Или дохлые лежат, все как один. Ему не нужно ждать подмоги, сколько бы врагов ни было, он всех по деревьям развешает, глотки всем перережет.
— Всё так, — кивнул Глейн. — У нас есть такой.
— И? Это ведь он спит наверху? — ещё тише продолжил Луц. Бедвир прыснул в кулак. — Разве он не непобедим?
— Непобедим, — подтвердил Бедвир с гордостью, тут же понял, что соврал. — Не против всех. Всё было круто — он упырей размазывал только так. Короля их за минуту прирезал. Но потом пришёл демон.
Глейн цыкнул раздражённо, отвернулся. Бедвир говорил уже с ним, оправдывался:
— Демон даже не убить его хотел, только выяснить что-то... Чуть ли не в ад зазывал.
— Не могут дождаться, когда он сдохнет? — недовольно проворчал Глейн.
— Что, ты не слышал? — ахнув, спросил Бедвир и на удивлённый взгляд закончил с серьёзной миной: — Он бессмертен.
Потом взорвался смехом, продолжая смеяться поднялся из-за стола.
— Ладно. Пойду проведаю его.
Луц подхватил неоткрытую бутылку пива, протянул вампиру.
— Подари Хегану. От меня, в знак глубочайшего уважения.
— Э, нет, — отказался Бедвир. — Давайте не будем давать ему то, что он может разбить о мою голову.
Мурлыкая что-то под нос и пританцовывая, он снова ушёл наверх.
— Увидеть Хегана, вживую. Помочь ему. Это так здорово, — зачарованно признался Луц. — Я понимаю, друг мой Глейн, для тебя это ничего особенного. Наверняка по долгу службы вы часто видитесь с Хеганом. И на ваших собраниях. Но для меня раньше он был легендой. Теперь я поверил, что он настоящий. Ты бы ведь не смог справиться с толпой упырей.
Глейн кивнул, задумчиво глядя в своё отражение в чарке. На несколько секунд в сонном трактире стало тихо, спокойно. А потом сверху раздался грохот, что-то упало там, затем с шумом распахнулась дверь той комнаты, куда отнесли Охотника.
— Дай-ка, — Глейн стащил с отвлёкшегося Луца его накидку с капюшоном, застегнул на себе, закрыл голову. Луц хотел что-то возразить, но в это время сверху тяжёлыми шагами спустилась живая легенда.
Хеган был высокий, подтянутый, с широкими плечами. Без рясы, в расстёгнутой на две пуговицы рубашке, открывающей его крест на шее. Короткие почти белые волосы у него были выстрижены неаккуратно, с одной стороны чуть длиннее. И взгляд — холодный, презрительный, неживой. Луц под этим взглядом вжал голову в плечи, улыбкой пытался загладить свою вину за то, что родился. Хеган упал на третий стул, на котором только что сидел Бедвир, принялся изучать собеседников взглядом в упор.
— Я много наслышан о вас, — начал Луц. — И я очень счастлив, что нам довелось увидеться. Как говорится, после такого и умереть не жалко!
Хеган закончил с изучением рыцаря, перевёл глаза на Глейна, поморщил нос, сорвал со своего пояса кошелёк и кинул на стол с громким звоном.
— За спасение, — прокомментировал Хеган. — И беспокойство.
Луц, спохватившись, подвигнул кошелёк обратно:
— Что вы! Вы нас не так поняли. Сэр Глейн спас вас просто по своей душевной доброте! Ему не нужно за это денег.
— Глейн, — задумчиво кивнул Хеган, глядя в упор на Охотника.
В следующую секунду тяжёлый стол летит в сторону Глейна, он успевает отскочить, швырнуть в Хегана стул, который тот отбрасывает. Глейн тем временем вбегает по стене на высокое окошко под потолком.
— Луц, — крикнул Глейн оттуда. — Прибереги мои вещи, я тебя найду.
Хеган попытался забраться следом, но согнулся пополам от боли, зашипел. Глейн проворно выбрался из окна на улицу.
Мама Глейна его нагуляла. Это было бы не так страшно, будь её супруг мельником, простым мужиком, который махнул бы на это рукой. Но тот слыл жестоким нравом, к тому же был кузнецом на три головы больше самого высокого мужика в деревне. Глейн слишком отличался от него, был сыном заехавшего в деревню на вечер менестреля — такой же светловолосый, казавшийся хрупким. Глейн всегда завидовал силе названного отца.
