~~~Текст не редактировался и может содержать ошибки~~~
—Нет! Не смотри! Нет! Оставь меня! Никогда!
Девушка, задыхаясь, проснулась от собственного сдавленного крика. Хотя нет. Это во сне ей казалось, что она кричала, срывая голос, на самом же деле из пересохших губ лишь срывался едва слышный, испуганный шепот, с трудом освобождая ее от привычного кошмара.
Потом долго лежала, стараясь успокоить бешено скачущее сердце и восстанавливая сбившееся дыхание, уставилась в темноту широко открытыми глазами. Сомкнуть их, закрыть и перевернуться на другой бок было невозможно - слишком страшно снова уплыть в дрему, где, она знает, он все еще ждет ее.
Аня тревожно прислушалась к окружающей темноте. В комнате напротив, через коридор, спал младший братишка, сладко посапывая во сне. Он тоже боится темноты, боится ночи и приходящих с ней ужасов, зато и дверь в его комнату всегда приоткрыта, в коридоре горит ночник, а зачастую по утру и он сам оказывается в постели у сестры под боком, ища защиты и утешения в своих детских бедах. Девушка горестно вздохнула, жалея, что сегодня малыш не пришел. Может, и он тогда бы не явился вновь требовать от нее того, что она не могла дать?
Она плохо помнила, когда это все началось, когда он впервые потревожил ее невинный сон. Ей, наверное, было года четыре или пять. Вся зареванная, обмочившись от страха, девочка кинулась к бабушке, но та только отругала и приказала больше не будить среди ночи из-за всяких глупостей. Она и не будила. Сворачивалась вот как сейчас комочком и долго лежала до рассвета, боясь смежить напряженные веки. Став старше, Анна, будучи по натуре достаточно благоразумной, пыталась противопоставлять знания и холодную логику преследовавшему ее ночному кошмару. При свете дня она отдавала себе отчет, что на самом деле ничего страшного во сне не происходило - ну, пялился на нее мужик через закрытое решеткой окно, ну, внешности не самой располагающей - но это же всего лишь сон! Прокрутить на начало и забыть - как с любым другим! Но каждый раз, стоило ему появиться и заполнить собой творимые подсознанием картины, и ее парализовало от ужаса, она не была способна вспомнить и применить все свои идеально выверенные, взращенные явью доводы - во сне они не имели силы, а он имел.
Его, кажется, забавляли ее попытки сопротивляться, он часто ухмылялся своей широкой улыбкой, открывая белые, острые как у зверя зубы. И он продолжал смотреть, продолжал звать и ждать, нисколько не сомневаясь, что однажды она уступит. Девушка не имела понятия, что ему нужно - он не приближался, никак не пытался причинить ей вред, просто наблюдал, и ей оставалось лишь криком пытаться вырваться из под надзора его светящихся пламенем алых глаз, с заполонившими радужку черными зрачками.
За окном гулко гудя простуженным мотором проехала ранняя машина, на далеком проспекте прогремел первый трамвай. Анька вознесла благодарственную молитву - приближалось утро. Можно было попытаться снова на часик-другой заснуть, впереди был тяжелый день, но она все еще была слишком взбудоражена, сон не шел. За последнее время жизнь девушки вошла в колею, обрела цель, смысл, зачастую она ловила себя на мысли, что чувствовала себя довольной, если не счастливой, успешно миновав терзания подростковых лет. Да и ее навязчивый, персональный монстр не появлялся много месяцев, заставив надеяться, что все позади, что он был лишь еще одним симптомом мучивших ее с детства неврозов, а сейчас при поддержке Линды, исправно принимая таблетки, она наконец, излечилась, стала сама собой. Лучшей, уравновешенной версией себя, а не загнанным, не доверявшим никому зверьком, привыкшим скрывать любые проявления чувств.
