- Салея отличный медик, но подключить капсулу я могу и сама. И я не хочу делиться.
Рядом был Зайн, на горизонте маячила неприятная встреча, а через месяц - война, если Галлара не соврал, но в тот момент не было ничего, кроме крохотной точечной боли, несильной, мимолетной. И ощущения игл под кожей - Эйн чувствовал их, когда шевелился, и что-то внутри сжималось одновременно от чувства опасности и возбуждения. Они на самом деле не могли причинить ему серьезного вреда, даже если бы он решил их вырвать из себя разом, но сделали бы больно.
- Потерпи, - мягко сказала ему Мара наконец. - Последние шесть игл хуже всего. Вдохни.
Он послушался, был готов к боли - к тому, что она нарастает волной.
И да, Мара не соврала, последние иглы делали больно. Но не так больно, как ставить себе механическую руку или задыхаться, чувствуя хватку механических пальцев на шее.
- Скан не займет много времени, буквально пару минут, - сказала Мара, легко царапнула кончиками когтей метку на груди Эйна, и это прикосновение отозвалось теплом внутри. Герианцы говорили о метке, как о знаке обладания, но Эйн чувствовал ее изнутри, чувствовал, что она давала. И для него она была меткой близости. Чувства, что он больше не один.
Он вдруг вспомнил, каким был, когда согласился ее принять. Столько всего изменилось. И он сам тоже.
Леннер спрашивал, человек ли Эйн еще, но по правде, именно общаясь с герианцами, со всеми, кто не знал Землю и не понимал ее, как могли понимать ее только люди, Эйн чувствовал себя человечнее, чем когда-либо.
В воздухе возник виртуальный экран, по нему поползли строки отчета, Эйн видел не все, но зато видела Мара, и в ее сознании он улавливал обрывки - она смотрела состояние мозговых волн. И то, что она видела, заставляло ее напрягаться.
- Я думаю, нам нужно переподключить тебя к другой капсуле, - сказала она, свернула экран экономным, привычным движением.
- Ты же даже до конца не досмотрела, - сказал Эйн.
- Не важно. Произошел сбой. Таких показателей не бывает, - жестко, непривычно резко ответила она. Мара редко показывала злость, еще реже - страх. А теперь Эйн даже без метки видел, что что-то ее напугало. И этот страх ее разозлил.
- Я же человек. Мало ли какие показатели у меня могут вылезти.
- Габриэль, ты мужчина. Поверь, я разбираюсь в эмпатии дев. И таких показателей у мужчины быть не может.
Эйн фыркнул:
- Меня бесит этот сексизм. Ну, да. Я первый мужик с эмпатией, но...
- Ты не первый мужчина с эмпатией, - перебила Мара. - Это огромная редкость, и эмпатия мужчин всегда намного слабее, чем женщин, но дело не в этом. Эмпатия - результат многолетнего обучения. И только после обучения, когда нам ставят импланты, она становится оружием, инструментом, который мы можем использовать. Она требует... считай, что активации.
- Дай угадаю, я не хочу знать, как ее активируют. Точно же через боль или еще какую-нибудь дрянь.
- Не важно, как ее активируют. У тебя вообще не должно быть своей эмпатии, - Мара принялась вытаскивать из него иглы, совсем не так аккуратно, как раньше, походя обрабатывала крохотные дыры от них медицинским раствором. - Твои показатели - это то, как ты зеркалишь мою силу.
Чем больше она говорила, тем меньше ему это нравилось.
- И что ты увидела на том экране? Что такого невозможного в моих показателях?
- Не важно, потому что это ошибка капсулы.
Но он уже знал, читал в ее мыслях - она говорила про капсулу, потому что просто не могла принять то, что увидела.
- Развлеки меня. Что они означают? Я имею право хотя бы узнать.
Мара помолчала - не хотела отвечать, и это нежелание окрашивало ее мысли в грязно-красный, заставляло их отдавать металлическим вкусом крови:
- Судя по данным... помимо моей эмпатии, которую ты используешь через метку, активировалась и твоя собственная. И она намного сильнее, чем должна быть у мужчины.
