А на взгляд Эйна звучало очень даже по-гериански.
- Разве? - он усмехнулся. - А я думал, вы помешаны на силе. Слабые у вас даже жить не заслуживают.
Мара ответила ему спокойным взглядом:
- Именно, Габриэль. Выживают только сильные. И потому сила есть у всех живых. Она не повод для послушания.
- Эй, Гейб! - резко окликнул его Леннер у высоких металлических дверей базы. - Долго вы с красоткой собираетесь трепаться в сторонке? Давай уже займемся делом. Чем быстрее перебьем этих новых илирианских сук, тем быстрее вернемся к серым ублюдкам.
Леннер активировал электронный ключ, возник в воздухе прямоугольный виртуальный экран. Переключился индикатор замка, и массивные двери медленно поползли в стороны.
Эйн успел увидеть отблеск металла, выхватить взглядом: дуло и пальцы на прикладе и рявкнул, кидаясь на землю:
- Ложись!
За долю секунды до того, как воздух прошили первые плазмо-заряды.
Он перекатился вбок, услышал крик — и резко обернулся.
Леннер и Мара успели уйти в стороны от двери. Часть остальных отступили к флаеру, кто-то пытался добраться до укрытия ползком под оружейными зарядами.
И еще двое валялись мертвыми почти у самых дверей.
Площадка перед укрытием простреливалась отлично — идеально, если стрелять через замаскированные стрелковые окна: узкие отверстия чуть ниже уровня глаз, прикрытые виртуальными проекциями, но те, кто засел внутри, о них, похоже не знали. Стреляли только из дверей, и только потому не изрешетили всех мгновенно.
Эйн потянулся разумом к Маре, передал фрагментом собственной памяти: с ее стороны был тайный ход, крохотная боковая дверь, закрытая на замок с электронным кодом.
«Я отвлеку их на себя. Ты нападешь с тыла».
Мара кивнула, начала пробираться к скрытому входу.
Заряд оплавил дорожное покрытие рядом с Эйном, и пришлось отступить назад, отстреливаясь. Нападавшие, кем бы они ни были, догадались не зажигать на базе свет, и в царившем внутри полумраке Эйн едва различал силуэты: стреляли из-за штурмо-щитов. Он сам помогал их устанавливать, еще при Меррике, и гордился тем, как хорошо все продумал. Не учел, что однажды какие-нибудь ублюдки будут оборонять базу от него самого.
Стрелять ему приходилось на свет — на короткую вспышку заряда.
Леннер помогал, пытался прорваться внутрь и не мог.
— Эй, Гейб! — окликнул он, и Эйн едва не словил заряд в голову из-за того, что отвлекся. — Отличную ты сделал защиту в этой дыре! Даже слишком.
— Заткнись и стреляй! — огрызнулся на него Эйн, хотя в глубине души был с ним согласен.
«Габриэль, мне нужен код», — голос Мары внутри звучал тускло, безжизненно, и Эйн только тогда вспомнил: а ведь ей и без того сегодня досталось. Герианская капсула подлатала ее, но не могла снять последствия полностью. И истощение в том числе.
Могла ли она справиться с теми, кто внутри? Хватило бы ей зарядов в игольнике или пришлось бы пустить в ход кнут?
«Назови цифры».
Эйн еще мог отступить, забрать своих людей, но тогда не узнал бы, кто захватил Убежище.
«Я справлюсь, — шепнула она. — Верь мне».
Эйн продиктовал ей шесть цифр кода.
Услышал — будто фантомный звук, отголосок чего-то чужого — как едва слышно скользнула в сторону крохотная металлическая дверь.
В игольнике оставалось меньше половины зарядов.
Эйн кивнул Леннеру и Саманте, те усилили огонь. Под прикрытием из их выстрелов удалось подобраться поближе.
И вдруг будто раздвоилось восприятие, и Эйн почувствовал Мару так, как никогда раньше. Она пробралась внутрь, огляделась, прикидывая расстояние до противников, подмечая укрытия и зоны, которые простреливались, и напала.
