— Я надеялся, что это тебе ногу оторвало, — вздохнул учитель.
— Почему? — не понял Глейн.
— Ранение меньше, да и на покой после него отправляют… Но я рад, что ты не тот, которого прокляли и который теперь корчится в муках.
— Нельзя так говорить. Он мучается через комнату от меня, такой же Охотник, как я.
— Дыра сквозная? — спросил Варин. Глейн кончиками пальцев огладил вздувшуюся рану под повязками.
— Внутри зарастили… Там ведьма была…
— Ведьма, — кивнул Варин недовольно.
— Мы общались раньше.
— Общались, — с той же интонацией, и Глейну в этом послышался намёк на что-то неприличное.
— Я думаю, что либо она залечила, либо попросила за меня, — закончил Глейн. — Рана только снаружи.
— И кто её нанёс?
Глейн про себя прикинул, может ли он говорить правду или лучше соврать, с тем же растерянным выражением лица обернулся к Варину.
— Это важно?
— Докатились, — вздохнул Варин. — Хекк волнуется. Говорят, ты искал Хегана. Он боится, что нашёл.
Впервые за всё время после того, как Глейн очнулся, его продрало морозом по коже от осознания:
— А Хеган?.. Разве не вернулся?
— Нет, — покачал головой Варин. — Хегана до сих пор никто не видел… Или стоит сказать, никто кроме тебя?..
Хекк появился в конце недели и выглядел так, словно всё расстояние сюда он бежал. Для такого старика, как он, это пугающее зрелище, и Глейну казалось, что учитель сейчас же рухнет, цепляясь за сердце, хватая ртом воздух, и умрёт. Удивлённый Глейн даже попытался уступить ему свою кровать, но учителя наконец прорвало на слова:
— Хеган? Что с ним?
— Его нашёл Кронос.
Хитрый старик, слишком активный для своих лет, всегда такой живой, упал лицом в одеяло, словно оплакивал Глейна. По лестнице загрохотало, двое учеников Хекка едва не промахнулись мимо комнаты, но вернулись, тяжело дышали в дверях, глядя на учителя.
— Об этом я и говорил, — просипел тот. — Как беда какая, так Хеган спасай, а как его спасти надо, так нет никого.
— Кронос не собирался делать ему больно.
— Если б Хеган с ним пошёл. А тот ведь откажется! И тогда что?
Глейн молчал, на всякий случай прикусив язык.
— Вырастил, называется… Думал, этот если и помрёт, то и счастлив тому будет. А у него вон какая страшная судьба… Он ведь живой. Где-то. Тогда чувствовал и теперь чувствую.
Глейн не мог перестать ждать Кэйсара. Ему представлялось, как где-то там, далеко, на землях, где больше нечисти, чем людей, до Кэйсара дойдут слухи о том, что Глейн ранен. Как тот бросится обратно, плюнув на все незаконченные дела. Или что Кэйсар сам ранен и кроме боли страдает ещё и от того, что оставил Глейна одного, а тот как всегда сам себя уберечь не смог. Глейн думал об этом настолько часто, что, проснувшись среди ночи и заметив постороннего человека в комнате, окликнул именем оборотня.
— У тебя есть любимая? — удивлённо спросила Веста, так и замерев над кроватью. Глейн едва не упал снова, но остался сидеть ближе к противоположному углу.
— Есть.
— Тогда почему она не здесь? — в голосе послышалась улыбка, Веста потянулась к нему, и Глейн, обнаглев, отбросил её руку.
— Она не знает, что я ранен. Я не могу ей сообщить пока. Как только буду здоров — отправлюсь к ней.
— Но она ведь и обо мне не узнает, — настаивала Веста.
— И вы ни разу не спросили, как я отношусь к вам.
Это пробило — королева замерла, тоже отсела дальше, как заигравшаяся кокетка.
— И правда… Но разве ты не боишься моего супруга?
— Не только, — подтвердил Глейн. — Я уважаю вас как королеву. Люблю тоже как справедливую и добрую правительницу. Но не как женщину.
— Кто та девушка? — сменила тему Веста.
— Ведьма.
— Глейн, тебя заставят убить её, — всерьёз огорчилась королева.