Эйн фыркнул, потом рассмеялся в голос, потому что - ну правда же смешно.
- Ладно, хорошо, капсула сломана. Давай попробуем еще одну.
Может, герианцам вокруг и нравилось называть его девой, но он точно знал, что ни на какую эмпатию без Мары не способен. Он всегда был обычным мужиком. Отличным солдатом - знал об этом и гордился этим, но никаких ментальных штучек у него не было.
- Показания не врут, - спокойно сказал вдруг Зайн, и Эйн резко повернул к нему голову, иглы неприятно натянули кожу. - Вы это знаете, дева Телура. Знаете, как устроен диагност. И...
- Любая техника ошибается, - оборвал его Эйн. - И нет у меня никакой своей эмпатии. И не может быть.
Зайн будто не услышал его, говорил только с Марой:
- И вы этого боитесь. Если у человека есть эмпатия, значит, ваша смерть ничего не изменит.
- Херню несешь, - сказал ему Эйн. - Она не собирается себя убивать. С этим мы уже разобрались.
- Вы не хотите умирать, - продолжил Зайн. - Вы готовы жить дальше. Но ваша смерть - это страховка. Если все изменится к худшему, и человек начнет сходить с ума, не справится с силой девы...
Он не договорил, и Мара продолжила за него, признала спокойно:
- Да. Моя смерть могла бы все исправить. Если бы иного выхода не было.
Ее слова делали больно, даже не готовность умереть, а то, что после всех разговоров, после того, как она согласилась жить - все еще думала о смерти, считала ее подходящим вариантом.
- Мы это уже проходили, и не зря оставили позади, - сказал Эйн. - Я не дам тебе умереть.
- Теперь это бесполезно, - вмешался Зайн. - Если у человека есть его собственная эмпатия, ваша смерть его не спасет. Он будет использовать собственную силу.
И выгорит изнутри.
Мысль пришла четкая, безусловная и холодная, как нож в живот. Именно так Мара ее и ощущала.
Как удар.
И за ней тянулись другие - страх за Эйна, что он не справится, потому что освоение эмпатии занимало годы, и контроль над ней давался нелегко. И даже девы, которых готовили к этому с детства, могли выжечь себя.
А Эйн не знал ничего, и теперь ничего нельзя было исправить.
И именно эта ее убежденность, страх Мары заставили его успокоиться. И вдруг понять, что после всего, что случилось, после Хэнка, и Галлары - эмпатия дев была не такой уж и проблемой.
Просто оружие, которое никогда не должно было попасть ему в руки. С которым он пока не умел обращаться.
Среди всего, чего ему в жизни приходилось бояться, эмпатия даже в первую десятку не входила.
- Я могу отдать тебе свои знания, Габриэль, - тихо отозвалась Мара. - Поделиться всем, что помогало справиться мне. И этого будет мало. Эмпатия у каждой своя. И способ справиться каждый находит сам.
Эйн фыркнул, потянулся и позволил себе дотронуться, провел ладонью по волосам, как мог бы утешать ребенка:
- Значит, и я найду. А, если не найду, меня заменит этот генерал Картер. Но ты хоть не хорони меня раньше времени.
- Ты не понимаешь главного, Габриэль. Это не достойно герианки, я не должна поддаваться страху, поддаваться слабости. Но я не могу иначе. Я вообще не готова тебя хоронить.
Но то, чего она не сказала, он и так читал в ее чувствах - и в этот раз от метки, от знаний, которые она давала, все становилось только хуже.
Мара не верила, что он сможет выжить.
— Это ошибка диагноста, — сказала Рьярра, и это было первое, что она сказала, когда только взглянула на проекцию, которую отдала ей Мара. А Эйн с усмешкой подумал, что при всех их различиях — в убеждениях, в отношении — было у всех дев нечто общее. По крайней мере, у тех, что он видел. Даже у Салеи. — Нужно проверить капсулу, и повторить…
— Уже, — перебил он ее, фыркнул, потому что насчет эмпатии вообще больше не волновался. Толку-то? После того, что случилось с Хэнком, он чувствовал, будто потерял что-то. А в остальном, в общем-то, как обычно. И вовсе не чувствовал, будто что-то приобрел. — Втыкать новые иголки было невесело.
