Осколки

       — А так не ударился?
       
       — Так он хоть по грани закона ходит, с… шалопай. Сашуль, донеси до него, что кресло подо мной не вечное, а пенсия не за горами, пора за ум браться.
       
       — Я постараюсь, — пообещала я, — но это Леха — он упрямый и на меня обижен.
       
       — Как обиделся, так и разобидится. Ладно, я тебя не из-за этого позвал.
       
       — А зачем?
       
       — Держи, — он достал из портфеля папку, — дома почитаешь, а я тебе на словах объясню сейчас кратко. Попало мне тут на глаза дело… Погиб человек, там же, где Дима сидел. Да так интересно — сценарий тот же — драка, лица нет. Только вот этот голубчик всплыл, правда, в прямом смысле, в реке. Надо говорить, что официально мертвым уже год как числился, а фактически ласты склеил дня три назад?
       
       — Думаете, что Дима тоже… — мне вдруг стало страшно, будто если я скажу вслух. то это станет правдой.
       
       — Не знаю. Пока, Саш, не знаю. Но вся эта история с цветами твоими… Да и Прохорова странно погибла.
       
       — Почему странно?
       
       — В легких вода. Тебе же не надо объяснять, почему она там появляется?
       
       — Спасибо, это я пока помню. То есть сначала утопили… — я помешала кофе, уничтожая рисунок на пенке, — а почему я сейчас только об этом узнаю?
       
       — Откровенно? Пугать не хотел. У тебя только все наладилось, ты же светишься буквально, зачем тебе лишнии страхи? Дело в работе, мы копаем. Накопали вот, рассказываю.
       
       Я осуждающе посмотрела на старшего Ольшанского.
       
       — Ну прости старика, хотел, как лучше.
       
       — Я не злюсь, просто больше так не надо, я не стеклянная, чтоб так носится.
       
       — Да не в этом дело.
       
       — Ладно, я поняла, — вы хотели как лучше. Дядя Игорь, а Дима теперь… Это значит… Эксгумация? — я с трудом это произнесла.
       
       — Да, разрешение я выбью в ближайшие дни. Как будут результаты экспертизы, я тебе позвоню.
       
       — А это… реально, что Дима жив?
       
       — Пятьдесят на пятьдесят.
       
       — Вы к каким пятидесяти склоняетесь?
       
       — Я думаю, что жив. Слишком похожие истории, таких совпадений не бывает.
       
       — И что теперь?
       
       — Ночью не шатайся, оружие носи и будь внимательнее. Это раз. Два — сейчас езжай в свое Луговое, собирай вещи и в город, в глуши и одной тебе опасно, мы в прошлый раз это все поняли. Хочешь, Леху попрошу, он потесниться, ты приглядишь за ним.
       
       — Дядь Игорь, мне есть у кого пожить, не надо Лёшу дергать.
       
       — У Андрея?
       
       — Не совсем, — я опустила глаза. Ни к какому Андрею Сергей меня не отпустит, я это точно знаю.
       
       — Ааа, я старый дурак никак не привыкну, что обе Лишины теперь устроены. Ему тебя доверить точно можно?
       
       — Можно. Мама одобрила.
       
       — Ну если Нина одобрила, — он многозначительно кивнул.
       
       — Дядя Игорь!
       
       — Да ладно, мне твой музыкант тоже серьезным показался. Если так и есть, то счастья вам. Сашуль, а может тебе вообще уехать?
       
       — Я вернулась неделю как. Снова в бега?
       
       — Спокойнее бы было.
       
       — Дядя Игорь, — запаздало опомнилась я, — А записка Натальи — она сама писала?
       
       — Да, графолог подтвердил. Мутно все, Сашуль. Очень тебя прошу, не рискуй без нужды. Надо будет — я тебе охрану организую.
       
       — Я постараюсь. Надеюсь, что Дима все-таки погиб и охрана не понадобится.
       
       — Я тоже. Все, мелкая, дела, извини. Вещи заберешь — хоть напиши.
       
       — Хорошо, дядя Игорь. И спасибо.
       
       — Не за что. Нине привет!
       
       Я проводила старшего Ольшанского взглядом. Вот только ведь все наладилось…
       
       После защиты диплома, Сергей буквально сгреб меня в охапку и увез отдыхать в свою любимую Черногорию. Перед этим сходил на беседу к моему врачу, не знаю, что уж он там делал, но Алевтина Григорьевна потом очень уважительно сказала, что таких серьезных мужчин сейчас мало.
       