— Да, я знаю, — кивнул Глейн. Веста вздохнула:
— Ну вот, а врёшь, что боялся моего мужа… Когда я тебя впервые увидела, ты был совсем мальчишка. И всё оборачивался на своего учителя: «А правильно ли я делаю? А смотрит ли он на меня?» Сейчас — совсем другое дело. Совсем другой мальчик. Глейн?
Он насторожился, но королева просто протянула ему руку — не коснуться, а тыльной стороной ладони вверх. Глейн помешкал несколько секунд, прежде чем поцеловать гладкую светлую кожу.
Первое, что услышал Глейн — это крики. Женские, панические, словно началась война.
— Позовите учителей! Скажите Варину! Он должен знать!
Глейн промешкал секунду, не понимая, при чём тут Варин, но очень скоро, вспышкой, до него дошло — это за ним. Варин как его учитель мог его защитить. Глейн вынырнул из кровати, распахнул окно. Тут был широкий карниз, по которому можно было сбежать, и не обязательно прыгать сразу на землю, а там и Варин придёт, учителя присоединятся, сама Веста объяснит мужу, что ничего не было.
Но у окна Глейна поймали, вышвырнули обратно в комнату, и он почувствовал, что лопнул заживающий шрам. У окна человек с маской на половину лица, один из личных охранников короля. Тот закрывал собой дверь, за ней осталось ещё несколько стражников, чтобы не допустить обеспокоенных монахинь.
— Она клянётся, что ничего не было, — сразу пресёк оправдания Ерсус. Пока Глейна прижимали к полу, лицом вниз, втащили переносную жаровню, из которой валил дым, и она тут же завладела вниманием Охотника. Слишком часто общался с нечистью, у которой любимое обещание — сожрать живьём. Но, когда открылась крышка жаровни, оттуда достали кочергу с докрасна раскалённым основанием в виде буквы «Х». Глейн знал этот инструмент, он принадлежал церкви и был предназначен только для Охотников. Его использовали при отлучении от этой должности. Конечно, не в том случае, когда Охотник уходил сам, и его отпускали с миром. Эту печать применяли, когда Охотник опозорил свою профессию и его должны казнить или только изгнать. На клейме были буквы, подтверждающие это.
Ерсус собрался посягнуть не только на его жизнь и здоровье, он собирался лишить Глейна и его статуса, потому что, даже если потом за Охотника заступятся учителя и церковь — поверх клейма нельзя снова вытатуировать крест. Нужно было выиграть время.
Глейн перестал обращать внимания на открывшуюся рану: если сейчас в чём-то себя пожалеть, или ограничить, то он точно проиграет. И охранник Ерсуса почувствовал, как Охотник от покорной жертвы вернулся к убийце нечисти. Напрягся и усилил захват, а всё же удар затылком в подбородок пропустил. Следующий — выскользнувшим локтем под рёбра, этого хватило, чтобы Охотник освободился и выбрался из захвата. Второй шанс на спасение — забыть, что Ерсус король, и что обращаться к нему надо с почтением. Сейчас это сильный мужчина, куда сильнее Глейна, и знающий цену своим умениям. Медленно Ерсус вытянул из ножен меч, спокойно спросил:
— Не будешь оправдываться?
— Мне не в чем, — серьёзно отозвался Глейн. И дело даже не в том, что он ничего не сделал. Ерсус знал это, но ждал повода наказать не Глейна. Он для него не один из Охотников. Он — возможность показать Весте, что будет с теми, с кем она хотя бы попытается изменить. А это значило, что Глейна так просто не убьют.
Левой рукой Глейн подхватил подушку, швырнул в Ерсуса, часть перьев и порванной ткани полетела в огонь. Попытавшегося схватить его охранника Глейн перебросил через себя на кровать, и при этом рана, которая, казалось бы, уже лопнула, по ощущениям стала ещё глубже, чем была, когда Глейн впервые очнулся.
Снова освободился выход через окно. Глейн успел только вспрыгнуть на подоконник. Чудовищная сила, какой раньше обладали только монстры, перехватив его рукой за горло, втащила снова обратно в комнату. Ерсус держал его, даже не напрягаясь и не реагируя на попытки выбраться из захвата, иногда довольно болезненные. Как только стих звон в ушах, Глейн услышал голоса за дверью.
