— Да ты что, рехнулся?! Я бондарь, а не золотарь!
Тогда Ренхарт шагнул к нему, сохраняя каменное лицо.
— Сражался я на Войне кузенов, это правда. И знаю, как пахнут не только какашки, но и вспоротые кишки. Вот что я тебе скажу: брось тогда это дело, коли запах дерьма не по нраву.
Когда авангард гвардейской колонны выступил на очередной перекрёсток, стало ясно, что там уже никакой не перекрёсток, а… тупик.
Центральная — если её можно так называть — улица, по которой они следовали, оканчивалась старым конюшенным надворьем. Перед ними стояли те самые «конюшни», которые когда–то и дали имя району. Конюшнями они были в давние времена, ещё когда город только строился. Позже из них делали скотный двор, а потом просто хранилище. Со временем, когда район превратился в то мрачное убожество, каким являлся и по сей день, старые конюшни вовсе забросили. Нынче их отбивали друг у друга то шайки попрошайничающих бродяг, то городское ворьё, то безбожники.
Все местные улицы вели к этому надворью, но дальше ходу не было. Конюшенные тупики оказались пройдены до конца, но нигде не встретилось бунтовщиков, которых надлежало подавлять.
Под крышей конюшен, над давно выпавшими воротами, виднелся большой знак солнца с лучами. Значит, в Тупиках сейчас заправляли еретики. В королевстве нищеты и безнадёги развалины эти служили своего рода тронным залом, а те, кто ими владел — почитались за местных царьков.
Неподалёку опять чернелась надпись «ОНА ВАС НЕ СПАСЛА», с тем же рисунком кабана, что и незадолго до того. Командующий, смекнув о чём–то, развернул коня в соседнюю улочку. Там на стене сразу обнаружилась такая же надпись с таким же кабаном.
— Вот я дубина! — прошептал он так, чтобы гвардейцы не слышали.
Все эти письмена еретики чертили вовсе не для гвардейцев. Так «солнцепоклонники» поднимали людей на восстание, напоминая о кромешной безысходности, что окружала их в Конюшенных тупиках. Выпотрошенный кабан — это не угроза явившимся войскам, а призыв к местным.
Теперь ясно, почему здесь никого нет.
— Отбой! — взревел командующий. — Мятежники все успели уйти! Возвращаемся назад и двигаем вдогонку! К Площади цветов.
Чтобы больше не тянуться по узким улочкам длинной вереницей, он решил всё–таки разделить свою гвардию на четыре отряда. Каждый должен был идти одной из четырёх улиц, что выходили к старым конюшням. Так движение пошло бы куда скорее — ведь теперь надлежало спешить мятежникам вдогонку, а топтаться в тесноте смрадных улиц было не с руки.
Во главе своего отряда командующий направился по той же самой улице, какой они все сюда пришли. Вновь пришлось протискиваться мимо смердящего клоачного стока, из которого гудели полчища мух. Затем — мимо опостылевшей уже надписи «ОНА ВАС НЕ СПАСЛА».
В тот миг ему подумалось: а что, если бы он сам прожил жизнь среди этих вонючих каменных ущелий? Что, если бы он родился среди того сброда, что населял Конюшенные тупики? Сохранил бы он здравый рассудок? Да он и сам поверил бы тогда кому угодно, хоть еретикам — «солнцепоклонникам», хоть самим демонам преисподней, лишь бы они дали надежду на будущее!
Впрочем, раздумья недолго занимали командующего. Улочка быстро подошла к концу, точнее к тому перекрёстку, который они проходили последним.
Но теперь выход на перекрёсток перекрывала парная цепь, натянутая между домами.
Командующий зло сплюнул.
— Дважды дубина… — молвил он, никого уже не стесняясь.
Всё–таки засада. А войска разделены.
— Каницирр! — завопил он, не теряя времени. — Зверя в авангард! Всем готовьсь к бою! Труби тревогу!!
Горнист проиграл условную трель. В ответ с соседних улиц донёсся похожий сигнал, затем второй и третий. Остальные отряды откликнулись. Они предупреждены.
Жёлто–чёрный каницир протиснулся мимо всадников на удивление быстро. Перед ним уже рвался с поводка здоровенный чёрный давн. Зверь чуял надвигающуюся драку: лаял и рычал без умолку, а жёсткая грива его стала дыбом вдоль всей холки.
