Шамина! Всемогущая Богиня!
Прежний незримый огонь перестал её жечь. Откуда–то со дна души повеяло ледяным холодом, и пламя затухло. Вместе с магической книгой Титанов она и впрямь нашла недостающий кусочек себя… «стала настоящей».
Она поняла, что ей теперь делать. Она решилась.
— Ты… кто–то вроде колдовского фамильяра? — грозным голосом произнесла Тания. — Ты поможешь мне убить Богиню? Уничтожить её? Ты сможешь?
Серебристая страница оставалась пустой всего пару секунд, хотя для Тании это время показалось вечностью.
— Да, — отвечало существо из книги. — Её срок истечёт. Нужно лишь подтвердить желание. Нужно стать настоящими.
А затем на снежно–чистом листе снова проступили угольно–чёрные буквы. Так, словно их выжег неведомый демон давно забытых эпох.
— Чего ты хочешь? — вопрошал Фамильяр.
— Мести! — вскричала Тания без раздумий. — Я отомщу за родителей, и тогда Йед примет меня обратно! И тебя!… Хочу стать тебе хозяином. Хочу… стать настоящей!
В тот же миг пальцы, которыми она держала книгу, пронзило странным покалыванием.
А лес будто задрожал, наполнившись неровным мистическим блеском. Каждый лист, веточку, или травинку — всё вокруг Тании — озарило мерцающей белизной.
То был свет, что Фамильяр извлёк из потаённых глубин её души.
Серебро её желаний.
Посланник Маэл вылез из пещеры с чёрной дверью Титанов.
Темнело. А нужно ещё вернуться к пожарищу деревни и забрать оттуда Йеда и его сестру, ежели та вернулась из лесу.
— Сэр Тарбис, мне нужны оба коня, — молвил он. — Ваш вам всё равно не понадобится, коль на ночь вы остаётесь здесь.
— Как прикажете, ваша милость, — покорно гаркнул Тарбис.
В самом конце тропы Чтец заметил поваленную на камни статую Шамины.
Странно… В памяти юноши она, кажется, устояла. Ещё один обвал сошёл?
Маэл с подозрением огляделся, будто кто–то мог сейчас за ним наблюдать из–за валунов, и глянул наверх. Но уже слишком стемнело, чтобы что–то увидеть. После недолгого колебания он направился в сторону выгоревшей деревни, начисто позабыв о статуе. В голове его роились совсем другие мысли.
Что–то странное таилось в этих детях из семьи кузнеца, Йеде и Тании. Не только то, что они единственные выжили после эпидемии. Девушка смогла силой мысли открыть замок на двери Старого мира. Но смертные Нового мира такие замки открывать не могут. Та серебристая пластина не реагирует на первого попавшегося вторженца. Выходит, девчонка обладает частицей силы Чтеца? Сущий абсурд…
Но… что, если так и есть? Возможно, и брат её тоже. Когда Маэл попытался исследовать его память, Йед сумел даже воспротивиться его силе, неосознанно выстроить подобие защиты. Пришлось на ходу сменить тактику…
Только для простых людей весьма необычно обладать подобными способностями. Да что там необычно, ещё вчера Маэл сказал бы, что это просто немыслимо!
Он поднял задумчивый взор к небесам, где загорались первые звёзды. Трехвековой опыт подсказывал, что открывшаяся чёрная дверь Старого мира — лишь первое звено в цепи грядущих событий. Но следующие звенья пока что сокрыты. Есть только эти дети кузнеца, Йед и Тания, которые сияют ему из мрака, подобно двум загадочным звёздам.
И потому, решил Маэл, надо держать их при себе. Пока их тайна не откроется.
Тания очнулась от того, что ей в лицо плеснули холодной водой. Спросонья она резко вскочила и ударилась головой о толстую ветку дерева, к которому, как оказалось, её бережно прислонили.
— Ай! — вскрикнула она, потирая рукой ушиб.
— Надо быть осторожнее, девочка.
Она удивлённо обернулась на голос. Перед ней стоял человек. Почему–то обнажённый по пояс, хотя эта деталь была в нём далеко не самой странной.