Когда мать оправдывалась, она кричала, что её попутали тёмные силы, а светловолосый музыкант был демоном, суккубом, явившимся соблазнить её. Под его чарами она и думать забыла, что она уже замужем, и какой красивый и желанный её супруг. Поверил ей кузнец или нет — кто ж его знает, но, кроме того, чтобы избивать жену и сына, его любимым развлечением было силой притащить Глейна в город, на площадь, где сжигали ведьм и еретиков, и шептать бледному мальчишке: «Смотри-смотри, ты будешь гореть в таком же пламени. Вот только подрасти. Скажу: «Посмотрите на жену мою, на меня. Откуда у нас такой ребёнок? Дьявола сын, подкидыш, удушивший в колыбели наше дитя».
Это не могло кончиться хорошо, а Глейну очень хотелось жить. Даже если его сторонились в деревне из-за этого слуха, даже если игнорировала родная мать.
После очередных побоев, прижимая к груди сломанную руку, Глейн сбежал в лес. Мог там же и умереть, но через несколько дней выбрался по реке к какому-то городу, в котором раньше не был. Тогда Глейну только-только исполнилось семь. Его подобрала церковь, спрашивала, из какой он деревни. Эти люди не могли спасти Глейна, они бы просто вернули его отцу. Если тот так сильно бьёт ребёнка своего, значит сын это заслужил. Тогда Глейн начал врать.
Он сказал, что не помнит названия деревни, что ни разу не был в этом городе и бежал очень давно. По его истощению в это поверили. На вопрос о побоях расплакался и ответил, что деревню сожрала нечисть, только он и сбежал. И ему поверили снова.
Через пару недель пришёл Варин — стареющий Охотник. Когда Охотник доживал до его лет, ему можно было брать учеников, и за Варином уже всюду следовало двое мальчишек на три-четыре года старше Глейна. Церковь рассчитывала, что Глейн захочет отомстить. Пойдёт в Охотники, чтобы убивать тех, кто вырезал его деревню. В конце концов, что мальчику просто некуда больше идти. И Глейн согласился.
Священники, да и Варин, просчитались только в одном: не нечисть так била Глейна, а человек. Он с детства понял, что слишком многие свои грехи люди привыкли обзывать «нечистой силой» — дьявол попутал, демон соблазнил, суккуб морок навёл. Глейн боролся не против нечисти как таковой. Он дрался против несправедливости. Если где-то в лесах жил монстр, жрал рыцарей вместе с лошадьми — Глейн приходил убить его. А если мелкий бес таскал яблоки с чужого огорода, Глейн говорил с ним и оставлял в покое дальше воровать яблоки. Ещё не разу Глейну не прилетало в спину после такого, хотя он и к этому был готов.
Так как в самом разгаре было утро, удалось напроситься к торговцу в компанию, чтобы подвёз. Торговец оказался болтливым, и честно говоря лучше бы брал деньгами за свою помощь, потому что вместо того, чтобы спать, Глейну пришлось рассказывать ему про себя и подвиги других Охотников, как какому-то треклятому менестрелю. К вечеру добрались до развилки, на которой Глейн наконец сошёл и в лес углубился уже по небольшой тропинке. Стоило стихнуть конскому топоту и скрипу телеги, как Глейна ударило шишкой в затылок. Несильно, он сначала даже подумал, что с дерева упала, а потом заметил парня поодаль. И по его наглой улыбке осознал — нет, не с дерева.
— Если этот ваш белобрысый снова тебя достаёт, то просто разреши мне с ним разобраться. Убивать не стану, только руки переломаю, — предложил парень, приближаясь. Глейн ощупал пояс. Его спасала привычка немного монет хранить в кошеле при себе, остальное класть в мешок. До встречи с Луцом должно было хватить, не придётся колоть дрова крестьянам. Не то чтобы Глейн был против помочь, но с тяжёлой работой у него не ладилось.
— Глупости не говори. Он тебя на ближайшем дереве вздёрнет и освежует, а мне при встрече подарит накидку из собачьей шерсти, из тебя же сделанную.