— Иди отсюда, калека.
— Не могу. Он же тоже Охотник, понимаете?..
— Хочешь тоже за государственную измену поплатиться?
— Не хочу. Но он Охотник, как вы не понимаете, он же как брат… Эх, была бы нога!..
А потом мир сузился до раскалённой кочерги в руке Ерсуса. В попытке сопротивляться Глейн задел железо и тут же отвлёкся, зажав раненую руку. Секунда слабости стоила ему проигрыша — кожу с татуировкой пронзило болью куда сильнее, чем от прежних ранений. И Глейн потерялся в запахе палёного мяса, осознании, что это он пахнет, и что это — не просто шрам. Это клеймо, перечёркивающее всё, чем Глейн был раньше.
Его доставили в замок безвольной куклой. Никто не успел его спасти. Ерсус расшвырял монахинь, напомнив им, что он король. Смерил грозным взглядом пытавшегося заступиться Срея — тот смог только глазами их проводить, играя желваками на побелевших скулах. Никто из учителей не успел, во всяком случае Глейн никого не видел. Всё тело жгло так, словно весь уголь из жаровни его заставили сожрать. Руки были закованы в кандалы, ноги тоже, слуги волокли его дальше, с чёрного входа и прямиком в камеры. Там же — пыточные подвалы. Тень бросилась им наперерез, но очень ловко Ерсус перехватил её.
— Иди в спальню, — приказал он.
— Отпусти Глейна, — зашептала Веста. — Ты собрался с церковью ссориться?!
— А что они сделают?
— Не придут, когда тебе помощь понадобится!
— Мне? Помощь?
Разговор удалялся, и Глейну совсем не верилось, что Веста сможет его отстоять. Всё тело — пульсирующая рана. Казалось, вместе с кровью по телу острыми кубами путешествовала и боль. Его снова не оставили одного, втащили в дурно пахнущую камеру с пылающим камином, и к ним удивлённо обернулся низкий одноглазый человек. Он словно и не ждал сегодня гостей.
— Охотник? — удивился он. Глейна свалили прямо на земляной пол.
— Тебе ж говорили.
— Думал, у королевы получится его отвоевать… Как может женщина не знать, чем уговорить своего мужчину?
Глейна не оставили в полузабытьи: первое, что с ним сделали, — это опустили лицом в холодную воду и держали, пока он не начал захлёбываться. Потом уже и взгляд стал более осмысленный, и плечи заходили ходуном, когда он попытался удобнее устроить руки.
Через повязки и ткань рубашки проступила кровь, стекала вместе с водой. Когда Глейна потащили к доскам, сколоченным в виде буквы «Х», он снова попытался вырваться. Одного из стражников удачно отшвырнул к очагу, прямо на стол с металлическими инструментами, второму попытался накинуть цепь на шею, но — удар в хребет, и Глейн на несколько мгновений снова безвольная кукла. Этого хватило, чтобы привязать его к кресту — за руки и ноги к перекладинам. Верёвки тут же затянули так, что вскоре Глейн не смог чувствовать конечностей. Одноглазый палач похлопал стражников как хороших лошадей, довольно разрешил:
— Можете идти. Я дальше сам.
И это ощущение, что да, сейчас этот рябой и тщедушный человек правда справится с Глейном сам, настолько он беспомощен, ударило по самолюбию. И ещё сильнее законность происходящего: Глейна не вытащат, либо будет уже поздно. Что стоило сейчас палачу отрезать ему руки до запястий?
Палач отошёл поднять столик, вернуть на него инструменты, некоторые складывал в огонь. Он орудовал любовно, с удовольствием, словно матушка, присматривающая наряды для подросшей дочери. Он ещё не приступил, а у Глейна уже болезненно ныли связанные руки.
— Есть какие-то пожелания? Если это чтобы я сдох или оставить тебя в покое, то такое я уже слышал. Придумаешь что-нибудь новое, и я не стану начинать с иголок под рёбра или гвоздей в пятки.
Где-то внутри тяжело бухало сердце, и словно гнало из раны кровь — беги, спасайся, покидай тело. Но и умирать тоже не хотелось. И настолько громко его внутренний голос снова звал кого-нибудь на помощь, что когда приоткрылась скрипучая дверь в пыточную — Глейну показалось, что он ошибся снова.