Хоть он и походил на человека по первому взгляду, Тания быстро засомневалась, что его правильно так называть. Раза в полтора выше ростом. Лысая голова, как и торс, исчерчены беспорядочно изогнутыми полосами — будто боевой раскрас какого–то дикарского племени. Но несмотря на такой внешний вид, дикарём он точно не был: из глубины его глаз светился разум. Глаз настолько чистого синего цвета, такого глубокого, словно через них на Танию смотрело само полуденное небо.
— Ты заключила с ним договор, — произнёс он, указывая на лежащую рядом серебристую книгу. — И он теперь будет с тобой до конца. Вашу связь нельзя разорвать, не причинив кому–нибудь вреда. Ты сможешь совершить с ним многое, не только доброе, но и злое. Но по плечу ли это тебе? Как ты решилась на такой шаг? И зачем?
Тания бессмысленно смотрела на синеглазого незнакомца, пытаясь прийти в себя после обморока. Она и впрямь чувствовала, будто теперь не одна, будто кто–то дышит ей в затылок. То было не зловещее ощущение, как от слежки чужака, а скорее наоборот — словно за спиной стоит невидимый защитник, готовый помочь при первой опасности. И сейчас этот защитник подсказывал, что стоящего перед ней синеглазого великана не нужно бояться.
Наконец, Тания очнулась окончательно и смогла осмыслить сказанные ей слова. Незнакомец говорил на чужом языке — похожем на язык серебристой книги — но она его понимала. Хотя даже не знала, что это был за язык!
Тания прищурилась, оглядывая чудного незнакомца с головы до пят.
— Ты кто? Ты из Чтецов? Но какой–то странный…
Теперь она даже не удивилась тому, что может говорить на языке незнакомца.
— Да–да, конечно же, я не представился, — дружелюбно ответил тот. — Меня зовут Линкей. И я… я не знаю, кто такие Чтецы…
— Странное имя… — рассеянно ответила она. — А я Тания… Откуда ты явился?
— Я пробудился после очень долгого сна… Кто–то открыл ту дверь под землей, и тогда я должен был проснуться.
— Тогда это была я. Дверь повиновалась мне.
Великан нахмурился.
— Не уверен, что её вообще стоило открывать. Ты трогала те кости у прохода? Подозреваю, что они до сих пор опасны.
Теперь Тания всё поняла.
— Я и не трогала, — печально сказала она. — Трогал отец…
Линкей озабоченно взирал на Танию, пока та рассказывала ему о разразившейся чуме.
Да, он опоздал. Пока он выбирался, на поверхности уже успело случиться много бед. Вот откуда в душе этой девочки столько боли, которую он услышал за версту.
— Книга… То есть, существо из книги сказало, что чуму сотворила Богиня… И что оно поможет мне одолеть её. Вот потому я стала ему хозяином, как он просил. Теперь я отомщу Шамине за всё, чего сегодня лишилась.
Тания привстала и, кряхтя, потянулась к серебристой книге. Та больше не светилась — словно бы уснула.
— Я вначале подумала, что ты один из этих… Из Чтецов. Ну, служителей Шамины. Не знаю, кто ты такой на самом деле, но теперь вижу, что точно не из их братии. Они так просто себя с людьми не ведут… Значит, ты мне пока не враг. Так и книга говорит… А жаль, имей ты хоть какое отношение к Шамине, я бы тебя голыми руками придушила. Мне бы тогда полегчало сразу.
Линкей пропустил её сердитый тон мимо ушей.
— Та, кого ты зовёшь Шаминой, не её ли статуя стояла у входа в пещеру?
Тания молча кивнула, прилаживая за пояс серебристую книгу.
— Шамина… — тихо повторил великан. — Вот, значит, к чему всё пришло… Мы проиграли…
Немного подумав, он сказал:
— Тогда враг у нас общий. Нет нам повода враждовать, если можно стать союзниками.
— И какая от тебя польза? — дерзко ответила Тания. — К шапочному разбору тут явился. Один помощник у меня уже есть!
Она похлопала себя по серебристой книге на поясе.
Линкей печально усмехнулся.