Линда - это Анина мачеха. Но она точно не злая мачеха из сказки. Скорее, добрая фея-крестная. Она, кажется, была единственным человеком в жизни девушки, кому та была небезразлична. Аня с благодарностью часто думала, что если бы не Линда, то ей к своим двадцати годам так и не довелось бы узнать, что значит, когда тебя кто-то любит и искренне заботится.
Анина мама умерла вскоре после ее рождения, с отцом они женаты не были. Тем не менее взяла младенца к себе именно мать отца, не позволила забрать в детдом, что неминуемо бы произошло, так как о родственниках матери ничего известно не было. Бабушка ее - женщина старой закалки - суровая и непримиримая, еще и фанатично религиозная. Вера была ее единственной отрадой, да и взяла она девочку, наверное, по этой причине - так полагалось - опекать сирот, как истой христианинке.
Внучку она растила в строгости, та ни то что ласки, доброго слова от нее не слышала. Но и злого тоже. За что сейчас с высоты прожитых лет испытывала даже долю признательности. Что бы с ней сталось, если б не бабка? Но когда тебе пять, или даже десять, а с тебя как со взрослой требуют соблюдения всех постов, церковных ритуалов и замаливания грехов до разбивания лба - сложно понять, почему у других детей есть любящие семьи, игры, поцелуи, объятия и подарки на дни рождения, а ты лишенный всего, постыдный плод прегрешения, осужденный все свободное время проводить на коленях в чаду благовоний.
Не желая и дальше предаваться вдруг нахлынувшим детским воспоминаниям, смирившись, что уснуть все равно не удастся, девушка решила вставать. Тихонько прошмыгнув в ванную, умылась, оделась и пройдя на кухню, закрыла дверь, чтобы не будить домашних. Чашка крепкого кофе пошла на пользу, придав бодрости и желания взяться за незаконченную курсовую. Около семи, уже не опасаясь разбудить весь дом, услышав легкую поступь вставшей мачехи, взялась за готовку - Ролик обожал блинчики на завтрак, а Ане было только в радость его баловать.
— Доброе утро, Анют,— Линда, еще в домашнем халате, но уже причесанная и накрашенная, мягко обняла за талию в знак приветствия и благодарности.— Ты чего вскочила ни свет ни заря сегодня? Волнуешься перед экзаменом?
— Не, все нормально,— Аня отмахнулась. Учеба ей давалась на диво легко, из-за нее она редко переживала.— Просто не спалось.
Линда нахмурилась, уловив затравленную нотку в голосе падчерицы.
— Опять тот давний кошмар? — сразу догадалась она.— Ты лекарство не забываешь принимать?
— Нет, просто сон неприятный, не тот,— не поднимая глаз, поспешила соврать девушка.
Мачеха, хоть и почувствовала, что она не договаривает, тему развивать не стала, оставляя за падчерицей право самой решать, когда быть откровенной. Может и попыталась бы разговорить окольными путями, но на кухню притопал припухший со сна, зевающий Ролик и потянулся к ней на руки.
Сделав Линде кофе и подвинув тарелку с завтраком, какое-то время женщины молча ели, примостившись на табуретках возле кухонного стола, обмениваясь любящими взгляде при виде сидящего на коленях матери, потирающего сонные глазки гномика.
— Линда!— громкий недовольный голос отца нарушил зыбкую идиллию.— Почему Роланд еще не готов? Нам выезжать через десять минут!
— Ой, Владик, прости, сейчас, только покормлю его,— всполошилась Линда.
— Некогда уже! В саду поест!— отец явно был не в настроении. Он редко сам отвозил сына в сад, и жутко не любил опаздывать на работу из-за этого. Но машина Линды была в ремонте и ему нужно было сегодня забросить жену с сыном по дороге.
— Иди одевайся, давай мне Ролика,— Аня придала мачехе ускорение. Та, благодарно улыбнувшись, упорхнула, в коридоре столкнулась с мужем, кинулась ему на шею с объятиями, заливисто рассмеявшись, поцеловала, чтобы задобрить. Ей это ожидаемо удалось - отец расслабился, даже забежал на кухню, перехватил недоеденный блин с тарелки жены и глотнул из ее чашки остывающий кофе. Правда, стоило ему столкнуться взглядом с дочерью, улыбка сбежала с губ, лицо застыло холодной маской.