— Спускай! — рявкнул командующий.
Давн ловко перепрыгнул через натянутые цепи и тут же глухо зарычал, увидев кого–то в стороне. А затем с остервенением бросился на врага.
— Убирай цепь, пока противник занят! Быстро!
Двое гвардейцев моментально спешились, перевалились через клацающие звенья на ту сторону — там находились крючья — и начали разматывать первую цепь.
В тот же миг грохнул трескучий гром, отдав отчётливым эхом. А следом последовал визг раненого давна и человеческая ругань.
— Что?! — воскликнул командующий, машинально выхватывая клинок.
Он прежде не слышал подобного звука и понятия не имел, что там творилось.
Одну цепь гвардейцы размотали и сняли, но оставалась вторая. Между тем, по перекрёстку потянулись клубы белесого дыма.
— Ээра веечного соолнца!!! — вдруг заорали сверху.
Командующий едва успел заметить за карнизом крыши человека, который сбросил что–то на гвардейскую колонну. Оно походило на глиняный горшок — разглядеть не получилось — и сильно дымило. Через миг странный горшок разорвался огнём, даже не долетев до земли.
В уши ударил оглушительный гром — похожий на тот первый, с перекрёстка, только куда громче. Толчок невидимой силы, будто удар воздуха. И в тот же миг какой–то осколок звякнул по броне командующего, а мимо уха просвистел ещё один.
Дикий лай взбесившейся своры смешался с пронзительным ржанием. Один из гвардейцев оказался рядом со взрывом — конь его пал на месте, а сам он хрипло закричал. Другой конь — из тех, чей седок снимал сейчас цепь — рванулся с места. Попытался перескочить через неубранное ещё заграждение, но зацепился, споткнулся и рухнул крупом на мостовую.
Улочку оглашали крики раненого гвардейца. Кто–то пытался ему помочь. Но воздух затянуло плотным дымом, и командующий уже не видел, что творится позади. Что с ним? Серьёзно ли ранен? Старый мир его знает…
— Убрал! — донеслось сквозь дым.
Вторую цепь удалось снять.
Дым от взрыва свербил в носу. Этот запах перебивал даже обычную для Конюшенных тупиков клоачную вонь.
«Как пламень демонов!…» — мелькнуло в голове.
Откуда–то раздались ещё хлопки — наверное, с соседних улиц, где в ту же западню попались другие отряды.
— Гвардейцы Государева стража! — взревел командующий. — Иди на мой голос! Не робей!
Те тотчас откликнулись, издав дружный клич. Несмотря на внезапное нападение, они не теряли присутствия духа.
Командующий пришпорил коня, бросаясь в дымное марево наугад.
На перекрёстке пелена расступилась и сквозь сизый воздух обрисовалась группа вооружённых горожан. Большинство не выглядели, как серьёзная угроза, но возглавлял их какой–то бородач — похожий на свирепого атамана и единственный в приличной броне. Рядом с ним лежала туша убитого давна.
— На безбожников — в бой!! — завопил командующий, заходя в наскок.
Раздался всеобщий сигнал к атаке. А его гвардейцы уже выскакивали из задымлённой улочки один за другим.
Однако перед тем, как всё потонуло в какофонии сражения, он явственно расслышал гулкий бой. Звук доносился сквозь дым, сзади. Кто–то яростно колотил молотом по железной решётке, что закрывала подземный сток.
— Хлопаем! — взбодрил Вион угрюмую толпу. — Не останавливаемся! Иначе как нам увериться, что никто больше не притворяется?
Люди на Площади цветов более не противились и старались не прерывать аплодисментов. Явно уставшие, они хлопали без большого усердия, но Вион не настаивал на истых овациях. Зачем бы? Здесь главное время, а у него в запасе хоть целая вечность.
— Разве путь к благоденствию лежит через радость и наслаждение? — продолжал он. — Подлинного счастья постигают в испытаниях, в муках и скорби, ну да тем полней оно оказывается! И скоро народ Атрии станет так счастлив, что не останется среди нас никаких еретиков! Никто больше не предаст ни Святую владычицу, ни её Синод!…
Тут над ухом Чтеца зажужжала муха — видать, привлечённая потной от солнца щекой. Вион с нечеловеческой реакцией взмахнул рукой, сжал пальцы в кулак… и назойливое жужжание пропало.