— Я же сказал, что… — начал палач, разворачиваясь ко входу с раскалённым шилом, но удивлённо остановился. — Ты кто? Я тебя тут раньше не видел.
Одновременно с утвердительным кивком в его сторону Кэйсар отрастил зубы и собачью пасть, сомкнул челюсти на шее палача. Тот уже не мог орать, только хрипел. Раскалённое шило то с противным скрежетом соскальзывало с железной брони, то всё же попадало в щели между пластинами, в мягкое мясо. Кэйсар хрустел чужим горлом, как дворовый пёс брошенной костью, и держал, пока палач не перестал дёргаться. Потом сплюнул тело на пол, повернулся с измазанным кровью лицом к Глейну и улыбнулся.
— Херово выглядишь, Глейн.
— Поторопись.
— Совсем тебя одного оставить нельзя… — вздохнул Кэйсар, и Глейн начал злиться на него даже больше, чем на палача.
— Развяжи меня, пока я рук не лишился, — пригрозил Глейн, но взгляд у оборотня изменился — скользнул по шраму на шее, по кровавым кляксам на рубашке.
— Я убью его, — пообещал Кэйсар.
— Нет, — Глейн больше не просил, тон был приказной. — Развяжи меня. Надо уходить, иначе нас обоих тут привяжут.
Кэйсар, опомнившись, кивнул. Ножом осторожно поддел верёвки, чтобы не порезать Глейна, но от них уже остался след с сорванной кожей.
Глейн не понимал, как до этого мог сопротивляться, кого-то расталкивать, пытаться бежать, потому что сил у него не было даже встать самому, только с помощью Кэйсара.
— У меня, короче, есть балахон. Нам добраться только до камер, а там будет ход… Ползти придётся, правда, но ты мелкий, ты пролезешь. Идти сможешь?
— Да, — Глейн собрал остатки сил, самого себя в кучку, выпрямился.
После всего случившегося казалось, что такого мира существовать не может. Словно обратно в больницу вернулся, и всё остальное было кошмаром — бережно перевязана рана, замотана грудь. И тело словно не его — лёгкое и не чувствовало боли. Но и попытки поднять хотя бы руку потерпели неудачу.
Кэйсар спал на кровати рядом, но к углу ближе, будто боялся его. Лежал прямо поверх одеяла, на животе, лицом к Глейну, рот был приоткрыт и искривлён, от этого быдл похоже, словно Кэйсар задирался, да так и заснул. И его присутствие тут тоже показалось сном — Глейн протянул руку, и Кэйсар сначала перехватил её, потом открыл глаза и отпустил. Он сел в кровати, попытался пригладить волосы, не глядя на Глейна спросил:
— Болит?
— Нет.
— А пошевелиться можешь?
— Нет.
— Хорошо. Значит действует. Я посмотрел, как тебя там располосовали, приложили, и решил, что лучше совсем отрубить.
— Навсегда?
— Нет, — Кэйсар пожал плечами, лениво поднялся с кровати. — Я ж не дурак. Но ты два дня спал под лекарствами. Тебе полезно.
— Где мы?
— В моём доме.
— У тебя есть дом? — Глейн и правда удивился — Кэйсар никогда не говорил о том, что ему есть куда вернуться. Комнатка была небольшой, похожей на спальню небогатого помещика.
— Теперь есть. Брат подарил за верную службу. Тут раньше другой оборотень жил, так что слуг всего три человека.
— Слуг? Человека? — слабо шевелились пальцы, Глейн тревожно рассматривал свои попытки снова начать двигаться.
— Слуг. Оборотней. Они неплохие, я приглядываю за ними.
— А дом тебе подарил сын оборотня, которого я убил, — напомнил Глейн. Кэйсар выдохнул раздражённо, развернулся лицом к Охотнику.
— Глейн, ты, давай, не действуй на нервы человеку, который может не приносить тебе волшебного снадобья, от которого у тебя ничего не болит. Никто ничего тебе не сделает. Да и не узнает никто, особенно если ты об этом говорить больше не будешь… — Кэйсар, пользуясь тем, что Охотник ничего не чувствует, подошёл к кровати и провёл пальцами по клейму на шее.
