Князь бился наравне со своими людьми и часто лично выезжал в погоню за разбойничьими шайками, с которыми расправлялся жестоко и быстро. Нет, Мьямир ничего не боялся. Казалось, сама Смерть не страшна ему. И если князь не советует ехать куда-то, то уж, верно, и впрямь не стоит.
— А как думаете, правда, что Мирган, сын Ринука Рыжего, погиб в Живолесье, замурованный среди деревьев?
— Кто тебе такое сказал? — Атвир удивлённо поднял брови. — Его же колдун убил.
Тангур, лежавший неподалёку, вяло повернул голову:
— А тебе кто такое сказал?
— Кто сказал, тот знает, — хмыкнул Атвир. — Мирган ведь пошёл по этой самой дороге, по которой мы нынче идём. Добрался до Диких гор, а там сам Инг его встретил...
— Это если он добрался.
— А, может, его в Вязкий лес занесло? — тихо предположил Говар.
Он сидел спиной ко всем и вглядывался в тени, которые отбрасывали ивы. Их ветви нависали низко над землёй, и узкие длинные листочки раскачивались от ветра, точно шептали что-то. И Говару чудилось, будто они зовут его. Мягкий зелёный ковёр расстилался у ивовых корней, и так хотелось лечь в него и, прикрыв глаза, ждать, когда прибежит Карна, сорвёт травинку и, смеясь, потянется, чтобы защекотать. Но Говар поймает невесту за руку да обнимет крепко-крепко её тонкий стан...
Сколько раз они встречались под старой ощрицкой ивой — не счесть. Да как отпылал по Карне погребальный костёр, Говар и видеть не мог это дерево — сразу воздух кончался в груди. А теперь шептались перед ним сотни, тысячи ив — совсем других, но таких похожих, и казалось, будто средь их голосов вот-вот раздастся смех любимой девушки, и золотистая коса ярким всполохом мелькнёт за тёмными стволами.
— В какой ещё Вязкий лес? Его тогда и в помине не было.
— Ты-то откуда знаешь? — хохотнул Тангур. — Сам сажал?
— Тебе лишь бы поспорить! — разозлился Атвир.
— Говар, ты чего? — Тарм по прозвищу Кудряшка тронул его за плечо, и Говар вздрогнул от неожиданности. — Бледный, как поганка. На, — Тарм протянул свои меха, — там найдётся ещё пара капель. Допивай.
Гимри бросил обеспокоенный взгляд на своих соратников, но промолчал. Говар давно уже ходил, как в воду опущенный, и предводитель не хотел брать его в поход. С таким настроем только беды жди... Да правда в том, что в этом походе и так не приходилось ждать ничего хорошего.
Вдали показались двое всадников, отправленные на поиск тропы. Их усталые кони шли медленно, стараясь держаться тени возле леса. Но вот, наконец, дружинники доехали до отряда и спешились:
— Нашли тропу! — объявили они. — Протоптанную. Видать, часто ходят.
Да одному Дьяру — богу дорог — было ведомо, кто по ней ходит и куда... Вернулись и двое, искавшие проход через обвал: ни реки, ни прохода. Всё завалено от одного леса до другого, и не пробраться через камни под палящим солнцем. Гимри вздохнул и велел отряду подниматься. Чем быстрее они отыщут воду, тем лучше. В лес — так в лес. Будь он хоть тысячу раз Вязкий!
Ллара украдкой кинула на тропу несколько хлебных крошек. Обычно их кидали на перекрёстках как подношение Дьяру, которого служанка величала Дияром. Но перекрёстков уже давно не попадалось, а Лларе было страшно и хотелось задобрить божество, крутившее узлы из дорог.
— На что богу твои крошки? — издевательски усмехнулся Хугар.
— Для него это богатое кушанье, — возразила служанка. — Разве не знаешь? Дияр — старичок с кулачок, борода — с иголочку.
— А, ну, конечно, — кивнул воевода, запрыгивая в седло. — Тогда следи, чтоб не обожрался. Много не сыпь.
Ллара неодобрительно покачала головой:
— А разве тебе не следует помолиться Гумгвару, покровителю воинов, чтоб защищал в пути?
Хугар расхохотался:
— Если б мы на войну отправились, я б, может, и возжёг для него костёр. А мы всего-то на прогулку вышли. С бабами и детьми.
