Гимри поглядел вперёд: скоро должна уже показаться Изумрудка — река, получившее название за невероятно зелёный цвет. Одному Мьягруну, ведавшему всеми водами на земле, известно, отчего она такая цветастая. Да на самой воде это никак не сказалось: из Изумрудки пили, и никто не травился. Река пересекала древний путь от Риваны до Гадура, и когда-то через неё был перекинут мост. Да уцелел ли он? Сколько зим здесь никто не ездил... Может статься, что мост давно прогнил и разрушился, и ни телега, ни лошади не преодолеют реку, и придётся думать, как её обойти. Да хорошо бы это оказалось наибольшей из бед — ведь Изумрудка могла ещё и пересохнуть.
Гимри покосился вправо. Мрачные ели, охранявшие дорогу, ещё вчера сменились ивами. Они призывно трясли узкими листьями, точно зовя подойти ближе, и манящий запах сырости расползался по желтоватому цветущему полю, разделявшему тропу и лес. Гимри сделал вдох и раздосадовано сжал поводья. Все знали: где ивы — там и вода. Да только не нравился предводителю этот лес...
— Час от часу не легче, — пробормотал Говар, тот самый, которому Мирана насильно вливала в горло целебный отвар. — То ливни, то засуха. Будто сами боги против нашего похода!
Он уже стащил с себя раскалённую кольчугу, да солнце сильно пекло ему черноволосую голову, и некуда было от него деться. Накинешь плащ с капюшоном — жарко. Снимешь — ещё жарче. Редко случалась такая погода в алльдских краях!
Воздух вдруг рассёк голос Мираны:
— Почему ты думаешь, что дело в богах?
Говар вздрогнул.
— Да как сказать, госпожа... Если б боги нам благоволили, разве ж была бы столь трудной дорога? Матушка моя говорит, это Халльфра наслала болезнь на Лисью Падь. Скучно ей стало в холодных чертогах... И в наших ли силах вставать против самой Смерти?
Мирана молча смотрела перед собой. Лицо её было спрятано от солнца под широким капюшоном, и снаружи виднелись лишь пересохшие губы и покрасневший подбородок. Инара дремала, покачиваясь в перевязи: мать старательно загораживала её от зноя, то и дело поправляя края платка. Наконец, Мирана ответила:
— Не думаю, что на всё — лишь воля богов. Люди должны сами творить свою судьбу. Против боги или нет — как ты это узнаешь? Может, они тебя просто испытывают, Говар, а ты уже готов повернуть назад. Всего лишь... — она облизала губы: как же хочется пить! — Всего лишь жара какая-то...
— А как же моя невеста, умершая от Белой смерти зимой? — едва слышно спросил дружинник. — Это тоже испытание?
Мирана вздохнула:
— Не знаю, Говар... Возможно. Как и моя больная дочь.
— Но зачем? Чего хотят добиться боги, посылая такие испытания? Проще уж думать, будто они решили всех изморить... Что слишком скучно Халльфре в её чертогах, вот она и сердится.
Мирана повернулась к Говару, и капюшон сполз с рыжих волос:
— А что, если боги желали вынудить людей отправиться на поиски колдуна? — серые глаза сверкнули, подобно стальному клинку. — Когда-то ведь это надо делать! А пока к людям не постучалась беда, никто никуда не пойдёт. Может, и я не собралась бы искать Инга, если б с Инарой не приключилась беда.
Говар покачал головой:
— Не верю я, что мы кого-то найдём. А коли найдём, не посмотрит колдун на наши подарки... Ведь он даже Ровану отказал!
— Зачем же пошёл с нами, если не веришь?
Дружинник пожал плечами:
— Не хочу умереть от Белой смерти, госпожа. Вдруг и я заболею? И придётся тогда целыми днями лежать в постели, как все эти люди. И ждать, когда Халльфра, наконец, заберёт меня. Насмотрелся я, как они лежат — белее белого! И как потом их по нескольку человек за раз сжигают за стенами Ощрицы... Лучше уж...
