рухнуть от малейшей вибрации.
Генри, задыхаясь, царапал лёд ногтями. Кровь смешивалась с кристаллами, оставляя розовые узоры.
— Идиот! Не дёргайся! — крикнула Чарли, заглядывая в пролом. — Расщелина глубокая. Если сорвёшься — мы тебя уже не вытащим.
Бернард, высветив масляным фонарём пропасть, присвистнул:
— Да тебя твой чёртов чемодан спас.
Он кинул в зияющую трещину окурок, и тот полетел вниз, исчезнув во мраке вековых льдов.
Генри, пунцовый от усилий, начал прыгать на чемодане, пытаясь вылезти. От каждого прыжка чемодан забивался всё глубже, а расщелина сжимала Генри всё туже.
— Ты глухой или тупой? — рявкнул Бернард. — Тебе сказали, хватит дрыгаться!
— Вытащите меня! — Генри завопил фальцетом, и чемодан съехал на дюйм, скрипя металлическими уголками.
Люк протянул трость, но потные пальцы Генри только скользили по лакированному дереву:
— О, дружище! Ты как пробка в бутылке дешёвого вина — и вытащить так же сложно!
Чарли вернулась с верёвкой, лицо её было белее снега. Она сбросила один конец в щель.
— Обвяжи под мышками. Только медленно.
Генри, всхлипывая, обматывал верёвку вокруг туловища, дрожащими пальцами затягивая узлы. Грубые волокна пеньки впивались в тело даже через толстую шубу. Когда он перенёс вес на верёвку, Бернард и Чарли, упираясь в снег сапогами, дёрнули разом — трос натянулся, врезаясь в ладони. Стенки расщелины затрещали: острые пластины льда, похожие на стеклянные кинжалы, посыпались вниз. Его шуба покрылась ледяной коркой — тепло от тела топило наледь, примораживая одежду к стенам расщелины. Каждый рывок вверх вызывал новый обвал: куски фирна размером с кулак летели мимо, едва не попадая в лицо. Хватка расщелины сжималась туже, а снизу, из чёрного зева, тянуло воющим сквозняком, вымораживающим кости.
— Не тяните! — протяжно взвыл Генри. — Я примёрз!
— Мы его через край не вытащим... — выдохнула индеанка. — Нужно...
Чарли, не договорив, отпустила верёвку и метнулась к ближайшей палатке, где пьяные старатели играли в кости на гнилых досках. Вырвав две плахи из-под прямиком из-под носа, она вернулась, прикладом отгоняя любопытных.
— Бернард! — она бросила доски через расщелину. — Встань на них и тащи.
— Чемодан тоже не забудь обвязать! — крикнул в пропасть Люк, сложив руки рупором.
— Хрен с этим чемоданом! Он либо примёрзнет заживо, либо свалится! Бернард, тяни на счёт три!
— Раз... — Бернард встал на доски, зловеще хрустнувшие под его весом; вены на его руках и лице начали вздуваться от растущего напряжения.
— Два... — Генри завыл, пытаясь оторвать одежду от ледяных тисков.
— Три!
Рывок. Бернард резко разогнулся, верёвки врезались в кожу до мяса. Генри под аккомпанемент рвущейся шубы вылетел наверх, оставляя на морозных стенах клоки меха.
— Нет-нет-нет! Мой чемодан! Он остался там! — Генри пополз обратно к краю, но Чарли пригвоздила его прикладом к земле.
— Твой чемодан теперь собственность перевала, — сказала она, развязывая верёвку. — Радуйся, что жив.
Люк, свесившись над пропастью, вздохнул:
— Прощай, моя яхта... прощайте, парижские кокотки...
Бернард стоял, потирая окровавленные ладони. Его взгляд встретился с Чарли — она кивнула, почти незаметно. Благодарность? Или презрение к общей глупости?
Генри рыдал, обхватив голову:
— Всё пропало... всё...
— Не всё, — Эрик, который только подоспел к концу действа, листая записную книжку. — Учитывая обстоятельства, рекомендую...
Бернард вырвал из рук коронёра блокнот и швырнул его в пропасть.
— Засунь свои рекомендации себе в задницу, чучело соломенное!
Люк, всё ещё распластавшийся у края расщелины, свесил фонарь в темноту. Жёлтое дрожащее пятно выхватило чемодан, заклинившийся между льдом и камнем,.
