Ножны с поясом и оружием лежали в другом углу, и отчего-то Глейн казался ему без них безопасным. Мнение Кэйсар поменял, как только получил кулаком в раненное брюхо.
— Не люблю, когда толпой нападают, — бросил Глейн, поднимаясь. — Если хочешь поквитаться — сначала долечись.
Глейн был необычным. Такими не бывали ни Охотники, ни люди. Ни прочая живность. Кэйсар сначала просто наблюдал, потом откровенно следил, как за очень интересной книгой, а потом и вовсе стал злиться, что он не часть истории этого Охотника.
— Неплохо, неплохо, — Кэйсар осмотрел высокие потолки замка, богатые гобелены, потом перевёл взгляд на сидящих напротив хозяев. Между ними было три метра и низкий лакированный столик. — Давайте сразу к делу. Слышал, что у вас можно купить… человечины.
— Вы же понимаете, что мы торгуем не мясом, — начал лысый с узкими щёлочками глаз, похожий на яйцо не только лысиной, но и формой тела. — Наш товар ценнее.
— Знаю-знаю! — Кэйсар радостно похлопал Глейна по пояснице, потом притянул к себе одной рукой, второй сжал подбородок, заставив поднять лицо. — Я, короче, увлёкся. Думал ну рабыня и рабыня… Но как-то заворожило меня. И вот отец тут на днях заявил: «А почему бы мне не попробовать твоей человечины?» А сам раньше плевался, и в меня в том числе, что с человеком связался. Но у него на лица так себе память. Так что — мне бы кого похожую. Отцу подсунуть, он и не разберёт.
— Вы же понимаете, что товар не даётся на время и не возвращается потом, — предупредил второй — плечистый, заросший рыжей бородой до самых бровей.
— Так я и не буду возвращать. Я влюбчивый и совсем не против двоих людей такого типа.
Наверное, Кэйсар издевался, но со спины рука переползла на бедро, хозяйски погладила Глейна. Чтобы выражение лица оставалось всё таким же безразличным, Охотник подсчитывал, сколько денег пустил на этот маскарад. Вспоминал, сколько времени заняло у него набрать эту сумму, не считая трат на текущие дорожные расходы.
— Хороший тип, — рассматривал его пристально лысый. — Дорогая, должно быть… Таких редко встретишь. Наверное, вы много за неё отдали?
— Дорого? — Кэйсар засмеялся, перестал мять Глейна, наклонился к собеседникам. — Ни монеты. Её слуги из какой-то деревни глухой притащили. Ей лет десять тогда было. Я сам её воспитывал.
— И как? Послушная?
— Была бы послушная, было бы неинтересно. Но от послушной я бы тоже не отказался — разнообразие.
Карета с лошадьми больше сотни монет. Пятьдесят стоила одежда одного только Кэйсара. Двадцать пять на Глейна. В магазине сказал, что нужно дорогое платье для сестры, которую несколько лет не видел, но комплекции она примерно его. И только после этого вспомнил, что снова сорвал. Наверное, Луц прав, и ложь стала для Охотника слишком обыденной, всё равно что необходимость иногда есть, чтобы жить.
— Можно на пару-тройку лет помладше. Глейн очень нравилось растить, но теперь она уже полностью сформирована. Никаких сюрпризов.
— Можно ли рассмотреть получше? — сладко улыбаясь, продолжил лысый. — Чтобы точнее понять, что вам нужно.
Кэйсар снова хлопнул его по спине, и Глейн послушно поднялся, навстречу поднялся и лысый.
По пятьдесят пришлось заплатить каждому оборотню, которые их сопровождали. Пришлось бы платить раза в три больше, если бы они знали, что едут предавать своих же, а не сопровождать богатого оборотня в поисках приключений.
Кэйсар наблюдал, не отводя глаз и, казалось, не моргая даже. Средства, чтобы за три ночи волосы хотя бы до плеч отрасли, бесплатно от Мораны. Куда сложнее оказалось с запахом — Кэйсар забраковывал один за другим. Один не перекрывал настоящего запаха, другой не был похож на женский. Когда на очередном бутыльке оборотень сказал: «А этот тебе не подходит», Глейн запустил в него склянкой.