— Роланд, поторопись,— сердито обратился он к стоящему на табурете мальчику, которого старшая сестра спешно одевала, одновременно успевая засовывать в рот капающие клубничным вареньем кусочки пышных оладушек.
Аня молча снесла привычное пренебрежение. Давно научилась не принимать слишком близко к сердцу и не обижалась, что для него она так и осталась пустым местом, типа безликой служанки. Отец только по настоянию Линды, когда они поженились, согласился забрать девочку из деревни от бабки, обеспечивал всем необходимым, не скупился на одежду и образование, но привязанности явно не испытывал, даже не давая себе труда скрывать угрюмое безразличие.
Наверное, Аня была для него досадным напоминанием об ошибках молодости. Может, он предпочел бы вообще от нее откреститься (бабке, как не старалась, не удалось совсем уж оградить девочку от сельских сплетен, та с малолетства слышала как за спиной ее обзывали «отродьем той пришлой шалавы»), но дочь была вылитой его копией, так что в его отцовстве сомневаться не приходилось.
У девушки были отцовские зеленые глаза, нос, усыпанный веснушками, рыжие, жесткие волосы. От блондинки матери, юную фотографию которой Аня видела только в старом засаленном паспорте, ей достались только округлые скулы, пухлые губы, да более светлый оттенок волос, что вряд ли можно было назвать достоинством - отцовская насыщенная рыжина выглядела благородно, а ее пламенеющая морковная копна привлекала лишь нездоровые вопросы про то, натуральный ли это цвет. Зато, как только появились первые свои деньги, девушка поспешила постричься и покраситься. К сожалению, ее внешности это не сильно помогло. Она все равно оставалась пронзительно рыжей, как бы не чернила брови и ресницы, несмотря на килограммы тональника и десятки раз перекрашенные и осветленные волосы - рыжая масть в ее генах, очевидно, была неистребима, просвечивая сквозь любую краску.
Сейчас Анька находилась в той стадии лихорадочных поисков собственного стиля, когда еще не окончательно плюнула на тщетность своих усилий по переделке собственной внешности, но уже смирилась с тем, что некоторые особенности лица и телосложения без кардинальных мер типа операции не изменить, так что на данный момент из зеркала на нее смотрела обычная, ни чем не примечательная, бледная девушка с собранными в низкий хвостик рыжевато-каштановыми волосами и в очках в широкой оправе, скрывавшими хоть часть золотистой россыпи на коже.
У нее было еще около часа на сборы перед универом после того как домашние, безбожно суетясь, опаздывая, и посмеиваясь над собой из-за этого, уехали в садики-школы-работы. Лето уже было на пороге, но как часто бывает, на несколько дней дав насладиться в миг наступившей жарой, дало задний ход, принеся пронзительные ветра и совсем уж не майские, холодные ливни, так что пока прыгала через лужи до остановки, девушка совсем продрогла и промокла.
— Ань, привет,— услышала запыхавшуюся поступь позади себя.
Бывший одноклассник и сейчас однокурсник Костик, пригнувшись, прикрывая голову капюшоном, вбежал под козырек остановки.
Они почти не общались в школьные времена. Да у нее вообще в школе друзей и не было, Линду, работавшую школьным психологом, вряд ли можно считать. Перевели ее в восьмом классе, в уже устоявшийся коллектив, девочка, вырванная из ненавистного, но привычного и размеренного быта деревенской школы при церкви, дичилась, одноклассницы на нее презрительно кривились, называя «деревней», мальчиков она совсем не привлекала. Уже в старших классах некоторые, не имевшие и шанса с признанными красавицами класса, пытались подкатывать, видимо ожидая легкой победы в охмурении «коровницы», но быстро отставали, отталкиваемые ее мрачной нелюдимостью, что впрочем не мешало им распускать грязные слухи и поддерживать девчонок в их жестоких насмешках.