— Ублюдок, — фыркнул собеседник, нагнал Глейна, пошёл с ним вровень. — Зачем тебе этот рыцарь?
— Он сильный, — пожал плечами Глейн.
— А ты ловкий.
— Я имел ввиду мирную силу.
— А. Вещи нести, бревно отодвинуть, яму вырыть, лошадь на плечах перетащить. Ещё?
— Мне нравится его искренность, — добавил Глейн. — Будь он неприятным человеком, я не согласился бы на его компанию.
— Ну да. Зато я от вас всё время по кустам шарюсь. Хорошо, что вы разошлись. Я тоже сильный, могу вещи перенести, глотки перегрызть.
— Ты опасный, Кэйсар, — заметил Глейн, но улыбнулся. — Охотникам можно брать помощников, но ты ж ошейник не дашь на себя одеть.
— Ага, нашёл дурака. Эти ваши ошейники — сплошное издевательство. Хозяину больно — и тебя ошейник душит. Хозяин умер — тебе тоже кранты. Если я превращаюсь в собаку, это ещё не значит, что я буду вашему брату руки лизать.
— Тогда почему продолжаешь за мной ходить? Я уже говорил, что… Что, опять ты? — отвлёкся Глейн. Верхушки деревьев были закатом окрашены в розовый. Он шёл по небольшой тропинке на одну повозку, но даже и тут его умудрились подкараулить — оборотень и ведьма. Морана подбирала мешок с травы, её трубка уже не дымилась, ведьма её грызла скорее по привычке.
— Птичка на хвосте принесла, что ты подобрал в лесах Хегана. Вот я и подумала, что этой дорогой убегать будешь. Слушай, Кэйсара он, конечно, освежует, но ты можешь помочь мне — и Хеган исчезнет. Как по волшебству. Ему самому так лучше будет.
— Ничего я не собираюсь делать с Хеганом и никого ему заказывать не буду. Меня просто бесит, что он обозлился на меня за то, что я Бедвира от него спас, а теперь Бедвир — его личная собачка. И думаете, я хоть на секунду допустил, что, может быть, Хеган больше не злится? Нет! Это же Хеган. Господи, какой же он мудак иногда.
— А мальчишкой, небось, сам сказками про него заслушивался, — с улыбкой заметила Морана. Глейн даже не возразил, ведьма засмеялась.
— Я по-прежнему испытываю к нему огромное уважение. Которое, впрочем, местами пропадает при его поведении, — всё же прибавил Глейн.
— А тебе чего надо с нами? — переключился Кэйсар. — Давай, иди куда шла. Забыла, что говорила? Когда вы с Глейном вместе, начинаются проблемы.
— Твой друг просто ревнует, — пожала плечами Морана. — Не волнуйся, Кэйсар. Я ему предлагала. Но у Глейна, кажется, обет беcтрахия.
— Может, мне не стоит идти посередине? Тогда вы не будете обсуждать только меня.
— Я точно знаю, что вам можно заводить связи. Нет, безусловно, спать с ведьмами вам запрещается, во всяком случае с ведьмами свободными, но я более чем уверена, что мне ты отказываешь не из-за каких-то там правил. Плевать ты на них хотел. И с каждого собрания ваших выходишь с разбитым лицом, но продолжаешь поступать так же. Глейн, честное слово, я более чем уверена, что у тебя среди наших друзей больше, чем среди людей, — Морана сделала вид, что жалеет его, развела руками скорбно. — Возможно, именно поэтому ты взял с собой рыцаря. Кроме него у тебя друзья-то как? Есть?
— Варин, — кивнул Глейн. Кэйсар фыркнул.
— Учитель твой, — для себя проговорил он. — Конечно. Друг. Именно этот друг тебе за каждую ошибку зубы пересчитывает.
— Ничего, Глейн. Зато мы за тебя кому хочешь глотку порвём, — с улыбкой произнесла Морана, ласково погладила его плечо, но Глейн сбросил её руку, показал вперёд.
— Монастырь. Вас туда не пустят.
— Сбежать от нас решил? — поняла Морана. — Ну давай. Может среди своих святош тоже друзей заведёшь, хотя я сомневаюсь, среди них один ты нормальный и есть. Даже этот Хеган… Слушай, я могу замолвить за тебя словечко. И Кронос тебя к себе возьмёт, без вопросов.