— Ты так бахвалишься, чтобы заглушить боль. А я поллеса прошёл на неё, как на маяк. Мне ведь видно всё, что творится в человеческой душе. Но я могу тебе помочь. Мой дар… он способен заглушить твоё страдание. И тебе не понадобится никого душить, чтобы стало легче. Не бойся, твой новый помощник не даст навредить.
Линкей сказал правду. Едва его странные кривые полосы задрожали бледно–лиловыми переливами, как начало отступать всё, что грызло Танию изнутри. События последних дней из памяти не пропали, но словно состарились. Она смотрела на них как бы со стороны, как зевака наблюдает за улицей из окна. Горечь, вина и злость — всё это утратило остроту. Не забылись и слова Йеда — «Это ты их убила!» — но даже они казались теперь не более, чем просто словами.
Поначалу наступило живительное облегчение, как у лихорадочного больного после бессонной ночи, когда под утро болезнь отступает. Но затем Тания испугалась. Она ведь сказала Фамильяру, что хочет отомстить, что таким было её желание. Это желание скрепило их договор, но и оно теперь померкло!
В этот миг ей показалось, что она вновь потеряла то, что с таким трудом обрела. Что она пуста, как скорлупа без ореха.
Тания взглянула на незваного великана снизу вверх.
— Ты стёр мою боль, но не сотрёшь реальность. А эта боль… она придавала мне сил. Мне теперь не хватит воли совершить то, что я хочу. Я без неё как ненастоящая. Сейчас же верни всё обратно! И впредь никогда так не делай!
Линкей недоуменно на неё взглянул.
— Как пожелаешь. Желания людей — их выбор.
Он прикрыл синие глаза, а полосы на его теле вновь вспыхнули бледным светом.
Вскоре Тания корчилась у его ног, как в агонии, рычала и зло била кулаком оземь. Она не сумела выстоять перед лавиной, захлестнувшей её с новой силой.
— Всего лишь человек, — озадаченно пробормотал Линкей. — Но все люди… Каждый из вас… по–своему прекрасен.
— Ну что, Йед, готов ли ты отправиться со мной в столицу? — спросил Чтец замешкавшегося юношу. — Я подыщу тебе достойное место службы. И кто знает, каких высот ты сможешь достичь, если сумеешь проявить себя.
Йед рассеянно глядел в лес, будто пытался там что–то высмотреть, только сам не знал, что именно.
— Почему всё так странно? — отозвался он. — Ничто не должно меня здесь удерживать. Но я будто забыл о чём–то. О чём–то очень важном.
Маэл едва заметно нахмурился, но промолчал. Он не стал ни торопить Йеда, ни нарушать ход его размышлений.
Тот в последний раз окинул взглядом лес и пепелище деревни.
— Прошу прощения за заминку. Еду за вашей милостью.
И направил коня по Королевскому тракту, вслед за Чтецом.
Ночь окончательно спустилась на долину. Небо почернело, и в нём мерцали звёзды. Одна сияла особо ярко, желтоватым светом. С вершины мира звезда эта будто внимательно наблюдала за всем, что происходит в землях между морями. Потому люди и называли её Оком Шамины.
Над горизонтом впереди поднимались две луны Междуморья. Обе блёкло–оранжевые, и одинаковые, как близнецы. При свете полных лун хорошо виднелись очертания приближающейся столицы с её величественной доминантой — храмом Шамины.
Йед смотрел на город впереди и всё прогонял в уме трагедию минувших дней. Чёрные мысли никак не отпускали сознание. Возможно, именно потому ему на секунду показалось, будто две луны впереди — это налитые кровью глаза неведомого зверя. Хищным взглядом тот зверь неотрывно взирал на путников в долине, на столицу с храмом Богини, на Закатные горы позади.
На всё Междуморье.
Чёрное чудовище медленно подымалось из–за края мироздания. Оно готовилось проглотить сверкающее звёздное небо и обречённые земли, что раскинулись под ним.
«Именно такие вопросы — незаданные — самые важные»
Посол Олимпа грациозно обернулся к продолговатому — во весь рост — иллюминатору. Там, за толстым стеклом, медленно плыли далёкие моря и континенты, подёрнутые сизой дымкой атмосферы.