Говар смолк, но тут Мирана ощутила на себе внимательный взгляд княжеского воеводы. Хугар смотрел на неё из-под растрёпанных чёрных волос, мокрыми змеями обвивавших его угрюмое лицо. Вид у него был до того хищный, что Миране на ум пришло сравнение с коршуном, и она невольно поёжилась. Но смела ли она выбирать людей Мьямира? Посчитал князь, что Хугар подойдёт для похода — отправил его, вот и всё. Мирана поспешно накинула сползший капюшон. Воевода отвернулся, но через мгновение раздался его вкрадчивый голос:
— Глянь-ка вперёд, госпожа.
Сквозь горячее марево смутно угадывались очертания ползущей вдаль дороги: казалось, она двоится как змеиный язык. Слева торчали невысокие острые горы, словно предвестники Дикой гряды, и маячили за ними тёмные кроны Живолесья. А справа, за полем, мутным зелёным пятном тянулся загадочный ивовый лес. Кони вяло шагали вперёд, с неохотой перебирая копытами. Громыхала позади гружёная телега, и колёса её скрипели натужно и громко. Воины напряжённо молчали, пытаясь увидеть хоть что-то за шевелящимся прямо перед глазами воздухом, да глаза застилал стекающий со лба пот. Но вот из раскалённой дымки выступили...
— Люди? — подал голос один из дружинников.
Острые серые грани становились всё чётче. Нет, это не люди.
— Камни!
Необъятные обломки скал закрывали дорогу, точно огромный великан разрушил тут целую гору, а то и не одну. Каменное крошево полностью отрезало путь вперёд, и сухая серая пыль висела в воздухе, оседая на траве, на взмыленных лошадях и уставших людях.
Гимри с изумлением отёр лицо: что за ерунда? Ведь дорога всего одна! А до Изумрудки оставалось-то всего-ничего... Как же хочется пить! И налево свернуть не выйдет: горы хоть и невысокие, да за ними чернеет Живолесье — вот уж куда стремиться не стоит, если жизнь дорога. Может, обвал небольшой? Надо бы отправить людей на разведку. И Гимри велел двоим дружинникам вскарабкаться наверх, да всё осмотреть. С собой они взяли опустевшие меха: найдут реку — принесут хоть немного воды на отряд. Ну а пока...
— К лесу! — скомандовал Гимри. — Укроемся в тени деревьев!
Добравшись до ив, они спешились и припали к земле, хранившей хоть какую-то прохладу. Лошади недовольно переступали с ноги на ногу и мотали хвостами и головами, отгоняя вялую мошкару. Остатки воды разделили, припася несколько глотков двоим разведчикам — на случай, если те вернутся ни с чем. Мирана с трудом дышала: голова у неё кружилась, в висках стучался жар, но она взяла себя в руки. Отёрла лицо от пыли и пота, смочила кусок ткани и прижала ко лбу дочери. Инара вдруг распахнула глаза и испуганно глянула на мать:
— Мама, — позвала она слабым голосом. — Мама!
— Я здесь, — заверила её Мирана.
Инара ухватила её за руку и вновь провалилась в тяжёлую дремоту. Мирана с грустью посмотрела на бледное личико. Не успеют они... Не успеют! И с тревогой обернулась к лесу, тянувшемуся позади прохладной полосой.
— Гимри! — окликнула Мирана. — Может, поищем дорогу через этот лес?
— Я думал об этом, — отозвался Гимри, помрачнев.
— Что не так?
— Не нравится мне это место... Я слышал историю об одном лесе на севере, имя ему дали странное — Вязкий. За то, что он подобен болоту: сойдёшь с тропы и увязнешь намертво, — предводитель сам не знал, верить ли слухам, да рисковать не хотелось. — Сколько зим ведь никто не ходил этой дорогой — возможно, тот лес сильно разросся, и мы как раз едем вдоль него. Что, если он опаснее Живолесья, где деревья за ночь вырастают до небес?
— Точно! — поддакнул Атвир, ближайший соратник Гимри. — Ходят слухи, в Вязком лесу как-то утонуло целое войско! Вот сунемся туда и сами потонем...
— Целое войско? — с изумлением переспросила Мирана, разглядывая густые кроны ив.
С виду — ничего особенного. Камней в лесу разве что больше, чем в ощрицких краях, и мох, который густо укрывал всё, будто светился ярко-зелёным — аж глазам смотреть больно. Но Мирана решила: жара сказывается, только и всего... Она бы не сильно удивилась, явись пред ней целый отряд хёггов. Моргнёшь — и их не станет.