Костик, к его чести, никогда в травле не участвовал. Самому приходилось отбиваться. Но если Аня молчала-молчала, а потом взрывалась, чуть руки на себя по глупости не наложив, то парень предпочитал стратегию полного слияния с окружающей средой - ничем не выделяться, ум не выпячивать, насмешки воспринимать без гонора, с улыбкой, и вообще по возможности не отсвечивать. Зато для Ани и стало сюрпризом на первом курсе, что тот, оказывается, только прикидывался полным задротом, а на деле был совсем не глуп, расторопен и легко адаптировался в любой ситуации. За эти два года на одном курсе они не сказать, чтоб стали друзьями, но прониклись друг к другу симпатией, привыкли, чему в общем-то сначала способствовал тот простой факт, что жили они в одном районе, а ездить через весь город в гордом одиночестве было все же не так уж и весело.
— Ты как, весь талмуд по Электроприборостроению выучила?- подколол Костя, имея в виду феноменальную Анину способность к зазубриванию самых неудобоваримых текстов.
— Только названия,- привычно отбрыкнулась девушка. Ей совсем не нравилось, когда ее считали фриком, но Косте она могла простить легкое подтрунивание, он никогда не пользовался ей во вред подобной информацией, ведь за свою память Ане следовало благодарить бабку и километры молитв и псалмов, что она заучивала с раннего детства.
В университете она начала жизнь с чистого листа, постаравшись перенять Костин ноу-хау, так хорошо выручивший его в школьные годы, и если тот теперь расцвел и почивал на лаврах успешности и популярности, то Аня изо всех сил прикидывалась серой мышкой, попавшей на факультет Электроэнергетики по чистой случайности - мол, никуда больше не взяли.
— Слух, у нас компания собирается в выходные к Венику на дачу. Не хочешь с нами?- как ни в чем не бывало продолжил разговор парень, тщательно вытирая запотевшие от дождя очки и снова водружая их на нос. Он был совсем не против быть болтуном в их отношениях, ведь сам так долго молчал.
— Не, у меня смена на складе в субботу,- отказалась девушка, ссылаясь на работу.
— Ну так ты же в восемь заканчиваешь, да? Детское время! Хочешь, я тебя заберу и вместе поедем?
— Ну, не знаю... А кто еще будет? - заинтересовалась Аня.
Разговор на время смолк, подошел их автобус, пока протиснулись вовнутрь, пока нашли место, где притулиться, вися на поручнях, не до обсуждения деталей было. Только после того, как большая часть толпы вышла в центре, а им удалось занять сидения в дальнем конце, Костик, раз вставший на рельсы и редко с них сходивший, продолжил уговаривать девушку.
— Да все свои, как всегда,- начал он перечислять на пальцах,- ну само собой Веник с Любкой, Стас с Илонкой, Серый, Виталя, Ленка с Катюхой обещали, ну еще Эдя и мы с тобой,- заключил он.
Сердце девушки неровно забилось - Эдгар перевелся к ним только в этом семестре, и что-то в этом высоком, темноволосом, флегматично-спокойном парне Ане очень импонировало. Она понимала, что он на такую как она никогда и внимания не обратит, но потерять хоть малюсенький шанс побыть в его компании вне учебы не хотелось.
— А домой как? - неуверенно, но уже почти сдавшись спросила Аня.— Ты то небось, несмотря на все клятвенные заверения, в трезвенники не подался?
Костик смущенно кашлянул. После прошлой студенческой попойки Ане пришлось приятеля почти на себе из такси выносить.
— Ань, ну не маленькие же. До утра в саду посидим, шашлыки пожарим, рассвет дождемся и поедем. Ты же у Веника была раньше, дом хоть и старый, но вместительный - есть где прикорнуть, если совсем вне кондиции будем.
Аня кивнула. Она и в самом деле приезжала на аналогичную тусовку в прошлом году, при чем не на машине, а на электричке, станция которой, как она помнила, была совсем недалеко от дачного поселка.