— Слушайте все! — крикнул Гимри, придержав коня у границы, за которой отступал солнечный свет. — Что бы ни случилось, ни шагу с тропы!
И его гнедой первый вошёл в лес.
Стихли птицы, улёгся ветер, игравший листвой, и сомкнулись вековые деревья, обступив маленький отряд. Зашумело вдруг у Гимри в ушах, и снова раздался невесть откуда доносившийся женский плач, так тоскливо царапавший сердце ещё в ночь перед походом. Но предводитель лишь крепче сжал поводья и оглянулся на едущих за ним людей.
Настороженно шагали лошади, будто чуяли опасность. Тихо катилась телега, порой подскакивая на корнях, пронизывающих землю. К счастью, тропа оказалась широка, и не пришлось перекладывать припасы и подарки на лошадиные спины. Солнце выглядывало из-за плотно растущих крон и пятнистыми тенями скользило по напряжённым лицам, но ничего странного не происходило. Может, это всё же обычный лес и беда обойдёт стороной?
Но небывалая усталость навалилась на плечи. Казалось, всадники идут под водой, и тяжёлая зеленоватая толща тормозит их шаг, мешает, приглушает все звуки. Отряд окружала прохладная тень, но, несмотря на это, дышать становилось всё тяжелее. Гимри отёр выступивший на лбу пот и вновь обернулся, проверяя, все ли на месте.
Позади шагал вороной конь Хугара, и чёрные, спутанные волосы его хозяина окаймляли хмурое лицо, подрагивая при каждом шаге. За Хугаром плелась серая кобыла Мираны по имени Ерка, и огневолосая госпожа легонько гладила её по горячей шее, успокаивая и что-то шепча. Дочь была при ней, спала, как и всегда, и сейчас кожа её казалась совсем белой. Недолго уж осталось девочке, подумал Гимри.
Но и лица дружинников сильно побледнели. Воины сосредоточенно смотрели по сторонам, выискивая среди изогнутых деревьев реку или какую опасность, да перед глазами словно плавала мутная дымка. Весь лес превратился в одно сплошное зелёное пятно, которое плыло и плыло — от куста до куста, от дерева до дерева....
— Холодно что-то, — вдруг пожаловался Говар, и соратники удивлённо воззрились на него.
— Да ты что, парень? — оскалился Хугар. — Тут дышать нечем, а ему — холодно...
Но Говар и впрямь мёрз. Ему беспрестанно чудилось, будто знакомый голос окликает его по имени, зовёт то от одной ивы, то от другой, и так хотелось бросить поводья, спешиться да пойти искать Карну в этих изумрудных дебрях. Но вместо этого Говар потянулся за плащом, кое-как запихнутым в седельную сумку, расправил и набросил на плечи. Стало немного теплее. «Вот так доеду, пожалуй, — решил он. — Попить бы ещё...». Тех капель, что оказались в Тармовых мехах, конечно, не хватило.
Тропа начала сужаться, и ярко-зелёный мох всё ближе подбирался к идущему по ней отряду. Всё ниже клонились деревья, цепляя всадников за волосы да норовя выколоть глаза и расцарапать лицо. Один из дружинников ткнул землю копьём, однако та оказалась твёрже камня.
— Вряд ли это Вязкий лес... — пробормотал он. — Рунгьяр, наверно, в другом месте потонул.
Но Вязкий или нет, а сходить с тропы Гимри строго запретил. Хотя никто и так не рвался: мало ли что?
— А я слышал, живёт тут колдунья, та самая, что и на Гиблых болотах, — шёпотом поведал Тарм Кудряшка, тряхнув золотистыми кудрями.
Надо как-то разгонять этот зелёный морок! Заспорят дружинники — сразу проснутся. И кто-то тотчас возразил:
— Да как она может и на болотах сидеть, и тут?
— Она ж колдунья! — вступился за друга Атвир. — Конечно, она может быть везде.
— Ерунду ты болтаешь, — возразил Тангур. — Да и на болотах никакой колдуньи нет. Просто болота, в которых люди тонут, вот и всё.
— Проверял? — рассердился Атвир.
— Дурак я что ли?
— Ну вот и помалкивал бы, раз наверняка не знаешь!
— А ты часом колдунью с вёлльрами не перепутал? — обратился к Тарму Хьянг, лучник из войска Хугара.
— Вёлльры — это которые будущее предсказывают?