       В Черногории меня ждали десять дней рая. Без преувеличений. Абсолютного счастья. Тогда, ночью на его кухне я и не думала, что такое возможно. Я думала только про то, что я могу умереть и так и не узнать, насколько живая и как с ним хорошо. И что только этого и нужно бояться.
       
       А теперь нужно снова бояться воскресшего Димы.
       
       Я достала телефон и набрала номер Сергея:
       
       — Ты на студии?
       
       — Да, все разошлись уже, скоро домой. А что? Есть предложения? — голос в трубке был такой родной и теплый, что я даже пожалела о том разговоре, что сейчас случится.
       
       — Можно я приеду? — спросила я.
       
       — Случилось что-то?
       
       — Да.
       
       — Приезжай. Ты далеко?
       
       — Минут через двадцать буду, — пообещала я и положила трубку.
       
       Надеюсь, Сергей не сбежит, узнав, что его ждет вторая серия увлекательного сериала «Саша и ее урод-бывший».
       
       Очень надеюсь.
       

       
       Глава одиннадцатая

       
       
       Сергей.
       
       Я положил трубку и постарался унять неприятный холодок в груди. Мне нужно перестать за нее бояться. Все закончилось, никто у меня ее больше не отнимет, нужно перестать трястись над Сашей, иначе задушу своей заботой. Страх снова потерять близкого человека оказался слишком сильным. Настина смерть задела не только родителей, я очень долго не мог свыкнуться с мыслью, что сестры больше нет. Несмотря на разницу в семь лет, мы были друзьями. Я защищал ее от хулиганов в песочнице, она, став постарше, таскала подруг на мои концерты и восхищенно говорила: «Смотри! Это мой брат!». Более преданной поклонницы у меня не было — Настюха собирала все: диски, журналы, первую коллекцию мерча ^[1] , набор которой я ей подарил, потому что Настя помогала ее создавать — денег лишних на художника у нас не было, а Настя всегда хорошо рисовала.
       
       За две недели до двадцать второго дня рождения Насти не стало. Вечер, гололед, машина снесла ограждение моста и рухнула вниз. Водитель и пассажир утонули — не смогли выбраться.
       
       Хорошо помню, как мне позвонил отец. Я как раз вышел с репетиции, стоял с Олегом у машины, обсуждали, что нужна новая репбаза, потому что из этой мы «выросли», шутили ещё по этому поводу. И вдруг: «Насти больше нет».
       
       И я начал бояться. Оказалось, что люди не вечные, что все совсем не так, как кажется. Почему-то такого не было, когда не стало бабушек — наверное, это какие-то механизмы психики — мы подсознательно понимаем, что старших не станет раньше.
       
       Если раньше я боялся только за родителей и близких, то теперь до ужаса боюсь за Сашу. Наверное, даже сильнее, чем обычно. Если бы еще не было причин и этот страх был бы только моим заскоком…
       
       Никогда не думал, что возможно так прикипеть к человеку за такой короткий срок. Отпуск этот… самое лучшее что случалось за последние несколько лет. Я увозил ее с определенными целями — отвлечь, дать передохнуть и не с кем не делить, хотя бы десять дней. И последнее было просто восхитительно.
       
       Дверь открылась.
       
       — Что случилось? — я поднялся Саше навстречу.
       
       — Ничего хорошего, — девушка привычным уже движением, бросила сумку на диван и подошла ко мне, — я встречалась со старшим Ольшанским.
       
       — И?
       
       — Честно сказать, я не знаю с чего начать — с того, что Наталья не сама умерла или с того, что Дима действительно может быть жив.
       
       — Давай по порядку.
       
       — Дядя Игорь сказал, что у Натальи в легких была вода. Значит тонула она еще живая, вены вскрыли уже потом, это реально — кровь не сразу сворачивается.
       
       — И у тебя только одна кандидатура на роль убийцы? — я смотрел, как она нервно ходит от одного края ковра до другого.
       
       — Ты дослушай, — и Саша вывалила на меня то, что сама услышала полчаса назад. И если я надеялся, что это все просто легкая паранойя, то теперь… Слишком гладко и правдоподобно.
       
       — Ольшанский пообещал выбить разрешение на эксгумацию, — сказала Саша, — в течении пары дней позвонить. Просил пока в городе пожить, — она устало вздохнула, — снова.
       
       — И какие мысли по этому поводу?
       
       — Сниму квартиру в городе, кто знает, насколько все это затянется.
       