Но они с Марой все равно проверили еще раз, чтобы убедиться наверняка. Эйн сам настоял, глупо было бы потом узнать, что весь переполох из-за сбоя в расчетах.
Рьярра молчала долго, сверяла данные с двух проекций, а он устроился в кресле напротив, похлопал по колену, глядя на Мару. Думал, она откажется, останется стоять, но она подошла, спокойно села — не к нему на колени, на подлокотник. Рука Эйна касалась ее бедра.
— Это не ошибка, — сказала она Рьярре. — Но и объяснений этому нет. У Габриэля не должно быть своей эмпатии. Он не просто мужчина, он даже не герианец.
Рьярра убрала виртуальные экраны быстрым, резким движением, будто стирала их из воздуха, нахмурилась:
— Ты подкидываешь один сюрприз за другим, мальчик.
— И все неприятные? — он усмехнулся.
— Все опасные, — признала она. — Герианцы произошли от людей. И мы всегда считали, что эмпатия — результат биологических изменений. Особенность только нашего вида. Но что если мы ошибались? Что, если мы только нашли способ развивать и использовать то, что заведомо было заложено в людях.
Она прошлась по комнате, от стены до стены, чем-то напомнила Эйну тигрицу в клетке — он видел в одном из фильмов. Да, Рьярра была намного экспрессивнее других. И ее намного проще было читать — выражение лица, жесты.
Или Эйн просто так хорошо их выучил, потому что когда-то мог понять по одному ее дыханию, по изгибу губ — что его ждало, и насколько будет больно.
Эти воспоминания и теперь заставляли напрягаться, но теперь он хотя бы мог не бояться ее как раньше.
Приспособился.
Может, в этом и было дело:
— Знаешь, люди приспосабливаются, — сказал он. — Вообще ко всему. Если мы выживаем, мы находим способ жить дальше. Меняемся, если придется. Может, и я изменился, — он щелкнул пальцами механической руки, добавил. — Чтобы выжить и защитить Землю.
— С нами случилось то же самое, — Рьярра остановилась, повернулась к нему всем телом. — Люди прилетели на Герию, и Герия, с ее условиями, с ее опасностями — сделала нас герианцами. Мы так ценим силу, потому что без нее мы бы не выжили. Мы убиваем слабых, потому что когда-то не могли себе их позволить.
Он промолчал, потому что не жил на Герии, понятия не имел, как она их изменила, но на Земле такому отношению было не место. И именно с таким отношением и хотел бороться.
— Ты получил доступ к знаниям герианки, — продолжила Рьярра. — И очень сильной герианки, которая использовала эмпатию при тебе. Я имею ввиду метку — ты чувствовал, что чувствовала она, знал, как используется сила дев изнутри. Потом ты взял часть ее силы себе. Я только предполагаю, у меня нет доказательств.
— Ну, — признал он. — Хотя бы звучит убедительно. Других версий у меня нет.
— А потом тебя схватили за горло, — будто и не услышала, сказала Рьярра. — И ты запаниковал. Ты всегда паникуешь от удушья.
Да, она знала это, сама это использовала. Сама это сделала. И думать об этом было как глотать отраву:
— Ты в этом отлично разбираешься.
— У тебя были знания, как пробуждается эмпатия. Была сила Телуры, как пример — что именно должно пробудиться. И смертельная угроза, которая заставила тебя активировать твою собственную эмпатию. Думаю, что силы Телуры тебе просто не хватило.
Эйн нахмурился:
— Что? Это что еще за бред?
Рьярра усмехнулась:
— Я бы поспорила, но, мальчик, все здесь до крайности бредово.
Мара села ровнее, положила руку на плечо Эйна — она редко дотрагивалась до него при посторонних, и чаще, когда хотела предупредить. Не в этот раз — Эйн читал в ее мыслях. Прикосновение было поддержкой, которую она обещала без слов.
— Она права, Габриэль. Ты заставил человека вырвать себе сердце. Это сильная эмпатия. И если… я предполагаю, не утверждаю — если тебе не хватало на нее моей силы, ты мог интуитивно потянуться к своей.