Лысый наклонился, обошёл Глейна кругом, кивнул многозначительно. А потом потянул руки к ошейнику, и Кэйсар мгновенно отреагировал:
— Отгрызу.
— Заказчик очень ценит её, это видно. И понятно… Она может раздеться?
— Нет, не может, — с оттяжкой отказал Кэйсар. — Сколько времени займёт подборка?
— Завтра предоставим варианты, — подал голос рыжий, всё это время смотревший за Кэйсаром, а не его игрушкой. От лысого ещё один прямой взгляд в глаза Глейну, потом он вернулся на место, приговаривая:
— Вы можете отдохнуть ночь здесь. Мы не выгоним гостя на улицу. Это за символическую плату. Как вам постелить?
— Нам в одной комнате.
***
Кэйсар ещё остался на обед, Глейна отправили в комнату только потому, что есть то же самое он не будет. Возможно, кого-то пришлют с едой потом, а может, и вовсе забудут: он не такой важный гость.
Глейна проводил до комнаты в дальнем крыле сморщенный слуга из тех, которых Бедвир когда-то ёмко назвал «крысами». Слуги эти правда похожи на лысых бесхвостых крыс. Если такой нападёт — Глейн может защищаться, и потом сказать, что так учил его хозяин. Главное не защищаться слишком профессионально. Ему и так всё время казалось, что шёлковая ткань плохо скрывает не по-женски сильные руки.
Оказавшись один в комнате, Глейн тренировал терпение. Теперь можно было расслабиться, прекратить изображать куклу без эмоций, начать тихо злиться. Проявлять свою злобу как-то ещё — нельзя. Его могли подслушивать.
Вещи лежали в сундуке у кровати. Глейн чуть ослабил тугой ошейник, рассматривая крышку.
— Доброй ночи, — неуверенно поздоровался Глейн, и из клетки к нему обернулись несколько пар глаз. Говорили, что детей пропало пятеро. В клетке же человек двадцать обоих полов, возрастом лет до пятнадцати. Кто-то ахнул, младшие потянулись к прутьям, к Глейну ближе. Старшие неодобрительно посмотрели на задыхающуюся в руке Охотника «крысу». В подвалах, где стояла эта клетка, было сыро, чадили вставленные в стены факелы — кажется, свет и охрана тут были всегда, неотлучно.
Двадцать детей. И вокруг — земли нечисти. Стоит увести этих людей на пару метров, как за ними потянется хвост желающих полакомиться. Все в карету не влезут, а Глейну очень не хотелось выбирать, кого забрать с собой, а кого оставить тут, с мрачным будущим — рабство или стать мясом.
В этих землях давно пора было навести порядок, да только если послать сюда Охотников, они так и сгинут, потому что на одного придётся по десятку-другому нечисти, причём не самой слабой.
Самое ужасное, что Глейн уже себя сдал — двое убитых охранников у подземелья, ещё пятеро тут, всё ещё кряхтящий в его руке слуга, который согласился проводить под страхом смерти. Глейн выдохнул через зубы пару раз, его неуверенность не скрылась от более старших детей.
— Зачем ты это сделал? — зло спросил мальчик у прутьев. У него на руках пряталась маленькая девочка, похожая на него. Сестра? — Когда они злятся, становится хуже. Тебя просто убьют, а нас оставят без еды на неделю…
Вместе с этим к Глейну вернулась и решительность.
— Эй, я вас вытащить пришёл. Так что рот закрой и готовься домой вернуться.
«Меня не просто убьют, — подумал в это время Глейн. — Когда это Охотников тут просто убивали? И Кэйсара вместе со мной засадят в соседнее помещение, где пыточные инструменты по столу разложены. Надо убить палача, на случай, если правда всё провалится. Только толку-то, будто остальные не найдут, к чему раскалённое железо приложить».
— Были уже такие, — возразили недовольно из другого угла. — Спрашивали, чего сидим, чего ждем… Бежать надо. Их потом снова в клетку возвращали — с глазами выжженными.
«И мне тоже выжгут, — продолжил убеждать себя Глейн. — Купить их всех? Денег не так много осталось, на одного не хватит даже. Да и… этих всех купишь, а они новых притащат из-за стены. Прибыльное дело-то — они похищают, а Охотники выкупают. Так у всей церкви денег не хватит».