       — Квартиру? — я посмотрел на нее, — Серьезно?
       
       — А что?
       
       — Одна ты там будешь в безопасности, конечно, — я неодобрительно покачал головой, — Поехали, соберешь вещи, поживаешь у меня. И прежде, чем ты возразишь — у меня охраняемый подъезд и в окно восьмого этажа точно никто не залезет. А ещё мне будет гораздо спокойнее, если ты будешь рядом.
       
       — У меня собака, — напомнила Саша, — и кот.
       
       — Зета мне нравится, коту придется смириться.
       
       — Не хочу тебя обременять зоопарком.
       
       — Глупости не болтай.
       
       — Я серьезно.
       
       — И я серьезно.
       
       Она посмотрела на меня, потом подошла, подняла руку, касаясь виска.
       
       — Я знаю, что ты скажешь, — я потерся щекой о ее ладонь, — «Ты понимаешь, что это ответственность? Тебе точно это нужно?». Нужно. Мне вообще нравится мысль не отпускать тебя по утрам.
       
       — Давно нравится? — она не смогла сдержать улыбку.
       
       — С Черногории. Это оказалось так хорошо, когда ты никуда не уходишь.
       
       — Торопишься, — покачала головой Саша.
       
       — Нет. Чего ждать? Есть какие-то общепринятые официальные сроки и я их нарушаю?
       
       — Быстро очень.
       
       — Боишься?
       
       — Опасаюсь. Я никогда не с кем не жила.
       
       — Вот и попробуешь. Поехали? Вещи соберёшь?
       
       — Сейчас.
       
       Только она меня так и не отпустила, а я не возражал.
       
       — Хорошая моя?
       
       — Сейчас, — это уже зарываясь носом в шею. Щекотно, но я терплю, — Сереж, почему так? Я сюда ехала, руки тряслись, а с тобой рядом почему-то не страшно.
       
       — Я очень положительный и надежный. Лучший вариант для совместной жизни. Поехали, а то потом по темноте таскаться мало хочется.
       
       

***

       
       Александра.
       
       Я немножко лукавила, говоря, что мне спокойно. Действительно все слишком как-то быстро и вынуждено. Я про переезд. Да, никто не мешает, когда все закончится, вернуться домой, вот только захочу я этого? А Сергей? Я ведь никогда ни с кем не жила, кроме родителей. С Димой мы собирались съезжаться после росписи, квартира в городе должна была стать моим свадебным подарком, я даже ездила ее смотреть. Хорошо мама не успела внести залог.
       
       И вот теперь я раскладываю свои вещи в чужом шкафу и мучаюсь дурацким мыслями и опасениями, борясь со странным чувством неловкости.
       
       В Черногории мы тоже почти жили вместе, потому что Топольский снял не номер в гостинице, а маленький домик на две комнатки, но в двух шагах от моря и с большим пышным садом. Вот только быта как такового у нас там не было — еда из ресторанов, раз в два дня заглядывала помощница хозяйки и прибиралась. Сейчас все будет иначе. Честно сказать, я вообще не планировала съезжаться в ближайшее время, потому что меня полностью устраивал сценарий, где мы ночуем друг у друга, хотя, когда Сергей оставался в Луговом было даже лучше — большой дом, сад, разговоры на крыльце, все это было слишком прекрасно. Даже в перспективе какой-то совместной жизни я рассчитывала, что не я перееду к Топольскому, а он ко мне — переделать мою комнату под второй кабинет достаточно просто. Да, я уже распланировала, но это ничего не значит… Или нет?
       
       — Что-то не так? — спросил Сергей. Я не слышала, как он вошел и остановился на пороге, прислонившись к дверному косяку.
       
       — Да нет, нормально.
       
       — А честно? — я до сих пор не поняла, как он понимает, о чем я думаю на самом деле.
       
       — Не в своей тарелке себя чувствую, — созналась я, — Вроде все как-то наладилось, и вдруг снова надо бояться.
       
       — Не надо. Еще никто ничего конкретного не сказал, — Топольский подошел ко мне, притянул поближе за плечи, обнимая.
       
       — По-твоему, Наталью могло много людей утопить?
       
       — Саша, мы всего все равно не знаем, давай дождемся результатов… экспертизы.
       
       — Это почти неделя. Я с ума сойду за это время.
       
       — Не сойдешь. Хочешь, съездим куда-нибудь?
       
       — Нет, у тебя студия, альбом, куда мы сейчас? Да и вечно бегать не будешь.
       
       — Вот и не накручивай. Или еще что-то есть?
       