— Почему? — не понял Глейн.
— Ранение меньше, да и на покой после него отправляют… Но я рад, что ты не тот, которого прокляли и который теперь корчится в муках.
— Нельзя так говорить. Он мучается через комнату от меня, такой же Охотник, как я.
— Дыра сквозная? — спросил Варин. Глейн кончиками пальцев огладил вздувшуюся рану под повязками.
— Внутри зарастили… Там ведьма была…
— Ведьма, — кивнул Варин недовольно.
— Мы общались раньше.
— Общались, — с той же интонацией, и Глейну в этом послышался намёк на что-то неприличное.
— Я думаю, что либо она залечила, либо попросила за меня, — закончил Глейн. — Рана только снаружи.
— И кто её нанёс?
Глейн про себя прикинул, может ли он говорить правду или лучше соврать, с тем же растерянным выражением лица обернулся к Варину.
— Это важно?
— Докатились, — вздохнул Варин. — Хекк волнуется. Говорят, ты искал Хегана. Он боится, что нашёл.
Впервые за всё время после того, как Глейн очнулся, его продрало морозом по коже от осознания:
— А Хеган?.. Разве не вернулся?
— Нет, — покачал головой Варин. — Хегана до сих пор никто не видел… Или стоит сказать, никто кроме тебя?..
***
Хекк появился в конце недели и выглядел так, словно всё расстояние сюда он бежал. Для такого старика, как он, это пугающее зрелище, и Глейну казалось, что учитель сейчас же рухнет, цепляясь за сердце, хватая ртом воздух, и умрёт. Удивлённый Глейн даже попытался уступить ему свою кровать, но учителя наконец прорвало на слова:
— Хеган? Что с ним?
— Его нашёл Кронос.
Хитрый старик, слишком активный для своих лет, всегда такой живой, упал лицом в одеяло, словно оплакивал Глейна. По лестнице загрохотало, двое учеников Хекка едва не промахнулись мимо комнаты, но вернулись, тяжело дышали в дверях, глядя на учителя.
— Об этом я и говорил, — просипел тот. — Как беда какая, так Хеган спасай, а как его спасти надо, так нет никого.
— Кронос не собирался делать ему больно.
— Если б Хеган с ним пошёл. А тот ведь откажется! И тогда что?
Глейн молчал, на всякий случай прикусив язык.
— Вырастил, называется… Думал, этот если и помрёт, то и счастлив тому будет. А у него вон какая страшная судьба… Он ведь живой. Где-то. Тогда чувствовал и теперь чувствую.
***
***
Глейн не мог перестать ждать Кэйсара. Ему представлялось, как где-то там, далеко, на землях, где больше нечисти, чем людей, до Кэйсара дойдут слухи о том, что Глейн ранен. Как тот бросится обратно, плюнув на все незаконченные дела. Или что Кэйсар сам ранен и кроме боли страдает ещё и от того, что оставил Глейна одного, а тот как всегда сам себя уберечь не смог. Глейн думал об этом настолько часто, что, проснувшись среди ночи и заметив постороннего человека в комнате, окликнул именем оборотня.
— У тебя есть любимая? — удивлённо спросила Веста, так и замерев над кроватью. Глейн едва не упал снова, но остался сидеть ближе к противоположному углу.
— Есть.
— Тогда почему она не здесь? — в голосе послышалась улыбка, Веста потянулась к нему, и Глейн, обнаглев, отбросил её руку.
— Она не знает, что я ранен. Я не могу ей сообщить пока. Как только буду здоров — отправлюсь к ней.
— Но она ведь и обо мне не узнает, — настаивала Веста.
— И вы ни разу не спросили, как я отношусь к вам.
Это пробило — королева замерла, тоже отсела дальше, как заигравшаяся кокетка.
— И правда… Но разве ты не боишься моего супруга?
— Не только, — подтвердил Глейн. — Я уважаю вас как королеву. Люблю тоже как справедливую и добрую правительницу. Но не как женщину.
— Кто та девушка? — сменила тему Веста.
— Ведьма.
— Глейн, тебя заставят убить её, — всерьёз огорчилась королева.