— Целое! — закивал Атвир. — А то и не одно!
— Рунгьяр, сын Марнуга, проходил здесь последний... — негромко сказал Тангур, из людей княжеского воеводы.
— Это который отец Харвинга Кровавого? — спросил кто-то.
— Он! — кивнул всеведущий Атвир. — И вот он-то здесь и потонул!
— Врёшь, — нахмурился Тангур. — Рунгьяр вернулся в Лисью Падь.
Атвир не растерялся:
— Он-то вернулся, а вот люди его — нет.
— Плохая примета — через такой лес идти, — мрачно промолвил Говар, ковыряя землю длинной палкой.
— Да говорят, через Вязкий лес дорога есть...
— ...но только оступишься — и увязнешь по самые уши! — предостерёг Атвир.
— А куда ведёт дорога? — спросила Мирана.
— Да кто ж её знает? — Атвир озадаченно почесал мокрые волосы. — Но вроде к деревне какой-то. Алая Рать, Алый Мороз... Алый... Цветок? Не помню, как называется. Что-то алое. Кажись, была она под крылом Гадурского княжества.
— В любом случае за лесом нет владений Лисьей Пади, — заметил Гимри. — Местные нам рады не будут.
— На то князь и дал тебе в помощь своих людей: чтоб местные встречали поласковее. Разве нет? — вступил в разговор невесть откуда возникший Хугар. Он поднял камень и с силой кинул его в лес. Камень упал на землю, отскочил от неё, снова упал, да там и остался. — Видели? — спросил Хугар, и, казалось, что здоровый глаз его смотрит на Гимри, а косой — на Мирану. — Брехня это всё — про утонувшее войско. Обычный лес.
— Обычный или нет — только время покажет, — возразил Гимри, но добавил задумчиво: — Через обвал мы вряд ли перелезем с лошадьми и телегой, но если мы пройдём здесь... — он повернулся к Миране. — Если мы свернём с известной тропы, я не знаю, сможем ли мы потом обойти Гадурскую равнину, которая лежит дальше.
— Гадурскую равнину? — озадаченно повторила Мирана. — Это где стрелы?..
— Разберёмся на месте, — перебил её Хугар. Он оскалился, глядя в упор на Гимри: — У твоей любимой госпожи вот-вот дочка помрёт. А ты медлишь, предводитель!
— Слишком много неясного.
— Это всё сказки глупых баб! — отмахнулся Хугар. — А даже если нет, думаешь, мы там все потонем? Ну, один-два дурака оступятся... Велика потеря.
Но прежде, чем Гимри успел ответить, Мирана передала Инару служанке и поднялась:
— Хугар, я не желаю подвергать людей лишней опасности — ни своих, ни твоих. Даже если это будет стоить жизни моей дочери, — резко сказала она. — Не знаю, что сообщил тебе Мьямир о наших целях, но мы здесь не только за тем, чтобы вылечить Инару. Если удастся найти Инга Серебряного в Диких горах и уговорить его посетить Лисьепадское княжество, это поможет нам, наконец, одолеть Белую смерть. Так что не стоит бездумно идти в первый попавшийся лес и попусту разбрасываться воинами.
Мирана едва ли доставала Хугару до подбородка, но говорила с ним так, будто это он был ей по плечо. В Лисьей Пади к ней относились по-разному, но имя её знали в каждом доме. Ещё бы — своенравная дочь Винлинга, посмевшая дважды отказать самому князю! Воевода сощурился, пристально разглядывая усыпанное веснушками лицо. Несмотря ни на что, Мьямир велел беречь рыжую выскочку, но Хугар знал: князь и сам не верил в успешность затеянного похода. Хорошо бы, эта упрямая баба выжила, и Хугар доставил её обратно в Лисью Падь — с ребёнком или без него — таков был указ. Мьямир и сам пытался отговорить Мирану, да не вышло, и, смирившись, он отправил с ней самого отчаянного из своих людей.