Комендант станции невольно проследил его взгляд и нащупал глазами клочок земли где–то за границей света и тени. Окутанная одеялом ночи, оттуда мерцала россыпь золотистых огней.
Родной дом. Аркадия.
— Что же… — молвил олимпиец, не отрывая взгляда от планеты. — Тогда на этом инспекция окончена. Поздравляю, комендант, вы выдержали проверку с честью, несмотря на всю внезапность. Я доложу Олимпу, что вашими усилиями система «Аполлон» содержится в полной боеготовности. И что вы справляетесь с обязанностями отменно — не в пример предшественнику. Я остался доволен.
Комендант был стреляным солдатом, который повидал немало. Но ему всегда делалось не по себе в присутствии таких, как этот ревизор Олимпа. Особенно, если они начинали говорить своим певучим — даже немного гипнотическим — голосом.
Подлинные — так они себя называли. Пока олимпиец говорил, со стороны казалось, будто разговаривает он с собственным отражением в стекле иллюминатора. Вернее, что друг с другом говорят два совершенно одинаковых человека по разные стороны от стекла. Оба высокие, благородно–осанистые, оба голубоглазы, и оба — с одинаково тонкими чертами одинаково женственных лиц. Все Подлинные выглядели одинаково, почти как отражения друг друга.
Словно на наноконструкторе их штампуют, невольно подумал комендант. А вслух отчеканил:
— Благодарю, легат Астрений! Служу Олимпу! На страже мира и согласия!
Тот нехотя оторвал взгляд от планеты. Повернувшись вполоборота — что проделал ещё грациозней прежнего — смерил коменданта взглядом, полным гордости и достоинства. Золотая оливковая ветвь, что вздымалась над его ухом изящной петлёй, вдруг резко сверкнула на солнце.
Точно также сверкнул венец у его отражения. По ту сторону от иллюминатора.
— Министр Астрений, — холодно поправил он. — Теперь я министр. Вас не успели об этом проинформировать? Простым легатом из Министерства технологической безопасности я был год назад, когда вас сюда только назначили…
— Виноват, сэр, оговорился по старой памяти! — поспешно гаркнул комендант. — И…
Но министр остановил его мягким движением ладони.
— Впрочем, неважно. Я понимаю, политики носят слишком уж мало знаков отличия, не то что военные. Потому забудем это недоразумение. Мне ведь нужно ещё доделать кое–какие личные дела. Сопроводите меня к каюте, комендант… А затем готовьте отбытие — уже через пару часов я должен вернуться в Аркадию.
— Так точно, сэр!
Комендант, пусть и пристыжен за оговорку, остался тайно горд тем, что всё–таки заслужил похвалу столь высокого гостя. Он немедля отдал приказ по коммуникатору — готовить транспортный шлюз — а затем почтительным жестом пригласил министра следовать за собой.
По дороге они, однако, не перемолвились ни словом. Новоиспечённый министр технологической безопасности оставался молчалив, поглощённый думами государственного масштаба, а комендант, будучи человеком военным, не привык вести светских бесед. Уж точно не просто ради беседы.
— Биоидентификация выполнена, — раздался автоматический голос из динамика перед входом в каюту. — Личность Геспера Астрения подтверждена. Добро пожаловать, министр!
Дверь каюты открылась, а затем закрылась с тихим шелестом, оставив коменданта где–то позади. И Геспер облегчённо выдохнул.
Новая должность ему не нравилась. Как, впрочем, и старая. Вовсе не политикой он мечтал заниматься, когда был молод.
Но он стал тем, кем стал. И вот, хотя бы в космосе ему выдался часок отдыха. Отдыха от самого себя. От своей постылой каждодневной роли.
Он замер, желая дать прелести мгновения наполнить всё его существо — до отказа. Чистые голубые глаза Подлинного целую минуту созерцали такую же голубую планету, что медленно плыла за бортом станции. Как же мерзок был этот мир из пятидесяти миллиардов человеческих душ, но как прекрасен он стал, стоило лишь взглянуть на него со стороны!
Наконец, он отвернулся от иллюминатора. В стене каюты темнел пустой экран.