Он поморщился:
— Так, ладно. А вот это уже звучит бредово. Да и плевать, откуда у меня эмпатия. Она может меня убить, это мы знали и раньше. Все, что угодно может меня убить. И потому мне нужна замена. Картер. Я вообще пришел из-за него, это вы вечно все переводите на свои герианские штучки.
Рьярра криво усмехнулась:
— Справедливо, мальчик. Мне все чаще приходится с тобой соглашаться. С эмпатией все просто, — Эйн почувствовал, как напряглась Мара после ее слов, и внутренний протест уловил отголоском: она вовсе не считала, что с силой Эйна все просто, — я отдам тебя Салее, и ты либо выживешь, либо нет. Это решится довольно быстро.
— И ты будешь плакать во все глаза, если нет, не сомневаюсь, — он фыркнул, и в ответ Рьярра неприятно улыбнулась:
— Я буду решать возникшие проблемы. Мне будет некогда плакать. Я поплачу потом, если выживу.
Потом она перестала улыбаться:
— Но Картер нам нужен как можно быстрее.
— Мы же летим к нему сейчас, — Эйн вздохнул. После адского дня, после Хэнка и Галлары, никуда ему лететь не хотелось. Но нужно было. — Быстрее не бывает.
— Мы летим к нему сейчас, — согласилась Рьярра. — Но нет гарантий, что он согласится он тоже сейчас.
Оказалось, что генерал Фрэнк Картер жил совсем не так, как его сестра — не в частном доме в дорогущем секторе за пределами города, а в обычном районе, даже не в центре, в самом стандартном жилом мега-комплексе вроде того, в каком ненадолго поселился Эйн, пока Ойлер не подослал к нему своих уродов. На воздушных причалах покрытие пошло трещинами, а в кадках возле жилых переходов загибались чахлые растения, понурые и жалкие. Все было серым, неприветливым, но чистым.
— Как-то я иначе представлял жизнь генералов, — сказал Эйн, оглядываясь по сторонам. Рьярра, как и Мара, застыла у него за плечом, и это невольно напрягало. Он невольно ждал нападения, хоть и понимал умом, что зря.
— Для него многое изменилось после войны. Идем, мальчик.
Он раньше не видел ее в маскировке, и теперь никак не мог привыкнуть — Рьярра оставила прежние черты лица, те же губы, нос, скулы, только маски у ее человеческой версии не было, и расцветка поменялась.
Рьярра с ее резкими жестами, стремительной походкой казалась человеком. Мару выдавала неподвижность, постоянный контроль за каждым движением.
А Рьярру Эйн бы в толпе не опознал.
— Мы с Картером заключили договор, — сказала она, пошла вперед. И хорошо, идти у нее за спиной было намного легче, Эйн даже расслабился, пока не понял, что между двух герианок был как какой-нибудь беспомощный торгаш среди телохранителей. — Я заставила его уйти с поста и оборвать контакты с другими военными. Картер, как и его сестра, обладал влиянием. Но она из тех, кто ищет выгоду. Он… во многом похож на тебя.
Эйн фыркнул, потому что это «похож на тебя» вряд ли можно было считать комплиментом:
— То есть он не прогнулся бы под герианок?
— Он, — Рьярра обернулась, улыбнулась Эйну хищно и довольно, и теперь сквозь ее человеческое обличье проглядывала настоящая герианка, та самая, которой он так боялся, — «прогнулся» под герианок. Делал то, что я говорила. И продолжает делать.
— Поэтому он запасной вариант? — спокойно спросила Мара.
— Он запасной вариант, потому что он был намного опаснее, — легко отозвалась Рьярра. — Я выбрала мальчика, потому что хорошо его понимала. Знала, на что он способен, а на что нет. И использовала, чтобы следить за Сопротивлением, влиять на него. Он был мне нужен при Меррике.
Эйн понимал и то, о чем она не договаривала, и в тот момент его тошнило от всех герианок разом, даже от Мары. Потому что ей не нравились поступки Рьярры, но она понимала их, признавала, что они эффективны.