— Провидицы, — подсказал Атвир. — Да говорят, их никто не видел уже много сотен зим — после того, как одна вёлльра предрекла гибель хёггов.
— Я слышал, они ушли на восток, — поделился Хьянг.
— К лайя что ли?
— Может, и к лайя. А, может, и в этом лесу кто сидит.
— Следите за телегой! — велел Гимри, с отвращением сдирая с лица густую паутину, свитую прямо поперёк дороги. — Чтоб колёса не съехали с тропы!
Все смолкли. Скрип, скрип. Скрип, скрип. Катится телега. Скрип, скрип. Скрип, скри...
— Вода!
Гимри стремительно обернулся. Тарм Кудряшка соскочил с лошади и в изумлении уставился в пролесок слева от дороги. Там, за кручёными стволами деревьев, за пологом из свисавших ивовых веток, поблёскивал ручей, и вода его была зелена, точно изумруд. Манящее журчание долетело и до Гимри, едва он остановил коня. Тарм лихорадочно сглотнул:
— Наконец-то! Как же хочется пить!
— Стой! — завопил Гимри, но воин уже занёс ногу.
Он наступил на мох и хотел сделать второй шаг, но в тот же миг кудрявые вихры его взлетели, и Тарм провалился по пояс в землю. Дружинники остолбенели. Хугар сплюнул и спешился, но Гимри опередил его, в пару прыжков подлетел к Тарму и протянул ему руку:
— Хватайся!
Парень растерянно ухватился за ладонь, и предводитель потащил изо всех сил, но лишь на ноготь приподнял Тарма. Остальные тоже поспрыгивали с лошадей и принялись помогать Гимри: Тарм показался ещё на ноготь. Но стоило ослабить хватку, воин ушёл глубже — уже по самые рёбра. Атвир достал верёвку, обвязал ею друга за туловище. Снова потянули все вместе: не идёт.
— Сильнее! — кричал Гимри, обливаясь потом от натуги: да что ж это такое? Почему никак не вытащить парня? — Поднажмите, ребята!
Лошади с беспокойством переступали с ноги на ногу и громко фырчали. Хугар бросил взгляд на тропу и велел отряду:
— Кто не помогает, следите за лошадьми и телегой! Чтоб не съехала никуда, — а сам тоже ухватился за край верёвки.
Мало-помалу, показалась из-под земли грудь молодого дружинника. Рубаха его была вся перепачкана чёрной слизью, и та сверкала в редких солнечных лучах, пробивавших густые кроны. Воины тянули и тянули: вынырнул и пояс с подвязанными к нему ножнами. Вот уже и весь Тарм показался над поверхностью и, сделав последнее усилие, соратники вырвали его из объятий чёрно-зелёного мха. Парень поднялся, пытаясь отряхнуться от повисшей на нём грязи, но та прочно пропитала одежду. Гимри со злостью дал ему подзатыльник, разметав золотистые кудри:
— Ещё немного, и быть тебе не Кудряшкой, а утопленником! — стал отчитывать он. — Кому я велел: не сходить с тропы?
— Но там ведь вода! — Тарм виновато указал в глубь леса.
Ручей не исчез. Он всё так же призывно журчал вдали, и Гимри сердито поджал губы:
— Очевидно, туда не пробраться.
— Может, по деревьям? — предложил Атвир, разглядывая нависающие низко над землёй ивовые ветки.
— Над самим ручьём ничего нет, — заметил Гимри. — Провалишься — никто тебя не спасёт. Да и я бы этим деревьям не доверял. Теперь уже ясно: мы в самом деле в Вязком лесу!
— Предводитель! — окликнули его. — Скорей сюда! Беда!
Пока пытались достать Тарма, конь, что вёз телегу, беспокоился всё сильнее. В конце концов, заднее колесо съехало с дороги и мгновенно утонуло. Телегу перекосило, и с неё заскользили вниз навесы от дождя, укрывавшие подарки для колдуна. Воины дружно ухватились за противоположный борт, но лес оказался сильнее: он не получил человека, и теперь жаждал золота и дорогих шкур... Запряжённый конь изо всех сил боролся с трясиной: копыта глубоко бороздили тропу. Но слишком близко подбирался к ним гиблый изумрудный мох.
— Хватай вещи! — закричал Гимри.