       — Я боюсь таких резких перемен, — сказала и выдохнула.
       
       Сергей отстранился, посмотрел мне в глаза.
       
       — Ты мне веришь?
       
       — Да. Но…
       
       — Вот и расслабься. Демоверсия совместного быта, как ты говоришь. Попробуем, притремся. Думаю, мне хватит ума не скатиться в бытовуху и сгладить острые углы, по крайней мере, пока получается. Что еще? Боишься, что увидишь раскиданные носки и разлюбишь меня? Или это ты носки раскидываешь?
       
       — Что ты привязался к носкам? Нет, просто конфетно-букетный период кончился как-то слишком быстро, я не успела его распробовать, а жизнь под одной крышей к чему-то уже обязывает.
       
       Сергей вдруг тихо засмеялся:
       
       — Глупышка ты. Кто сказал, что кончился? А насчет обязывает… К чему? К серьезным отношениям? Так мы уже, нет? К бытовому рабству? К борщам? Я, моя хорошая, собираюсь жить с тобой, потому что мне это нравится и мне так спокойнее, а не потому что хочу навесить на тебя какие-то обязательства.
       
       — Смешно тебе, да?
       
       — Нет, я все понимаю, но иногда ты правда такая глупышка. Давай к этому разговору вернемся, когда все закончится? А пока расслабься, ладно?
       
       — Думаешь?
       
       — Уверен.
       
       * * *
       
       В подъезд я прошмыгнула в обход домофона — придержала дверь бабушке с собачкой и, дождавшись, пока они выйдут, зашла. Лифт у Лешки похож на капсулу смерти, поэтому проще пешком — всего три этажа по широкой лестнице.
       
       В глазок младший Ольшанский не смотрит принципиально, поэтому дверь распахнулась почти сразу.
       
       — Привет.
       
       — Привет. Батя звонил?
       
       — И батя тоже, — я протиснулась мимо Лехи в квартиру и поморщилась. Вот уж у кого холостяцкая берлога!
       
       — Лечить будешь?
       
       — Неа, я поговорить. Ты ж меня игноришь, друг, товарищ и брат.
       
       — Не игнорю я.
       
       — Вот и не игнорь. У тебя чай есть? Или только то, что горит?
       
       — Батя нажаловался?
       
       — А я сама не вижу? — я кивнула в сторону мусорного ведра, из которого торчали горлышки бутылок.
       
       — Шур, вот че ты приехала?
       
       — Соскучилась. Чай мой где?
       
       Лешка со вздохом щелкнул чайником, а я внимательно рассмотрела голую спину. Синяков нет, может в этот раз без историй обошлось?
       
       — Ты б оделся.
       
       — А что? Я такой красивый?
       
       — Ой, Леха, я тебя в детстве без штанов видела, что мне твоя тушка?
       
       Леха состроил мне рожу и ушел за футболкой, а я нашла в его бардаке чистую кружку и пачку чая.
       
       — Ну и чего хотел батя? — спросил уже одетый Леха, появляясь на кухне.
       
       — Переживает за тебя. Отмазывать тебя устал, про пенсию думает.
       
       — Я ж сказал — лечить будешь, — Леха закатил глаза.
       
       — Не перебивай. Я не поэтому приехала. Есть большая вероятность, что Дима, все-таки, жив.
       
       — Приплыли!
       
       — В его колонии есть ещё случай с таким же сценарием — драка, обезображенное лицо, смерть, а человек жив, на свободе, просто выглядит иначе.
       
       — А как его опознали тогда?
       
       — Отпечатки в этой схеме менять не научились. Прозаично все.
       
       — То есть лицо… пластика, что ли?
       
       — Видимо. Знаешь, нам рассказывали, курсе на втором, что чтоб изменить лицо его не обязательно перекраивать, можно форму бровей изменить и уже другой человек. Так что Дима мог кости и не ломать, а так, слегка подправить — разрез глаз, форму носа, например.
       
       — Жалко, наверное, свою рожу смазливую было, — скривился Леха, — И делать что, если он живой?
       
       — Не знаю, но я за тебя тоже боюсь. Андрей и Надька так активно в это не лезли, ну показания и все, а ты?
       
       — Думаешь, будет гадить?
       
       — Его любовница меня убить хотела, — напомнила я, — Лех, ты осторожнее. Дима более отбитый, ему терять нечего.
       
       — Да бред это…
       
       — Не бред. Я редко что-то прошу.
       
       — Ладно, — сдался Леха.