— Ну, значит и мне выжгут, так всё не вам же, — пожал плечами Глейн, развернулся вернуться наверх, потому что здесь он пока ничего сделать не мог — там ещё было опасно, чтобы выпускать детей. И, когда развернулся, сзади, со спины, раздалось отчаянное, в несколько голосов:
— Куда?
— Дяденька, а мы?
— Ты ведь вернёшься? Ты нас не оставишь?
— Не уходи, они же убьют тебя.
— Дядя! Дядь! — позвал мальчишка лет восьми, вцепившись в прутья. — Я их настоящих видел! Иди сюда, тебе расскажу. А то ты же думаешь, они просто оборотни, а про таких раньше никто не слышал.
Глейн послушался, подошёл ближе, опустился на колено.
***
Они ждали его у выхода из подвалов, в окружении всего троих слуг. Ждали смиренно, спокойно — лысый сложив руки на объёмном животе, рыжий ковыряясь в зубах.
— Нельзя разгуливать по дому. Хозяин был прав, ты невоспитанный слуга.
Глейн закрыл за собой громоздкую дверь в подвал. Да, конечно, на нём по-прежнему был ошейник, но волосы забраны в хвост, да и одежда мужская. И скорее всего обман рухнул полностью, они знают и что не простой парень к ним явился, прикрываясь оборотнем. Просто для этих существ он — мышка, с которой можно поиграть.
— Ничего. Я перевоспитаю, — кивнул рыжий. Сейчас, когда они стояли, когда вокруг них находились слуги, стало заметно, что они на пол тела выше прочих людей. Глейн всё ещё молчал и выглядел всё той же куклой без чувств. — Тем более, что хозяин твой погиб скоропостижно. Но мы позаботимся о тебе, не волнуйся.
— Я даже попросил его убить без мучений, — с улыбкой рассказал лысый, раздулся больше. Слуги отошли назад, уступили ему место. — Я в некотором роде даже благодарен ему. Привёз к нам такой экземпляр.
— Ты же не думаешь, что мы можем продать его? — спросил рыжий, кошачьим движением упал на пол на четвереньки, выгнул спину и отрастил длинный гибкий хвост.
— После того как я с ним закончу? Если только на мясо, — ухмыльнулся лысый. На нём затрещал сюртук, лопнула кожа, как скорлупа.
— Мясо… Тоже неплохо. Говорят, охотничье мясо очень вкусное. Можно по хорошей цене продать.
— Я бы и сам поел, — расплылись черты лысого, словно лицо натягивалось на большой шар. Из-под скорлупы появились шесть ног, похожих на огромные паучьи. Рыжий стал чем-то вроде кошки со странной мордой. Ребёнок всё-таки сильно преувеличил, но Глейн почувствовал, как при внешней невозмутимости у него дрожала рука, когда он схватился за нож за спиной. В смерть Кэйсара он не верил, но если к нему кого-то подослали, то это его задержит. Сколько Глейн сможет сражаться с обоими?
Вторая проблема — эти оборотни на четвереньках в два раза выше человека, в своей собачьей форме против них Кэйсар как маленькая собачка против волкодава.
Но за спиной дети. Детство для Глейна больная тема. Нравилось смотреть, как бегали друг за другом стайки детей в деревнях, как дрались на палках в улочках городов и росли обычной, мирной жизнью. И страшно, когда что-то такое, мерзкое и убогое, пыталось перечеркнуть их детство. Это хуже жестокого отца, потому что оттуда ещё можно было сбежать. Эти дети оказались в ситуации, из которой никуда не денешься. И когда Глейн представил себя на их месте, ему показалось, что он бы не стал сидеть сложа руки, и ему просто выжгли бы глаза.