Точным выстрелом сняла бойца на небольшой верхней галерее, перекатилась вперед: и промахнулась по стрелку на ступенях, попала следующим зарядом. За укрытиями оказалось четверо — они заметили ее, разделились: двое продолжали отстреливаться у выхода, еще двое переключились на Мару.
Она укрылась за ящиками с плазморужьями. Услышала, как один из нападавших перебежал к другому укрытию, выстрелил — заряд опалил жаром ее щеку, и Мара дернулась назад. Ее бы добили, следующим же зарядом, но она успела ударить слабым ментальным импульсом. И только это спасло ей жизнь.
На короткое мгновение, пока все застыло, и Эйн знал, что должен действовать.
Он рванулся вперед быстрыми перебежками, перекатился, и огненная стрела заряда прошла над головой.
Мара ударила эмпатией снова — по всем четверым нападавшим, вычерпывая остатки собственных сил, и это выиграло Эйну время. Он вскочил на штурмо-щит, подставляясь, зная, что на фоне дверного проема представляет из себя идеальную мишень — только выстрелить.
И выстрелил первым, будто отсчитывая в детской считалочке: один, два, три.
До четырех не досчитал.
Руку прошило болью, огненной, внезапной — и Эйн будто в замедленной съемке увидел, как снаряд прошел навылет, и неестественно обвисла на оборванных мышцах рука.
Человек в неприметной свободной одежде — последний из нападавших — целился снова, и игольник остался в ставшей бесполезным руке.
Эйн почувствовал, как накатила злоба — раскаленная, красная. Он выхватил нож свободной рукой и бросился вперед.
Будто сквозь пелену услышал, как крикнула Мара, привлекая внимание последнего выжившего к себе, бросила в его сторону одну из коробок — человек отвлекся, шарахнулся в сторону инстинктивно, и в следующее мгновение Эйн воткнул нож ему в шею. А потом еще и еще.
Он бил раз за разом, всаживая лезвие до рукояти, чувствуя, как брызгает теплой кровью в лицо.
«Габриэль», — голос Мары в голове стал сигналом стоп. И Эйн только тогда осознал — что делал, и что случилось.
Медленно повернул голову в сторону, посмотрел на то, что еще совсем недавно было его правой рукой.
«Тебе нужна помощь», — Мара пошатываясь встала.
Эйн бездумно оглянулся по сторонам. Увидел Леннера и остальных — они осматривались в убежище. Кто-то активировал окно диагноста — просматривал на предмет заряженных бомб.
Эйн не шевелился. В голове крутилось: правая рука. Теперь бесполезный кусок мяса. Едва держался на остатках мышц. Если бы Эйн дернул посильнее, смог бы оторвать.
Он непослушными пальцами потянулся за медицинской пеной.
Правая. Рука.
Эйн умел стрелять и с левой. Вот только намного хуже.
Мара забрала флакон из ладони, аккуратно выдавила пену на рану. Эйн смотрел как белые клочья становятся розовыми, как накатывает слабость.
Леннер подошел, присвистнул, разглядывая как забавное насекомое. Как жука без половины лап.
— Хреново выглядит, малыш. Похоже, из лидера ты умудрился превратиться в калеку.
Его «малыш» резануло слух. Недолго же Леннер звал его по имени.
— Не дождешься, — выдохнул Эйн. За шоком даже боли особой не чувствовал. Только слабость. И усталость.
Чернота — ласковая и мягкая, звала отдохнуть. Ну же, всего на мгновение. Прикрыть глаза.
Эйн не мог себе этого позволить.
Где-то за чернотой царапался ужас: ты стал бесполезен, Эйн. Как ты будешь воевать, Эйн?
Калека.
Вот ты кто. Калека на голову, а теперь и стрелять не можешь.
— Не дождешься, — из последних сил повторил Эйн: Леннеру, ужасу и черноте.
Трупы нападавших не взорвались — похоже, это были обычные люди, не из тех, кого контролировали илирианцы. Саманта обещала выяснить, кто они — у нее был доступ к. Эйн велел остальным осмотреть убежище тщательно, проверить, если что-то забрали, узнать, успели ли взломать терминал — ничего опасного на нем не хранилось, но стоило перепроверить. И нужно было перевезти оружие и припасы в новое место.
