Тропа начала сужаться, и яркий, изумрудный мох всё ближе подбирался к идущему по ней отряду. Всё ниже клонились деревья, цепляя всадников за волосы и норовя выколоть глаза да расцарапать лицо. Один из дружинников копьём ткнул в изумрудную землю, да та оказалась твёрже камня.
— Вряд ли это Вязкий лес... — пробормотал он. — Рунгьяр, наверно, в другом месте потонул.
Но Вязкий или нет, а сходить с тропы Гимри строго запретил. Да никто особо и не рвался: мало ли что?
— А я слышал, тут живёт колдунья, та самая, что и на Гиблых болотах, — шёпотом поведал Тарм по прозвищу Кудряшка, тряхнув золотистыми кудрями.
— Да как она может и на болотах сидеть, и тут? — возразил кто-то.
— Она ж колдунья! — вступился за друга Атвир. — Конечно, она может быть везде.
— Ерунду ты болтаешь, — хмыкнул Тангур. — Да и на болотах никакой колдуньи нет. Просто болота, в которых люди тонут, вот и всё.
— Проверял? — рассердился Атвир.
— Дурак я что ли?
— Ну вот и помалкивал бы, раз наверняка не знаешь!
— Следите за телегой! — велел Гимри, с отвращением сдирая с лица густую паутину, свитую прямо поперёк дороги. — Чтоб колёса не съехали с тропы!
Все смолкли. Скрип, скрип. Скрип, скрип. Катится телега. Скрип, скрип. Скрип, скри...
— Вода!
Гимри стремительно обернулся. Тарм Кудряшка соскочил с лошади и в изумлении уставился в пролесок справа от дороги. Там, за кручёными стволами деревьев, за пологом из свисавших ивовых веток, поблёскивал ручей. Его призывное журчание долетело до Гимри, едва он остановил своего коня. Тарм лихорадочно сглотнул:
— Наконец-то! Как же хочется пить!
— Стой! — завопил Гимри, но молодой воин уже занёс ногу.
Он наступил на мох и хотел сделать второй шаг, но в тот же миг кудрявые вихры его взлетели, и Тарм провалился по пояс в землю. Дружинники остолбенели. Хугар сплюнул и спешился, но Гимри опередил его, в пару прыжков подлетев к Тарму и протянув ему руку:
— Хватайся!
Парень растерянно ухватился за ладонь предводителя, и тот потащил изо всех сил, но лишь на ноготь приподнял Тарма. Остальные дружинники поспрыгивали с лошадей и принялись помогать Гимри, ухватив Тарма за вторую руку: тот показался ещё на ноготь. Но стоило ослабить хватку, воин ушёл глубже — уже по самые рёбра. Атвир достал верёвку, обвязал ею Тарма за туловище. Снова потянули все вместе: не идёт.
— Сильнее! — кричал Гимри, обливаясь потом от натуги: да что ж это такое? Почему никак не вытащить парня? — Поднажмите, ребята!
Лошади с беспокойством переступали с ноги на ногу и громко фырчали. Хугар бросил взгляд на тропу и велел столпившимся на ней воинам:
— Кто не помогает, следите за лошадьми! И за телегой! Чтоб не съехала никуда, — а сам ухватился за край верёвки, обвязанной вокруг Тарма.
Мало-помалу, показалась из-под земли грудь молодого дружинника. Рубаха его была вся перепачкана чёрной слизью, и та сверкала в редких солнечных лучах, пробивавших густые кроны. Воины тянули и тянули: вынырнул и пояс с подвязанными к нему ножнами. Вот уже и весь Тарм показался над поверхностью и, сделав последнее усилие, дружинники вырвали его из объятий чёрно-зелёного мха. Парень поднялся, пытаясь отряхнуться от повисшей на нём грязи, но та прочно пропитала одежду. Гимри со злостью дал ему подзатыльник, разметав золотистые кудри:
— Ещё немного, и быть тебе не Кудряшкой, а утопленником! — стал отчитывать он. — Кому я велел: не сходить с тропы?
— Но там ведь вода! — Тарм виновато указал в глубь леса.
Ручей не исчез. Он всё так же призывно журчал вдали, и Гимри сердито поджал губы:
— Очевидно, туда не пробраться.
— Может, по деревьям? — предложил Атвир, разглядывая нависающие низко над землёй ивовые ветки.