Рядом был Зайн, на горизонте маячила неприятная встреча, а через месяц - война, если Галлара не соврал, но в тот момент не было ничего, кроме крохотной точечной боли, несильной, мимолетной. И ощущения игл под кожей - Эйн чувствовал их, когда шевелился, и что-то внутри сжималось одновременно от чувства опасности и возбуждения. Они на самом деле не могли причинить ему серьезного вреда, даже если бы он решил их вырвать из себя разом, но сделали бы больно.
- Потерпи, - мягко сказала ему Мара наконец. - Последние шесть игл хуже всего. Вдохни.
Он послушался, был готов к боли - к тому, что она нарастает волной.
И да, Мара не соврала, последние иглы делали больно. Но не так больно, как ставить себе механическую руку или задыхаться, чувствуя хватку механических пальцев на шее.
- Скан не займет много времени, буквально пару минут, - сказала Мара, легко царапнула кончиками когтей метку на груди Эйна, и это прикосновение отозвалось теплом внутри. Герианцы говорили о метке, как о знаке обладания, но Эйн чувствовал ее изнутри, чувствовал, что она давала. И для него она была меткой близости. Чувства, что он больше не один.
Он вдруг вспомнил, каким был, когда согласился ее принять. Столько всего изменилось. И он сам тоже.
Леннер спрашивал, человек ли Эйн еще, но по правде, именно общаясь с герианцами, со всеми, кто не знал Землю и не понимал ее, как могли понимать ее только люди, Эйн чувствовал себя человечнее, чем когда-либо.
В воздухе возник виртуальный экран, по нему поползли строки отчета, Эйн видел не все, но зато видела Мара, и в ее сознании он улавливал обрывки - она смотрела состояние мозговых волн. И то, что она видела, заставляло ее напрягаться.
- Я думаю, нам нужно переподключить тебя к другой капсуле, - сказала она, свернула экран экономным, привычным движением.
- Ты же даже до конца не досмотрела, - сказал Эйн.
- Не важно. Произошел сбой. Таких показателей не бывает, - жестко, непривычно резко ответила она. Мара редко показывала злость, еще реже - страх. А теперь Эйн даже без метки видел, что что-то ее напугало. И этот страх ее разозлил.
- Я же человек. Мало ли какие показатели у меня могут вылезти.
- Габриэль, ты мужчина. Поверь, я разбираюсь в эмпатии дев. И таких показателей у мужчины быть не может.
Эйн фыркнул:
- Меня бесит этот сексизм. Ну, да. Я первый мужик с эмпатией, но...
- Ты не первый мужчина с эмпатией, - перебила Мара. - Это огромная редкость, и эмпатия мужчин всегда намного слабее, чем женщин, но дело не в этом. Эмпатия - результат многолетнего обучения. И только после обучения, когда нам ставят импланты, она становится оружием, инструментом, который мы можем использовать. Она требует... считай, что активации.
- Дай угадаю, я не хочу знать, как ее активируют. Точно же через боль или еще какую-нибудь дрянь.
- Не важно, как ее активируют. У тебя вообще не должно быть своей эмпатии, - Мара принялась вытаскивать из него иглы, совсем не так аккуратно, как раньше, походя обрабатывала крохотные дыры от них медицинским раствором. - Твои показатели - это то, как ты зеркалишь мою силу.
Чем больше она говорила, тем меньше ему это нравилось.
- И что ты увидела на том экране? Что такого невозможного в моих показателях?
- Не важно, потому что это ошибка капсулы.
Но он уже знал, читал в ее мыслях - она говорила про капсулу, потому что просто не могла принять то, что увидела.
- Развлеки меня. Что они означают? Я имею право хотя бы узнать.
Мара помолчала - не хотела отвечать, и это нежелание окрашивало ее мысли в грязно-красный, заставляло их отдавать металлическим вкусом крови:
- Судя по данным... помимо моей эмпатии, которую ты используешь через метку, активировалась и твоя собственная. И она намного сильнее, чем должна быть у мужчины.
Эйн фыркнул, потом рассмеялся в голос, потому что - ну правда же смешно.
