- А если они начинают объединяться? - спросил Эйн.
- Получают назначения на новую работу, - спокойно пояснила она. - В разных концах Империи.
То есть они насильно расформировывали группы, чтобы избежать организованных конфликтов.
- А если кто-то продолжает упрямиться?
- К нему приходит дева любви.
Эйн сделал глубокий вдох, выдохнул, подумал, что совсем не хочет знать правду. И что после ему наверняка захочется смыть с себя силу дев и остаться обычным человеком, просто человеком.
Хорошо, что Мара отдалилась и ее сознание почти не ощущалось. В тот момент Эйн не хотел чувствовать даже ее.
- Дева любви уделяет время, - сказала Салея, и в ее голосе проскользнула злость, бессильная, застарелая злость. - Помогает и поддерживает. Становится кем-то важным, кем-то, кого любят. И ради этой любви отказываются от всего остального.
Как Хэнк отказался от сердца? Подарил его?
- Я ненавижу дев любви, - веско, будто оглашала приговор сказала Салея. - Ненавижу, потому что все вокруг них подделка. Никто не чувствует к ним ничего настоящего. Их сила просачивается и меняет окружающих. И не остается ничего кроме силы. Их любят, им доверяют, на них полагаются, потому что так они устроены. Никто не видит их, только их силу.
Салея посмотрела ему в глаза, и он прочел в них то же отвращение, что чувствовал сам.
И такой же страх - что с ним это тоже случится.
- Знать, что все вокруг меня не настоящее, - сказала Салея. - Что любовь ко мне я создала сама, уважение, доверие - что все они ничего не стоят. Что я слепила из собственной силы - это страшнее всего. Мне не нужна такая любовь, и такая жизнь не нужна тоже. Пусть меня ненавидят, пусть злятся. Пусть выбирают кого-то еще. Но делают это сами. Я боюсь, человек. Боюсь, что стала бы девой любви, и не осталось ничего вокруг. Ничего настоящего.
***
Эйн вспоминал Императрицу — изящную, женственную плавность ее движений, как она говорила, что она говорила и как себя вела. Потому что не знал больше ни одну деву любви — и пытался представить Салею такой. Не получалось, как он ни старался.
Она даже для стальной казалась слишком жесткой — может, именно потому что не была ею на самом деле, пыталась компенсировать.
— Я тебя не сдам, — сказал он, повторил, хотя и говорил это раньше. Чтобы она запомнила, чтобы была в нем уверена. — Не важно, что они там могут с тобой сделать, мне не выгодно отдавать тебя Герии. Здесь ты мне нужнее.
Салея помолчала, обдумывая его слова и сказала наконец:
— Телура узнает.
— Мара подчиняется мне. Я скажу ей молчать, она будет молчать.
Она окинула его взглядом с ног до головы, будто пыталась сделать какой-то вывод, и Эйн усмехнулся:
— Нравлюсь?
— Мы боимся одного и того же, — сказала Салея.
И да, мысль о том, что все вокруг начнут ехать головой, как Хэнк, начнут любить — не Эйна, конечно, герианские трюки, которые он подцепил как заразу — да, было чего пугаться.
Он хотел оставаться человеком. Всегда.
— Что насчет Мары? — спросил Эйн. — Если я… научусь использовать ваши любовные трюки, что с ней станет?
При условии, что они переживут хотя бы месяц, и их не размажут Галлара с его армией ручных модифицированных уродов.
— Сила дев любви действует на всех, даже на стальных, — жестко сказала Салея. Потом протяжно выдохнула, покачала головой. — Но не на меченых. Я так думаю, я не знаю точно. Еще ни разу не было, чтобы одной меткой были связаны стальная дева и дева любви.
— Я не дева любви, — угрюмо отозвался Эйн. И фыркнул. — Но по крайней мере, я не промою ей мозги.
— Ваше сознание сцеплено, — сказала Салея, спокойно скрестила руки на груди. — Даже если она почувствует воздействие, она сможет его остановить.