— Ты выжигаешь себя, Габриэль, — тихо заметила Мара, когда увидела, как он вкалывает себе армейский стимулятор. Забористая была штука, не помогала только мертвым. — Это тяжелые препараты. Они опасны.
Эйн кивнул на то, что осталось от его правой руки:
— Я в курсе. Вот только слабые на меня сейчас не подействуют.
Она подошла ближе, шепнула мысленно:
«Тебе нужна медицинская капсула. И врач, который поставит ларралы».
Ларралы — значит такое же механическое дерьмо, как-то, что установил себе Ойлер. И которое так любили илирианцы.
— Медицинская пена еще несколько часов продержится, — сказал Эйн. — А потом слетаем к доктору.
— Камера нужна тебе сейчас.
Она забывала, или не знала — насколько медицинские камеры людей уступали герианским. С таким ранением Эйн провалялся бы у медиков несколько дней. И он не мог себе этого позволить.
И еще больше потребовалось бы, чтобы имплантировать искусственные ткани, и восстановить подвижность.
Эйн передал ей это мысленно и добавил:
— Герианские камеры улетели вместе с герианцами. Так что придется довольствоваться тем, что есть.
Она опасалась говорить вслух среди людей и ответила мысленно:
«Я знаю, где найти камеру. И Ойлер скажет, где взять качественные ларралы».
«А как потом объяснить остальным мое чудесное исцеление, ты тоже знаешь?»
Она долго не хотела отвечать — Эйн чувствовал это именно так. Знала, что сказать, но все равно медлила.
— Говори уже, — его это злило, хотелось огрызнуться, а еще лучше закрыть тему и не возвращаться к ней никогда.
«Илирианская рука. Такая же как у Ойлера. Если ты ее поставишь, сможешь выдать за секретную земную разработку. Даже ты сам не подозревал Ойлера, значит, и твои люди не заподозрят».
— Значит, отрезать руку? Просто выкинуть то, что осталось? — он рассмеялся, чувствуя горечь на языке. — И поставить протез. Тебе это нравится? Тебя заводят такие штуки?
«Это наилучший выход».
Он понимал это умом — но представлял, как врач-мясник будет разделывать его на куски, и снова хотел броситься с ножом.
— Наилучший выход? В гробу я видал…
Он заметил внимательный взгляд Леннера, и осекся. Вспомнил, что половину этого разговора они с Марой вели мысленно. Выдавил, едва не выплевывая слова:
— В флаере об этом поговорим. Мы летим к врачу, — кивнул остальным. — Я на связи. Оповестите остальных, что случилось и найдите откуда взялись эти ублюдки в нашем убежище. Саманта, ты за старшую пока меня нет. И поищите, кто нападал на герианское Управление — если их контролировали илирианцы, должно быть что-то общее. Найдем это общее, вычислим того, кто контролировал этих людей.
— Что насчет Точек Перехода? — спросил Леннер. — Если уж илирианцы не любят Герию, и собираются с нами воевать, им ведь понадобятся собственные проходы.
Да, Эйн уже об этом думал — вот только ни за годы войны, никому так и не удалось выяснить, по какому принципу герианцы искали расположение для своих врат. Если вообще искали.
При условии, что разница вообще была.
И если бы Мара с Рьяррой знали точные места высадки илирианских войск, точно не стали бы молчать.
— Если поймаем хотя бы одного из них, — сказал Эйн, — сможем допросить с пристрастием. И про Точки Перехода, и про войска, и про планы.
— И про то, как они нас нашли, — подсказал Леннер.
— Да, — согласился Эйн, и подумал: действительно ли это были илирианцы?
Для полета они взяли крохотный, совершенно непримечательный скайлер с логотипом службы доставки. В кабине было тесно, Эйн не мог нормально устроиться с раненой рукой и пристегнуться толком не получалось.
— Я помогу, — спокойно сказала Мара, перегнулась и потянулась застегнуть страховочный ремень.
— Я не могу быть беспомощным, — невпопад ответил ей Эйн. — Понимаешь, если будет война, не имею права. Но и отрезать себе руку…
Он не договорил, и в кабине флаера стало очень тихо.