Прошла дрожь, Глейн бросился вперёд
Нож выбивает искры из белого панциря паука, но не царапает его. Тот заходится смехом, белое пузо на тонких ножках подрагивает. Выскочив из-под этой махины, Глейн машинально, почти не глядя, разрубает череп одному из слуг, остальные опасливо отскакивают. Одна из паучьих лап в эти секунды подхватывает Глейна за ошейник, вздёргивает вверх. Лапы более хрупкие, но рубятся тяжело, как кости. Срезав конечность, Глейн кончиком лезвия подцепляет и ошейник. Неаккуратно, и на подбородке остаётся царапина, но разрезанный ошейник падает на пол. Глейн видит, как бросается к нему рыжая кошачья морда, успевает достать из-за пояса пистолет и выстрелить в глаза. Существо падает на спину, орёт, прикрыв морду лапами. Только после этого Глейн вспоминает, что выстрел лучше было потратить на то, чтобы пробить панцирь белого, а времени перезаряжать уже нет.
Глейн отбивается от одной лапы, от второй, успевает увернуться от третьей, четвёртая больно клюёт его в бок, и следующая, только-только отбитая, хватает Глейна за ногу, тянет снова под твёрдое брюхо. Если его хотели убить сразу, достаточно было бы сейчас ткнуть в печень или сердце, но белая скорлупа нависает, лицо опускается ниже, чтобы лучше рассмотреть Глейна. Свободная лапа подцепляет его правую руку за запястье, сжимает и тянет, намереваясь оторвать.
Глейн видит только, как что-то продолговатое, железное, с громким стуком ударяется об лысую голову, отвлекает противника. Он разворачивается, не отпуская Глейна, и в это же время в спину ему ударяется что-то мягкое, похожее на шерстяной мешок.
— Я сказал, руки отгрызу, если его тронешь, — Кэйсар стоял на верху лестницы, у перил. Щека была разорвана, в дыру проглядывали зубы, но в целом держался на ногах уверенно, чего не скажешь о Глейне. Паук только теперь всмотрелся в то, что Кэйсар в него швырнул, узнал кого-то из слуг. Глейна он бросил по полу коту, который уже стоял на всех лапах, с морды у того струйкой стекала вязкая тёмно-вишнёвая кровь. Пока Глейн до него катился, он успел переложить нож в левую, здоровую руку и рубануть в мягкую подушку потянувшейся к нему лапы. Тут Глейн справится, а вот как Кэйсар собрался драться с чудовищем, которого даже охотничий нож не брал — непонятно.
— Я передумал, — прорычал рыжий, стряхивая кровь с лапы крупными каплями. Глейн впервые видел, чтобы оборотень в зверином облике разговаривал. — Я башку тебе отгрызу, остальное доедим. Тебя проще убить сразу, чем возиться.
«Хеган бы справился». Эта мысль окончательно помогла ему собраться. Кэйсар не победит, Кэйсар может только задержать. И единственная надежда сейчас и для людей в подвале, и для Кэйсара, не великий Хеган, а сам Глейн. Хеган в этот момент даже не человек, а переходящий титул спасителя, который сделал нечто невозможное. Глейн сам стал этим светом.
Пёс слишком юркий, чтобы попасть по нему, и белое существо паучьими лапками делало дыры в мраморном полу, роняло вазы, а зацепить не могло. Кэйсар, словно издеваясь, отскакивал, но оставался в пределах досягаемости, он играл с противником.
— Отгрызёшь, значит, — прогремел паук, всем корпусом развернулся туда, где должен был сражаться Охотник. И замер — в лоб ему смотрело дуло пистолета. Но выстрел же был уже? Охотнику некогда было перезаряжать.
Рыжая меховая глыба дышала часто, глубоко, загребала пол лапами, но только размазывала по нему кляксы крови. Глейн выстрелил.
После этого, считая, что драка окончена, Кэйсар приподнялся снова превратиться, потому что осталась только мелюзга, но Глейн скомандовал, как хозяин, словно это на Кэйсаре его ошейник:
— Не упусти никого из слуг! Если они сбегут и расскажут о случившемся, тут появятся твари похуже.
Кэйсар мог бы возразить, мог бы послать Глейна к чёрту, но Охотник был прав, и Кэйсар бросился к Глейну. Убивать, чтобы защитить его.
Пока Кэйсар пытался отдышаться, вином полоскал рот от гнилой крови, Глейн, сидя на лестнице, заматывал обрывком грубой ткани правую руку, ощупывал её и морщился.
— Не сломана, — выдохнул он, мгновенно от покоя перешёл к новым действиям — поднялся, скомандовал: — Всех сразу не увезем… Придётся два раза съездить. Те, кого ты нанял, либо разбежались, либо мёртвые уже. Сможешь один управлять?