— Над самим ручьём ничего нет, — заметил Гимри. — Провалишься там — никто тебя не вытащит. Да и я бы этим деревьям не доверял. Теперь уже ясно: это в самом деле Вязкий лес!
— Предводитель! — окликнули его. — Скорей сюда! Беда!
Пока пытались достать Тарма, конь, что вёз телегу, беспокоился всё сильнее. В конце концов, заднее колесо съехало с дороги и мгновенно утонуло. Телегу перекосило, и с неё заскользили вниз навесы от дождя, укрывавшие подарки для колдуна. Воины дружно ухватились за противоположный борт, но лес оказался сильнее: он не получил человека, и теперь жаждал золота и дорогих шкур... Запряжённый конь изо всех сил боролся с трясиной: копыта глубоко бороздили тропу. Но слишком близко подбирался к ним гиблый изумрудный мох.
— Хватай вещи! — закричал Гимри.
И, запрыгнув прямо на увязающую телегу, стал перекидывать всё, что лежало в ней, своим воинам: мешочки с золотыми монетами и драгоценными камнями, расписные кубки из меди и серебра, соболиные и куньи шкурки, припасы для отряда, лежавшие тут же. Гимри кидал и кидал, пока не заметил, что обессиленный конь провалился задней ногой под землю, и даже десяток людей не может удержать его. Телега уже зачерпнула одним концом вязкую чёрную массу, прикрытую мхом, и оставшиеся подарки заскользили в трясину — их уже было не спасти. И тогда Гимри спрыгнул на тропу и, обнажив меч, рубанул со всей силы по деревянным оглоблям. Конь тотчас облегчённо выпрямился и вытащил увязшее копыто. Телега стала быстрее уходить под землю, и вот уже деревянные борта едва видны над поверхностью. Ещё мгновение — и всё затянуло изумрудным мхом.
— Плакала наша телега! — сокрушённо воскликнул Атвир. — И сколько добра госпожи Мираны утонуло!
— Главное, что люди целы, — возразила Мирана, но беспокойство тенью легло на её лицо: и так подарков было немного, а теперь стало ещё меньше. Откажет колдун!
Гимри со злостью воткнул меч в землю у своих ног. Конь с отрубленными оглоблями испуганно отшатнулся, и предводитель потрепал его по гриве:
— Ну-ну, — успокаивающе произнёс он.
— Мама, — вдруг раздался тонкий голос Инары. — Мама!
— Я здесь, — Мирана нежно коснулась холодной щеки дочери.
— Мама, лес наелся.
— Что?
— Лес говолит, — Инара не выговаривала букву «р», — говолит, мы можем идти.
Мирана перевела обеспокоенный взгляд на тяжело дышащего Гимри, затем снова посмотрела на дочь:
— Ты что, милая?
— Лес... — с трудом выдохнула девочка. — Лес говолит со мной...
— Да она уже бредит, — заметил Хугар.
— Нет... — в отчаянии возразила Инара. — Мама, лес говолит: «Я взял себе человека». Мы можем... — язык еле слушался её, — идти...
Гимри обернулся и стал пересчитывать людей на тропе. Из Ощрицы вышло две дюжины человек, не считая больной девчонки: с ней — двадцать пять. Столько же зашло в лес: он лично ещё раз пересчитал их в начале пути. Большинство спешилось, как начался переполох с Тармом и телегой, за лошадьми не всех видно, но все вроде на месте... вроде... Гимри пересчитал ещё раз.
— А где Говар? — спросил он.
Воины оглянулись друг на друга, словно рядом стоявший мог оказаться Говаром.
— Говар! — стали звать его. — Говар!
Но Говар уже не слышал их зова. Тишина висела на Вязким лесом. Лишь каркали вдали вороны, и хлопали по ветру их большие чёрные крылья.
— Мама... — через силу выдохнула Инара. — Мы можем идти.
Дружинники озадаченно смолкли, склонив головы. Гимри, не веря, пересчитал людей ещё раз: двадцать три. И двадцать четвёртая — девчонка. «Да как же так? — перекатывались в голове вопросы. — Когда это случилось? Пока телегу пытались вытащить? Оступился он что ли, дурак? А остальные — остальные почему не заметили? Ну да понятно, почему: переполох выдался знатный... Эх, Говар, Говар! Ведь я не хотел тебя брать, как чувствовал! Зачем ты поехал...»