Прежний незримый огонь перестал её жечь. Откуда–то со дна души повеяло ледяным холодом, и пламя затухло. Вместе с магической книгой Титанов она и впрямь нашла недостающий кусочек себя… «стала настоящей».
Она поняла, что ей теперь делать. Она решилась.
— Ты… кто–то вроде колдовского фамильяра? — грозным голосом произнесла Тания. — Ты поможешь мне убить Богиню? Уничтожить её? Ты сможешь?
Серебристая страница оставалась пустой всего пару секунд, хотя для Тании это время показалось вечностью.
— Да, — отвечало существо из книги. — Её срок истечёт. Нужно лишь подтвердить желание. Нужно стать настоящими.
А затем на снежно–чистом листе снова проступили угольно–чёрные буквы. Так, словно их выжег неведомый демон давно забытых эпох.
— Чего ты хочешь? — вопрошал Фамильяр.
— Мести! — вскричала Тания без раздумий. — Я отомщу за родителей, и тогда Йед примет меня обратно! И тебя!… Хочу стать тебе хозяином. Хочу… стать настоящей!
В тот же миг пальцы, которыми она держала книгу, пронзило странным покалыванием.
А лес будто задрожал, наполнившись неровным мистическим блеском. Каждый лист, веточку, или травинку — всё вокруг Тании — озарило мерцающей белизной.
То был свет, что Фамильяр извлёк из потаённых глубин её души.
Серебро её желаний.
***
Посланник Маэл вылез из пещеры с чёрной дверью Титанов.
Темнело. А нужно ещё вернуться к пожарищу деревни и забрать оттуда Йеда и его сестру, ежели та вернулась из лесу.
— Сэр Тарбис, мне нужны оба коня, — молвил он. — Ваш вам всё равно не понадобится, коль на ночь вы остаётесь здесь.
— Как прикажете, ваша милость, — покорно гаркнул Тарбис.
В самом конце тропы Чтец заметил поваленную на камни статую Шамины.
Странно… В памяти юноши она, кажется, устояла. Ещё один обвал сошёл?
Маэл с подозрением огляделся, будто кто–то мог сейчас за ним наблюдать из–за валунов, и глянул наверх. Но уже слишком стемнело, чтобы что–то увидеть. После недолгого колебания он направился в сторону выгоревшей деревни, начисто позабыв о статуе. В голове его роились совсем другие мысли.
Что–то странное таилось в этих детях из семьи кузнеца, Йеде и Тании. Не только то, что они единственные выжили после эпидемии. Девушка смогла силой мысли открыть замок на двери Старого мира. Но смертные Нового мира такие замки открывать не могут. Та серебристая пластина не реагирует на первого попавшегося вторженца. Выходит, девчонка обладает частицей силы Чтеца? Сущий абсурд…
Но… что, если так и есть? Возможно, и брат её тоже. Когда Маэл попытался исследовать его память, Йед сумел даже воспротивиться его силе, неосознанно выстроить подобие защиты. Пришлось на ходу сменить тактику…
Только для простых людей весьма необычно обладать подобными способностями. Да что там необычно, ещё вчера Маэл сказал бы, что это просто немыслимо!
Он поднял задумчивый взор к небесам, где загорались первые звёзды. Трехвековой опыт подсказывал, что открывшаяся чёрная дверь Старого мира — лишь первое звено в цепи грядущих событий. Но следующие звенья пока что сокрыты. Есть только эти дети кузнеца, Йед и Тания, которые сияют ему из мрака, подобно двум загадочным звёздам.
И потому, решил Маэл, надо держать их при себе. Пока их тайна не откроется.
***
Тания очнулась от того, что ей в лицо плеснули холодной водой. Спросонья она резко вскочила и ударилась головой о толстую ветку дерева, к которому, как оказалось, её бережно прислонили.
— Ай! — вскрикнула она, потирая рукой ушиб.
— Надо быть осторожнее, девочка.
Она удивлённо обернулась на голос. Перед ней стоял человек. Почему–то обнажённый по пояс, хотя эта деталь была в нём далеко не самой странной.