—Нет! Не смотри! Нет! Оставь меня! Никогда!
Девушка, задыхаясь, проснулась от собственного сдавленного крика. Хотя нет. Это во сне ей казалось, что она кричала, срывая голос, на самом же деле из пересохших губ лишь срывался едва слышный, испуганный шепот, с трудом освобождая ее от привычного кошмара.
Потом долго лежала, стараясь успокоить бешено скачущее сердце и восстанавливая сбившееся дыхание, уставилась в темноту широко открытыми глазами. Сомкнуть их, закрыть и перевернуться на другой бок было невозможно - слишком страшно снова уплыть в дрему, где, она знает, он все еще ждет ее.
Аня тревожно прислушалась к окружающей темноте. В комнате напротив, через коридор, спал младший братишка, сладко посапывая во сне. Он тоже боится темноты, боится ночи и приходящих с ней ужасов, зато и дверь в его комнату всегда приоткрыта, в коридоре горит ночник, а зачастую по утру и он сам оказывается в постели у сестры под боком, ища защиты и утешения в своих детских бедах. Девушка горестно вздохнула, жалея, что сегодня малыш не пришел. Может, и он тогда бы не явился вновь требовать от нее того, что она не могла дать?
Она плохо помнила, когда это все началось, когда он впервые потревожил ее невинный сон. Ей, наверное, было года четыре или пять. Вся зареванная, обмочившись от страха, девочка кинулась к бабушке, но та только отругала и приказала больше не будить среди ночи из-за всяких глупостей. Она и не будила. Сворачивалась вот как сейчас комочком и долго лежала до рассвета, боясь смежить напряженные веки. Став старше, Анна, будучи по натуре достаточно благоразумной, пыталась противопоставлять знания и холодную логику преследовавшему ее ночному кошмару. При свете дня она отдавала себе отчет, что на самом деле ничего страшного во сне не происходило - ну, пялился на нее мужик через закрытое решеткой окно, ну, внешности не самой располагающей - но это же всего лишь сон! Прокрутить на начало и забыть - как с любым другим! Но каждый раз, стоило ему появиться и заполнить собой творимые подсознанием картины, и ее парализовало от ужаса, она не была способна вспомнить и применить все свои идеально выверенные, взращенные явью доводы - во сне они не имели силы, а он имел.
Его, кажется, забавляли ее попытки сопротивляться, он часто ухмылялся своей широкой улыбкой, открывая белые, острые как у зверя зубы. И он продолжал смотреть, продолжал звать и ждать, нисколько не сомневаясь, что однажды она уступит. Девушка не имела понятия, что ему нужно - он не приближался, никак не пытался причинить ей вред, просто наблюдал, и ей оставалось лишь криком пытаться вырваться из под надзора его светящихся пламенем алых глаз, с заполонившими радужку черными зрачками.
За окном гулко гудя простуженным мотором проехала ранняя машина, на далеком проспекте прогремел первый трамвай. Анька вознесла благодарственную молитву - приближалось утро. Можно было попытаться снова на часик-другой заснуть, впереди был тяжелый день, но она все еще была слишком взбудоражена, сон не шел. За последнее время жизнь девушки вошла в колею, обрела цель, смысл, зачастую она ловила себя на мысли, что чувствовала себя довольной, если не счастливой, успешно миновав терзания подростковых лет. Да и ее навязчивый, персональный монстр не появлялся много месяцев, заставив надеяться, что все позади, что он был лишь еще одним симптомом мучивших ее с детства неврозов, а сейчас при поддержке Линды, исправно принимая таблетки, она наконец, излечилась, стала сама собой. Лучшей, уравновешенной версией себя, а не загнанным, не доверявшим никому зверьком, привыкшим скрывать любые проявления чувств.
Линда - это Анина мачеха. Но она точно не злая мачеха из сказки. Скорее, добрая фея-крестная. Она, кажется, была единственным человеком в жизни девушки, кому та была небезразлична. Аня с благодарностью часто думала, что если бы не Линда, то ей к своим двадцати годам так и не довелось бы узнать, что значит, когда тебя кто-то любит и искренне заботится.