Эйн устало потер переносицу:
— И в чем тогда проблема? Почему меня уже готовы хоронить? Мара может вмешаться, пусть контролирует мою силу.
Если Эйн смог забрать часть ее способностей, помочь контролировать, то работало это явно в обе стороны.
— Телура не успеет, — Салея фыркнула, будто ее раздражало, как мало он знал. — Ты используешь импульс со скоростью и усилием стальной девы. Слишком быстро для внешнего контроля.
— Значит, научусь контролировать сам, — сказал он. — Ты смогла. Сможешь научить и меня.
— У меня были годы, — напомнила она. — Чтобы найти способ. И я уже умела контролировать эмпатию. Ты проходишь мой путь с конца к началу.
Да, и все они верили, что шансы у Эйна невысоки. Он даже не обижался, как-то привык за эти годы, что шансы всегда против него. И как-то выживал раз за разом.
— У тебя есть преимущество, — сказала Салея. — Если ты хочешь стать как я, изменить себя и стать стальной девой…
Эйн вздохнул и поправил, потому что иначе бы это никогда не кончилось:
— Стальным мужиком, — и только, когда произнес вслух, понял, что так еще хуже. — Хотя нет, забудь. «Стальной мужик» это как прозвище из порнухи. Просто стальным. Не девой точно.
— Дай мне договорить, человек, — раздраженно ответила она. — Тебе будет проще стать… стальным. У тебя есть связь с Телурой. Сейчас главная опасность твоей эмпатии, то что она расходует слишком много сил. Ты проецируешь «любовь» с такой силой, что она убивает. Я делаю наоборот — я проецирую боль так, как «шепчут» девы любви.
Эйн плохо понимал, как это — чувствовал силу эмпатии в себе как тяжесть, лишний груз.
— Попробуем еще раз, — сказала Салея, внезапно и жестко. — Посмотри на меня, сосредоточься — пожелай мне: боли, или страха. Чувства, которое для тебя самого невыносимо. Пожелай, и потом отпусти эту боль или страх шепотом.
Он вернулся в их с Марой комнату абсолютно вымотанный, злой — раскалывалась башка, подташнивало, мышцы ныли. Он даже метку не чувствовал — за усталостью и болью.
Объективно говоря, неплохо ведь все прошло. Он не убился об собственную эмпатию в первый же день, и Салея… она оказалась неплохой наставницей. Она не злилась на ошибки Эйна, спокойно принимала их, анализировала, предлагала варианты решения.
Эйну она не нравилась, все еще по-человечески не нравилась, но учиться у нее было легко. Она откладывала высокомерие — ладно, большую часть своего высокомерия — и работала на результат.
И после нее Эйн чувствовал, что выживет.
Он зашел в комнату, прислонился лбом к двери, прохладный армированный пластик холодил лоб, немного унимал боль.
Эйн так и не понял, что заставило его насторожиться, и как вообще нашлись силы отреагировать, но он успел — дернулся в сторону, резко развернулся, и едва не ударил эмпатией. Повезло, что вымотался с Салеей, и что хоть немного научился чувствовать, что после импульса станет плохо.
Небольшой пластиковый мячик — именно то, что и заставило его дернуться — упал на пол и закатился под кровать. Обычный тренировочный мячик, такие армейские использовали для упражнений на ловкость и точность.
— Впечатляет, приятель Эйн, — усмехнулся Ойлер. Он стоял в проеме в ванную, будто с самого начала там был, непринужденно прислонившись плечом к притолоке, словно не он только что швырнул в Эйна эту дрянь. Виртуальная лампа на столике выхватывала нижнюю половину лица Ойлера, а глаза оставались в тени, радужки глаз светились двумя золотистыми точками.
— Сейчас я прострелю тебе башку, — угрюмо пообещал ему Эйн и убрал руку от игольника, прислонился спиной к двери, — и ты впечатлишься еще сильнее.
— Ты не рад меня видеть, — с усмешкой сказал этот мудак. — Жаль, а я по тебе соскучился.