Хоть он и походил на человека по первому взгляду, Тания быстро засомневалась, что его правильно так называть. Раза в полтора выше ростом. Лысая голова, как и торс, исчерчены беспорядочно изогнутыми полосами — будто боевой раскрас какого–то дикарского племени. Но несмотря на такой внешний вид, дикарём он точно не был: из глубины его глаз светился разум. Глаз настолько чистого синего цвета, такого глубокого, словно через них на Танию смотрело само полуденное небо.
— Ты заключила с ним договор, — произнёс он, указывая на лежащую рядом серебристую книгу. — И он теперь будет с тобой до конца. Вашу связь нельзя разорвать, не причинив кому–нибудь вреда. Ты сможешь совершить с ним многое, не только доброе, но и злое. Но по плечу ли это тебе? Как ты решилась на такой шаг? И зачем?
Тания бессмысленно смотрела на синеглазого незнакомца, пытаясь прийти в себя после обморока. Она и впрямь чувствовала, будто теперь не одна, будто кто–то дышит ей в затылок. То было не зловещее ощущение, как от слежки чужака, а скорее наоборот — словно за спиной стоит невидимый защитник, готовый помочь при первой опасности. И сейчас этот защитник подсказывал, что стоящего перед ней синеглазого великана не нужно бояться.
Наконец, Тания очнулась окончательно и смогла осмыслить сказанные ей слова. Незнакомец говорил на чужом языке — похожем на язык серебристой книги — но она его понимала. Хотя даже не знала, что это был за язык!
Тания прищурилась, оглядывая чудного незнакомца с головы до пят.
— Ты кто? Ты из Чтецов? Но какой–то странный…
Теперь она даже не удивилась тому, что может говорить на языке незнакомца.
— Да–да, конечно же, я не представился, — дружелюбно ответил тот. — Меня зовут Линкей. И я… я не знаю, кто такие Чтецы…
— Странное имя… — рассеянно ответила она. — А я Тания… Откуда ты явился?
— Я пробудился после очень долгого сна… Кто–то открыл ту дверь под землей, и тогда я должен был проснуться.
— Тогда это была я. Дверь повиновалась мне.
Великан нахмурился.
— Не уверен, что её вообще стоило открывать. Ты трогала те кости у прохода? Подозреваю, что они до сих пор опасны.
Теперь Тания всё поняла.
— Я и не трогала, — печально сказала она. — Трогал отец…
Линкей озабоченно взирал на Танию, пока та рассказывала ему о разразившейся чуме.
Да, он опоздал. Пока он выбирался, на поверхности уже успело случиться много бед. Вот откуда в душе этой девочки столько боли, которую он услышал за версту.
— Книга… То есть, существо из книги сказало, что чуму сотворила Богиня… И что оно поможет мне одолеть её. Вот потому я стала ему хозяином, как он просил. Теперь я отомщу Шамине за всё, чего сегодня лишилась.
Тания привстала и, кряхтя, потянулась к серебристой книге. Та больше не светилась — словно бы уснула.
— Я вначале подумала, что ты один из этих… Из Чтецов. Ну, служителей Шамины. Не знаю, кто ты такой на самом деле, но теперь вижу, что точно не из их братии. Они так просто себя с людьми не ведут… Значит, ты мне пока не враг. Так и книга говорит… А жаль, имей ты хоть какое отношение к Шамине, я бы тебя голыми руками придушила. Мне бы тогда полегчало сразу.
Линкей пропустил её сердитый тон мимо ушей.
— Та, кого ты зовёшь Шаминой, не её ли статуя стояла у входа в пещеру?
Тания молча кивнула, прилаживая за пояс серебристую книгу.
— Шамина… — тихо повторил великан. — Вот, значит, к чему всё пришло… Мы проиграли…
Немного подумав, он сказал:
— Тогда враг у нас общий. Нет нам повода враждовать, если можно стать союзниками.
— И какая от тебя польза? — дерзко ответила Тания. — К шапочному разбору тут явился. Один помощник у меня уже есть!
Она похлопала себя по серебристой книге на поясе.
Линкей печально усмехнулся.