Скорбную тишину вдруг взорвал хохот:
— Вот тебе и «боги против похода»! — воскликнул Хугар сквозь смех. — Нечего было ныть! Такие нытики первыми и помира... — не успел он закончить фразу, как получил кулаком в лицо.
— У меня воин погиб, — процедил Гимри, с ненавистью глядя на воеводу. — А ты глотку хохотом чешешь. Заткнулся бы, не то следующим станешь.
Хугар подвигал челюстью, проверяя, нет ли вывиха, и спокойно посмотрел в ответ:
— Как бы ты сам, предводитель, следующим не стал.
— Прекратите! — вмешалась Мирана. — Хугар, ты ведёшь себя недостойно!
— Ну прости уж, госпожа, — отмахнулся воевода. — Я этого Говара не знал и плакать по нему не могу. Оставлю это тебе, — он запрыгнул на коня и приподнял бровь: — Но не лучше ли нам послушать твою дочурку и продолжить путь? Пока лес снова не решил отобедать.
Гимри сжал кулаки и отвернулся. Он поглядел на змеиный виток тропы, который они уже прошли. Тот темнел позади, плотно укрытый кронами, и корявые, причудливо изогнутые ивы шелестели над ним узкими листьями. Гимри велел пока распределить спасённые с телеги вещи, загрузив и потерявшего седока коня, а сам направился в конец дороги под молчаливые взгляды своих воинов. Отойдя подальше, чтобы не пугать лошадей, он завопил со всей мочи:
— ГО-О-ОВА-А-АР!
— Вар, вар, ар... — вторил ему лес.
— Го-о-ова-а-ар!
Гимри уже понимал, что Говар не откликнется, и всё равно звал его, не желая смириться. Но лишь птицы взметнулись над лесом, спасаясь от громких звуков, и беспокойные крики их вскоре стихли вдали. Показалось Гимри, будто поднимается над дорогой туман. Был он пока еле заметный, и всё же его синеватая дымка зловеще скользила по тропе, потихоньку крадясь к отряду.
— Предводитель, — Атвир положил ему тёплую руку на плечо. — Мы разделили вещи и готовы ехать.
Гимри кивнул, неотрывно буравя взглядом густеющий туман. Да, нельзя больше медлить, иначе в самом деле одним Говаром не обойдётся. И он спешно вернулся к ожидавшему его Мару, вскочил в седло и крикнул:
— Выдвигаемся!
И устремилась за ним помрачневшая вереница из двадцати воинов, двух женщин и одного ребёнка. Темнела дорога, полз следом недобрый синеватый сумрак, но отставал всё сильнее и сильнее. В конце концов, он осел на тропу и распластался по ней во все стороны, поглотив и изумрудный мох, и беспокойные ивы, и недавние следы лошадиных копыт: никому теперь не пройти ни туда, ни обратно.
Алое небо простиралось над Вязким лесом, и душный, тяжёлый закат тянул свои золочёные руки далеко-далеко за горизонт. То и дело слышался призывный переливчатый звон ручьёв, и такой желанный запах сырости повисал в воздухе, но никто даже не поворачивал головы. И лес смирился и выпустил путников на волю. Поредели стены деревьев, посветлело в проталинах между стволами. Гимри первый вышел из лесной трясины и вдохнул полной грудью свежесть раскинувшихся перед ним полей. За ним высыпали его воины. Атвир измученно отёр лоб:
— Ну и ну, — произнёс он дрожащим голосом, — всякое случалось в жизни, но в таком страшном лесу я ещё не бывал! Предводитель, давай обойдём его на обратном пути?
— Там видно будет, — глухо отозвался Гимри.
Он напряжённо всматривался вперёд, пытаясь понять, что это за дымка стелется над горизонтом.
— Деревня, — кивнул Хугар, поравнявшись с ним.
Гимри повернулся к княжескому воеводе, приподняв брови:
— Сам-то ты косой, а видишь лучше меня.
— Должны же у меня быть хоть какие-то достоинства, — развёл руками Хугар. — Если поспешим, успеем до темноты. Наверняка, у них и вода, и еда найдётся. Что скажешь, — он оскалился, произнося по слогам: — пред-во-ди-тель?