— Не то что не предадите… — процедил он себе под нос, взирая на тельце убитого насекомого. — Даже думать о подобном забудете. Первыми сдадите мне всех еретиков, едва они у вас покажутся.
— Ваша милость? — вдруг раздался по–военному рубленый голос. — Служитель Вион?
Он выбросил дохлую муху и обернулся. Явился знаменосец Комендантской когорты — единственной в атрийском гарнизоне, которую прошедшие роспуски почти не затронули. Её верность оставалась непреложной и именно она охраняла сейчас Площадь цветов.
— Что там? — вопросил Вион не особенно ласково.
— Виноват! — вытянулся тот. — Меня уговорили передать вам прошение. Актёрская труппа хочет покинуть площадь, поскольку свою постановку они отыграли. Ваша милость дозволит им уйти?
— Отыграли?… — переспросил Вион задумчиво, как бы нараспев. — Но кому тогда люди будут аплодировать? Не мне же! Посему пускай остаются и ждут. Они мне ещё понадобятся.
Командир прижал кулак к груди и ретировался без лишних слов.
Посланник Синода задумчиво оглядел Площадь цветов с уныло хлопающей толпой, а затем дома вокруг. Где–то за их крышами вздымалась центральная башня храма Шамины, подобная наконечнику гигантского копья.
Наместник Тульба вполне в состоянии справиться со своим делом и сам, но всё же…
Вион силился проникнуть даром Чтеца за каменные стены, чтобы прикинуть, как обстоят дела в городе. В благоприятных условиях его зрение могло прошить все дома и улицы насквозь — отсюда и до самого Храма. Теперь, однако, даже за ближайшими домами не удавалось разглядеть почти ничего. Всё словно размыло туманом.
Со взмокшего виска вдруг сбежала противная капля горячего пота.
— Жара… — прошептал Вион. — Даже дар слабнет…
Отерев лоб, Посланник Синода взглянув в синие небеса. Солнце перевалило за полдень и уже порядочно пекло.
Первый день атрийского лета накалялся.
Тогда Ренхарт шагнул к нему, сохраняя каменное лицо.
— Сражался я на Войне кузенов, это правда. И знаю, как пахнут не только какашки, но и вспоротые кишки. Вот что я тебе скажу: брось тогда это дело, коли запах дерьма не по нраву.
***
Когда авангард гвардейской колонны выступил на очередной перекрёсток, стало ясно, что там уже никакой не перекрёсток, а… тупик.
Центральная — если её можно так называть — улица, по которой они следовали, оканчивалась старым конюшенным надворьем. Перед ними стояли те самые «конюшни», которые когда–то и дали имя району. Конюшнями они были в давние времена, ещё когда город только строился. Позже из них делали скотный двор, а потом просто хранилище. Со временем, когда район превратился в то мрачное убожество, каким являлся и по сей день, старые конюшни вовсе забросили. Нынче их отбивали друг у друга то шайки попрошайничающих бродяг, то городское ворьё, то безбожники.
Все местные улицы вели к этому надворью, но дальше ходу не было. Конюшенные тупики оказались пройдены до конца, но нигде не встретилось бунтовщиков, которых надлежало подавлять.
Под крышей конюшен, над давно выпавшими воротами, виднелся большой знак солнца с лучами. Значит, в Тупиках сейчас заправляли еретики. В королевстве нищеты и безнадёги развалины эти служили своего рода тронным залом, а те, кто ими владел — почитались за местных царьков.
Неподалёку опять чернелась надпись «ОНА ВАС НЕ СПАСЛА», с тем же рисунком кабана, что и незадолго до того. Командующий, смекнув о чём–то, развернул коня в соседнюю улочку. Там на стене сразу обнаружилась такая же надпись с таким же кабаном.
— Вот я дубина! — прошептал он так, чтобы гвардейцы не слышали.
Все эти письмена еретики чертили вовсе не для гвардейцев. Так «солнцепоклонники» поднимали людей на восстание, напоминая о кромешной безысходности, что окружала их в Конюшенных тупиках. Выпотрошенный кабан — это не угроза явившимся войскам, а призыв к местным.