И, запрыгнув прямо на увязающую телегу, стал перекидывать всё, что лежало в ней, своим воинам: мешочки с золотыми монетами и драгоценными камнями, расписные кубки из меди и серебра, соболиные и куньи шкурки, припасы для отряда... Гимри кидал и кидал, пока не заметил, что обессиленный конь провалился задней ногой под землю, и даже десяток людей не может удержать его. Телега уже зачерпнула одним концом вязкую чёрную жижу, прикрытую мхом, и оставшиеся подарки заскользили в трясину — их уже было не спасти. И тогда Гимри спрыгнул на тропу и, обнажив меч, рубанул по деревянным оглоблям. Конь тотчас облегчённо выпрямился и вытащил увязшее копыто. Телега стала быстрее уходить под землю, и вот уже борта едва виднелись над поверхностью. Ещё миг — и всё затянуло изумрудным мхом.
— Плакала наша телега! — сокрушённо воскликнул Атвир. — И сколько добра госпожи Мираны утонуло!
— Главное, что люди целы, — возразила Мирана, но тревога тенью легла и на её лицо: и так подарков было немного, а теперь стало ещё меньше. Откажет колдун!
Гимри со злостью воткнул меч в землю у своих ног. Конь с отрубленными оглоблями испуганно отшатнулся, и предводитель потрепал его по гриве:
— Ну-ну.
— Мама, — вдруг раздался тонкий голос Инары. — Мама!
— Я здесь, — Мирана нежно коснулась холодной щеки дочери.
— Мама, лес наелся.
— Что?
— Лес говолит... — Инара не умела произносить букву «р». — Говолит, мы можем идти.
Мирана бросила обеспокоенный взгляд на тяжело дышащего Гимри и снова посмотрела на дочь:
— Ты что, милая?
— Лес... — с трудом выдохнула девочка. — Лес говолит со мной...
— Да она уже бредит, — заметил Хугар.
— Нет... — в отчаянии возразила Инара. — Мама, лес говолит: «Я взял человека». Мы можем... — язык еле слушался её, — идти...
Гимри обернулся и стал пересчитывать людей на тропе. Из Ощрицы вышло две дюжины человек, не считая больной девчонки: с ней — двадцать пять. Столько же зашло в лес: он лично ещё раз пересчитал их в начале пути. Большинство спешилось, как начался переполох с Тармом и телегой, за лошадьми не всех видно, но все вроде на месте... вроде... Гимри пересчитал ещё раз.
— А где Говар? — спросил он.
Воины оглянулись друг на друга, словно рядом стоявший мог оказаться Говаром.
— Говар! — стали звать его. — Говар!
Но Говар уже не слышал их зова. Тяжёлая тишина висела на Вязким лесом, лишь каркали где-то вороны, и хлопали по ветру их большие чёрные крылья.
— Мама... — через силу прошептала Инара. — Мы можем идти.
Дружинники озадаченно смолкли, склонив головы. Гимри, не веря, пересчитал людей ещё раз: двадцать три. И двадцать четвёртая — девчонка. «Да как же так? — перекатывались в голове вопросы. — Когда это случилось? Пока телегу пытались вытащить? Оступился он что ли, дурак? А остальные — остальные почему не заметили? Ну да понятно, почему: переполох выдался знатный... Эх, Говар, Говар! Ведь я не хотел тебя брать, как чувствовал! Зачем ты поехал...»
Скорбную тишину вдруг взорвал громкий смех:
— Вот тебе и «боги против похода»! — фыркнул Хугар. — Нечего было ныть! Такие нытики первыми и помира... — не успел он договорить, как получил кулаком в лицо.
— У меня воин погиб, — процедил Гимри, с ненавистью глядя на воеводу. — А ты глотку хохотом чешешь. Заткнулся бы, не то следующим станешь.
Воевода подвигал челюстью, проверяя, нет ли вывиха, и спокойно посмотрел в ответ:
— Как бы ты сам, предводитель, следующим не стал.
— Прекратите! — вмешалась Мирана. — Хугар, зачем ты разводишь распри в отряде?
— Ну прости уж, госпожа. Я просто говорю, что думаю, — отмахнулся тот. — Я этого Говара не знал и плакать по нему не могу, — он запрыгнул на коня и приподнял бровь: — Но не лучше ли нам послушать твою дочурку и продолжить путь? Пока лес снова не решил отобедать.