Гимри не желал больше ввязываться в споры. Ясно же, что Хугар нарывается, ну и пусть. Сейчас важно другое... И предводитель бросил обеспокоенный взгляд на Мирану: даже алый закат не заставил порозоветь её бледные от усталости щёки. Надо спешить, а то рухнет Мирана без сил. Ещё не хватало, чтобы она с лошади свалилась. И Гимри, вновь пересчитав людей, дал приказ скакать к деревне.
Темнело. Раскинулись по небесной синеве простыни облаков с рваными краями: розовые и рыжие у самого горизонта и красновато-сиреневые — над просторным полем, заросшим сладко пахнущими высокими цветами. Без телеги двигаться стало куда легче, и кони быстро скакали по еле намеченной тропе. Трепал ветер лошадиные гривы и волосы уставших всадников. Вечерняя прохлада, будто мягкая речная вода, струилась по разгорячённым телам и надувала парусами плащи.
Вот и дома — всё ближе и ближе: уже видно и местных жителей, испуганно хватающих детей и разбегающихся в разные стороны. Мало ли что за всадники? От приходящих на закате не жди добра. Тем более — если приходят они со стороны Вязкого леса.
— Селяне! Мы с миром! — воскликнул Гимри, спрыгивая с коня, но на всякий случай держа ладонь на рукояти меча. — Нам нужна вода! И мы готовы заплатить за еду и ночлег! Не откажите нам!
— Тьфу, — сплюнул Хугар за его спиной и тихо добавил: — Придумал тоже: платить... Мы могли бы просто взять это.
Гимри и ухом не повёл. Люди озадаченно выглянули из своих укрытий и стали осторожно выходить к всадникам.
— А вы кто такие? — спросил их высокий темноволосый мужчина, щурясь.
Он единственный не дрогнул при приближении незнакомого войска и теперь стоял перед ним, скрестив на груди руки. Остальные жители деревни словно выглядывали из-за его необъятной спины: кто-то — робко, а кто-то — воинственно потрясая кулаками. Гимри бросил взгляд на топор, воткнутый в пень рядом с этим могучим человеком, поглядел на испуганных женщин и любопытных детей, чьи лица уже плохо различались в сгущающихся сумерках, и вздохнул:
— Мы из Лисьей Пади, — ответил он.
— Лисьепадские крысы?! — гневно переспросил мужчина.
— Но-но! — Хугар тоже спрыгнул с коня. — Какие мы тебе крысы? На драку нарываешься?
— Помолчи, Хугар, — велел Гимри, отстраняя его.
— Известно, какие! — выкрикнул молодой парень из толпы. — Пока ваш Рован не поссорился с Ингом Серебряным, мы и бед не знали! У нас здесь стоял город! А теперь что? Захудалая деревенька...
— Про «захудалую» ты зря, — оборвал его мужчина, ставя ногу на пень с топором. — Нормальная у нас деревня. Но да. Покуда лисьепадские псы не начали прочёсывать каждый куст нашей земли в поисках Инга, жечь наши дома и убивать наших людей, у нас всё было хорошо. Что вам теперь нужно? Опять хотите нашей крови?
— Как тебя зовут? — спросил Гимри спокойно.
— Удвинг, — с вызовом ответил человек, за спиной которого пряталась вся деревня.
— Я Гимри, сын Фарина, — представился предводитель. — И я сожалею, что наши князья принесли столько горя твоим родным землям.
— Сожалеет он, будет врать! — крикнул кто-то из селян.
— Дедов наших порубили, а теперь «сожалеют»...
— Но я здесь не от имени князя, — повысив голос, произнёс Гимри. — И не по его делам, а по своим личным, — он указал на Мирану. — У этой женщины тяжело больна дочь, и мы ищем колдуна или другого способного лекаря, потому что в наших землях никто не в силах справиться с этой хворью.
— Это вам кара, — мстительно засмеялась одна из женщин, но Удвинг не проронил ни слова.
— Тьфу, — вновь с раздражением сплюнул Хугар.
— Возможно, и кара, — осторожно согласился Гимри, следя за руками воеводы — не схватился бы тот за меч. — И всё же... Пусть даже наши князья и разоряли ваши земли в прошлом, но мы лично, — предводитель указал на весь свой отряд, — зла вам не делали. На пути нас ждал обвал, загородивший всю дорогу. Пришлось пробираться через лес: там мы потеряли соратника. И у нас кончилась вода. Я буду благодарен за воду из ваших колодцев. И повторю, что заплачу за еду и ночлег — хотя бы для женщин и ребёнка, — Гимри достал заранее подготовленный мешочек с монетами и кинул его Удвингу. Но тот не стал ловить, и мешочек тяжело бухнулся к его ногам.