— Да, я знаю, — кивнул Глейн. Веста вздохнула:
— Ну вот, а врёшь, что боялся моего мужа… Когда я тебя впервые увидела, ты был совсем мальчишка. И всё оборачивался на своего учителя: «А правильно ли я делаю? А смотрит ли он на меня?» Сейчас — совсем другое дело. Совсем другой мальчик. Глейн?
Он насторожился, но королева просто протянула ему руку — не коснуться, а тыльной стороной ладони вверх. Глейн помешкал несколько секунд, прежде чем поцеловать гладкую светлую кожу.
***
Первое, что услышал Глейн — это крики. Женские, панические, словно началась война.
— Позовите учителей! Скажите Варину! Он должен знать!
Глейн промешкал секунду, не понимая, при чём тут Варин, но очень скоро, вспышкой, до него дошло — это за ним. Варин как его учитель мог его защитить. Глейн вынырнул из кровати, распахнул окно. Тут был широкий карниз, по которому можно было сбежать, и не обязательно прыгать сразу на землю, а там и Варин придёт, учителя присоединятся, сама Веста объяснит мужу, что ничего не было.
Но у окна Глейна поймали, вышвырнули обратно в комнату, и он почувствовал, что лопнул заживающий шрам. У окна человек с маской на половину лица, один из личных охранников короля. Тот закрывал собой дверь, за ней осталось ещё несколько стражников, чтобы не допустить обеспокоенных монахинь.
— Она клянётся, что ничего не было, — сразу пресёк оправдания Ерсус. Пока Глейна прижимали к полу, лицом вниз, втащили переносную жаровню, из которой валил дым, и она тут же завладела вниманием Охотника. Слишком часто общался с нечистью, у которой любимое обещание — сожрать живьём. Но, когда открылась крышка жаровни, оттуда достали кочергу с докрасна раскалённым основанием в виде буквы «Х». Глейн знал этот инструмент, он принадлежал церкви и был предназначен только для Охотников. Его использовали при отлучении от этой должности. Конечно, не в том случае, когда Охотник уходил сам, и его отпускали с миром. Эту печать применяли, когда Охотник опозорил свою профессию и его должны казнить или только изгнать. На клейме были буквы, подтверждающие это.
Ерсус собрался посягнуть не только на его жизнь и здоровье, он собирался лишить Глейна и его статуса, потому что, даже если потом за Охотника заступятся учителя и церковь — поверх клейма нельзя снова вытатуировать крест. Нужно было выиграть время.
Глейн перестал обращать внимания на открывшуюся рану: если сейчас в чём-то себя пожалеть, или ограничить, то он точно проиграет. И охранник Ерсуса почувствовал, как Охотник от покорной жертвы вернулся к убийце нечисти. Напрягся и усилил захват, а всё же удар затылком в подбородок пропустил. Следующий — выскользнувшим локтем под рёбра, этого хватило, чтобы Охотник освободился и выбрался из захвата. Второй шанс на спасение — забыть, что Ерсус король, и что обращаться к нему надо с почтением. Сейчас это сильный мужчина, куда сильнее Глейна, и знающий цену своим умениям. Медленно Ерсус вытянул из ножен меч, спокойно спросил:
— Не будешь оправдываться?
— Мне не в чем, — серьёзно отозвался Глейн. И дело даже не в том, что он ничего не сделал. Ерсус знал это, но ждал повода наказать не Глейна. Он для него не один из Охотников. Он — возможность показать Весте, что будет с теми, с кем она хотя бы попытается изменить. А это значило, что Глейна так просто не убьют.
Левой рукой Глейн подхватил подушку, швырнул в Ерсуса, часть перьев и порванной ткани полетела в огонь. Попытавшегося схватить его охранника Глейн перебросил через себя на кровать, и при этом рана, которая, казалось бы, уже лопнула, по ощущениям стала ещё глубже, чем была, когда Глейн впервые очнулся.
Снова освободился выход через окно. Глейн успел только вспрыгнуть на подоконник. Чудовищная сила, какой раньше обладали только монстры, перехватив его рукой за горло, втащила снова обратно в комнату. Ерсус держал его, даже не напрягаясь и не реагируя на попытки выбраться из захвата, иногда довольно болезненные. Как только стих звон в ушах, Глейн услышал голоса за дверью.