Теперь ясно, почему здесь никого нет.
— Отбой! — взревел командующий. — Мятежники все успели уйти! Возвращаемся назад и двигаем вдогонку! К Площади цветов.
Чтобы больше не тянуться по узким улочкам длинной вереницей, он решил всё–таки разделить свою гвардию на четыре отряда. Каждый должен был идти одной из четырёх улиц, что выходили к старым конюшням. Так движение пошло бы куда скорее — ведь теперь надлежало спешить мятежникам вдогонку, а топтаться в тесноте смрадных улиц было не с руки.
Во главе своего отряда командующий направился по той же самой улице, какой они все сюда пришли. Вновь пришлось протискиваться мимо смердящего клоачного стока, из которого гудели полчища мух. Затем — мимо опостылевшей уже надписи «ОНА ВАС НЕ СПАСЛА».
В тот миг ему подумалось: а что, если бы он сам прожил жизнь среди этих вонючих каменных ущелий? Что, если бы он родился среди того сброда, что населял Конюшенные тупики? Сохранил бы он здравый рассудок? Да он и сам поверил бы тогда кому угодно, хоть еретикам — «солнцепоклонникам», хоть самим демонам преисподней, лишь бы они дали надежду на будущее!
Впрочем, раздумья недолго занимали командующего. Улочка быстро подошла к концу, точнее к тому перекрёстку, который они проходили последним.
Но теперь выход на перекрёсток перекрывала парная цепь, натянутая между домами.
Командующий зло сплюнул.
— Дважды дубина… — молвил он, никого уже не стесняясь.
Всё–таки засада. А войска разделены.
— Каницирр! — завопил он, не теряя времени. — Зверя в авангард! Всем готовьсь к бою! Труби тревогу!!
Горнист проиграл условную трель. В ответ с соседних улиц донёсся похожий сигнал, затем второй и третий. Остальные отряды откликнулись. Они предупреждены.
Жёлто–чёрный каницир протиснулся мимо всадников на удивление быстро. Перед ним уже рвался с поводка здоровенный чёрный давн. Зверь чуял надвигающуюся драку: лаял и рычал без умолку, а жёсткая грива его стала дыбом вдоль всей холки.
— Спускай! — рявкнул командующий.
Давн ловко перепрыгнул через натянутые цепи и тут же глухо зарычал, увидев кого–то в стороне. А затем с остервенением бросился на врага.
— Убирай цепь, пока противник занят! Быстро!
Двое гвардейцев моментально спешились, перевалились через клацающие звенья на ту сторону — там находились крючья — и начали разматывать первую цепь.
В тот же миг грохнул трескучий гром, отдав отчётливым эхом. А следом последовал визг раненого давна и человеческая ругань.
— Что?! — воскликнул командующий, машинально выхватывая клинок.
Он прежде не слышал подобного звука и понятия не имел, что там творилось.
Одну цепь гвардейцы размотали и сняли, но оставалась вторая. Между тем, по перекрёстку потянулись клубы белесого дыма.
— Ээра веечного соолнца!!! — вдруг заорали сверху.
Командующий едва успел заметить за карнизом крыши человека, который сбросил что–то на гвардейскую колонну. Оно походило на глиняный горшок — разглядеть не получилось — и сильно дымило. Через миг странный горшок разорвался огнём, даже не долетев до земли.
В уши ударил оглушительный гром — похожий на тот первый, с перекрёстка, только куда громче. Толчок невидимой силы, будто удар воздуха. И в тот же миг какой–то осколок звякнул по броне командующего, а мимо уха просвистел ещё один.
Дикий лай взбесившейся своры смешался с пронзительным ржанием. Один из гвардейцев оказался рядом со взрывом — конь его пал на месте, а сам он хрипло закричал. Другой конь — из тех, чей седок снимал сейчас цепь — рванулся с места. Попытался перескочить через неубранное ещё заграждение, но зацепился, споткнулся и рухнул крупом на мостовую.
Улочку оглашали крики раненого гвардейца. Кто–то пытался ему помочь. Но воздух затянуло плотным дымом, и командующий уже не видел, что творится позади. Что с ним? Серьёзно ли ранен? Старый мир его знает…
— Убрал! — донеслось сквозь дым.
Вторую цепь удалось снять.