— Не люблю, когда толпой нападают, — бросил Глейн, поднимаясь. — Если хочешь поквитаться — сначала долечись.
Глейн был необычным. Такими не бывали ни Охотники, ни люди. Ни прочая живность. Кэйсар сначала просто наблюдал, потом откровенно следил, как за очень интересной книгой, а потом и вовсе стал злиться, что он не часть истории этого Охотника.
***
— Неплохо, неплохо, — Кэйсар осмотрел высокие потолки замка, богатые гобелены, потом перевёл взгляд на сидящих напротив хозяев. Между ними было три метра и низкий лакированный столик. — Давайте сразу к делу. Слышал, что у вас можно купить… человечины.
— Вы же понимаете, что мы торгуем не мясом, — начал лысый с узкими щёлочками глаз, похожий на яйцо не только лысиной, но и формой тела. — Наш товар ценнее.
— Знаю-знаю! — Кэйсар радостно похлопал Глейна по пояснице, потом притянул к себе одной рукой, второй сжал подбородок, заставив поднять лицо. — Я, короче, увлёкся. Думал ну рабыня и рабыня… Но как-то заворожило меня. И вот отец тут на днях заявил: «А почему бы мне не попробовать твоей человечины?» А сам раньше плевался, и в меня в том числе, что с человеком связался. Но у него на лица так себе память. Так что — мне бы кого похожую. Отцу подсунуть, он и не разберёт.
— Вы же понимаете, что товар не даётся на время и не возвращается потом, — предупредил второй — плечистый, заросший рыжей бородой до самых бровей.
— Так я и не буду возвращать. Я влюбчивый и совсем не против двоих людей такого типа.
Наверное, Кэйсар издевался, но со спины рука переползла на бедро, хозяйски погладила Глейна. Чтобы выражение лица оставалось всё таким же безразличным, Охотник подсчитывал, сколько денег пустил на этот маскарад. Вспоминал, сколько времени заняло у него набрать эту сумму, не считая трат на текущие дорожные расходы.
— Хороший тип, — рассматривал его пристально лысый. — Дорогая, должно быть… Таких редко встретишь. Наверное, вы много за неё отдали?
— Дорого? — Кэйсар засмеялся, перестал мять Глейна, наклонился к собеседникам. — Ни монеты. Её слуги из какой-то деревни глухой притащили. Ей лет десять тогда было. Я сам её воспитывал.
— И как? Послушная?
— Была бы послушная, было бы неинтересно. Но от послушной я бы тоже не отказался — разнообразие.
Карета с лошадьми больше сотни монет. Пятьдесят стоила одежда одного только Кэйсара. Двадцать пять на Глейна. В магазине сказал, что нужно дорогое платье для сестры, которую несколько лет не видел, но комплекции она примерно его. И только после этого вспомнил, что снова сорвал. Наверное, Луц прав, и ложь стала для Охотника слишком обыденной, всё равно что необходимость иногда есть, чтобы жить.
— Можно на пару-тройку лет помладше. Глейн очень нравилось растить, но теперь она уже полностью сформирована. Никаких сюрпризов.
— Можно ли рассмотреть получше? — сладко улыбаясь, продолжил лысый. — Чтобы точнее понять, что вам нужно.
Кэйсар снова хлопнул его по спине, и Глейн послушно поднялся, навстречу поднялся и лысый.
По пятьдесят пришлось заплатить каждому оборотню, которые их сопровождали. Пришлось бы платить раза в три больше, если бы они знали, что едут предавать своих же, а не сопровождать богатого оборотня в поисках приключений.
Кэйсар наблюдал, не отводя глаз и, казалось, не моргая даже. Средства, чтобы за три ночи волосы хотя бы до плеч отрасли, бесплатно от Мораны. Куда сложнее оказалось с запахом — Кэйсар забраковывал один за другим. Один не перекрывал настоящего запаха, другой не был похож на женский. Когда на очередном бутыльке оборотень сказал: «А этот тебе не подходит», Глейн запустил в него склянкой.
Лысый наклонился, обошёл Глейна кругом, кивнул многозначительно. А потом потянул руки к ошейнику, и Кэйсар мгновенно отреагировал:
— Отгрызу.