Но Хугару было плевать на цели Мираны, на её дочь и охватившую княжество Белую смерть — даже если болезнь явится за ним самим. Ему просто хотелось действовать: нарываться на драки и неприятности, давать волю кулакам и мечу, чувствовать, как неизвестность будоражит кровь. Вязкий лес, Гадурская равнина, усеянная древними трупами, — что может быть лучше в мире, где последние зимы совсем не с кем воевать? Вдобавок, Мьямир и награду обещал приличную. И Хугар нехотя натянул на лицо улыбку, больше походившую на оскал:
— Прости, госпожа Мирана. Просто я не вижу других путей, кроме как через этот лес. Слева — горы да Живолесье за ними. Впереди обвал. Позади — зной. Людям и лошадям нужна вода, а её нет. Наверняка мы найдём её там, — воевода кивнул на ивы. — Осталось лишь отыскать дорогу.
— Здесь предводитель — Гимри. Ему решать, — напомнила Мирана.
— Сначала дождёмся ушедших на разведку, — отозвался Гимри, но всё же отправил ещё пару людей на поиски лесной тропы.
Никто и не заметил, как брошенный Хугаром камень провалился в землю, словно вместо твёрдой почвы под ним раскинулось поросшее мхом и деревьями болото. Холодный ветер волной прошёлся по кронам, спугнув прятавшихся птиц — и те с криками полетели прочь. Просыпался ото сна древний лес, потягивался и угрюмо всматривался в дерзких путников, потревоживших его покой.
Дружинники развалились на траве. Одни лежали, другие пытались выдавить ещё хоть каплю из своих мехов, третьи осматривались — с беспокойством и любопытством. Никто из них ещё не бывал в этих краях. Лишь Хугар однажды заехал довольно далеко на север, сопровождая Гаранура, отца Мьямира. Они в ту пору выслеживали разбойников, бесчинствовавших на границе княжества, и даже когда те ушли глубоко в леса, князь не пожелал оставлять их в покое и долго следовал по пятам. Седмица ушла на поиски, да, видно, скрылись разбойники в ерилльских землях на западе. И Гаранур повернул назад, не стал шататься по тёмным тропам Живолесья. А Хугар тогда расстроился: даже подраться ни с кем не вышло. Он бы и дальше рыскал по гиблым лесам, ища, кого бы порубить в куски.
Воевода сплюнул и оглянулся на ивы: Вязкий лес, пожалуй, поинтереснее Живолесья будет. К Живолесью за сотни зим привыкли. Находились смельчаки, отправлявшиеся туда на охоту: зимой в нём добывали пушнину. Да, говорят, мало кто возвращался. Хугар, может, и сам побродил бы под его кронами, чтоб кровь по жилам бежала быстрее, да скучно просто зверьё стрелять. Куда интереснее сойтись в рукопашную с сильным противником и выяснить, у кого кулаки помощнее. Воевода тоскливо оглядел отряд: да с кем тут драться? Молокососы какие-то. Остаётся только проверять, насколько тверда земля в Вязком лесу.
Сильный ветер прошёлся по полю, заставив преклониться высокие стебли трав. Обдул он и воинов, измученно припавших к земле.
— Ох, наконец-то... — пробормотал кто-то. — Хоть ветер поднялся, а то мочи уже нет терпеть это пекло!
— Хорошо бы ещё воды, — хрипло добавил другой голос.
— Может через Живолесье поедем? Там вон — круглый год темень. И наверняка прохладно.
— Езжай, коли жить надоело, — усмехнулся Атвир. Он кивнул на полосу леса вдали, отсюда казавшуюся чёрной: — Отец моего друга не вернулся оттуда. Думал раздобыть лёгкие меха, да так и канул. Жена с пятью детьми осталась. Да хорошо, двое старших уже подросли, а то совсем туго бы пришлось.
— Он небось с топором пошёл, — угрюмо вставил Говар.
— А как в лесу без топора? Особенно зимой.
— Если идёшь с топором в Живолесье, считай, к Халльфре отправляешься.
Кто-то с сомнением протянул:
— Может, мужик просто замёрз насмерть и потому не вернулся? Или на медведя-шатуна напоролся?
— Волки ещё зимой голодные...
Атвир покачал головой:
— Вы будто сами не слышите по ночам, как там деревья стонут? Да и сам князь нам не велел соваться в Живолесье.