— Я предпочитаю женщин, — отозвался Эйн.
— А я трупы, с которыми интересно играть в доктора, — беззаботно отозвался Ойлер. — Но иногда приходится довольствоваться малым.
Эйн устало потер лицо ладонями, пытаясь привести себя в чувство:
— Зачем пришел?
Он дошел до кровати, без сил опустился на аккуратно застеленное покрывало — Мара никогда не оставляла его смятым.
— О, я с хорошими новостями. Ты не будешь разочарован, — сказал Ойлер и усмехнулся. — Герианские птички старательно поют о том, что вы сможете найти Врата Перехода.
— Мы думаем, Картер могла случайно их купить, — не стал врать Эйн. Им все равно нужна была помощь этого ублюдка, чтобы найти, где именно появятся Врата. — Но она много всего купила. И прочесать все будет нелегко.
— Да-да, я в курсе, что есть множество вариантов. Я здесь не за этим, — Ойлер улыбнулся, сделал шаг вперед.
Нечеловеческие ноги делали его выше обычного человека, а потолки в жилом боксе были низкими. Ойлеру приходилось сутулиться, — Ты наверняка стоишь перед сложным выбором.
— Я каждый день перед сложным выбором, помнишь? Например, оставить тебя в живых или избавиться и избавить себя от проблем в будущем.
Ойлер рассмеялся, красивым глубоким смехом, от которого у Эйна холодок шел по позвоночнику.
— Приятель Эйн, это простой выбор.
— Не сейчас, — честно ответил ему Эйн, отошел от стены, сел на кровать, широко расставив ноги. — Ты что-то знаешь.
— О, — Ойлера он забавлял, и тот откровенно тянул время, наслаждался. — Много-много всего. Я отличный доктор, знаток ларралов. Мастер по работе с кожей. Но тебя интересуют не эти знания. А про илирианцев на Земле я знаю мало. Я был одиночным агентом, никто не следил за мной, и я не следил за остальными.
Он небрежно пожал плечами:
— Прости, если разочаровал. Но у меня полно компенсирующих качеств.
— Давай к делу.
Эйн попросил, но не верил, что Ойлер скажет, что отложит любимые игры и раскроет карты.
Но тот вдруг перестал улыбаться, будто улыбку выключили:
— Если вы найдете Врата, приятель Эйн, ты будешь перед выбором. Уничтожить Точку Перехода, и выдать моим собратьям, что их раскрыли. Но это безопаснее. Или рискнуть, впустить силы противника на Землю, и взорвать их здесь.
Эйн об этом уже думал, и уже знал, что рискнет.
— Пляши, приятель Эйн, я принес тебе отличную идею, — Ойлер лениво улыбнулся. — Может, она даже заработает мне поцелуй. Не твой, конечно, я надеюсь, что милая расплатиться за тебя.
Эйн даже отвечать не стал, выразительно посмотрел в ответ, и понадеялся, что одним взглядом передал, насколько его все достало. Ойлер больше всех.
Ублюдок взмахнул рукой в воздухе, щелкнул пальцами — механические когти тихо клацнули друг об друга, и сказал так же лениво, как, как и улыбался:
— Двойные Врата.
Эйн моргнул недоуменно, потому что никогда не слышал ни о каких Двойных Вратах, а потом вдруг понял, о чем речь.
Даже вздрогнул, настолько неожиданная мысль пришла в голову.
Ойлер рассмеялся — самодовольно, жутко:
— Так приятно смотреть, как ты думаешь, приятель Эйн. При условии, что ты — думаешь.
— Ты хочешь поставить еще одну Точку Перехода? — спросил тот. — Рядом с Временными Вратами.
— Не просто рядом. Напротив. Прямо напротив, приятель Эйн. Чтобы дороге гости сразу попадали не туда, куда пришли. А туда, где мы подготовим для них встречу.