В этой тишине за иллюминатором проплывали белые городские здания, и вдалеке Эйн мог различить в просвете дым — в той стороне располагалось Управление.
— Мне жаль, — сказала Мара наконец. И спросила после. — Если бы ты знал, что тебя ранят? Если бы понимал, к чему это приведет, ты бы все равно меня спас?
Он чувствовал: она не знала ответа. И готова была принять, что угодно.
— Да, — ответил Эйн. — Да, оно того стоило. Теперь отвези меня к своей долбанной герианской камере или к долбанному Ойлеру. Если ради Земли надо отрезать руку, то и плевать. Поставлю себе железную лапу, буду давить врагам глотки голыми пальцами.
Он храбрился, сам перед собой бравировал: заменить часть себя на железку — конечно, я готов. Я же герой. Глава Сопротивления.
Я блястов непоколебимый мужик.
Мара протянула руку, мягко коснулась ладонью его плеча — подумалось вдруг: она умела быть осторожной, умела быть внимательной. И ей хотелось и защищать, и заботиться.
Может, из нее вышла бы отличная мать. В другой жизни, где все сложилось бы совсем иначе.
Эйн прикрыл глаза и подумал: если заменит руку на механическую игрушку Ойлера, сможет ли вообще что-нибудь чувствовать.
— Приятель Эйн, я так и знал, что мы с тобой расстались ненадолго, — Ойлер умел улыбаться эффектно, напоказ. Так, что Эйн без труда представлял его улыбку в рекламе. И от души хотел проредить этой улыбке зубы. — Мы с тобой оба подходим на плакат об ужасах насилия. Ты проиллюстрируешь военные увечья, а я последствия пыточного стола. Уверен, мы произведем фурор.
— Нет, спасибо, — угрюмо отозвался Эйн. — Я лучше вылечусь.
Мара привезла его на одну из разрушенных военных баз — когда-то та принадлежала людям, но после была уничтожена во время герианской бомбежки. Здания почти не уцелели и располагались для Сопротивления не слишком удобно. Эйн тогда не стал разведывать подробнее — за военными базами следили герианские патрули. Как оказалось, и не зря. Под разрушенными зданиями обнаружились скрытые части. Теперь Рьярра и ее бойцы использовали их как свое убежище: неприветливое, холодное — пустые технические боксы, пропитавшиеся запахом плесени и запустения.
В одном из таких и держали Ойлера.
— Вылечиться, приятель Эйн, это отличная идея, — сказал ублюдок. — Твою руку еще можно спасти, ты и сам понимаешь. Сложная операция, несколько месяцев терапии, лютая боль и некоторая потеря мобильности, но… эта мужественная ладонь еще много раз послужит тебе верой и правдой.
Ойлер сложил пальцы в кольцо, двинул им вверх-вниз несколько раз, широко усмехнулся:
— Прекрасная перспектива.
Он щелкнул своими механическими пальцами и добавил:
— Или же нет? Я узнаю твой взгляд, приятель Эйн. Нет, правда. Взгляд человека, который стоит у развилки: страдать как человек, болеть как человек или заменить забарахлившую часть тела версией получше. В конце концов, на Илирии все с этого и началось. А потом мы поняли, что все части тела барахлят, просто потому что они хуже.
Он развел руки в стороны, демонстрируя себя и свои импланты:
— Присмотрись хорошенько. И запомни этот момент. Сейчас тебе это отвратительно. Но после ты тоже захочешь заменить как можно больше.
Ойлер казался Эйну жутким. Мерзким сукиным сыном, не без этого — но он все равно вызывал неприятный холодок страха. Он был опасен и явно не дружил с головой, и только в тот момент никакого страха Эйн не испытывал.
Ему вдруг стало смешно.
«Ты тоже захочешь заменить как можно больше», — сказал Ойлер, и, может, рассчитывал напугать, поиграть в провидца. А Эйн… просто заржал ему в лицо, потому что и правда — смешно.
Он не хотел терять руку — боялся отрезать даже тот бесполезный кусок мяса, в который она превратилась, цеплялся за мысль: ведь можно восстановить. Да, потребуются долгие месяцы, да, будет больно и трудно, может, так и не вернется до конца подвижность. Но это будет живая рука, его рука.