— Ну, раз сам князь...
Все знали, что у Мьямира отчаянный нрав. В битвах он всегда шёл впереди своего войска и грудью встречал врага, не страшась ни удара острых мечей, ни лихих пронзающих стрел. Издали виднелся его красный плащ, точно знамя, вдохновлявшее воинов следовать за ним.
Гимри покосился вправо. Мрачные ели, охранявшие дорогу, ещё вчера сменились ивами. Они призывно трясли узкими листьями, точно зовя подойти ближе, и манящий запах сырости расползался по желтоватому цветущему полю, разделявшему тропу и лес. Гимри сделал вдох и раздосадовано сжал поводья. Все знали: где ивы — там и вода. Да только не нравился предводителю этот лес...
— Час от часу не легче, — пробормотал Говар, тот самый, которому Мирана насильно вливала в горло целебный отвар. — То ливни, то засуха. Будто сами боги против нашего похода!
Он уже стащил с себя раскалённую кольчугу, да солнце сильно пекло ему черноволосую голову, и некуда было от него деться. Накинешь плащ с капюшоном — жарко. Снимешь — ещё жарче. Редко случалась такая погода в алльдских краях!
Воздух вдруг рассёк голос Мираны:
— Почему ты думаешь, что дело в богах?
Говар вздрогнул.
— Да как сказать, госпожа... Если б боги нам благоволили, разве ж была бы столь трудной дорога? Матушка моя говорит, это Халльфра наслала болезнь на Лисью Падь. Скучно ей стало в холодных чертогах... И в наших ли силах вставать против самой Смерти?
Мирана молча смотрела перед собой. Лицо её было спрятано от солнца под широким капюшоном, и снаружи виднелись лишь пересохшие губы и покрасневший подбородок. Инара дремала, покачиваясь в перевязи: мать старательно загораживала её от зноя, то и дело поправляя края платка. Наконец, Мирана ответила:
— Не думаю, что на всё — лишь воля богов. Люди должны сами творить свою судьбу. Против боги или нет — как ты это узнаешь? Может, они тебя просто испытывают, Говар, а ты уже готов повернуть назад. Всего лишь... — она облизала губы: как же хочется пить! — Всего лишь жара какая-то...
— А как же моя невеста, умершая от Белой смерти зимой? — едва слышно спросил дружинник. — Это тоже испытание?
Мирана вздохнула:
— Не знаю, Говар... Возможно. Как и моя больная дочь.
— Но зачем? Чего хотят добиться боги, посылая такие испытания? Проще уж думать, будто они решили всех изморить... Что слишком скучно Халльфре в её чертогах, вот она и сердится.
Мирана повернулась к Говару, и капюшон сполз с рыжих волос:
— А что, если боги желали вынудить людей отправиться на поиски колдуна? — серые глаза сверкнули, подобно стальному клинку. — Когда-то ведь это надо делать! А пока к людям не постучалась беда, никто никуда не пойдёт. Может, и я не собралась бы искать Инга, если б с Инарой не приключилась беда.
Говар покачал головой:
— Не верю я, что мы кого-то найдём. А коли найдём, не посмотрит колдун на наши подарки... Ведь он даже Ровану отказал!
— Зачем же пошёл с нами, если не веришь?
Дружинник пожал плечами:
— Не хочу умереть от Белой смерти, госпожа. Вдруг и я заболею? И придётся тогда целыми днями лежать в постели, как все эти люди. И ждать, когда Халльфра, наконец, заберёт меня. Насмотрелся я, как они лежат — белее белого! И как потом их по нескольку человек за раз сжигают за стенами Ощрицы... Лучше уж...
Говар смолк, но тут Мирана ощутила на себе внимательный взгляд княжеского воеводы. Хугар смотрел на неё из-под растрёпанных чёрных волос, мокрыми змеями обвивавших его угрюмое лицо. Вид у него был до того хищный, что Миране на ум пришло сравнение с коршуном, и она невольно поёжилась. Но смела ли она выбирать людей Мьямира? Посчитал князь, что Хугар подойдёт для похода — отправил его, вот и всё. Мирана поспешно накинула сползший капюшон. Воевода отвернулся, но через мгновение раздался его вкрадчивый голос:
— Глянь-ка вперёд, госпожа.