— Впервые слышу, чтобы мне так доброжелательно предлагали гореть в аду, — заметил Глейн.
Морана и Кэйсар понимающе попрощались с ним подальше от поселения, чтобы не подмочить репутацию Глейна. Тот вздохнул спокойно — клонило в сон, гудели уставшие ноги.
Монастырь возвышался посреди селения, почти в самом центре. А вокруг — частокол метров пять, деревянные заточенные осиновые колья, толщиной как раз с Глейна. Обычно такой забор не проблема, когда ты пришёл с миром. Глейну пришлось минут пять поорать, чтобы над воротами появилась удивлённая лохматая заспанная башка и кивнула:
— Сейчас святого отца кликну.
Глейн ещё немного постоял у стен, над которыми появлялось то одно, то другое удивлённое лицо, то два сразу. А потом ворота открылись — тяжело и со скрипом, но всё же. За ними стоял священник лет сорока, на две головы выше Глейна.
Глейн расстегнул ворот до того, как его об этом попросили, и священник, открывший было рот, тут же его закрыл, подождал, когда Охотник покажет татуировку, пристально изучил и кивнул. На шее у всех Охотников была татуировка креста с затейливой вязью, с вписанной в грани молитвой, переходящая ниже, до ключиц. Где-то дня три уходило на то, чтобы её набить, и это являлось как их доказательствами сана, так и защитой. Как раз в том месте, куда так любят кусаться вампиры. Защита слабенькая, когда тебе скорее норовят голову оторвать, чем деликатно цапнуть в шею, но всё же помогала.
— Меня зовут Глейн, — представился он, когда суровый священник подобрел. — Утром вышел из города. Возможно, это слабость, но я не хотел бы проводить эту ночь в лесу.
— Конечно, — кивнул священник. — Моё имя Хемминг. Можешь остаться в деревне, за стенами с наступлением ночи становится опасно.
Глейн мог бы на это фыркнуть, но забором был огорожен небольшой участок, дворов на двадцать. Такие деревни обычно сами по себе существовали, без частокола. Здесь же вроде как опасно. Настолько, что взрослое население деревни, вооружившись вилами и косами, с этим справиться не может. Выглядело всё так, что лучше поверить на слово. Поэтому Глейн поспешил войти, ворота за ним закрылись.
Внутри стен было грязно от глины, едким дымом исходили кузницы, никаких улочек — дома натыканы как попало, все низкие, в один этаж, окна почти у самой земли. Надо всем этим, как чужой, возвышался деревянный монастырь с колокольней.
— Совсем недавно тут был один из ваших, — рассказывал Хемминг. — Переночевал и отправился дальше. Мы не просили у него помощи, и от вашей тоже откажемся, если захотите предложить. Мы справляемся сами.
— С вампирами? — понял Глейн, больше глядя по сторонам и под ноги, чем в спину священника, поэтому пропустил кивок того.
— Да. С ними. Им нравится чем-то это место. Ночью за стены не выйдешь. Только если ты самоубийца. А днём ничего, нормально… Торговцев не трогают. А вот Охотника попробовали бы сожрать.
— Не впервой, — пожал плечами Глейн.
— Вы не понимаете, — возразил священник. — Их полчища. Обычно детей и женщин с наступлением темноты запирают в домах. Но если интересно — можете ночью посмотреть. Они иногда нападают, иногда просто сторожат вокруг деревни. Даже если их перебьют — придут новые. Мы уже пробовали.
— Охотник, что был тут до меня, случайно, не со светлыми волосами, высокий и?..
— Да, Хеган, — остановился у такого же вросшего в грязь домика Хемминг. — Вот тут никто не живёт. Можете пока занять это место. За нас правда не стоит волноваться. Уверен, что у Охотника найдётся более важное дело, чем вычерпывать воду из моря.
Дом внутри оказался тёмный, запылённый. Приятно пахло свежим деревом и сеном. Глейн скинул рясу, наконец с удовольствием упал на лавку с соломенным тюфяком — то ли после Хегана убрать забыли, то ли гости тут всё же бывали.