- Разве? - он усмехнулся. - А я думал, вы помешаны на силе. Слабые у вас даже жить не заслуживают.
Мара ответила ему спокойным взглядом:
- Именно, Габриэль. Выживают только сильные. И потому сила есть у всех живых. Она не повод для послушания.
- Эй, Гейб! - резко окликнул его Леннер у высоких металлических дверей базы. - Долго вы с красоткой собираетесь трепаться в сторонке? Давай уже займемся делом. Чем быстрее перебьем этих новых илирианских сук, тем быстрее вернемся к серым ублюдкам.
Леннер активировал электронный ключ, возник в воздухе прямоугольный виртуальный экран. Переключился индикатор замка, и массивные двери медленно поползли в стороны.
Эйн успел увидеть отблеск металла, выхватить взглядом: дуло и пальцы на прикладе и рявкнул, кидаясь на землю:
- Ложись!
За долю секунды до того, как воздух прошили первые плазмо-заряды.
Глава 18
Он перекатился вбок, услышал крик — и резко обернулся.
Леннер и Мара успели уйти в стороны от двери. Часть остальных отступили к флаеру, кто-то пытался добраться до укрытия ползком под оружейными зарядами.
И еще двое валялись мертвыми почти у самых дверей.
Площадка перед укрытием простреливалась отлично — идеально, если стрелять через замаскированные стрелковые окна: узкие отверстия чуть ниже уровня глаз, прикрытые виртуальными проекциями, но те, кто засел внутри, о них, похоже не знали. Стреляли только из дверей, и только потому не изрешетили всех мгновенно.
Эйн потянулся разумом к Маре, передал фрагментом собственной памяти: с ее стороны был тайный ход, крохотная боковая дверь, закрытая на замок с электронным кодом.
«Я отвлеку их на себя. Ты нападешь с тыла».
Мара кивнула, начала пробираться к скрытому входу.
Заряд оплавил дорожное покрытие рядом с Эйном, и пришлось отступить назад, отстреливаясь. Нападавшие, кем бы они ни были, догадались не зажигать на базе свет, и в царившем внутри полумраке Эйн едва различал силуэты: стреляли из-за штурмо-щитов. Он сам помогал их устанавливать, еще при Меррике, и гордился тем, как хорошо все продумал. Не учел, что однажды какие-нибудь ублюдки будут оборонять базу от него самого.
Стрелять ему приходилось на свет — на короткую вспышку заряда.
Леннер помогал, пытался прорваться внутрь и не мог.
— Эй, Гейб! — окликнул он, и Эйн едва не словил заряд в голову из-за того, что отвлекся. — Отличную ты сделал защиту в этой дыре! Даже слишком.
— Заткнись и стреляй! — огрызнулся на него Эйн, хотя в глубине души был с ним согласен.
«Габриэль, мне нужен код», — голос Мары внутри звучал тускло, безжизненно, и Эйн только тогда вспомнил: а ведь ей и без того сегодня досталось. Герианская капсула подлатала ее, но не могла снять последствия полностью. И истощение в том числе.
Могла ли она справиться с теми, кто внутри? Хватило бы ей зарядов в игольнике или пришлось бы пустить в ход кнут?
«Назови цифры».
Эйн еще мог отступить, забрать своих людей, но тогда не узнал бы, кто захватил Убежище.
«Я справлюсь, — шепнула она. — Верь мне».
Эйн продиктовал ей шесть цифр кода.
Услышал — будто фантомный звук, отголосок чего-то чужого — как едва слышно скользнула в сторону крохотная металлическая дверь.
В игольнике оставалось меньше половины зарядов.
Эйн кивнул Леннеру и Саманте, те усилили огонь. Под прикрытием из их выстрелов удалось подобраться поближе.
И вдруг будто раздвоилось восприятие, и Эйн почувствовал Мару так, как никогда раньше. Она пробралась внутрь, огляделась, прикидывая расстояние до противников, подмечая укрытия и зоны, которые простреливались, и напала.
Точным выстрелом сняла бойца на небольшой верхней галерее, перекатилась вперед: и промахнулась по стрелку на ступенях, попала следующим зарядом. За укрытиями оказалось четверо — они заметили ее, разделились: двое продолжали отстреливаться у выхода, еще двое переключились на Мару.