Анина мама умерла вскоре после ее рождения, с отцом они женаты не были. Тем не менее взяла младенца к себе именно мать отца, не позволила забрать в детдом, что неминуемо бы произошло, так как о родственниках матери ничего известно не было. Бабушка ее - женщина старой закалки - суровая и непримиримая, еще и фанатично религиозная. Вера была ее единственной отрадой, да и взяла она девочку, наверное, по этой причине - так полагалось - опекать сирот, как истой христианинке.
Внучку она растила в строгости, та ни то что ласки, доброго слова от нее не слышала. Но и злого тоже. За что сейчас с высоты прожитых лет испытывала даже долю признательности. Что бы с ней сталось, если б не бабка? Но когда тебе пять, или даже десять, а с тебя как со взрослой требуют соблюдения всех постов, церковных ритуалов и замаливания грехов до разбивания лба - сложно понять, почему у других детей есть любящие семьи, игры, поцелуи, объятия и подарки на дни рождения, а ты лишенный всего, постыдный плод прегрешения, осужденный все свободное время проводить на коленях в чаду благовоний.
Не желая и дальше предаваться вдруг нахлынувшим детским воспоминаниям, смирившись, что уснуть все равно не удастся, девушка решила вставать. Тихонько прошмыгнув в ванную, умылась, оделась и пройдя на кухню, закрыла дверь, чтобы не будить домашних. Чашка крепкого кофе пошла на пользу, придав бодрости и желания взяться за незаконченную курсовую. Около семи, уже не опасаясь разбудить весь дом, услышав легкую поступь вставшей мачехи, взялась за готовку - Ролик обожал блинчики на завтрак, а Ане было только в радость его баловать.
— Доброе утро, Анют,— Линда, еще в домашнем халате, но уже причесанная и накрашенная, мягко обняла за талию в знак приветствия и благодарности.— Ты чего вскочила ни свет ни заря сегодня? Волнуешься перед экзаменом?
— Не, все нормально,— Аня отмахнулась. Учеба ей давалась на диво легко, из-за нее она редко переживала.— Просто не спалось.
Линда нахмурилась, уловив затравленную нотку в голосе падчерицы.
— Опять тот давний кошмар? — сразу догадалась она.— Ты лекарство не забываешь принимать?
— Нет, просто сон неприятный, не тот,— не поднимая глаз, поспешила соврать девушка.
Мачеха, хоть и почувствовала, что она не договаривает, тему развивать не стала, оставляя за падчерицей право самой решать, когда быть откровенной. Может и попыталась бы разговорить окольными путями, но на кухню притопал припухший со сна, зевающий Ролик и потянулся к ней на руки.
Сделав Линде кофе и подвинув тарелку с завтраком, какое-то время женщины молча ели, примостившись на табуретках возле кухонного стола, обмениваясь любящими взгляде при виде сидящего на коленях матери, потирающего сонные глазки гномика.
— Линда!— громкий недовольный голос отца нарушил зыбкую идиллию.— Почему Роланд еще не готов? Нам выезжать через десять минут!
— Ой, Владик, прости, сейчас, только покормлю его,— всполошилась Линда.
— Некогда уже! В саду поест!— отец явно был не в настроении. Он редко сам отвозил сына в сад, и жутко не любил опаздывать на работу из-за этого. Но машина Линды была в ремонте и ему нужно было сегодня забросить жену с сыном по дороге.
— Иди одевайся, давай мне Ролика,— Аня придала мачехе ускорение. Та, благодарно улыбнувшись, упорхнула, в коридоре столкнулась с мужем, кинулась ему на шею с объятиями, заливисто рассмеявшись, поцеловала, чтобы задобрить. Ей это ожидаемо удалось - отец расслабился, даже забежал на кухню, перехватил недоеденный блин с тарелки жены и глотнул из ее чашки остывающий кофе. Правда, стоило ему столкнуться взглядом с дочерью, улыбка сбежала с губ, лицо застыло холодной маской.