Гимри сжал кулаки и отвернулся. Он поглядел на змеиный виток тропы, который они уже прошли. Тот темнел позади, плотно укрытый кронами, и корявые, причудливо изогнутые ивы шелестели над ним узкими листьями.
— А как думаете, правда, что Мирган, сын Ринука Рыжего, погиб в Живолесье, замурованный среди деревьев?
— Кто тебе такое сказал? — Атвир удивлённо поднял брови. — Его же колдун убил.
Тангур, лежавший неподалёку, вяло повернул голову:
— А тебе кто такое сказал?
— Кто сказал, тот знает, — хмыкнул Атвир. — Мирган ведь пошёл по этой самой дороге, по которой мы нынче идём. Добрался до Диких гор, а там сам Инг его встретил...
— Это если он добрался.
— А, может, его в Вязкий лес занесло? — тихо предположил Говар.
Он сидел спиной ко всем и вглядывался в тени, которые отбрасывали ивы. Их ветви нависали низко над землёй, и узкие длинные листочки раскачивались от ветра, точно шептали что-то. И Говару чудилось, будто они зовут его. Мягкий зелёный ковёр расстилался у ивовых корней, и так хотелось лечь в него и, прикрыв глаза, ждать, когда прибежит Карна, сорвёт травинку и, смеясь, потянется, чтобы защекотать. Но Говар поймает невесту за руку да обнимет крепко-крепко её тонкий стан...
Сколько раз они встречались под старой ощрицкой ивой — не счесть. Да как отпылал по Карне погребальный костёр, Говар и видеть не мог это дерево — сразу воздух кончался в груди. А теперь шептались перед ним сотни, тысячи ив — совсем других, но таких похожих, и казалось, будто средь их голосов вот-вот раздастся смех любимой девушки, и золотистая коса ярким всполохом мелькнёт за тёмными стволами.
— В какой ещё Вязкий лес? Его тогда и в помине не было.
— Ты-то откуда знаешь? — хохотнул Тангур. — Сам сажал?
— Тебе лишь бы поспорить! — разозлился Атвир.
— Говар, ты чего? — Тарм по прозвищу Кудряшка тронул его за плечо, и Говар вздрогнул от неожиданности. — Бледный, как поганка. На, — Тарм протянул свои меха, — там найдётся ещё пара капель. Допивай.
Гимри бросил обеспокоенный взгляд на своих соратников, но промолчал. Говар давно уже ходил, как в воду опущенный, и предводитель не хотел брать его в поход. С таким настроем только беды жди... Да правда в том, что в этом походе и так не приходилось ждать ничего хорошего.
Вдали показались двое всадников, отправленные на поиск тропы. Их усталые кони шли медленно, стараясь держаться тени возле леса. Но вот, наконец, дружинники доехали до отряда и спешились:
— Нашли тропу! — объявили они. — Протоптанную. Видать, часто ходят.
Да одному Дьяру — богу дорог — было ведомо, кто по ней ходит и куда... Вернулись и двое, искавшие проход через обвал: ни реки, ни прохода. Всё завалено от одного леса до другого, и не пробраться через камни под палящим солнцем. Гимри вздохнул и велел отряду подниматься. Чем быстрее они отыщут воду, тем лучше. В лес — так в лес. Будь он хоть тысячу раз Вязкий!
Ллара украдкой кинула на тропу несколько хлебных крошек. Обычно их кидали на перекрёстках как подношение Дьяру, которого служанка величала Дияром. Но перекрёстков уже давно не попадалось, а Лларе было страшно и хотелось задобрить божество, крутившее узлы из дорог.
— На что богу твои крошки? — издевательски усмехнулся Хугар.
— Для него это богатое кушанье, — возразила служанка. — Разве не знаешь? Дияр — старичок с кулачок, борода — с иголочку.
— А, ну, конечно, — кивнул воевода, запрыгивая в седло. — Тогда следи, чтоб не обожрался. Много не сыпь.
Ллара неодобрительно покачала головой:
— А разве тебе не следует помолиться Гумгвару, покровителю воинов, чтоб защищал в пути?
Хугар расхохотался:
— Если б мы на войну отправились, я б, может, и возжёг для него костёр. А мы всего-то на прогулку вышли. С бабами и детьми.
— Слушайте все! — крикнул Гимри, придержав коня у границы, за которой отступал солнечный свет. — Что бы ни случилось, ни шагу с тропы!
И его гнедой первый вошёл в лес.