Сквозь горячее марево смутно угадывались очертания ползущей вдаль дороги: казалось, она двоится как змеиный язык. Слева торчали невысокие острые горы, словно предвестники Дикой гряды, и маячили за ними тёмные кроны Живолесья. А справа, за полем, мутным зелёным пятном тянулся загадочный ивовый лес. Кони вяло шагали вперёд, с неохотой перебирая копытами. Громыхала позади гружёная телега, и колёса её скрипели натужно и громко. Воины напряжённо молчали, пытаясь увидеть хоть что-то за шевелящимся прямо перед глазами воздухом, да глаза застилал стекающий со лба пот. Но вот из раскалённой дымки выступили...
— Люди? — подал голос один из дружинников.
Острые серые грани становились всё чётче. Нет, это не люди.
— Камни!
Необъятные обломки скал закрывали дорогу, точно огромный великан разрушил тут целую гору, а то и не одну. Каменное крошево полностью отрезало путь вперёд, и сухая серая пыль висела в воздухе, оседая на траве, на взмыленных лошадях и уставших людях.
Гимри с изумлением отёр лицо: что за ерунда? Ведь дорога всего одна! А до Изумрудки оставалось-то всего-ничего... Как же хочется пить! И налево свернуть не выйдет: горы хоть и невысокие, да за ними чернеет Живолесье — вот уж куда стремиться не стоит, если жизнь дорога. Может, обвал небольшой? Надо бы отправить людей на разведку. И Гимри велел двоим дружинникам вскарабкаться наверх, да всё осмотреть. С собой они взяли опустевшие меха: найдут реку — принесут хоть немного воды на отряд. Ну а пока...
— К лесу! — скомандовал Гимри. — Укроемся в тени деревьев!
Добравшись до ив, они спешились и припали к земле, хранившей хоть какую-то прохладу. Лошади недовольно переступали с ноги на ногу и мотали хвостами и головами, отгоняя вялую мошкару. Остатки воды разделили, припася несколько глотков двоим разведчикам — на случай, если те вернутся ни с чем. Мирана с трудом дышала: голова у неё кружилась, в висках стучался жар, но она взяла себя в руки. Отёрла лицо от пыли и пота, смочила кусок ткани и прижала ко лбу дочери. Инара вдруг распахнула глаза и испуганно глянула на мать:
— Мама, — позвала она слабым голосом. — Мама!
— Я здесь, — заверила её Мирана.
Инара ухватила её за руку и вновь провалилась в тяжёлую дремоту. Мирана с грустью посмотрела на бледное личико. Не успеют они... Не успеют! И с тревогой обернулась к лесу, тянувшемуся позади прохладной полосой.
— Гимри! — окликнула Мирана. — Может, поищем дорогу через этот лес?
— Я думал об этом, — отозвался Гимри, помрачнев.
— Что не так?
— Не нравится мне это место... Я слышал историю об одном лесе на севере, имя ему дали странное — Вязкий. За то, что он подобен болоту: сойдёшь с тропы и увязнешь намертво, — предводитель сам не знал, верить ли слухам, да рисковать не хотелось. — Сколько зим ведь никто не ходил этой дорогой — возможно, тот лес сильно разросся, и мы как раз едем вдоль него. Что, если он опаснее Живолесья, где деревья за ночь вырастают до небес?
— Точно! — поддакнул Атвир, ближайший соратник Гимри. — Ходят слухи, в Вязком лесу как-то утонуло целое войско! Вот сунемся туда и сами потонем...
— Целое войско? — с изумлением переспросила Мирана, разглядывая густые кроны ив.
С виду — ничего особенного. Камней в лесу разве что больше, чем в ощрицких краях, и мох, который густо укрывал всё, будто светился ярко-зелёным — аж глазам смотреть больно. Но Мирана решила: жара сказывается, только и всего... Она бы не сильно удивилась, явись пред ней целый отряд хёггов. Моргнёшь — и их не станет.
— Целое! — закивал Атвир. — А то и не одно!
— Рунгьяр, сын Марнуга, проходил здесь последний... — негромко сказал Тангур, из людей княжеского воеводы.