— Заказчик очень ценит её, это видно. И понятно… Она может раздеться?
— Нет, не может, — с оттяжкой отказал Кэйсар. — Сколько времени займёт подборка?
— Завтра предоставим варианты, — подал голос рыжий, всё это время смотревший за Кэйсаром, а не его игрушкой. От лысого ещё один прямой взгляд в глаза Глейну, потом он вернулся на место, приговаривая:
— Вы можете отдохнуть ночь здесь. Мы не выгоним гостя на улицу. Это за символическую плату. Как вам постелить?
— Нам в одной комнате.
***
Кэйсар ещё остался на обед, Глейна отправили в комнату только потому, что есть то же самое он не будет. Возможно, кого-то пришлют с едой потом, а может, и вовсе забудут: он не такой важный гость.
Глейна проводил до комнаты в дальнем крыле сморщенный слуга из тех, которых Бедвир когда-то ёмко назвал «крысами». Слуги эти правда похожи на лысых бесхвостых крыс. Если такой нападёт — Глейн может защищаться, и потом сказать, что так учил его хозяин. Главное не защищаться слишком профессионально. Ему и так всё время казалось, что шёлковая ткань плохо скрывает не по-женски сильные руки.
Оказавшись один в комнате, Глейн тренировал терпение. Теперь можно было расслабиться, прекратить изображать куклу без эмоций, начать тихо злиться. Проявлять свою злобу как-то ещё — нельзя. Его могли подслушивать.
Вещи лежали в сундуке у кровати. Глейн чуть ослабил тугой ошейник, рассматривая крышку.
***
— Доброй ночи, — неуверенно поздоровался Глейн, и из клетки к нему обернулись несколько пар глаз. Говорили, что детей пропало пятеро. В клетке же человек двадцать обоих полов, возрастом лет до пятнадцати. Кто-то ахнул, младшие потянулись к прутьям, к Глейну ближе. Старшие неодобрительно посмотрели на задыхающуюся в руке Охотника «крысу». В подвалах, где стояла эта клетка, было сыро, чадили вставленные в стены факелы — кажется, свет и охрана тут были всегда, неотлучно.
Двадцать детей. И вокруг — земли нечисти. Стоит увести этих людей на пару метров, как за ними потянется хвост желающих полакомиться. Все в карету не влезут, а Глейну очень не хотелось выбирать, кого забрать с собой, а кого оставить тут, с мрачным будущим — рабство или стать мясом.
В этих землях давно пора было навести порядок, да только если послать сюда Охотников, они так и сгинут, потому что на одного придётся по десятку-другому нечисти, причём не самой слабой.
Самое ужасное, что Глейн уже себя сдал — двое убитых охранников у подземелья, ещё пятеро тут, всё ещё кряхтящий в его руке слуга, который согласился проводить под страхом смерти. Глейн выдохнул через зубы пару раз, его неуверенность не скрылась от более старших детей.
— Зачем ты это сделал? — зло спросил мальчик у прутьев. У него на руках пряталась маленькая девочка, похожая на него. Сестра? — Когда они злятся, становится хуже. Тебя просто убьют, а нас оставят без еды на неделю…
Вместе с этим к Глейну вернулась и решительность.
— Эй, я вас вытащить пришёл. Так что рот закрой и готовься домой вернуться.
«Меня не просто убьют, — подумал в это время Глейн. — Когда это Охотников тут просто убивали? И Кэйсара вместе со мной засадят в соседнее помещение, где пыточные инструменты по столу разложены. Надо убить палача, на случай, если правда всё провалится. Только толку-то, будто остальные не найдут, к чему раскалённое железо приложить».
— Были уже такие, — возразили недовольно из другого угла. — Спрашивали, чего сидим, чего ждем… Бежать надо. Их потом снова в клетку возвращали — с глазами выжженными.
«И мне тоже выжгут, — продолжил убеждать себя Глейн. — Купить их всех? Денег не так много осталось, на одного не хватит даже. Да и… этих всех купишь, а они новых притащат из-за стены. Прибыльное дело-то — они похищают, а Охотники выкупают. Так у всей церкви денег не хватит».