- Ладно, хорошо, капсула сломана. Давай попробуем еще одну.
Может, герианцам вокруг и нравилось называть его девой, но он точно знал, что ни на какую эмпатию без Мары не способен. Он всегда был обычным мужиком. Отличным солдатом - знал об этом и гордился этим, но никаких ментальных штучек у него не было.
- Показания не врут, - спокойно сказал вдруг Зайн, и Эйн резко повернул к нему голову, иглы неприятно натянули кожу. - Вы это знаете, дева Телура. Знаете, как устроен диагност. И...
- Любая техника ошибается, - оборвал его Эйн. - И нет у меня никакой своей эмпатии. И не может быть.
Зайн будто не услышал его, говорил только с Марой:
- И вы этого боитесь. Если у человека есть эмпатия, значит, ваша смерть ничего не изменит.
- Херню несешь, - сказал ему Эйн. - Она не собирается себя убивать. С этим мы уже разобрались.
- Вы не хотите умирать, - продолжил Зайн. - Вы готовы жить дальше. Но ваша смерть - это страховка. Если все изменится к худшему, и человек начнет сходить с ума, не справится с силой девы...
Он не договорил, и Мара продолжила за него, признала спокойно:
- Да. Моя смерть могла бы все исправить. Если бы иного выхода не было.
Ее слова делали больно, даже не готовность умереть, а то, что после всех разговоров, после того, как она согласилась жить - все еще думала о смерти, считала ее подходящим вариантом.
- Мы это уже проходили, и не зря оставили позади, - сказал Эйн. - Я не дам тебе умереть.
- Теперь это бесполезно, - вмешался Зайн. - Если у человека есть его собственная эмпатия, ваша смерть его не спасет. Он будет использовать собственную силу.
И выгорит изнутри.
Мысль пришла четкая, безусловная и холодная, как нож в живот. Именно так Мара ее и ощущала.
Как удар.
И за ней тянулись другие - страх за Эйна, что он не справится, потому что освоение эмпатии занимало годы, и контроль над ней давался нелегко. И даже девы, которых готовили к этому с детства, могли выжечь себя.
А Эйн не знал ничего, и теперь ничего нельзя было исправить.
И именно эта ее убежденность, страх Мары заставили его успокоиться. И вдруг понять, что после всего, что случилось, после Хэнка, и Галлары - эмпатия дев была не такой уж и проблемой.
Просто оружие, которое никогда не должно было попасть ему в руки. С которым он пока не умел обращаться.
Среди всего, чего ему в жизни приходилось бояться, эмпатия даже в первую десятку не входила.
- Я могу отдать тебе свои знания, Габриэль, - тихо отозвалась Мара. - Поделиться всем, что помогало справиться мне. И этого будет мало. Эмпатия у каждой своя. И способ справиться каждый находит сам.
Эйн фыркнул, потянулся и позволил себе дотронуться, провел ладонью по волосам, как мог бы утешать ребенка:
- Значит, и я найду. А, если не найду, меня заменит этот генерал Картер. Но ты хоть не хорони меня раньше времени.
- Ты не понимаешь главного, Габриэль. Это не достойно герианки, я не должна поддаваться страху, поддаваться слабости. Но я не могу иначе. Я вообще не готова тебя хоронить.
Но то, чего она не сказала, он и так читал в ее чувствах - и в этот раз от метки, от знаний, которые она давала, все становилось только хуже.
Мара не верила, что он сможет выжить.
Глава 40
***
— Это ошибка диагноста, — сказала Рьярра, и это было первое, что она сказала, когда только взглянула на проекцию, которую отдала ей Мара. А Эйн с усмешкой подумал, что при всех их различиях — в убеждениях, в отношении — было у всех дев нечто общее. По крайней мере, у тех, что он видел. Даже у Салеи. — Нужно проверить капсулу, и повторить…
— Уже, — перебил он ее, фыркнул, потому что насчет эмпатии вообще больше не волновался. Толку-то? После того, что случилось с Хэнком, он чувствовал, будто потерял что-то. А в остальном, в общем-то, как обычно. И вовсе не чувствовал, будто что-то приобрел. — Втыкать новые иголки было невесело.