— Вряд ли это Вязкий лес... — пробормотал он. — Рунгьяр, наверно, в другом месте потонул.
Но Вязкий или нет, а сходить с тропы Гимри строго запретил. Да никто особо и не рвался: мало ли что?
— А я слышал, тут живёт колдунья, та самая, что и на Гиблых болотах, — шёпотом поведал Тарм по прозвищу Кудряшка, тряхнув золотистыми кудрями.
— Да как она может и на болотах сидеть, и тут? — возразил кто-то.
— Она ж колдунья! — вступился за друга Атвир. — Конечно, она может быть везде.
— Ерунду ты болтаешь, — хмыкнул Тангур. — Да и на болотах никакой колдуньи нет. Просто болота, в которых люди тонут, вот и всё.
— Проверял? — рассердился Атвир.
— Дурак я что ли?
— Ну вот и помалкивал бы, раз наверняка не знаешь!
— Следите за телегой! — велел Гимри, с отвращением сдирая с лица густую паутину, свитую прямо поперёк дороги. — Чтоб колёса не съехали с тропы!
Все смолкли. Скрип, скрип. Скрип, скрип. Катится телега. Скрип, скрип. Скрип, скри...
— Вода!
Гимри стремительно обернулся. Тарм Кудряшка соскочил с лошади и в изумлении уставился в пролесок справа от дороги. Там, за кручёными стволами деревьев, за пологом из свисавших ивовых веток, поблёскивал ручей. Его призывное журчание долетело до Гимри, едва он остановил своего коня. Тарм лихорадочно сглотнул:
— Наконец-то! Как же хочется пить!
— Стой! — завопил Гимри, но молодой воин уже занёс ногу.
Он наступил на мох и хотел сделать второй шаг, но в тот же миг кудрявые вихры его взлетели, и Тарм провалился по пояс в землю. Дружинники остолбенели. Хугар сплюнул и спешился, но Гимри опередил его, в пару прыжков подлетев к Тарму и протянув ему руку:
— Хватайся!
Парень растерянно ухватился за ладонь предводителя, и тот потащил изо всех сил, но лишь на ноготь приподнял Тарма. Остальные дружинники поспрыгивали с лошадей и принялись помогать Гимри, ухватив Тарма за вторую руку: тот показался ещё на ноготь. Но стоило ослабить хватку, воин ушёл глубже — уже по самые рёбра. Атвир достал верёвку, обвязал ею Тарма за туловище. Снова потянули все вместе: не идёт.
— Сильнее! — кричал Гимри, обливаясь потом от натуги: да что ж это такое? Почему никак не вытащить парня? — Поднажмите, ребята!
Лошади с беспокойством переступали с ноги на ногу и громко фырчали. Хугар бросил взгляд на тропу и велел столпившимся на ней воинам:
— Кто не помогает, следите за лошадьми! И за телегой! Чтоб не съехала никуда, — а сам ухватился за край верёвки, обвязанной вокруг Тарма.
Мало-помалу, показалась из-под земли грудь молодого дружинника. Рубаха его была вся перепачкана чёрной слизью, и та сверкала в редких солнечных лучах, пробивавших густые кроны. Воины тянули и тянули: вынырнул и пояс с подвязанными к нему ножнами. Вот уже и весь Тарм показался над поверхностью и, сделав последнее усилие, дружинники вырвали его из объятий чёрно-зелёного мха. Парень поднялся, пытаясь отряхнуться от повисшей на нём грязи, но та прочно пропитала одежду. Гимри со злостью дал ему подзатыльник, разметав золотистые кудри:
— Ещё немного, и быть тебе не Кудряшкой, а утопленником! — стал отчитывать он. — Кому я велел: не сходить с тропы?
— Но там ведь вода! — Тарм виновато указал в глубь леса.
Ручей не исчез. Он всё так же призывно журчал вдали, и Гимри сердито поджал губы:
— Очевидно, туда не пробраться.
— Может, по деревьям? — предложил Атвир, разглядывая нависающие низко над землёй ивовые ветки.
— Над самим ручьём ничего нет, — заметил Гимри. — Провалишься там — никто тебя не вытащит. Да и я бы этим деревьям не доверял. Теперь уже ясно: это в самом деле Вязкий лес!