— Ты так бахвалишься, чтобы заглушить боль. А я поллеса прошёл на неё, как на маяк. Мне ведь видно всё, что творится в человеческой душе. Но я могу тебе помочь. Мой дар… он способен заглушить твоё страдание. И тебе не понадобится никого душить, чтобы стало легче. Не бойся, твой новый помощник не даст навредить.
Линкей сказал правду. Едва его странные кривые полосы задрожали бледно–лиловыми переливами, как начало отступать всё, что грызло Танию изнутри. События последних дней из памяти не пропали, но словно состарились. Она смотрела на них как бы со стороны, как зевака наблюдает за улицей из окна. Горечь, вина и злость — всё это утратило остроту. Не забылись и слова Йеда — «Это ты их убила!» — но даже они казались теперь не более, чем просто словами.
Поначалу наступило живительное облегчение, как у лихорадочного больного после бессонной ночи, когда под утро болезнь отступает. Но затем Тания испугалась. Она ведь сказала Фамильяру, что хочет отомстить, что таким было её желание. Это желание скрепило их договор, но и оно теперь померкло!
В этот миг ей показалось, что она вновь потеряла то, что с таким трудом обрела. Что она пуста, как скорлупа без ореха.
Тания взглянула на незваного великана снизу вверх.
— Ты стёр мою боль, но не сотрёшь реальность. А эта боль… она придавала мне сил. Мне теперь не хватит воли совершить то, что я хочу. Я без неё как ненастоящая. Сейчас же верни всё обратно! И впредь никогда так не делай!
Линкей недоуменно на неё взглянул.
— Как пожелаешь. Желания людей — их выбор.
Он прикрыл синие глаза, а полосы на его теле вновь вспыхнули бледным светом.
Вскоре Тания корчилась у его ног, как в агонии, рычала и зло била кулаком оземь. Она не сумела выстоять перед лавиной, захлестнувшей её с новой силой.
— Всего лишь человек, — озадаченно пробормотал Линкей. — Но все люди… Каждый из вас… по–своему прекрасен.
***
— Ну что, Йед, готов ли ты отправиться со мной в столицу? — спросил Чтец замешкавшегося юношу. — Я подыщу тебе достойное место службы. И кто знает, каких высот ты сможешь достичь, если сумеешь проявить себя.
Йед рассеянно глядел в лес, будто пытался там что–то высмотреть, только сам не знал, что именно.
— Почему всё так странно? — отозвался он. — Ничто не должно меня здесь удерживать. Но я будто забыл о чём–то. О чём–то очень важном.
Маэл едва заметно нахмурился, но промолчал. Он не стал ни торопить Йеда, ни нарушать ход его размышлений.
Тот в последний раз окинул взглядом лес и пепелище деревни.
— Прошу прощения за заминку. Еду за вашей милостью.
И направил коня по Королевскому тракту, вслед за Чтецом.
Ночь окончательно спустилась на долину. Небо почернело, и в нём мерцали звёзды. Одна сияла особо ярко, желтоватым светом. С вершины мира звезда эта будто внимательно наблюдала за всем, что происходит в землях между морями. Потому люди и называли её Оком Шамины.
Над горизонтом впереди поднимались две луны Междуморья. Обе блёкло–оранжевые, и одинаковые, как близнецы. При свете полных лун хорошо виднелись очертания приближающейся столицы с её величественной доминантой — храмом Шамины.
Йед смотрел на город впереди и всё прогонял в уме трагедию минувших дней. Чёрные мысли никак не отпускали сознание. Возможно, именно потому ему на секунду показалось, будто две луны впереди — это налитые кровью глаза неведомого зверя. Хищным взглядом тот зверь неотрывно взирал на путников в долине, на столицу с храмом Богини, на Закатные горы позади.
На всё Междуморье.
Чёрное чудовище медленно подымалось из–за края мироздания. Оно готовилось проглотить сверкающее звёздное небо и обречённые земли, что раскинулись под ним.
Глава 9
«Именно такие вопросы — незаданные — самые важные»
Посол Олимпа грациозно обернулся к продолговатому — во весь рост — иллюминатору. Там, за толстым стеклом, медленно плыли далёкие моря и континенты, подёрнутые сизой дымкой атмосферы.