Но они с Марой все равно проверили еще раз, чтобы убедиться наверняка. Эйн сам настоял, глупо было бы потом узнать, что весь переполох из-за сбоя в расчетах.
Рьярра молчала долго, сверяла данные с двух проекций, а он устроился в кресле напротив, похлопал по колену, глядя на Мару. Думал, она откажется, останется стоять, но она подошла, спокойно села — не к нему на колени, на подлокотник. Рука Эйна касалась ее бедра.
— Это не ошибка, — сказала она Рьярре. — Но и объяснений этому нет. У Габриэля не должно быть своей эмпатии. Он не просто мужчина, он даже не герианец.
Рьярра убрала виртуальные экраны быстрым, резким движением, будто стирала их из воздуха, нахмурилась:
— Ты подкидываешь один сюрприз за другим, мальчик.
— И все неприятные? — он усмехнулся.
— Все опасные, — признала она. — Герианцы произошли от людей. И мы всегда считали, что эмпатия — результат биологических изменений. Особенность только нашего вида. Но что если мы ошибались? Что, если мы только нашли способ развивать и использовать то, что заведомо было заложено в людях.
Она прошлась по комнате, от стены до стены, чем-то напомнила Эйну тигрицу в клетке — он видел в одном из фильмов. Да, Рьярра была намного экспрессивнее других. И ее намного проще было читать — выражение лица, жесты.
Или Эйн просто так хорошо их выучил, потому что когда-то мог понять по одному ее дыханию, по изгибу губ — что его ждало, и насколько будет больно.
Эти воспоминания и теперь заставляли напрягаться, но теперь он хотя бы мог не бояться ее как раньше.
Приспособился.
Может, в этом и было дело:
— Знаешь, люди приспосабливаются, — сказал он. — Вообще ко всему. Если мы выживаем, мы находим способ жить дальше. Меняемся, если придется. Может, и я изменился, — он щелкнул пальцами механической руки, добавил. — Чтобы выжить и защитить Землю.
— С нами случилось то же самое, — Рьярра остановилась, повернулась к нему всем телом. — Люди прилетели на Герию, и Герия, с ее условиями, с ее опасностями — сделала нас герианцами. Мы так ценим силу, потому что без нее мы бы не выжили. Мы убиваем слабых, потому что когда-то не могли себе их позволить.
Он промолчал, потому что не жил на Герии, понятия не имел, как она их изменила, но на Земле такому отношению было не место. И именно с таким отношением и хотел бороться.
— Ты получил доступ к знаниям герианки, — продолжила Рьярра. — И очень сильной герианки, которая использовала эмпатию при тебе. Я имею ввиду метку — ты чувствовал, что чувствовала она, знал, как используется сила дев изнутри. Потом ты взял часть ее силы себе. Я только предполагаю, у меня нет доказательств.
— Ну, — признал он. — Хотя бы звучит убедительно. Других версий у меня нет.
— А потом тебя схватили за горло, — будто и не услышала, сказала Рьярра. — И ты запаниковал. Ты всегда паникуешь от удушья.
Да, она знала это, сама это использовала. Сама это сделала. И думать об этом было как глотать отраву:
— Ты в этом отлично разбираешься.
— У тебя были знания, как пробуждается эмпатия. Была сила Телуры, как пример — что именно должно пробудиться. И смертельная угроза, которая заставила тебя активировать твою собственную эмпатию. Думаю, что силы Телуры тебе просто не хватило.
Эйн нахмурился:
— Что? Это что еще за бред?
Рьярра усмехнулась:
— Я бы поспорила, но, мальчик, все здесь до крайности бредово.
Мара села ровнее, положила руку на плечо Эйна — она редко дотрагивалась до него при посторонних, и чаще, когда хотела предупредить. Не в этот раз — Эйн читал в ее мыслях. Прикосновение было поддержкой, которую она обещала без слов.
— Она права, Габриэль. Ты заставил человека вырвать себе сердце. Это сильная эмпатия. И если… я предполагаю, не утверждаю — если тебе не хватало на нее моей силы, ты мог интуитивно потянуться к своей.