— Иди отсюда, калека.
— Не могу. Он же тоже Охотник, понимаете?..
— Хочешь тоже за государственную измену поплатиться?
— Не хочу. Но он Охотник, как вы не понимаете, он же как брат… Эх, была бы нога!..
А потом мир сузился до раскалённой кочерги в руке Ерсуса. В попытке сопротивляться Глейн задел железо и тут же отвлёкся, зажав раненую руку. Секунда слабости стоила ему проигрыша — кожу с татуировкой пронзило болью куда сильнее, чем от прежних ранений. И Глейн потерялся в запахе палёного мяса, осознании, что это он пахнет, и что это — не просто шрам. Это клеймо, перечёркивающее всё, чем Глейн был раньше.
***
Его доставили в замок безвольной куклой. Никто не успел его спасти. Ерсус расшвырял монахинь, напомнив им, что он король. Смерил грозным взглядом пытавшегося заступиться Срея — тот смог только глазами их проводить, играя желваками на побелевших скулах. Никто из учителей не успел, во всяком случае Глейн никого не видел. Всё тело жгло так, словно весь уголь из жаровни его заставили сожрать. Руки были закованы в кандалы, ноги тоже, слуги волокли его дальше, с чёрного входа и прямиком в камеры. Там же — пыточные подвалы. Тень бросилась им наперерез, но очень ловко Ерсус перехватил её.
— Иди в спальню, — приказал он.
— Отпусти Глейна, — зашептала Веста. — Ты собрался с церковью ссориться?!
— А что они сделают?
— Не придут, когда тебе помощь понадобится!
— Мне? Помощь?
Разговор удалялся, и Глейну совсем не верилось, что Веста сможет его отстоять. Всё тело — пульсирующая рана. Казалось, вместе с кровью по телу острыми кубами путешествовала и боль. Его снова не оставили одного, втащили в дурно пахнущую камеру с пылающим камином, и к ним удивлённо обернулся низкий одноглазый человек. Он словно и не ждал сегодня гостей.
— Охотник? — удивился он. Глейна свалили прямо на земляной пол.
— Тебе ж говорили.
— Думал, у королевы получится его отвоевать… Как может женщина не знать, чем уговорить своего мужчину?
Глейна не оставили в полузабытьи: первое, что с ним сделали, — это опустили лицом в холодную воду и держали, пока он не начал захлёбываться. Потом уже и взгляд стал более осмысленный, и плечи заходили ходуном, когда он попытался удобнее устроить руки.
Через повязки и ткань рубашки проступила кровь, стекала вместе с водой. Когда Глейна потащили к доскам, сколоченным в виде буквы «Х», он снова попытался вырваться. Одного из стражников удачно отшвырнул к очагу, прямо на стол с металлическими инструментами, второму попытался накинуть цепь на шею, но — удар в хребет, и Глейн на несколько мгновений снова безвольная кукла. Этого хватило, чтобы привязать его к кресту — за руки и ноги к перекладинам. Верёвки тут же затянули так, что вскоре Глейн не смог чувствовать конечностей. Одноглазый палач похлопал стражников как хороших лошадей, довольно разрешил:
— Можете идти. Я дальше сам.
И это ощущение, что да, сейчас этот рябой и тщедушный человек правда справится с Глейном сам, настолько он беспомощен, ударило по самолюбию. И ещё сильнее законность происходящего: Глейна не вытащат, либо будет уже поздно. Что стоило сейчас палачу отрезать ему руки до запястий?
Палач отошёл поднять столик, вернуть на него инструменты, некоторые складывал в огонь. Он орудовал любовно, с удовольствием, словно матушка, присматривающая наряды для подросшей дочери. Он ещё не приступил, а у Глейна уже болезненно ныли связанные руки.
— Есть какие-то пожелания? Если это чтобы я сдох или оставить тебя в покое, то такое я уже слышал. Придумаешь что-нибудь новое, и я не стану начинать с иголок под рёбра или гвоздей в пятки.
Где-то внутри тяжело бухало сердце, и словно гнало из раны кровь — беги, спасайся, покидай тело. Но и умирать тоже не хотелось. И настолько громко его внутренний голос снова звал кого-нибудь на помощь, что когда приоткрылась скрипучая дверь в пыточную — Глейну показалось, что он ошибся снова.