— Предводитель! — окликнули его. — Скорей сюда! Беда!
Пока пытались достать Тарма, конь, что вёз телегу, беспокоился всё сильнее. В конце концов, заднее колесо съехало с дороги и мгновенно утонуло. Телегу перекосило, и с неё заскользили вниз навесы от дождя, укрывавшие подарки для колдуна. Воины дружно ухватились за противоположный борт, но лес оказался сильнее: он не получил человека, и теперь жаждал золота и дорогих шкур... Запряжённый конь изо всех сил боролся с трясиной: копыта глубоко бороздили тропу. Но слишком близко подбирался к ним гиблый изумрудный мох.
— Хватай вещи! — закричал Гимри.
И, запрыгнув прямо на увязающую телегу, стал перекидывать всё, что лежало в ней, своим воинам: мешочки с золотыми монетами и драгоценными камнями, расписные кубки из меди и серебра, соболиные и куньи шкурки, припасы для отряда, лежавшие тут же. Гимри кидал и кидал, пока не заметил, что обессиленный конь провалился задней ногой под землю, и даже десяток людей не может удержать его. Телега уже зачерпнула одним концом вязкую чёрную массу, прикрытую мхом, и оставшиеся подарки заскользили в трясину — их уже было не спасти. И тогда Гимри спрыгнул на тропу и, обнажив меч, рубанул со всей силы по деревянным оглоблям. Конь тотчас облегчённо выпрямился и вытащил увязшее копыто. Телега стала быстрее уходить под землю, и вот уже деревянные борта едва видны над поверхностью. Ещё мгновение — и всё затянуло изумрудным мхом.
— Плакала наша телега! — сокрушённо воскликнул Атвир. — И сколько добра госпожи Мираны утонуло!
— Главное, что люди целы, — возразила Мирана, но беспокойство тенью легло на её лицо: и так подарков было немного, а теперь стало ещё меньше. Откажет колдун!
Гимри со злостью воткнул меч в землю у своих ног. Конь с отрубленными оглоблями испуганно отшатнулся, и предводитель потрепал его по гриве:
— Ну-ну, — успокаивающе произнёс он.
— Мама, — вдруг раздался тонкий голос Инары. — Мама!
— Я здесь, — Мирана нежно коснулась холодной щеки дочери.
— Мама, лес наелся.
— Что?
— Лес говолит, — Инара не выговаривала букву «р», — говолит, мы можем идти.
Мирана перевела обеспокоенный взгляд на тяжело дышащего Гимри, затем снова посмотрела на дочь:
— Ты что, милая?
— Лес... — с трудом выдохнула девочка. — Лес говолит со мной...
— Да она уже бредит, — заметил Хугар.
— Нет... — в отчаянии возразила Инара. — Мама, лес говолит: «Я взял себе человека». Мы можем... — язык еле слушался её, — идти...
Гимри обернулся и стал пересчитывать людей на тропе. Из Ощрицы вышло две дюжины человек, не считая больной девчонки: с ней — двадцать пять. Столько же зашло в лес: он лично ещё раз пересчитал их в начале пути. Большинство спешилось, как начался переполох с Тармом и телегой, за лошадьми не всех видно, но все вроде на месте... вроде... Гимри пересчитал ещё раз.
— А где Говар? — спросил он.
Воины оглянулись друг на друга, словно рядом стоявший мог оказаться Говаром.
— Говар! — стали звать его. — Говар!
Но Говар уже не слышал их зова. Тишина висела на Вязким лесом. Лишь каркали вдали вороны, и хлопали по ветру их большие чёрные крылья.
— Мама... — через силу выдохнула Инара. — Мы можем идти.
Дружинники озадаченно смолкли, склонив головы. Гимри, не веря, пересчитал людей ещё раз: двадцать три. И двадцать четвёртая — девчонка. «Да как же так? — перекатывались в голове вопросы. — Когда это случилось? Пока телегу пытались вытащить? Оступился он что ли, дурак? А остальные — остальные почему не заметили? Ну да понятно, почему: переполох выдался знатный... Эх, Говар, Говар! Ведь я не хотел тебя брать, как чувствовал! Зачем ты поехал...»
Скорбную тишину вдруг взорвал хохот:
— Вот тебе и «боги против похода»! — воскликнул Хугар сквозь смех. — Нечего было ныть! Такие нытики первыми и помира... — не успел он закончить фразу, как получил кулаком в лицо.