Дым от взрыва свербил в носу. Этот запах перебивал даже обычную для Конюшенных тупиков клоачную вонь.
«Как пламень демонов!…» — мелькнуло в голове.
Откуда–то раздались ещё хлопки — наверное, с соседних улиц, где в ту же западню попались другие отряды.
— Гвардейцы Государева стража! — взревел командующий. — Иди на мой голос! Не робей!
Те тотчас откликнулись, издав дружный клич. Несмотря на внезапное нападение, они не теряли присутствия духа.
Командующий пришпорил коня, бросаясь в дымное марево наугад.
На перекрёстке пелена расступилась и сквозь сизый воздух обрисовалась группа вооружённых горожан. Большинство не выглядели, как серьёзная угроза, но возглавлял их какой–то бородач — похожий на свирепого атамана и единственный в приличной броне. Рядом с ним лежала туша убитого давна.
— На безбожников — в бой!! — завопил командующий, заходя в наскок.
Раздался всеобщий сигнал к атаке. А его гвардейцы уже выскакивали из задымлённой улочки один за другим.
Однако перед тем, как всё потонуло в какофонии сражения, он явственно расслышал гулкий бой. Звук доносился сквозь дым, сзади. Кто–то яростно колотил молотом по железной решётке, что закрывала подземный сток.
***
— Хлопаем! — взбодрил Вион угрюмую толпу. — Не останавливаемся! Иначе как нам увериться, что никто больше не притворяется?
Люди на Площади цветов более не противились и старались не прерывать аплодисментов. Явно уставшие, они хлопали без большого усердия, но Вион не настаивал на истых овациях. Зачем бы? Здесь главное время, а у него в запасе хоть целая вечность.
— Разве путь к благоденствию лежит через радость и наслаждение? — продолжал он. — Подлинного счастья постигают в испытаниях, в муках и скорби, ну да тем полней оно оказывается! И скоро народ Атрии станет так счастлив, что не останется среди нас никаких еретиков! Никто больше не предаст ни Святую владычицу, ни её Синод!…
Тут над ухом Чтеца зажужжала муха — видать, привлечённая потной от солнца щекой. Вион с нечеловеческой реакцией взмахнул рукой, сжал пальцы в кулак… и назойливое жужжание пропало.
— Не то что не предадите… — процедил он себе под нос, взирая на тельце убитого насекомого. — Даже думать о подобном забудете. Первыми сдадите мне всех еретиков, едва они у вас покажутся.
— Ваша милость? — вдруг раздался по–военному рубленый голос. — Служитель Вион?
Он выбросил дохлую муху и обернулся. Явился знаменосец Комендантской когорты — единственной в атрийском гарнизоне, которую прошедшие роспуски почти не затронули. Её верность оставалась непреложной и именно она охраняла сейчас Площадь цветов.
— Что там? — вопросил Вион не особенно ласково.
— Виноват! — вытянулся тот. — Меня уговорили передать вам прошение. Актёрская труппа хочет покинуть площадь, поскольку свою постановку они отыграли. Ваша милость дозволит им уйти?
— Отыграли?… — переспросил Вион задумчиво, как бы нараспев. — Но кому тогда люди будут аплодировать? Не мне же! Посему пускай остаются и ждут. Они мне ещё понадобятся.
Командир прижал кулак к груди и ретировался без лишних слов.
Посланник Синода задумчиво оглядел Площадь цветов с уныло хлопающей толпой, а затем дома вокруг. Где–то за их крышами вздымалась центральная башня храма Шамины, подобная наконечнику гигантского копья.
Наместник Тульба вполне в состоянии справиться со своим делом и сам, но всё же…
Вион силился проникнуть даром Чтеца за каменные стены, чтобы прикинуть, как обстоят дела в городе. В благоприятных условиях его зрение могло прошить все дома и улицы насквозь — отсюда и до самого Храма. Теперь, однако, даже за ближайшими домами не удавалось разглядеть почти ничего. Всё словно размыло туманом.
Со взмокшего виска вдруг сбежала противная капля горячего пота.
— Жара… — прошептал Вион. — Даже дар слабнет…
Отерев лоб, Посланник Синода взглянув в синие небеса. Солнце перевалило за полдень и уже порядочно пекло.
Первый день атрийского лета накалялся.