Тогда, еще во время войны с Рьяррой, командование немало людей угробило, пытаясь больше узнать о Точках Перехода. Как они устроены, как устанавливаются и при каких условиях. Командование считало, что вот она — причина, почему они терпят поражение, то единственное, что не дает изменить ход войны.
Герианцы превосходили людей — лучше обученные войска, мощнее оружие, быстрее и маневреннее транспорт. Но этот разрыв в технологиях: в конкретных технологиях, был не настолько велик, чтобы человечеству нечем было ответить. Да, игольники и плазморужья людей уступали по мощности герианским аналогам, но их хватало, чтобы убивать герианцев, чтобы подбить чужой транспортник.
И только на Точки Перехода ответить было нечем. Технологией мгновенного переброса человечество не обладало.
Когда война началась, такие Врата на Земле были всего одни — те самые, с помощью которых Рьярра оказалась на планете, и с ней был совсем небольшой отряд сопровождающих. Во время войны были построены еще две Точки Перехода.
Собственно, из-за одной из них Эйн и оказался в плену. Командование выцепило его отряд на срочную миссию: разведать вблизи новых врат. «Коршуны» считались одними из лучших, никому другому бы такую работу не доверили. Они могли бы уйти целыми, если бы не случайность, герианский патруль заметил. И потом в плену Эйну раз за разом снилось, сквозь боль и желание сдохнуть уже наконец — что ни плена, ни Рьярры не случилось, и что они все вернулись на базу с информацией.
Но технологию устройства врат люди так и не узнали, ни во время войны, ни после.
А теперь Ойлер предлагал Эйну использовать Врата против илирианцев.
— У тебя такое милое выражение лица, — предлагал шутливо, с издевкой. — Я бы срезал его и сохранил навсегда, но, похоже, придется довольствоваться визуальным файлом.
— Люди не умеют строить Точки Перехода, — сказал Эйн. То, что предлагал Ойлер как живое стояло перед глазами.
Если бы они могли сразу перебросить войска противника в нужную точку, снизить риски для своих и гражданских…
Вот только как? Даже если получится построить временные врата, то как установить их напротив илирианских? Не выдать себя слишком рано?
— Конечно, приятель Эйн. Если бы вы умели строить Врата, кто из вас остался бы сидеть на этой захолустной планетке?
— Ты остался сидеть на нашей захолустной планетке, — угрюмо напомнил ему Эйн. — И даже пытался сговориться с Мерриком против своих. Тоже ради нашей захолустной планетки.
Ойлер рассмеялся — красивым, низким смехом, который действовал Эйну на нервы.
— Верно, приятель Эйн, это был я. И да, вы не умеете строить врата, но на планете точно есть тот, кто умеет.
— Тот, кто уже строит их для илирианцев.
Эйн об этом думал, конечно — что можно было бы захватить их специалиста. Если бы удалось его вычислить вместе с местом, где строилась сама Точка Перехода.
— В том числе, — довольно кивнул Ойлер. — Но не только. Подумай сам, Рьярра воевала с помощью собственных войск. Ни на Земле, ни в Империи никто не знал, что за ней кто-то стоит. И никто не удивился, когда появилось несколько новых Точек Перехода.
— Нам и нечему было удивляться, — угрюмо напомнил Эйн. — Мы понятия не имели, как сложно строить Врата, и кто именно это делал. За все время войны так и не выяснили.
— Тогда только вдумайся, как же тебе повезло. Ты наконец-то можешь утолить собственное любопытство. Узнаешь столько всего нового о Точках Перехода. Я завидую тебе, приятель Эйн. Столько новых секретов тебя ждет.
Он вдруг оказался рядом, так быстро, будто в фильме вырезали кадры, и мгновение назад он стоял в паре метров от Эйна, а потом его пальцы уже касались виска:
— И один из секретов крайне меня… интересует.
Эйн отреагировал быстрее, чем успел подумать — он ударил эмпатией, слабо, потому что после тренировки с Салеей на большее был не способен, и сразу следом накатила тошнота. В голове будто взорвался фейерверк.