Стихли птицы, улёгся ветер, игравший листвой, и сомкнулись вековые деревья, обступив маленький отряд. Зашумело вдруг у Гимри в ушах, и снова раздался невесть откуда доносившийся женский плач, так тоскливо царапавший сердце ещё в ночь перед походом. Но предводитель лишь крепче сжал поводья и оглянулся на едущих за ним людей.
Настороженно шагали лошади, будто чуяли опасность. Тихо катилась телега, порой подскакивая на корнях, пронизывающих землю. К счастью, тропа оказалась широка, и не пришлось перекладывать припасы и подарки на лошадиные спины. Солнце выглядывало из-за плотно растущих крон и пятнистыми тенями скользило по напряжённым лицам, но ничего странного не происходило. Может, это всё же обычный лес и беда обойдёт стороной?
Но небывалая усталость навалилась на плечи. Казалось, всадники идут под водой, и тяжёлая зеленоватая толща тормозит их шаг, мешает, приглушает все звуки. Отряд окружала прохладная тень, но, несмотря на это, дышать становилось всё тяжелее. Гимри отёр выступивший на лбу пот и вновь обернулся, проверяя, все ли на месте.
Позади шагал вороной конь Хугара, и чёрные, спутанные волосы его хозяина окаймляли хмурое лицо, подрагивая при каждом шаге. За Хугаром плелась серая кобыла Мираны по имени Ерка, и огневолосая госпожа легонько гладила её по горячей шее, успокаивая и что-то шепча. Дочь была при ней, спала, как и всегда, и сейчас кожа её казалась совсем белой. Недолго уж осталось девочке, подумал Гимри.
Но и лица дружинников сильно побледнели. Воины сосредоточенно смотрели по сторонам, выискивая среди изогнутых деревьев реку или какую опасность, да перед глазами словно плавала мутная дымка. Весь лес превратился в одно сплошное зелёное пятно, которое плыло и плыло — от куста до куста, от дерева до дерева....
— Холодно что-то, — вдруг пожаловался Говар, и соратники удивлённо воззрились на него.
— Да ты что, парень? — оскалился Хугар. — Тут дышать нечем, а ему — холодно...
Но Говар и впрямь мёрз. Ему беспрестанно чудилось, будто знакомый голос окликает его по имени, зовёт то от одной ивы, то от другой, и так хотелось бросить поводья, спешиться да пойти искать Карну в этих изумрудных дебрях. Но вместо этого Говар потянулся за плащом, кое-как запихнутым в седельную сумку, расправил и набросил на плечи. Стало немного теплее. «Вот так доеду, пожалуй, — решил он. — Попить бы ещё...». Тех капель, что оказались в Тармовых мехах, конечно, не хватило.
Тропа начала сужаться, и ярко-зелёный мох всё ближе подбирался к идущему по ней отряду. Всё ниже клонились деревья, цепляя всадников за волосы да норовя выколоть глаза и расцарапать лицо. Один из дружинников ткнул землю копьём, однако та оказалась твёрже камня.
— Вряд ли это Вязкий лес... — пробормотал он. — Рунгьяр, наверно, в другом месте потонул.
Но Вязкий или нет, а сходить с тропы Гимри строго запретил. Хотя никто и так не рвался: мало ли что?
— А я слышал, живёт тут колдунья, та самая, что и на Гиблых болотах, — шёпотом поведал Тарм Кудряшка, тряхнув золотистыми кудрями.
Надо как-то разгонять этот зелёный морок! Заспорят дружинники — сразу проснутся. И кто-то тотчас возразил:
— Да как она может и на болотах сидеть, и тут?
— Она ж колдунья! — вступился за друга Атвир. — Конечно, она может быть везде.
— Ерунду ты болтаешь, — возразил Тангур. — Да и на болотах никакой колдуньи нет. Просто болота, в которых люди тонут, вот и всё.
— Проверял? — рассердился Атвир.
— Дурак я что ли?
— Ну вот и помалкивал бы, раз наверняка не знаешь!
— А ты часом колдунью с вёлльрами не перепутал? — обратился к Тарму Хьянг, лучник из войска Хугара.
— Вёлльры — это которые будущее предсказывают?
— Провидицы, — подсказал Атвир. — Да говорят, их никто не видел уже много сотен зим — после того, как одна вёлльра предрекла гибель хёггов.