— У меня воин погиб, — процедил Гимри, с ненавистью глядя на воеводу. — А ты глотку хохотом чешешь. Заткнулся бы, не то следующим станешь.
Хугар подвигал челюстью, проверяя, нет ли вывиха, и спокойно посмотрел в ответ:
— Как бы ты сам, предводитель, следующим не стал.
— Прекратите! — вмешалась Мирана. — Хугар, ты ведёшь себя недостойно!
— Ну прости уж, госпожа, — отмахнулся воевода. — Я этого Говара не знал и плакать по нему не могу. Оставлю это тебе, — он запрыгнул на коня и приподнял бровь: — Но не лучше ли нам послушать твою дочурку и продолжить путь? Пока лес снова не решил отобедать.
Гимри сжал кулаки и отвернулся. Он поглядел на змеиный виток тропы, который они уже прошли. Тот темнел позади, плотно укрытый кронами, и корявые, причудливо изогнутые ивы шелестели над ним узкими листьями. Гимри велел пока распределить спасённые с телеги вещи, загрузив и потерявшего седока коня, а сам направился в конец дороги под молчаливые взгляды своих воинов. Отойдя подальше, чтобы не пугать лошадей, он завопил со всей мочи:
— ГО-О-ОВА-А-АР!
— Вар, вар, ар... — вторил ему лес.
— Го-о-ова-а-ар!
Гимри уже понимал, что Говар не откликнется, и всё равно звал его, не желая смириться. Но лишь птицы взметнулись над лесом, спасаясь от громких звуков, и беспокойные крики их вскоре стихли вдали. Показалось Гимри, будто поднимается над дорогой туман. Был он пока еле заметный, и всё же его синеватая дымка зловеще скользила по тропе, потихоньку крадясь к отряду.
— Предводитель, — Атвир положил ему тёплую руку на плечо. — Мы разделили вещи и готовы ехать.
Гимри кивнул, неотрывно буравя взглядом густеющий туман. Да, нельзя больше медлить, иначе в самом деле одним Говаром не обойдётся. И он спешно вернулся к ожидавшему его Мару, вскочил в седло и крикнул:
— Выдвигаемся!
И устремилась за ним помрачневшая вереница из двадцати воинов, двух женщин и одного ребёнка. Темнела дорога, полз следом недобрый синеватый сумрак, но отставал всё сильнее и сильнее. В конце концов, он осел на тропу и распластался по ней во все стороны, поглотив и изумрудный мох, и беспокойные ивы, и недавние следы лошадиных копыт: никому теперь не пройти ни туда, ни обратно.
Алое небо простиралось над Вязким лесом, и душный, тяжёлый закат тянул свои золочёные руки далеко-далеко за горизонт. То и дело слышался призывный переливчатый звон ручьёв, и такой желанный запах сырости повисал в воздухе, но никто даже не поворачивал головы. И лес смирился и выпустил путников на волю. Поредели стены деревьев, посветлело в проталинах между стволами. Гимри первый вышел из лесной трясины и вдохнул полной грудью свежесть раскинувшихся перед ним полей. За ним высыпали его воины. Атвир измученно отёр лоб:
— Ну и ну, — произнёс он дрожащим голосом, — всякое случалось в жизни, но в таком страшном лесу я ещё не бывал! Предводитель, давай обойдём его на обратном пути?
— Там видно будет, — глухо отозвался Гимри.
Он напряжённо всматривался вперёд, пытаясь понять, что это за дымка стелется над горизонтом.
— Деревня, — кивнул Хугар, поравнявшись с ним.
Гимри повернулся к княжескому воеводе, приподняв брови:
— Сам-то ты косой, а видишь лучше меня.
— Должны же у меня быть хоть какие-то достоинства, — развёл руками Хугар. — Если поспешим, успеем до темноты. Наверняка, у них и вода, и еда найдётся. Что скажешь, — он оскалился, произнося по слогам: — пред-во-ди-тель?
Гимри не желал больше ввязываться в споры. Ясно же, что Хугар нарывается, ну и пусть. Сейчас важно другое... И предводитель бросил обеспокоенный взгляд на Мирану: даже алый закат не заставил порозоветь её бледные от усталости щёки. Надо спешить, а то рухнет Мирана без сил. Ещё не хватало, чтобы она с лошади свалилась. И Гимри, вновь пересчитав людей, дал приказ скакать к деревне.