— Я же сказал, что… — начал палач, разворачиваясь ко входу с раскалённым шилом, но удивлённо остановился. — Ты кто? Я тебя тут раньше не видел.
Одновременно с утвердительным кивком в его сторону Кэйсар отрастил зубы и собачью пасть, сомкнул челюсти на шее палача. Тот уже не мог орать, только хрипел. Раскалённое шило то с противным скрежетом соскальзывало с железной брони, то всё же попадало в щели между пластинами, в мягкое мясо. Кэйсар хрустел чужим горлом, как дворовый пёс брошенной костью, и держал, пока палач не перестал дёргаться. Потом сплюнул тело на пол, повернулся с измазанным кровью лицом к Глейну и улыбнулся.
— Херово выглядишь, Глейн.
— Поторопись.
— Совсем тебя одного оставить нельзя… — вздохнул Кэйсар, и Глейн начал злиться на него даже больше, чем на палача.
— Развяжи меня, пока я рук не лишился, — пригрозил Глейн, но взгляд у оборотня изменился — скользнул по шраму на шее, по кровавым кляксам на рубашке.
— Я убью его, — пообещал Кэйсар.
— Нет, — Глейн больше не просил, тон был приказной. — Развяжи меня. Надо уходить, иначе нас обоих тут привяжут.
Кэйсар, опомнившись, кивнул. Ножом осторожно поддел верёвки, чтобы не порезать Глейна, но от них уже остался след с сорванной кожей.
Глейн не понимал, как до этого мог сопротивляться, кого-то расталкивать, пытаться бежать, потому что сил у него не было даже встать самому, только с помощью Кэйсара.
— У меня, короче, есть балахон. Нам добраться только до камер, а там будет ход… Ползти придётся, правда, но ты мелкий, ты пролезешь. Идти сможешь?
— Да, — Глейн собрал остатки сил, самого себя в кучку, выпрямился.
***
После всего случившегося казалось, что такого мира существовать не может. Словно обратно в больницу вернулся, и всё остальное было кошмаром — бережно перевязана рана, замотана грудь. И тело словно не его — лёгкое и не чувствовало боли. Но и попытки поднять хотя бы руку потерпели неудачу.
Кэйсар спал на кровати рядом, но к углу ближе, будто боялся его. Лежал прямо поверх одеяла, на животе, лицом к Глейну, рот был приоткрыт и искривлён, от этого быдл похоже, словно Кэйсар задирался, да так и заснул. И его присутствие тут тоже показалось сном — Глейн протянул руку, и Кэйсар сначала перехватил её, потом открыл глаза и отпустил. Он сел в кровати, попытался пригладить волосы, не глядя на Глейна спросил:
— Болит?
— Нет.
— А пошевелиться можешь?
— Нет.
— Хорошо. Значит действует. Я посмотрел, как тебя там располосовали, приложили, и решил, что лучше совсем отрубить.
— Навсегда?
— Нет, — Кэйсар пожал плечами, лениво поднялся с кровати. — Я ж не дурак. Но ты два дня спал под лекарствами. Тебе полезно.
— Где мы?
— В моём доме.
— У тебя есть дом? — Глейн и правда удивился — Кэйсар никогда не говорил о том, что ему есть куда вернуться. Комнатка была небольшой, похожей на спальню небогатого помещика.
— Теперь есть. Брат подарил за верную службу. Тут раньше другой оборотень жил, так что слуг всего три человека.
— Слуг? Человека? — слабо шевелились пальцы, Глейн тревожно рассматривал свои попытки снова начать двигаться.
— Слуг. Оборотней. Они неплохие, я приглядываю за ними.
— А дом тебе подарил сын оборотня, которого я убил, — напомнил Глейн. Кэйсар выдохнул раздражённо, развернулся лицом к Охотнику.
— Глейн, ты, давай, не действуй на нервы человеку, который может не приносить тебе волшебного снадобья, от которого у тебя ничего не болит. Никто ничего тебе не сделает. Да и не узнает никто, особенно если ты об этом говорить больше не будешь… — Кэйсар, пользуясь тем, что Охотник ничего не чувствует, подошёл к кровати и провёл пальцами по клейму на шее.