Комендант станции невольно проследил его взгляд и нащупал глазами клочок земли где–то за границей света и тени. Окутанная одеялом ночи, оттуда мерцала россыпь золотистых огней.
Родной дом. Аркадия.
— Что же… — молвил олимпиец, не отрывая взгляда от планеты. — Тогда на этом инспекция окончена. Поздравляю, комендант, вы выдержали проверку с честью, несмотря на всю внезапность. Я доложу Олимпу, что вашими усилиями система «Аполлон» содержится в полной боеготовности. И что вы справляетесь с обязанностями отменно — не в пример предшественнику. Я остался доволен.
Комендант был стреляным солдатом, который повидал немало. Но ему всегда делалось не по себе в присутствии таких, как этот ревизор Олимпа. Особенно, если они начинали говорить своим певучим — даже немного гипнотическим — голосом.
Подлинные — так они себя называли. Пока олимпиец говорил, со стороны казалось, будто разговаривает он с собственным отражением в стекле иллюминатора. Вернее, что друг с другом говорят два совершенно одинаковых человека по разные стороны от стекла. Оба высокие, благородно–осанистые, оба голубоглазы, и оба — с одинаково тонкими чертами одинаково женственных лиц. Все Подлинные выглядели одинаково, почти как отражения друг друга.
Словно на наноконструкторе их штампуют, невольно подумал комендант. А вслух отчеканил:
— Благодарю, легат Астрений! Служу Олимпу! На страже мира и согласия!
Тот нехотя оторвал взгляд от планеты. Повернувшись вполоборота — что проделал ещё грациозней прежнего — смерил коменданта взглядом, полным гордости и достоинства. Золотая оливковая ветвь, что вздымалась над его ухом изящной петлёй, вдруг резко сверкнула на солнце.
Точно также сверкнул венец у его отражения. По ту сторону от иллюминатора.
— Министр Астрений, — холодно поправил он. — Теперь я министр. Вас не успели об этом проинформировать? Простым легатом из Министерства технологической безопасности я был год назад, когда вас сюда только назначили…
— Виноват, сэр, оговорился по старой памяти! — поспешно гаркнул комендант. — И…
Но министр остановил его мягким движением ладони.
— Впрочем, неважно. Я понимаю, политики носят слишком уж мало знаков отличия, не то что военные. Потому забудем это недоразумение. Мне ведь нужно ещё доделать кое–какие личные дела. Сопроводите меня к каюте, комендант… А затем готовьте отбытие — уже через пару часов я должен вернуться в Аркадию.
— Так точно, сэр!
Комендант, пусть и пристыжен за оговорку, остался тайно горд тем, что всё–таки заслужил похвалу столь высокого гостя. Он немедля отдал приказ по коммуникатору — готовить транспортный шлюз — а затем почтительным жестом пригласил министра следовать за собой.
По дороге они, однако, не перемолвились ни словом. Новоиспечённый министр технологической безопасности оставался молчалив, поглощённый думами государственного масштаба, а комендант, будучи человеком военным, не привык вести светских бесед. Уж точно не просто ради беседы.
— Биоидентификация выполнена, — раздался автоматический голос из динамика перед входом в каюту. — Личность Геспера Астрения подтверждена. Добро пожаловать, министр!
Дверь каюты открылась, а затем закрылась с тихим шелестом, оставив коменданта где–то позади. И Геспер облегчённо выдохнул.
Новая должность ему не нравилась. Как, впрочем, и старая. Вовсе не политикой он мечтал заниматься, когда был молод.
Но он стал тем, кем стал. И вот, хотя бы в космосе ему выдался часок отдыха. Отдыха от самого себя. От своей постылой каждодневной роли.
Он замер, желая дать прелести мгновения наполнить всё его существо — до отказа. Чистые голубые глаза Подлинного целую минуту созерцали такую же голубую планету, что медленно плыла за бортом станции. Как же мерзок был этот мир из пятидесяти миллиардов человеческих душ, но как прекрасен он стал, стоило лишь взглянуть на него со стороны!
Наконец, он отвернулся от иллюминатора. В стене каюты темнел пустой экран.