— Это который отец Харвинга Кровавого? — спросил кто-то.
— Он! — кивнул всеведущий Атвир. — И вот он-то здесь и потонул!
— Врёшь, — нахмурился Тангур. — Рунгьяр вернулся в Лисью Падь.
Атвир не растерялся:
— Он-то вернулся, а вот люди его — нет.
— Плохая примета — через такой лес идти, — мрачно промолвил Говар, ковыряя землю длинной палкой.
— Да говорят, через Вязкий лес дорога есть...
— ...но только оступишься — и увязнешь по самые уши! — предостерёг Атвир.
— А куда ведёт дорога? — спросила Мирана.
— Да кто ж её знает? — Атвир озадаченно почесал мокрые волосы. — Но вроде к деревне какой-то. Алая Рать, Алый Мороз... Алый... Цветок? Не помню, как называется. Что-то алое. Кажись, была она под крылом Гадурского княжества.
— В любом случае за лесом нет владений Лисьей Пади, — заметил Гимри. — Местные нам рады не будут.
— На то князь и дал тебе в помощь своих людей: чтоб местные встречали поласковее. Разве нет? — вступил в разговор невесть откуда возникший Хугар. Он поднял камень и с силой кинул его в лес. Камень упал на землю, отскочил от неё, снова упал, да там и остался. — Видели? — спросил Хугар, и, казалось, что здоровый глаз его смотрит на Гимри, а косой — на Мирану. — Брехня это всё — про утонувшее войско. Обычный лес.
— Обычный или нет — только время покажет, — возразил Гимри, но добавил задумчиво: — Через обвал мы вряд ли перелезем с лошадьми и телегой, но если мы пройдём здесь... — он повернулся к Миране. — Если мы свернём с известной тропы, я не знаю, сможем ли мы потом обойти Гадурскую равнину, которая лежит дальше.
— Гадурскую равнину? — озадаченно повторила Мирана. — Это где стрелы?..
— Разберёмся на месте, — перебил её Хугар. Он оскалился, глядя в упор на Гимри: — У твоей любимой госпожи вот-вот дочка помрёт. А ты медлишь, предводитель!
— Слишком много неясного.
— Это всё сказки глупых баб! — отмахнулся Хугар. — А даже если нет, думаешь, мы там все потонем? Ну, один-два дурака оступятся... Велика потеря.
Но прежде, чем Гимри успел ответить, Мирана передала Инару служанке и поднялась:
— Хугар, я не желаю подвергать людей лишней опасности — ни своих, ни твоих. Даже если это будет стоить жизни моей дочери, — резко сказала она. — Не знаю, что сообщил тебе Мьямир о наших целях, но мы здесь не только за тем, чтобы вылечить Инару. Если удастся найти Инга Серебряного в Диких горах и уговорить его посетить Лисьепадское княжество, это поможет нам, наконец, одолеть Белую смерть. Так что не стоит бездумно идти в первый попавшийся лес и попусту разбрасываться воинами.
Мирана едва ли доставала Хугару до подбородка, но говорила с ним так, будто это он был ей по плечо. В Лисьей Пади к ней относились по-разному, но имя её знали в каждом доме. Ещё бы — своенравная дочь Винлинга, посмевшая дважды отказать самому князю! Воевода сощурился, пристально разглядывая усыпанное веснушками лицо. Несмотря ни на что, Мьямир велел беречь рыжую выскочку, но Хугар знал: князь и сам не верил в успешность затеянного похода. Хорошо бы, эта упрямая баба выжила, и Хугар доставил её обратно в Лисью Падь — с ребёнком или без него — таков был указ. Мьямир и сам пытался отговорить Мирану, да не вышло, и, смирившись, он отправил с ней самого отчаянного из своих людей.
Но Хугару было плевать на цели Мираны, на её дочь и охватившую княжество Белую смерть — даже если болезнь явится за ним самим. Ему просто хотелось действовать: нарываться на драки и неприятности, давать волю кулакам и мечу, чувствовать, как неизвестность будоражит кровь. Вязкий лес, Гадурская равнина, усеянная древними трупами, — что может быть лучше в мире, где последние зимы совсем не с кем воевать? Вдобавок, Мьямир и награду обещал приличную. И Хугар нехотя натянул на лицо улыбку, больше походившую на оскал:
— Прости, госпожа Мирана. Просто я не вижу других путей, кроме как через этот лес. Слева — горы да Живолесье за ними. Впереди обвал. Позади — зной. Людям и лошадям нужна вода, а её нет. Наверняка мы найдём её там, — воевода кивнул на ивы. — Осталось лишь отыскать дорогу.