— Я слышал, они ушли на восток, — поделился Хьянг.
— К лайя что ли?
— Может, и к лайя. А, может, и в этом лесу кто сидит.
— Следите за телегой! — велел Гимри, с отвращением сдирая с лица густую паутину, свитую прямо поперёк дороги. — Чтоб колёса не съехали с тропы!
Все смолкли. Скрип, скрип. Скрип, скрип. Катится телега. Скрип, скрип. Скрип, скри...
— Вода!
Гимри стремительно обернулся. Тарм Кудряшка соскочил с лошади и в изумлении уставился в пролесок слева от дороги. Там, за кручёными стволами деревьев, за пологом из свисавших ивовых веток, поблёскивал ручей, и вода его была зелена, точно изумруд. Манящее журчание долетело и до Гимри, едва он остановил коня. Тарм лихорадочно сглотнул:
— Наконец-то! Как же хочется пить!
— Стой! — завопил Гимри, но воин уже занёс ногу.
Он наступил на мох и хотел сделать второй шаг, но в тот же миг кудрявые вихры его взлетели, и Тарм провалился по пояс в землю. Дружинники остолбенели. Хугар сплюнул и спешился, но Гимри опередил его, в пару прыжков подлетел к Тарму и протянул ему руку:
— Хватайся!
Парень растерянно ухватился за ладонь, и предводитель потащил изо всех сил, но лишь на ноготь приподнял Тарма. Остальные тоже поспрыгивали с лошадей и принялись помогать Гимри: Тарм показался ещё на ноготь. Но стоило ослабить хватку, воин ушёл глубже — уже по самые рёбра. Атвир достал верёвку, обвязал ею друга за туловище. Снова потянули все вместе: не идёт.
— Сильнее! — кричал Гимри, обливаясь потом от натуги: да что ж это такое? Почему никак не вытащить парня? — Поднажмите, ребята!
Лошади с беспокойством переступали с ноги на ногу и громко фырчали. Хугар бросил взгляд на тропу и велел отряду:
— Кто не помогает, следите за лошадьми и телегой! Чтоб не съехала никуда, — а сам тоже ухватился за край верёвки.
Мало-помалу, показалась из-под земли грудь молодого дружинника. Рубаха его была вся перепачкана чёрной слизью, и та сверкала в редких солнечных лучах, пробивавших густые кроны. Воины тянули и тянули: вынырнул и пояс с подвязанными к нему ножнами. Вот уже и весь Тарм показался над поверхностью и, сделав последнее усилие, соратники вырвали его из объятий чёрно-зелёного мха. Парень поднялся, пытаясь отряхнуться от повисшей на нём грязи, но та прочно пропитала одежду. Гимри со злостью дал ему подзатыльник, разметав золотистые кудри:
— Ещё немного, и быть тебе не Кудряшкой, а утопленником! — стал отчитывать он. — Кому я велел: не сходить с тропы?
— Но там ведь вода! — Тарм виновато указал в глубь леса.
Ручей не исчез. Он всё так же призывно журчал вдали, и Гимри сердито поджал губы:
— Очевидно, туда не пробраться.
— Может, по деревьям? — предложил Атвир, разглядывая нависающие низко над землёй ивовые ветки.
— Над самим ручьём ничего нет, — заметил Гимри. — Провалишься — никто тебя не спасёт. Да и я бы этим деревьям не доверял. Теперь уже ясно: мы в самом деле в Вязком лесу!
— Предводитель! — окликнули его. — Скорей сюда! Беда!
Пока пытались достать Тарма, конь, что вёз телегу, беспокоился всё сильнее. В конце концов, заднее колесо съехало с дороги и мгновенно утонуло. Телегу перекосило, и с неё заскользили вниз навесы от дождя, укрывавшие подарки для колдуна. Воины дружно ухватились за противоположный борт, но лес оказался сильнее: он не получил человека, и теперь жаждал золота и дорогих шкур... Запряжённый конь изо всех сил боролся с трясиной: копыта глубоко бороздили тропу. Но слишком близко подбирался к ним гиблый изумрудный мох.
— Хватай вещи! — закричал Гимри.