Хеган. Что у него, ум теперь не на месте? Зарёкся убивать вампиров, а то каждый недобитый будет за
— Всё так, — кивнул Глейн. — У нас есть такой.
— И? Это ведь он спит наверху? — ещё тише продолжил Луц. Бедвир прыснул в кулак. — Разве он не непобедим?
— Непобедим, — подтвердил Бедвир с гордостью, тут же понял, что соврал. — Не против всех. Всё было круто — он упырей размазывал только так. Короля их за минуту прирезал. Но потом пришёл демон.
Глейн цыкнул раздражённо, отвернулся. Бедвир говорил уже с ним, оправдывался:
— Демон даже не убить его хотел, только выяснить что-то... Чуть ли не в ад зазывал.
— Не могут дождаться, когда он сдохнет? — недовольно проворчал Глейн.
— Что, ты не слышал? — ахнув, спросил Бедвир и на удивлённый взгляд закончил с серьёзной миной: — Он бессмертен.
Потом взорвался смехом, продолжая смеяться поднялся из-за стола.
— Ладно. Пойду проведаю его.
Луц подхватил неоткрытую бутылку пива, протянул вампиру.
— Подари Хегану. От меня, в знак глубочайшего уважения.
— Э, нет, — отказался Бедвир. — Давайте не будем давать ему то, что он может разбить о мою голову.
Мурлыкая что-то под нос и пританцовывая, он снова ушёл наверх.
— Увидеть Хегана, вживую. Помочь ему. Это так здорово, — зачарованно признался Луц. — Я понимаю, друг мой Глейн, для тебя это ничего особенного. Наверняка по долгу службы вы часто видитесь с Хеганом. И на ваших собраниях. Но для меня раньше он был легендой. Теперь я поверил, что он настоящий. Ты бы ведь не смог справиться с толпой упырей.
Глейн кивнул, задумчиво глядя в своё отражение в чарке. На несколько секунд в сонном трактире стало тихо, спокойно. А потом сверху раздался грохот, что-то упало там, затем с шумом распахнулась дверь той комнаты, куда отнесли Охотника.
— Дай-ка, — Глейн стащил с отвлёкшегося Луца его накидку с капюшоном, застегнул на себе, закрыл голову. Луц хотел что-то возразить, но в это время сверху тяжёлыми шагами спустилась живая легенда.
Хеган был высокий, подтянутый, с широкими плечами. Без рясы, в расстёгнутой на две пуговицы рубашке, открывающей его крест на шее. Короткие почти белые волосы у него были выстрижены неаккуратно, с одной стороны чуть длиннее. И взгляд — холодный, презрительный, неживой. Луц под этим взглядом вжал голову в плечи, улыбкой пытался загладить свою вину за то, что родился. Хеган упал на третий стул, на котором только что сидел Бедвир, принялся изучать собеседников взглядом в упор.
— Я много наслышан о вас, — начал Луц. — И я очень счастлив, что нам довелось увидеться. Как говорится, после такого и умереть не жалко!
Хеган закончил с изучением рыцаря, перевёл глаза на Глейна, поморщил нос, сорвал со своего пояса кошелёк и кинул на стол с громким звоном.
— За спасение, — прокомментировал Хеган. — И беспокойство.
Луц, спохватившись, подвигнул кошелёк обратно:
— Что вы! Вы нас не так поняли. Сэр Глейн спас вас просто по своей душевной доброте! Ему не нужно за это денег.
— Глейн, — задумчиво кивнул Хеган, глядя в упор на Охотника.
В следующую секунду тяжёлый стол летит в сторону Глейна, он успевает отскочить, швырнуть в Хегана стул, который тот отбрасывает. Глейн тем временем вбегает по стене на высокое окошко под потолком.
— Луц, — крикнул Глейн оттуда. — Прибереги мои вещи, я тебя найду.
Хеган попытался забраться следом, но согнулся пополам от боли, зашипел. Глейн проворно выбрался из окна на улицу.
***
Мама Глейна его нагуляла. Это было бы не так страшно, будь её супруг мельником, простым мужиком, который махнул бы на это рукой. Но тот слыл жестоким нравом, к тому же был кузнецом на три головы больше самого высокого мужика в деревне. Глейн слишком отличался от него, был сыном заехавшего в деревню на вечер менестреля — такой же светловолосый, казавшийся хрупким. Глейн всегда завидовал силе названного отца.