— Здесь предводитель — Гимри. Ему решать, — напомнила Мирана.
— Сначала дождёмся ушедших на разведку, — отозвался Гимри, но всё же отправил ещё пару людей на поиски лесной тропы.
Никто и не заметил, как брошенный Хугаром камень провалился в землю, словно вместо твёрдой почвы под ним раскинулось поросшее мхом и деревьями болото. Холодный ветер волной прошёлся по кронам, спугнув прятавшихся птиц — и те с криками полетели прочь. Просыпался ото сна древний лес, потягивался и угрюмо всматривался в дерзких путников, потревоживших его покой.
Дружинники развалились на траве. Одни лежали, другие пытались выдавить ещё хоть каплю из своих мехов, третьи осматривались — с беспокойством и любопытством. Никто из них ещё не бывал в этих краях. Лишь Хугар однажды заехал довольно далеко на север, сопровождая Гаранура, отца Мьямира. Они в ту пору выслеживали разбойников, бесчинствовавших на границе княжества, и даже когда те ушли глубоко в леса, князь не пожелал оставлять их в покое и долго следовал по пятам. Седмица ушла на поиски, да, видно, скрылись разбойники в ерилльских землях на западе. И Гаранур повернул назад, не стал шататься по тёмным тропам Живолесья. А Хугар тогда расстроился: даже подраться ни с кем не вышло. Он бы и дальше рыскал по гиблым лесам, ища, кого бы порубить в куски.
Воевода сплюнул и оглянулся на ивы: Вязкий лес, пожалуй, поинтереснее Живолесья будет. К Живолесью за сотни зим привыкли. Находились смельчаки, отправлявшиеся туда на охоту: зимой в нём добывали пушнину. Да, говорят, мало кто возвращался. Хугар, может, и сам побродил бы под его кронами, чтоб кровь по жилам бежала быстрее, да скучно просто зверьё стрелять. Куда интереснее сойтись в рукопашную с сильным противником и выяснить, у кого кулаки помощнее. Воевода тоскливо оглядел отряд: да с кем тут драться? Молокососы какие-то. Остаётся только проверять, насколько тверда земля в Вязком лесу.
Сильный ветер прошёлся по полю, заставив преклониться высокие стебли трав. Обдул он и воинов, измученно припавших к земле.
— Ох, наконец-то... — пробормотал кто-то. — Хоть ветер поднялся, а то мочи уже нет терпеть это пекло!
— Хорошо бы ещё воды, — хрипло добавил другой голос.
— Может через Живолесье поедем? Там вон — круглый год темень. И наверняка прохладно.
— Езжай, коли жить надоело, — усмехнулся Атвир. Он кивнул на полосу леса вдали, отсюда казавшуюся чёрной: — Отец моего друга не вернулся оттуда. Думал раздобыть лёгкие меха, да так и канул. Жена с пятью детьми осталась. Да хорошо, двое старших уже подросли, а то совсем туго бы пришлось.
— Он небось с топором пошёл, — угрюмо вставил Говар.
— А как в лесу без топора? Особенно зимой.
— Если идёшь с топором в Живолесье, считай, к Халльфре отправляешься.
Кто-то с сомнением протянул:
— Может, мужик просто замёрз насмерть и потому не вернулся? Или на медведя-шатуна напоролся?
— Волки ещё зимой голодные...
Атвир покачал головой:
— Вы будто сами не слышите по ночам, как там деревья стонут? Да и сам князь нам не велел соваться в Живолесье.
— Ну, раз сам князь...
Все знали, что у Мьямира отчаянный нрав. В битвах он всегда шёл впереди своего войска и грудью встречал врага, не страшась ни удара острых мечей, ни лихих пронзающих стрел. Издали виднелся его красный плащ, точно знамя, вдохновлявшее воинов следовать за ним.