— Ну, значит и мне выжгут, так всё не вам же, — пожал плечами Глейн, развернулся вернуться наверх, потому что здесь он пока ничего сделать не мог — там ещё было опасно, чтобы выпускать детей. И, когда развернулся, сзади, со спины, раздалось отчаянное, в несколько голосов:
— Куда?
— Дяденька, а мы?
— Ты ведь вернёшься? Ты нас не оставишь?
— Не уходи, они же убьют тебя.
— Дядя! Дядь! — позвал мальчишка лет восьми, вцепившись в прутья. — Я их настоящих видел! Иди сюда, тебе расскажу. А то ты же думаешь, они просто оборотни, а про таких раньше никто не слышал.
Глейн послушался, подошёл ближе, опустился на колено.
***
Они ждали его у выхода из подвалов, в окружении всего троих слуг. Ждали смиренно, спокойно — лысый сложив руки на объёмном животе, рыжий ковыряясь в зубах.
— Нельзя разгуливать по дому. Хозяин был прав, ты невоспитанный слуга.
Глейн закрыл за собой громоздкую дверь в подвал. Да, конечно, на нём по-прежнему был ошейник, но волосы забраны в хвост, да и одежда мужская. И скорее всего обман рухнул полностью, они знают и что не простой парень к ним явился, прикрываясь оборотнем. Просто для этих существ он — мышка, с которой можно поиграть.
— Ничего. Я перевоспитаю, — кивнул рыжий. Сейчас, когда они стояли, когда вокруг них находились слуги, стало заметно, что они на пол тела выше прочих людей. Глейн всё ещё молчал и выглядел всё той же куклой без чувств. — Тем более, что хозяин твой погиб скоропостижно. Но мы позаботимся о тебе, не волнуйся.
— Я даже попросил его убить без мучений, — с улыбкой рассказал лысый, раздулся больше. Слуги отошли назад, уступили ему место. — Я в некотором роде даже благодарен ему. Привёз к нам такой экземпляр.
— Ты же не думаешь, что мы можем продать его? — спросил рыжий, кошачьим движением упал на пол на четвереньки, выгнул спину и отрастил длинный гибкий хвост.
— После того как я с ним закончу? Если только на мясо, — ухмыльнулся лысый. На нём затрещал сюртук, лопнула кожа, как скорлупа.
— Мясо… Тоже неплохо. Говорят, охотничье мясо очень вкусное. Можно по хорошей цене продать.
— Я бы и сам поел, — расплылись черты лысого, словно лицо натягивалось на большой шар. Из-под скорлупы появились шесть ног, похожих на огромные паучьи. Рыжий стал чем-то вроде кошки со странной мордой. Ребёнок всё-таки сильно преувеличил, но Глейн почувствовал, как при внешней невозмутимости у него дрожала рука, когда он схватился за нож за спиной. В смерть Кэйсара он не верил, но если к нему кого-то подослали, то это его задержит. Сколько Глейн сможет сражаться с обоими?
Вторая проблема — эти оборотни на четвереньках в два раза выше человека, в своей собачьей форме против них Кэйсар как маленькая собачка против волкодава.
Но за спиной дети. Детство для Глейна больная тема. Нравилось смотреть, как бегали друг за другом стайки детей в деревнях, как дрались на палках в улочках городов и росли обычной, мирной жизнью. И страшно, когда что-то такое, мерзкое и убогое, пыталось перечеркнуть их детство. Это хуже жестокого отца, потому что оттуда ещё можно было сбежать. Эти дети оказались в ситуации, из которой никуда не денешься. И когда Глейн представил себя на их месте, ему показалось, что он бы не стал сидеть сложа руки, и ему просто выжгли бы глаза.
Прошла дрожь, Глейн бросился вперёд
Нож выбивает искры из белого панциря паука, но не царапает его. Тот заходится смехом, белое пузо на тонких ножках подрагивает. Выскочив из-под этой махины, Глейн машинально, почти не глядя, разрубает череп одному из слуг, остальные опасливо отскакивают. Одна из паучьих лап в эти секунды подхватывает Глейна за ошейник, вздёргивает вверх. Лапы более хрупкие, но рубятся тяжело, как кости. Срезав конечность, Глейн кончиком лезвия подцепляет и ошейник. Неаккуратно, и на подбородке остаётся царапина, но разрезанный ошейник падает на пол. Глейн видит, как бросается к нему рыжая кошачья морда, успевает достать из-за пояса пистолет и выстрелить в глаза. Существо падает на спину, орёт, прикрыв морду лапами. Только после этого Глейн вспоминает, что выстрел лучше было потратить на то, чтобы пробить панцирь белого, а времени перезаряжать уже нет.