— Роланд, поторопись,— сердито обратился он к стоящему на табурете мальчику, которого старшая сестра спешно одевала, одновременно успевая засовывать в рот капающие клубничным вареньем кусочки пышных оладушек.
Аня молча снесла привычное пренебрежение. Давно научилась не принимать слишком близко к сердцу и не обижалась, что для него она так и осталась пустым местом, типа безликой служанки. Отец только по настоянию Линды, когда они поженились, согласился забрать девочку из деревни от бабки, обеспечивал всем необходимым, не скупился на одежду и образование, но привязанности явно не испытывал, даже не давая себе труда скрывать угрюмое безразличие.
Наверное, Аня была для него досадным напоминанием об ошибках молодости. Может, он предпочел бы вообще от нее откреститься (бабке, как не старалась, не удалось совсем уж оградить девочку от сельских сплетен, та с малолетства слышала как за спиной ее обзывали «отродьем той пришлой шалавы»), но дочь была вылитой его копией, так что в его отцовстве сомневаться не приходилось.
У девушки были отцовские зеленые глаза, нос, усыпанный веснушками, рыжие, жесткие волосы. От блондинки матери, юную фотографию которой Аня видела только в старом засаленном паспорте, ей достались только округлые скулы, пухлые губы, да более светлый оттенок волос, что вряд ли можно было назвать достоинством - отцовская насыщенная рыжина выглядела благородно, а ее пламенеющая морковная копна привлекала лишь нездоровые вопросы про то, натуральный ли это цвет. Зато, как только появились первые свои деньги, девушка поспешила постричься и покраситься. К сожалению, ее внешности это не сильно помогло. Она все равно оставалась пронзительно рыжей, как бы не чернила брови и ресницы, несмотря на килограммы тональника и десятки раз перекрашенные и осветленные волосы - рыжая масть в ее генах, очевидно, была неистребима, просвечивая сквозь любую краску.
Сейчас Анька находилась в той стадии лихорадочных поисков собственного стиля, когда еще не окончательно плюнула на тщетность своих усилий по переделке собственной внешности, но уже смирилась с тем, что некоторые особенности лица и телосложения без кардинальных мер типа операции не изменить, так что на данный момент из зеркала на нее смотрела обычная, ни чем не примечательная, бледная девушка с собранными в низкий хвостик рыжевато-каштановыми волосами и в очках в широкой оправе, скрывавшими хоть часть золотистой россыпи на коже.
У нее было еще около часа на сборы перед универом после того как домашние, безбожно суетясь, опаздывая, и посмеиваясь над собой из-за этого, уехали в садики-школы-работы. Лето уже было на пороге, но как часто бывает, на несколько дней дав насладиться в миг наступившей жарой, дало задний ход, принеся пронзительные ветра и совсем уж не майские, холодные ливни, так что пока прыгала через лужи до остановки, девушка совсем продрогла и промокла.
— Ань, привет,— услышала запыхавшуюся поступь позади себя.
Бывший одноклассник и сейчас однокурсник Костик, пригнувшись, прикрывая голову капюшоном, вбежал под козырек остановки.
Они почти не общались в школьные времена. Да у нее вообще в школе друзей и не было, Линду, работавшую школьным психологом, вряд ли можно считать. Перевели ее в восьмом классе, в уже устоявшийся коллектив, девочка, вырванная из ненавистного, но привычного и размеренного быта деревенской школы при церкви, дичилась, одноклассницы на нее презрительно кривились, называя «деревней», мальчиков она совсем не привлекала. Уже в старших классах некоторые, не имевшие и шанса с признанными красавицами класса, пытались подкатывать, видимо ожидая легкой победы в охмурении «коровницы», но быстро отставали, отталкиваемые ее мрачной нелюдимостью, что впрочем не мешало им распускать грязные слухи и поддерживать девчонок в их жестоких насмешках.