Она укрылась за ящиками с плазморужьями. Услышала, как один из нападавших перебежал к другому укрытию, выстрелил — заряд опалил жаром ее щеку, и Мара дернулась назад. Ее бы добили, следующим же зарядом, но она успела ударить слабым ментальным импульсом. И только это спасло ей жизнь.
На короткое мгновение, пока все застыло, и Эйн знал, что должен действовать.
Он рванулся вперед быстрыми перебежками, перекатился, и огненная стрела заряда прошла над головой.
Мара ударила эмпатией снова — по всем четверым нападавшим, вычерпывая остатки собственных сил, и это выиграло Эйну время. Он вскочил на штурмо-щит, подставляясь, зная, что на фоне дверного проема представляет из себя идеальную мишень — только выстрелить.
И выстрелил первым, будто отсчитывая в детской считалочке: один, два, три.
До четырех не досчитал.
Руку прошило болью, огненной, внезапной — и Эйн будто в замедленной съемке увидел, как снаряд прошел навылет, и неестественно обвисла на оборванных мышцах рука.
Человек в неприметной свободной одежде — последний из нападавших — целился снова, и игольник остался в ставшей бесполезным руке.
Эйн почувствовал, как накатила злоба — раскаленная, красная. Он выхватил нож свободной рукой и бросился вперед.
Будто сквозь пелену услышал, как крикнула Мара, привлекая внимание последнего выжившего к себе, бросила в его сторону одну из коробок — человек отвлекся, шарахнулся в сторону инстинктивно, и в следующее мгновение Эйн воткнул нож ему в шею. А потом еще и еще.
Он бил раз за разом, всаживая лезвие до рукояти, чувствуя, как брызгает теплой кровью в лицо.
«Габриэль», — голос Мары в голове стал сигналом стоп. И Эйн только тогда осознал — что делал, и что случилось.
Медленно повернул голову в сторону, посмотрел на то, что еще совсем недавно было его правой рукой.
«Тебе нужна помощь», — Мара пошатываясь встала.
Эйн бездумно оглянулся по сторонам. Увидел Леннера и остальных — они осматривались в убежище. Кто-то активировал окно диагноста — просматривал на предмет заряженных бомб.
Эйн не шевелился. В голове крутилось: правая рука. Теперь бесполезный кусок мяса. Едва держался на остатках мышц. Если бы Эйн дернул посильнее, смог бы оторвать.
Он непослушными пальцами потянулся за медицинской пеной.
Правая. Рука.
Эйн умел стрелять и с левой. Вот только намного хуже.
Мара забрала флакон из ладони, аккуратно выдавила пену на рану. Эйн смотрел как белые клочья становятся розовыми, как накатывает слабость.
Леннер подошел, присвистнул, разглядывая как забавное насекомое. Как жука без половины лап.
— Хреново выглядит, малыш. Похоже, из лидера ты умудрился превратиться в калеку.
Его «малыш» резануло слух. Недолго же Леннер звал его по имени.
— Не дождешься, — выдохнул Эйн. За шоком даже боли особой не чувствовал. Только слабость. И усталость.
Чернота — ласковая и мягкая, звала отдохнуть. Ну же, всего на мгновение. Прикрыть глаза.
Эйн не мог себе этого позволить.
Где-то за чернотой царапался ужас: ты стал бесполезен, Эйн. Как ты будешь воевать, Эйн?
Калека.
Вот ты кто. Калека на голову, а теперь и стрелять не можешь.
— Не дождешься, — из последних сил повторил Эйн: Леннеру, ужасу и черноте.
***
Трупы нападавших не взорвались — похоже, это были обычные люди, не из тех, кого контролировали илирианцы. Саманта обещала выяснить, кто они — у нее был доступ к. Эйн велел остальным осмотреть убежище тщательно, проверить, если что-то забрали, узнать, успели ли взломать терминал — ничего опасного на нем не хранилось, но стоило перепроверить. И нужно было перевезти оружие и припасы в новое место.