Когда мать оправдывалась, она кричала, что её попутали тёмные силы, а светловолосый музыкант был демоном, суккубом, явившимся соблазнить её. Под его чарами она и думать забыла, что она уже замужем, и какой красивый и желанный её супруг. Поверил ей кузнец или нет — кто ж его знает, но, кроме того, чтобы избивать жену и сына, его любимым развлечением было силой притащить Глейна в город, на площадь, где сжигали ведьм и еретиков, и шептать бледному мальчишке: «Смотри-смотри, ты будешь гореть в таком же пламени. Вот только подрасти. Скажу: «Посмотрите на жену мою, на меня. Откуда у нас такой ребёнок? Дьявола сын, подкидыш, удушивший в колыбели наше дитя».
Это не могло кончиться хорошо, а Глейну очень хотелось жить. Даже если его сторонились в деревне из-за этого слуха, даже если игнорировала родная мать.
После очередных побоев, прижимая к груди сломанную руку, Глейн сбежал в лес. Мог там же и умереть, но через несколько дней выбрался по реке к какому-то городу, в котором раньше не был. Тогда Глейну только-только исполнилось семь. Его подобрала церковь, спрашивала, из какой он деревни. Эти люди не могли спасти Глейна, они бы просто вернули его отцу. Если тот так сильно бьёт ребёнка своего, значит сын это заслужил. Тогда Глейн начал врать.
Он сказал, что не помнит названия деревни, что ни разу не был в этом городе и бежал очень давно. По его истощению в это поверили. На вопрос о побоях расплакался и ответил, что деревню сожрала нечисть, только он и сбежал. И ему поверили снова.
Через пару недель пришёл Варин — стареющий Охотник. Когда Охотник доживал до его лет, ему можно было брать учеников, и за Варином уже всюду следовало двое мальчишек на три-четыре года старше Глейна. Церковь рассчитывала, что Глейн захочет отомстить. Пойдёт в Охотники, чтобы убивать тех, кто вырезал его деревню. В конце концов, что мальчику просто некуда больше идти. И Глейн согласился.
Священники, да и Варин, просчитались только в одном: не нечисть так била Глейна, а человек. Он с детства понял, что слишком многие свои грехи люди привыкли обзывать «нечистой силой» — дьявол попутал, демон соблазнил, суккуб морок навёл. Глейн боролся не против нечисти как таковой. Он дрался против несправедливости. Если где-то в лесах жил монстр, жрал рыцарей вместе с лошадьми — Глейн приходил убить его. А если мелкий бес таскал яблоки с чужого огорода, Глейн говорил с ним и оставлял в покое дальше воровать яблоки. Ещё не разу Глейну не прилетало в спину после такого, хотя он и к этому был готов.
***
Так как в самом разгаре было утро, удалось напроситься к торговцу в компанию, чтобы подвёз. Торговец оказался болтливым, и честно говоря лучше бы брал деньгами за свою помощь, потому что вместо того, чтобы спать, Глейну пришлось рассказывать ему про себя и подвиги других Охотников, как какому-то треклятому менестрелю. К вечеру добрались до развилки, на которой Глейн наконец сошёл и в лес углубился уже по небольшой тропинке. Стоило стихнуть конскому топоту и скрипу телеги, как Глейна ударило шишкой в затылок. Несильно, он сначала даже подумал, что с дерева упала, а потом заметил парня поодаль. И по его наглой улыбке осознал — нет, не с дерева.
— Если этот ваш белобрысый снова тебя достаёт, то просто разреши мне с ним разобраться. Убивать не стану, только руки переломаю, — предложил парень, приближаясь. Глейн ощупал пояс. Его спасала привычка немного монет хранить в кошеле при себе, остальное класть в мешок. До встречи с Луцом должно было хватить, не придётся колоть дрова крестьянам. Не то чтобы Глейн был против помочь, но с тяжёлой работой у него не ладилось.
— Глупости не говори. Он тебя на ближайшем дереве вздёрнет и освежует, а мне при встрече подарит накидку из собачьей шерсти, из тебя же сделанную.