И, запрыгнув прямо на увязающую телегу, стал перекидывать всё, что лежало в ней, своим воинам: мешочки с золотыми монетами и драгоценными камнями, расписные кубки из меди и серебра, соболиные и куньи шкурки, припасы для отряда... Гимри кидал и кидал, пока не заметил, что обессиленный конь провалился задней ногой под землю, и даже десяток людей не может удержать его. Телега уже зачерпнула одним концом вязкую чёрную жижу, прикрытую мхом, и оставшиеся подарки заскользили в трясину — их уже было не спасти. И тогда Гимри спрыгнул на тропу и, обнажив меч, рубанул по деревянным оглоблям. Конь тотчас облегчённо выпрямился и вытащил увязшее копыто. Телега стала быстрее уходить под землю, и вот уже борта едва виднелись над поверхностью. Ещё миг — и всё затянуло изумрудным мхом.
— Плакала наша телега! — сокрушённо воскликнул Атвир. — И сколько добра госпожи Мираны утонуло!
— Главное, что люди целы, — возразила Мирана, но тревога тенью легла и на её лицо: и так подарков было немного, а теперь стало ещё меньше. Откажет колдун!
Гимри со злостью воткнул меч в землю у своих ног. Конь с отрубленными оглоблями испуганно отшатнулся, и предводитель потрепал его по гриве:
— Ну-ну.
— Мама, — вдруг раздался тонкий голос Инары. — Мама!
— Я здесь, — Мирана нежно коснулась холодной щеки дочери.
— Мама, лес наелся.
— Что?
— Лес говолит... — Инара не умела произносить букву «р». — Говолит, мы можем идти.
Мирана бросила обеспокоенный взгляд на тяжело дышащего Гимри и снова посмотрела на дочь:
— Ты что, милая?
— Лес... — с трудом выдохнула девочка. — Лес говолит со мной...
— Да она уже бредит, — заметил Хугар.
— Нет... — в отчаянии возразила Инара. — Мама, лес говолит: «Я взял человека». Мы можем... — язык еле слушался её, — идти...
Гимри обернулся и стал пересчитывать людей на тропе. Из Ощрицы вышло две дюжины человек, не считая больной девчонки: с ней — двадцать пять. Столько же зашло в лес: он лично ещё раз пересчитал их в начале пути. Большинство спешилось, как начался переполох с Тармом и телегой, за лошадьми не всех видно, но все вроде на месте... вроде... Гимри пересчитал ещё раз.
— А где Говар? — спросил он.
Воины оглянулись друг на друга, словно рядом стоявший мог оказаться Говаром.
— Говар! — стали звать его. — Говар!
Но Говар уже не слышал их зова. Тяжёлая тишина висела на Вязким лесом, лишь каркали где-то вороны, и хлопали по ветру их большие чёрные крылья.
— Мама... — через силу прошептала Инара. — Мы можем идти.
Дружинники озадаченно смолкли, склонив головы. Гимри, не веря, пересчитал людей ещё раз: двадцать три. И двадцать четвёртая — девчонка. «Да как же так? — перекатывались в голове вопросы. — Когда это случилось? Пока телегу пытались вытащить? Оступился он что ли, дурак? А остальные — остальные почему не заметили? Ну да понятно, почему: переполох выдался знатный... Эх, Говар, Говар! Ведь я не хотел тебя брать, как чувствовал! Зачем ты поехал...»
Скорбную тишину вдруг взорвал громкий смех:
— Вот тебе и «боги против похода»! — фыркнул Хугар. — Нечего было ныть! Такие нытики первыми и помира... — не успел он договорить, как получил кулаком в лицо.
— У меня воин погиб, — процедил Гимри, с ненавистью глядя на воеводу. — А ты глотку хохотом чешешь. Заткнулся бы, не то следующим станешь.
Воевода подвигал челюстью, проверяя, нет ли вывиха, и спокойно посмотрел в ответ:
— Как бы ты сам, предводитель, следующим не стал.
— Прекратите! — вмешалась Мирана. — Хугар, зачем ты разводишь распри в отряде?
— Ну прости уж, госпожа. Я просто говорю, что думаю, — отмахнулся тот. — Я этого Говара не знал и плакать по нему не могу, — он запрыгнул на коня и приподнял бровь: — Но не лучше ли нам послушать твою дочурку и продолжить путь? Пока лес снова не решил отобедать.
Гимри сжал кулаки и отвернулся. Он поглядел на змеиный виток тропы, который они уже прошли. Тот темнел позади, плотно укрытый кронами, и корявые, причудливо изогнутые ивы шелестели над ним узкими листьями.