— Красота... — протянул он. — Как сундук с пиастрами на дне морском. Бернард, дай удочку.
— Какую к чёрту удочку?! Ты совсем поехал? — рявкнул Бернард, но уже рылся в поклаже, доставая различное барахло.
Они связали три аркана в один, пристроив к концу крюк от упряжи. Люк, лёжа на животе, раскачивал импровизированную «удочку», причмокивая:
— Так, милашка, иди к папочке...
— Ты его соблазняешь или вытаскиваешь? — Бернард, стоя позади и страхуя, нетерпеливо дёрнул верёвку, едва не столкнув Люка вниз.
— Терпение, дикарь! — Люк поправил цилиндр. — Искусство требует...
— Искусство требует надрать тебе задницу, шут гороховый!
Крюк звякнул о ручку поклажи. Люк замер, медленно подтягивая верёвку. Чемодан, скрипя, пополз вверх, рассыпая по пути ледяную крошку.
— Легонько... лееегонько... — шептал Люк.
— Да тащи уже, а то как баба! — Бернард в ярости выхватил из рук товарища верёвку, рванув со всей силы.
Деревянная ручка затрещала. Застрявшая поклажа взвизгнула железными уголками о края щели. Чемодан вдруг сорвался, но Люк в последний момент успел схватить его рукой за ремень.
— Есть контакт! — Он засмеялся истерически, выволакивая ящик на край. — Мы гении, Медведь! Гении!
Бернард выхватил чемодан, швырнув его в снег подальше от края.
— Гении? — Здоровяк с силой поднял Люка за шиворот и отправил его в сугроб рядом со злосчастным саквояжем. — Ты псина голодная. А я мудак, который тебя слушает!
Генри, трясясь и всхлипывая подполз к чемодану, обнял его и начал укачивать, как младенца. Толпа зевак, собравшаяся вокруг, побрела обратно по своим делам. Лагерь медленно вернулся к привычной жизни под россыпью холодных звёзд: снова кто-то затянул заунывную песню, кто-то ругался и палил в воздух, где-то на краю лагеря какой-то бедолага разрывался в чахоточном кашле.
Люк, всё ещё лежа на снегу и раскинув руки, подмигнул Бернарду:
— А ведь весело, Медведь, а?
Тот ответил плевком в пропасть, но тут же разразился рваным лаем смеха. Чарли наблюдала за ними из-под полузакрытых век, прислонившись к скале. В углу рта дрогнуло подобие улыбки. Безумцы. Такие жалкие. Такие… живые.
III
— Мне нужно подсчитать вероятность, с которой мы сможем вытащить оттуда мой блокнот, — монотонно протянул Эрик, заглядывая в бездну пустыми глазами. — Учитывая угол падения, массу и коэффициент трения...
Бернард схватил его за шиворот, как котёнка за шкирку, и затряс:
— Давай, умник! Я сейчас и тебя туда скину. Будешь считать вслух, пока будешь падать, а мы послушаем!
Эрик, не обращая внимания на угрозы, медленными, почти неестественными движениями достал из-за пазухи запасной блокнот и вытащил из-за уха карандаш. Бернард разжал хватку и в разочаровании и ярости провел рукой по волосам, чуть не сняв с себя скальп.
— Господи Иисусе! Ты когда-нибудь доведёшь меня до точки невозврата!
Он выхватил из рук коронёра второй блокнот, пробежав по записям глазами:
— «Коэффициент... умственной неполноценности... Бернарда — девяносто девять процентов»? Да я тебя...
Эрик медленно моргнул и указал карандашом на лист:
— Ошибка. Сто.
Бернард зарычал, схватившись за голову.
Люк наблюдал за ними, стряхивая с цилиндра снег:
— Знаешь, гений, есть теория: если бросить в пропасть всё, что у тебя есть, однажды она тебе что-нибудь вернёт. Например, пинок под зад.
— Неверно, — возразил Эрик, повернувшись к картёжнику и вперив в него прозрачные глаза. — Это противоречит закону сохранения энергии.
Бернард пнул сапогом снег и злобно затопал в сторону лагеря.
— Нахрен вас всех! Грёбаное безумие! Лучше бы я в тюрьме остался!
Там, где-то глубоко внизу, среди вечных льдов и камней, покоился блокнот с расчётами — первый учебник по выживанию для тех, кто ещё мог бы осмелиться бросить вызов Северу, но, увы, никому уже не было суждено его прочесть.