— Ублюдок, — фыркнул собеседник, нагнал Глейна, пошёл с ним вровень. — Зачем тебе этот рыцарь?
— Он сильный, — пожал плечами Глейн.
— А ты ловкий.
— Я имел ввиду мирную силу.
— А. Вещи нести, бревно отодвинуть, яму вырыть, лошадь на плечах перетащить. Ещё?
— Мне нравится его искренность, — добавил Глейн. — Будь он неприятным человеком, я не согласился бы на его компанию.
— Ну да. Зато я от вас всё время по кустам шарюсь. Хорошо, что вы разошлись. Я тоже сильный, могу вещи перенести, глотки перегрызть.
— Ты опасный, Кэйсар, — заметил Глейн, но улыбнулся. — Охотникам можно брать помощников, но ты ж ошейник не дашь на себя одеть.
— Ага, нашёл дурака. Эти ваши ошейники — сплошное издевательство. Хозяину больно — и тебя ошейник душит. Хозяин умер — тебе тоже кранты. Если я превращаюсь в собаку, это ещё не значит, что я буду вашему брату руки лизать.
— Тогда почему продолжаешь за мной ходить? Я уже говорил, что… Что, опять ты? — отвлёкся Глейн. Верхушки деревьев были закатом окрашены в розовый. Он шёл по небольшой тропинке на одну повозку, но даже и тут его умудрились подкараулить — оборотень и ведьма. Морана подбирала мешок с травы, её трубка уже не дымилась, ведьма её грызла скорее по привычке.
— Птичка на хвосте принесла, что ты подобрал в лесах Хегана. Вот я и подумала, что этой дорогой убегать будешь. Слушай, Кэйсара он, конечно, освежует, но ты можешь помочь мне — и Хеган исчезнет. Как по волшебству. Ему самому так лучше будет.
— Ничего я не собираюсь делать с Хеганом и никого ему заказывать не буду. Меня просто бесит, что он обозлился на меня за то, что я Бедвира от него спас, а теперь Бедвир — его личная собачка. И думаете, я хоть на секунду допустил, что, может быть, Хеган больше не злится? Нет! Это же Хеган. Господи, какой же он мудак иногда.
— А мальчишкой, небось, сам сказками про него заслушивался, — с улыбкой заметила Морана. Глейн даже не возразил, ведьма засмеялась.
— Я по-прежнему испытываю к нему огромное уважение. Которое, впрочем, местами пропадает при его поведении, — всё же прибавил Глейн.
— А тебе чего надо с нами? — переключился Кэйсар. — Давай, иди куда шла. Забыла, что говорила? Когда вы с Глейном вместе, начинаются проблемы.
— Твой друг просто ревнует, — пожала плечами Морана. — Не волнуйся, Кэйсар. Я ему предлагала. Но у Глейна, кажется, обет беcтрахия.
— Может, мне не стоит идти посередине? Тогда вы не будете обсуждать только меня.
— Я точно знаю, что вам можно заводить связи. Нет, безусловно, спать с ведьмами вам запрещается, во всяком случае с ведьмами свободными, но я более чем уверена, что мне ты отказываешь не из-за каких-то там правил. Плевать ты на них хотел. И с каждого собрания ваших выходишь с разбитым лицом, но продолжаешь поступать так же. Глейн, честное слово, я более чем уверена, что у тебя среди наших друзей больше, чем среди людей, — Морана сделала вид, что жалеет его, развела руками скорбно. — Возможно, именно поэтому ты взял с собой рыцаря. Кроме него у тебя друзья-то как? Есть?
— Варин, — кивнул Глейн. Кэйсар фыркнул.
— Учитель твой, — для себя проговорил он. — Конечно. Друг. Именно этот друг тебе за каждую ошибку зубы пересчитывает.
— Ничего, Глейн. Зато мы за тебя кому хочешь глотку порвём, — с улыбкой произнесла Морана, ласково погладила его плечо, но Глейн сбросил её руку, показал вперёд.
— Монастырь. Вас туда не пустят.
— Сбежать от нас решил? — поняла Морана. — Ну давай. Может среди своих святош тоже друзей заведёшь, хотя я сомневаюсь, среди них один ты нормальный и есть. Даже этот Хеган… Слушай, я могу замолвить за тебя словечко. И Кронос тебя к себе возьмёт, без вопросов.