— Ты выжигаешь себя, Габриэль, — тихо заметила Мара, когда увидела, как он вкалывает себе армейский стимулятор. Забористая была штука, не помогала только мертвым. — Это тяжелые препараты. Они опасны.
Эйн кивнул на то, что осталось от его правой руки:
— Я в курсе. Вот только слабые на меня сейчас не подействуют.
Она подошла ближе, шепнула мысленно:
«Тебе нужна медицинская капсула. И врач, который поставит ларралы».
Ларралы — значит такое же механическое дерьмо, как-то, что установил себе Ойлер. И которое так любили илирианцы.
— Медицинская пена еще несколько часов продержится, — сказал Эйн. — А потом слетаем к доктору.
— Камера нужна тебе сейчас.
Она забывала, или не знала — насколько медицинские камеры людей уступали герианским. С таким ранением Эйн провалялся бы у медиков несколько дней. И он не мог себе этого позволить.
И еще больше потребовалось бы, чтобы имплантировать искусственные ткани, и восстановить подвижность.
Эйн передал ей это мысленно и добавил:
— Герианские камеры улетели вместе с герианцами. Так что придется довольствоваться тем, что есть.
Она опасалась говорить вслух среди людей и ответила мысленно:
«Я знаю, где найти камеру. И Ойлер скажет, где взять качественные ларралы».
«А как потом объяснить остальным мое чудесное исцеление, ты тоже знаешь?»
Она долго не хотела отвечать — Эйн чувствовал это именно так. Знала, что сказать, но все равно медлила.
— Говори уже, — его это злило, хотелось огрызнуться, а еще лучше закрыть тему и не возвращаться к ней никогда.
«Илирианская рука. Такая же как у Ойлера. Если ты ее поставишь, сможешь выдать за секретную земную разработку. Даже ты сам не подозревал Ойлера, значит, и твои люди не заподозрят».
— Значит, отрезать руку? Просто выкинуть то, что осталось? — он рассмеялся, чувствуя горечь на языке. — И поставить протез. Тебе это нравится? Тебя заводят такие штуки?
«Это наилучший выход».
Он понимал это умом — но представлял, как врач-мясник будет разделывать его на куски, и снова хотел броситься с ножом.
— Наилучший выход? В гробу я видал…
Он заметил внимательный взгляд Леннера, и осекся. Вспомнил, что половину этого разговора они с Марой вели мысленно. Выдавил, едва не выплевывая слова:
— В флаере об этом поговорим. Мы летим к врачу, — кивнул остальным. — Я на связи. Оповестите остальных, что случилось и найдите откуда взялись эти ублюдки в нашем убежище. Саманта, ты за старшую пока меня нет. И поищите, кто нападал на герианское Управление — если их контролировали илирианцы, должно быть что-то общее. Найдем это общее, вычислим того, кто контролировал этих людей.
— Что насчет Точек Перехода? — спросил Леннер. — Если уж илирианцы не любят Герию, и собираются с нами воевать, им ведь понадобятся собственные проходы.
Да, Эйн уже об этом думал — вот только ни за годы войны, никому так и не удалось выяснить, по какому принципу герианцы искали расположение для своих врат. Если вообще искали.
При условии, что разница вообще была.
И если бы Мара с Рьяррой знали точные места высадки илирианских войск, точно не стали бы молчать.
— Если поймаем хотя бы одного из них, — сказал Эйн, — сможем допросить с пристрастием. И про Точки Перехода, и про войска, и про планы.
— И про то, как они нас нашли, — подсказал Леннер.
— Да, — согласился Эйн, и подумал: действительно ли это были илирианцы?
***
Для полета они взяли крохотный, совершенно непримечательный скайлер с логотипом службы доставки. В кабине было тесно, Эйн не мог нормально устроиться с раненой рукой и пристегнуться толком не получалось.
— Я помогу, — спокойно сказала Мара, перегнулась и потянулась застегнуть страховочный ремень.
— Я не могу быть беспомощным, — невпопад ответил ей Эйн. — Понимаешь, если будет война, не имею права. Но и отрезать себе руку…
Он не договорил, и в кабине флаера стало очень тихо.
В этой тишине за иллюминатором проплывали белые городские здания, и вдалеке Эйн мог различить в просвете дым — в той стороне располагалось Управление.