Глейн отбивается от одной лапы, от второй, успевает увернуться от третьей, четвёртая больно клюёт его в бок, и следующая, только-только отбитая, хватает Глейна за ногу, тянет снова под твёрдое брюхо. Если его хотели убить сразу, достаточно было бы сейчас ткнуть в печень или сердце, но белая скорлупа нависает, лицо опускается ниже, чтобы лучше рассмотреть Глейна. Свободная лапа подцепляет его правую руку за запястье, сжимает и тянет, намереваясь оторвать.
Глейн видит только, как что-то продолговатое, железное, с громким стуком ударяется об лысую голову, отвлекает противника. Он разворачивается, не отпуская Глейна, и в это же время в спину ему ударяется что-то мягкое, похожее на шерстяной мешок.
— Я сказал, руки отгрызу, если его тронешь, — Кэйсар стоял на верху лестницы, у перил. Щека была разорвана, в дыру проглядывали зубы, но в целом держался на ногах уверенно, чего не скажешь о Глейне. Паук только теперь всмотрелся в то, что Кэйсар в него швырнул, узнал кого-то из слуг. Глейна он бросил по полу коту, который уже стоял на всех лапах, с морды у того струйкой стекала вязкая тёмно-вишнёвая кровь. Пока Глейн до него катился, он успел переложить нож в левую, здоровую руку и рубануть в мягкую подушку потянувшейся к нему лапы. Тут Глейн справится, а вот как Кэйсар собрался драться с чудовищем, которого даже охотничий нож не брал — непонятно.
— Я передумал, — прорычал рыжий, стряхивая кровь с лапы крупными каплями. Глейн впервые видел, чтобы оборотень в зверином облике разговаривал. — Я башку тебе отгрызу, остальное доедим. Тебя проще убить сразу, чем возиться.
«Хеган бы справился». Эта мысль окончательно помогла ему собраться. Кэйсар не победит, Кэйсар может только задержать. И единственная надежда сейчас и для людей в подвале, и для Кэйсара, не великий Хеган, а сам Глейн. Хеган в этот момент даже не человек, а переходящий титул спасителя, который сделал нечто невозможное. Глейн сам стал этим светом.
Пёс слишком юркий, чтобы попасть по нему, и белое существо паучьими лапками делало дыры в мраморном полу, роняло вазы, а зацепить не могло. Кэйсар, словно издеваясь, отскакивал, но оставался в пределах досягаемости, он играл с противником.
— Отгрызёшь, значит, — прогремел паук, всем корпусом развернулся туда, где должен был сражаться Охотник. И замер — в лоб ему смотрело дуло пистолета. Но выстрел же был уже? Охотнику некогда было перезаряжать.
Рыжая меховая глыба дышала часто, глубоко, загребала пол лапами, но только размазывала по нему кляксы крови. Глейн выстрелил.
После этого, считая, что драка окончена, Кэйсар приподнялся снова превратиться, потому что осталась только мелюзга, но Глейн скомандовал, как хозяин, словно это на Кэйсаре его ошейник:
— Не упусти никого из слуг! Если они сбегут и расскажут о случившемся, тут появятся твари похуже.
Кэйсар мог бы возразить, мог бы послать Глейна к чёрту, но Охотник был прав, и Кэйсар бросился к Глейну. Убивать, чтобы защитить его.
***
Пока Кэйсар пытался отдышаться, вином полоскал рот от гнилой крови, Глейн, сидя на лестнице, заматывал обрывком грубой ткани правую руку, ощупывал её и морщился.
— Не сломана, — выдохнул он, мгновенно от покоя перешёл к новым действиям — поднялся, скомандовал: — Всех сразу не увезем… Придётся два раза съездить. Те, кого ты нанял, либо разбежались, либо мёртвые уже. Сможешь один управлять?