— Впервые слышу, чтобы мне так доброжелательно предлагали гореть в аду, — заметил Глейн.
Морана и Кэйсар понимающе попрощались с ним подальше от поселения, чтобы не подмочить репутацию Глейна. Тот вздохнул спокойно — клонило в сон, гудели уставшие ноги.
Монастырь возвышался посреди селения, почти в самом центре. А вокруг — частокол метров пять, деревянные заточенные осиновые колья, толщиной как раз с Глейна. Обычно такой забор не проблема, когда ты пришёл с миром. Глейну пришлось минут пять поорать, чтобы над воротами появилась удивлённая лохматая заспанная башка и кивнула:
— Сейчас святого отца кликну.
Глейн ещё немного постоял у стен, над которыми появлялось то одно, то другое удивлённое лицо, то два сразу. А потом ворота открылись — тяжело и со скрипом, но всё же. За ними стоял священник лет сорока, на две головы выше Глейна.
Глейн расстегнул ворот до того, как его об этом попросили, и священник, открывший было рот, тут же его закрыл, подождал, когда Охотник покажет татуировку, пристально изучил и кивнул. На шее у всех Охотников была татуировка креста с затейливой вязью, с вписанной в грани молитвой, переходящая ниже, до ключиц. Где-то дня три уходило на то, чтобы её набить, и это являлось как их доказательствами сана, так и защитой. Как раз в том месте, куда так любят кусаться вампиры. Защита слабенькая, когда тебе скорее норовят голову оторвать, чем деликатно цапнуть в шею, но всё же помогала.
— Меня зовут Глейн, — представился он, когда суровый священник подобрел. — Утром вышел из города. Возможно, это слабость, но я не хотел бы проводить эту ночь в лесу.
— Конечно, — кивнул священник. — Моё имя Хемминг. Можешь остаться в деревне, за стенами с наступлением ночи становится опасно.
Глейн мог бы на это фыркнуть, но забором был огорожен небольшой участок, дворов на двадцать. Такие деревни обычно сами по себе существовали, без частокола. Здесь же вроде как опасно. Настолько, что взрослое население деревни, вооружившись вилами и косами, с этим справиться не может. Выглядело всё так, что лучше поверить на слово. Поэтому Глейн поспешил войти, ворота за ним закрылись.
Внутри стен было грязно от глины, едким дымом исходили кузницы, никаких улочек — дома натыканы как попало, все низкие, в один этаж, окна почти у самой земли. Надо всем этим, как чужой, возвышался деревянный монастырь с колокольней.
— Совсем недавно тут был один из ваших, — рассказывал Хемминг. — Переночевал и отправился дальше. Мы не просили у него помощи, и от вашей тоже откажемся, если захотите предложить. Мы справляемся сами.
— С вампирами? — понял Глейн, больше глядя по сторонам и под ноги, чем в спину священника, поэтому пропустил кивок того.
— Да. С ними. Им нравится чем-то это место. Ночью за стены не выйдешь. Только если ты самоубийца. А днём ничего, нормально… Торговцев не трогают. А вот Охотника попробовали бы сожрать.
— Не впервой, — пожал плечами Глейн.
— Вы не понимаете, — возразил священник. — Их полчища. Обычно детей и женщин с наступлением темноты запирают в домах. Но если интересно — можете ночью посмотреть. Они иногда нападают, иногда просто сторожат вокруг деревни. Даже если их перебьют — придут новые. Мы уже пробовали.
— Охотник, что был тут до меня, случайно, не со светлыми волосами, высокий и?..
— Да, Хеган, — остановился у такого же вросшего в грязь домика Хемминг. — Вот тут никто не живёт. Можете пока занять это место. За нас правда не стоит волноваться. Уверен, что у Охотника найдётся более важное дело, чем вычерпывать воду из моря.
Дом внутри оказался тёмный, запылённый. Приятно пахло свежим деревом и сеном. Глейн скинул рясу, наконец с удовольствием упал на лавку с соломенным тюфяком — то ли после Хегана убрать забыли, то ли гости тут всё же бывали.
***
Хеган. Что у него, ум теперь не на месте? Зарёкся убивать вампиров, а то каждый недобитый будет за