— Мне жаль, — сказала Мара наконец. И спросила после. — Если бы ты знал, что тебя ранят? Если бы понимал, к чему это приведет, ты бы все равно меня спас?
Он чувствовал: она не знала ответа. И готова была принять, что угодно.
— Да, — ответил Эйн. — Да, оно того стоило. Теперь отвези меня к своей долбанной герианской камере или к долбанному Ойлеру. Если ради Земли надо отрезать руку, то и плевать. Поставлю себе железную лапу, буду давить врагам глотки голыми пальцами.
Он храбрился, сам перед собой бравировал: заменить часть себя на железку — конечно, я готов. Я же герой. Глава Сопротивления.
Я блястов непоколебимый мужик.
Мара протянула руку, мягко коснулась ладонью его плеча — подумалось вдруг: она умела быть осторожной, умела быть внимательной. И ей хотелось и защищать, и заботиться.
Может, из нее вышла бы отличная мать. В другой жизни, где все сложилось бы совсем иначе.
Эйн прикрыл глаза и подумал: если заменит руку на механическую игрушку Ойлера, сможет ли вообще что-нибудь чувствовать.
***
— Приятель Эйн, я так и знал, что мы с тобой расстались ненадолго, — Ойлер умел улыбаться эффектно, напоказ. Так, что Эйн без труда представлял его улыбку в рекламе. И от души хотел проредить этой улыбке зубы. — Мы с тобой оба подходим на плакат об ужасах насилия. Ты проиллюстрируешь военные увечья, а я последствия пыточного стола. Уверен, мы произведем фурор.
— Нет, спасибо, — угрюмо отозвался Эйн. — Я лучше вылечусь.
Мара привезла его на одну из разрушенных военных баз — когда-то та принадлежала людям, но после была уничтожена во время герианской бомбежки. Здания почти не уцелели и располагались для Сопротивления не слишком удобно. Эйн тогда не стал разведывать подробнее — за военными базами следили герианские патрули. Как оказалось, и не зря. Под разрушенными зданиями обнаружились скрытые части. Теперь Рьярра и ее бойцы использовали их как свое убежище: неприветливое, холодное — пустые технические боксы, пропитавшиеся запахом плесени и запустения.
В одном из таких и держали Ойлера.
— Вылечиться, приятель Эйн, это отличная идея, — сказал ублюдок. — Твою руку еще можно спасти, ты и сам понимаешь. Сложная операция, несколько месяцев терапии, лютая боль и некоторая потеря мобильности, но… эта мужественная ладонь еще много раз послужит тебе верой и правдой.
Ойлер сложил пальцы в кольцо, двинул им вверх-вниз несколько раз, широко усмехнулся:
— Прекрасная перспектива.
Он щелкнул своими механическими пальцами и добавил:
— Или же нет? Я узнаю твой взгляд, приятель Эйн. Нет, правда. Взгляд человека, который стоит у развилки: страдать как человек, болеть как человек или заменить забарахлившую часть тела версией получше. В конце концов, на Илирии все с этого и началось. А потом мы поняли, что все части тела барахлят, просто потому что они хуже.
Он развел руки в стороны, демонстрируя себя и свои импланты:
— Присмотрись хорошенько. И запомни этот момент. Сейчас тебе это отвратительно. Но после ты тоже захочешь заменить как можно больше.
Глава 19
***
Ойлер казался Эйну жутким. Мерзким сукиным сыном, не без этого — но он все равно вызывал неприятный холодок страха. Он был опасен и явно не дружил с головой, и только в тот момент никакого страха Эйн не испытывал.
Ему вдруг стало смешно.
«Ты тоже захочешь заменить как можно больше», — сказал Ойлер, и, может, рассчитывал напугать, поиграть в провидца. А Эйн… просто заржал ему в лицо, потому что и правда — смешно.
Он не хотел терять руку — боялся отрезать даже тот бесполезный кусок мяса, в который она превратилась, цеплялся за мысль: ведь можно восстановить. Да, потребуются долгие месяцы, да, будет больно и трудно, может, так и не вернется до конца подвижность. Но это будет живая рука, его рука.