Глава 3. Алая Стынь
Темнело. Раскинулись по небесной синеве простыни облаков с рваными краями: розовые и рыжие у самого горизонта и красновато-сиреневые — над просторным полем, заросшим сладко пахнущими высокими цветами. Без телеги двигаться стало куда легче, и кони быстро скакали по еле намеченной тропе. Трепал ветер лошадиные гривы и волосы уставших всадников. Вечерняя прохлада, будто мягкая речная вода, струилась по разгорячённым телам и надувала парусами плащи.
Вот и дома — всё ближе и ближе: уже видно и местных жителей, испуганно хватающих детей и разбегающихся в разные стороны. Мало ли что за всадники? От приходящих на закате не жди добра. Тем более — если приходят они со стороны Вязкого леса.
— Селяне! Мы с миром! — воскликнул Гимри, спрыгивая с коня, но на всякий случай держа ладонь на рукояти меча. — Нам нужна вода! И мы готовы заплатить за еду и ночлег! Не откажите нам!
— Тьфу, — сплюнул Хугар за его спиной и тихо добавил: — Придумал тоже: платить... Мы могли бы просто взять это.
Гимри и ухом не повёл. Люди озадаченно выглянули из своих укрытий и стали осторожно выходить к всадникам.
— А вы кто такие? — спросил их высокий темноволосый мужчина, щурясь.
Он единственный не дрогнул при приближении незнакомого войска и теперь стоял перед ним, скрестив на груди руки. Остальные жители деревни словно выглядывали из-за его необъятной спины: кто-то — робко, а кто-то — воинственно потрясая кулаками. Гимри бросил взгляд на топор, воткнутый в пень рядом с этим могучим человеком, поглядел на испуганных женщин и любопытных детей, чьи лица уже плохо различались в сгущающихся сумерках, и вздохнул:
— Мы из Лисьей Пади, — ответил он.
— Лисьепадские крысы?! — гневно переспросил мужчина.
— Но-но! — Хугар тоже спрыгнул с коня. — Какие мы тебе крысы? На драку нарываешься?
— Помолчи, Хугар, — велел Гимри, отстраняя его.
— Известно, какие! — выкрикнул молодой парень из толпы. — Пока ваш Рован не поссорился с Ингом Серебряным, мы и бед не знали! У нас здесь стоял город! А теперь что? Захудалая деревенька...
— Про «захудалую» ты зря, — оборвал его мужчина, ставя ногу на пень с топором. — Нормальная у нас деревня. Но да. Покуда лисьепадские псы не начали прочёсывать каждый куст нашей земли в поисках Инга, жечь наши дома и убивать наших людей, у нас всё было хорошо. Что вам теперь нужно? Опять хотите нашей крови?
— Как тебя зовут? — спросил Гимри спокойно.
— Удвинг, — с вызовом ответил человек, за спиной которого пряталась вся деревня.
— Я Гимри, сын Фарина, — представился предводитель. — И я сожалею, что наши князья принесли столько горя твоим родным землям.
— Сожалеет он, будет врать! — крикнул кто-то из селян.
— Дедов наших порубили, а теперь «сожалеют»...
— Но я здесь не от имени князя, — повысив голос, произнёс Гимри. — И не по его делам, а по своим личным, — он указал на Мирану. — У этой женщины тяжело больна дочь, и мы ищем колдуна или другого способного лекаря, потому что в наших землях никто не в силах справиться с этой хворью.
— Это вам кара, — мстительно засмеялась одна из женщин, но Удвинг не проронил ни слова.
— Тьфу, — вновь с раздражением сплюнул Хугар.
— Возможно, и кара, — осторожно согласился Гимри, следя за руками воеводы — не схватился бы тот за меч. — И всё же... Пусть даже наши князья и разоряли ваши земли в прошлом, но мы лично, — предводитель указал на весь свой отряд, — зла вам не делали. На пути нас ждал обвал, загородивший всю дорогу. Пришлось пробираться через лес: там мы потеряли соратника. И у нас кончилась вода. Я буду благодарен за воду из ваших колодцев. И повторю, что заплачу за еду и ночлег — хотя бы для женщин и ребёнка, — Гимри достал заранее подготовленный мешочек с монетами и кинул его Удвингу. Но тот не стал ловить, и мешочек тяжело бухнулся к его ногам.