Костик, к его чести, никогда в травле не участвовал. Самому приходилось отбиваться. Но если Аня молчала-молчала, а потом взрывалась, чуть руки на себя по глупости не наложив, то парень предпочитал стратегию полного слияния с окружающей средой - ничем не выделяться, ум не выпячивать, насмешки воспринимать без гонора, с улыбкой, и вообще по возможности не отсвечивать. Зато для Ани и стало сюрпризом на первом курсе, что тот, оказывается, только прикидывался полным задротом, а на деле был совсем не глуп, расторопен и легко адаптировался в любой ситуации. За эти два года на одном курсе они не сказать, чтоб стали друзьями, но прониклись друг к другу симпатией, привыкли, чему в общем-то сначала способствовал тот простой факт, что жили они в одном районе, а ездить через весь город в гордом одиночестве было все же не так уж и весело.
— Ты как, весь талмуд по Электроприборостроению выучила?- подколол Костя, имея в виду феноменальную Анину способность к зазубриванию самых неудобоваримых текстов.
— Только названия,- привычно отбрыкнулась девушка. Ей совсем не нравилось, когда ее считали фриком, но Косте она могла простить легкое подтрунивание, он никогда не пользовался ей во вред подобной информацией, ведь за свою память Ане следовало благодарить бабку и километры молитв и псалмов, что она заучивала с раннего детства.
В университете она начала жизнь с чистого листа, постаравшись перенять Костин ноу-хау, так хорошо выручивший его в школьные годы, и если тот теперь расцвел и почивал на лаврах успешности и популярности, то Аня изо всех сил прикидывалась серой мышкой, попавшей на факультет Электроэнергетики по чистой случайности - мол, никуда больше не взяли.
— Слух, у нас компания собирается в выходные к Венику на дачу. Не хочешь с нами?- как ни в чем не бывало продолжил разговор парень, тщательно вытирая запотевшие от дождя очки и снова водружая их на нос. Он был совсем не против быть болтуном в их отношениях, ведь сам так долго молчал.
— Не, у меня смена на складе в субботу,- отказалась девушка, ссылаясь на работу.
— Ну так ты же в восемь заканчиваешь, да? Детское время! Хочешь, я тебя заберу и вместе поедем?
— Ну, не знаю... А кто еще будет? - заинтересовалась Аня.
Разговор на время смолк, подошел их автобус, пока протиснулись вовнутрь, пока нашли место, где притулиться, вися на поручнях, не до обсуждения деталей было. Только после того, как большая часть толпы вышла в центре, а им удалось занять сидения в дальнем конце, Костик, раз вставший на рельсы и редко с них сходивший, продолжил уговаривать девушку.
— Да все свои, как всегда,- начал он перечислять на пальцах,- ну само собой Веник с Любкой, Стас с Илонкой, Серый, Виталя, Ленка с Катюхой обещали, ну еще Эдя и мы с тобой,- заключил он.
Сердце девушки неровно забилось - Эдгар перевелся к ним только в этом семестре, и что-то в этом высоком, темноволосом, флегматично-спокойном парне Ане очень импонировало. Она понимала, что он на такую как она никогда и внимания не обратит, но потерять хоть малюсенький шанс побыть в его компании вне учебы не хотелось.
— А домой как? - неуверенно, но уже почти сдавшись спросила Аня.— Ты то небось, несмотря на все клятвенные заверения, в трезвенники не подался?
Костик смущенно кашлянул. После прошлой студенческой попойки Ане пришлось приятеля почти на себе из такси выносить.
— Ань, ну не маленькие же. До утра в саду посидим, шашлыки пожарим, рассвет дождемся и поедем. Ты же у Веника была раньше, дом хоть и старый, но вместительный - есть где прикорнуть, если совсем вне кондиции будем.
Аня кивнула. Она и в самом деле приезжала на аналогичную тусовку в прошлом году, при чем не на машине, а на электричке, станция которой, как она помнила, была совсем недалеко от дачного поселка.