Он поморщился:
— Так, ладно. А вот это уже звучит бредово. Да и плевать, откуда у меня эмпатия. Она может меня убить, это мы знали и раньше. Все, что угодно может меня убить. И потому мне нужна замена. Картер. Я вообще пришел из-за него, это вы вечно все переводите на свои герианские штучки.
Рьярра криво усмехнулась:
— Справедливо, мальчик. Мне все чаще приходится с тобой соглашаться. С эмпатией все просто, — Эйн почувствовал, как напряглась Мара после ее слов, и внутренний протест уловил отголоском: она вовсе не считала, что с силой Эйна все просто, — я отдам тебя Салее, и ты либо выживешь, либо нет. Это решится довольно быстро.
— И ты будешь плакать во все глаза, если нет, не сомневаюсь, — он фыркнул, и в ответ Рьярра неприятно улыбнулась:
— Я буду решать возникшие проблемы. Мне будет некогда плакать. Я поплачу потом, если выживу.
Потом она перестала улыбаться:
— Но Картер нам нужен как можно быстрее.
— Мы же летим к нему сейчас, — Эйн вздохнул. После адского дня, после Хэнка и Галлары, никуда ему лететь не хотелось. Но нужно было. — Быстрее не бывает.
— Мы летим к нему сейчас, — согласилась Рьярра. — Но нет гарантий, что он согласится он тоже сейчас.
***
Оказалось, что генерал Фрэнк Картер жил совсем не так, как его сестра — не в частном доме в дорогущем секторе за пределами города, а в обычном районе, даже не в центре, в самом стандартном жилом мега-комплексе вроде того, в каком ненадолго поселился Эйн, пока Ойлер не подослал к нему своих уродов. На воздушных причалах покрытие пошло трещинами, а в кадках возле жилых переходов загибались чахлые растения, понурые и жалкие. Все было серым, неприветливым, но чистым.
— Как-то я иначе представлял жизнь генералов, — сказал Эйн, оглядываясь по сторонам. Рьярра, как и Мара, застыла у него за плечом, и это невольно напрягало. Он невольно ждал нападения, хоть и понимал умом, что зря.
— Для него многое изменилось после войны. Идем, мальчик.
Он раньше не видел ее в маскировке, и теперь никак не мог привыкнуть — Рьярра оставила прежние черты лица, те же губы, нос, скулы, только маски у ее человеческой версии не было, и расцветка поменялась.
Рьярра с ее резкими жестами, стремительной походкой казалась человеком. Мару выдавала неподвижность, постоянный контроль за каждым движением.
А Рьярру Эйн бы в толпе не опознал.
— Мы с Картером заключили договор, — сказала она, пошла вперед. И хорошо, идти у нее за спиной было намного легче, Эйн даже расслабился, пока не понял, что между двух герианок был как какой-нибудь беспомощный торгаш среди телохранителей. — Я заставила его уйти с поста и оборвать контакты с другими военными. Картер, как и его сестра, обладал влиянием. Но она из тех, кто ищет выгоду. Он… во многом похож на тебя.
Эйн фыркнул, потому что это «похож на тебя» вряд ли можно было считать комплиментом:
— То есть он не прогнулся бы под герианок?
— Он, — Рьярра обернулась, улыбнулась Эйну хищно и довольно, и теперь сквозь ее человеческое обличье проглядывала настоящая герианка, та самая, которой он так боялся, — «прогнулся» под герианок. Делал то, что я говорила. И продолжает делать.
— Поэтому он запасной вариант? — спокойно спросила Мара.
— Он запасной вариант, потому что он был намного опаснее, — легко отозвалась Рьярра. — Я выбрала мальчика, потому что хорошо его понимала. Знала, на что он способен, а на что нет. И использовала, чтобы следить за Сопротивлением, влиять на него. Он был мне нужен при Меррике.
Эйн понимал и то, о чем она не договаривала, и в тот момент его тошнило от всех герианок разом, даже от Мары. Потому что ей не нравились поступки Рьярры, но она понимала их, признавала, что они эффективны.