Ойлер вздрогнул, отступил на шаг — скорее всего от неожиданности, а потом запрокинул голову и расхохотался, в голос.
Эйну до дрожи хотелось врезать ублюдку.
Он так и сделал, ударил механической рукой.
Ойлер отлетел назад, ударился о стену и по укрепленному строительному пластику пошли трещины.
Смех затих не сразу:
— Браво, приятель Эйн. Ты все лучше понимаешь, что быть человеком среди монстров невыгодно. Уже не дерешься, как люди. Забавный фокус, — он коснулся пальцами виска, усмехнулся широко. — Я польщен.
— Еще одна такая шутка, и я лично повыдергиваю все твое железо, урод, — тяжело дыша сказал ему Эйн.
- Получают назначения на новую работу, - спокойно пояснила она. - В разных концах Империи.
То есть они насильно расформировывали группы, чтобы избежать организованных конфликтов.
- А если кто-то продолжает упрямиться?
- К нему приходит дева любви.
Эйн сделал глубокий вдох, выдохнул, подумал, что совсем не хочет знать правду. И что после ему наверняка захочется смыть с себя силу дев и остаться обычным человеком, просто человеком.
Хорошо, что Мара отдалилась и ее сознание почти не ощущалось. В тот момент Эйн не хотел чувствовать даже ее.
- Дева любви уделяет время, - сказала Салея, и в ее голосе проскользнула злость, бессильная, застарелая злость. - Помогает и поддерживает. Становится кем-то важным, кем-то, кого любят. И ради этой любви отказываются от всего остального.
Как Хэнк отказался от сердца? Подарил его?
- Я ненавижу дев любви, - веско, будто оглашала приговор сказала Салея. - Ненавижу, потому что все вокруг них подделка. Никто не чувствует к ним ничего настоящего. Их сила просачивается и меняет окружающих. И не остается ничего кроме силы. Их любят, им доверяют, на них полагаются, потому что так они устроены. Никто не видит их, только их силу.
Салея посмотрела ему в глаза, и он прочел в них то же отвращение, что чувствовал сам.
И такой же страх - что с ним это тоже случится.
- Знать, что все вокруг меня не настоящее, - сказала Салея. - Что любовь ко мне я создала сама, уважение, доверие - что все они ничего не стоят. Что я слепила из собственной силы - это страшнее всего. Мне не нужна такая любовь, и такая жизнь не нужна тоже. Пусть меня ненавидят, пусть злятся. Пусть выбирают кого-то еще. Но делают это сами. Я боюсь, человек. Боюсь, что стала бы девой любви, и не осталось ничего вокруг. Ничего настоящего.
Глава 53
***
Эйн вспоминал Императрицу — изящную, женственную плавность ее движений, как она говорила, что она говорила и как себя вела. Потому что не знал больше ни одну деву любви — и пытался представить Салею такой. Не получалось, как он ни старался.
Она даже для стальной казалась слишком жесткой — может, именно потому что не была ею на самом деле, пыталась компенсировать.
— Я тебя не сдам, — сказал он, повторил, хотя и говорил это раньше. Чтобы она запомнила, чтобы была в нем уверена. — Не важно, что они там могут с тобой сделать, мне не выгодно отдавать тебя Герии. Здесь ты мне нужнее.
Салея помолчала, обдумывая его слова и сказала наконец:
— Телура узнает.
— Мара подчиняется мне. Я скажу ей молчать, она будет молчать.
Она окинула его взглядом с ног до головы, будто пыталась сделать какой-то вывод, и Эйн усмехнулся:
— Нравлюсь?
— Мы боимся одного и того же, — сказала Салея.
И да, мысль о том, что все вокруг начнут ехать головой, как Хэнк, начнут любить — не Эйна, конечно, герианские трюки, которые он подцепил как заразу — да, было чего пугаться.
Он хотел оставаться человеком. Всегда.
— Что насчет Мары? — спросил Эйн. — Если я… научусь использовать ваши любовные трюки, что с ней станет?
При условии, что они переживут хотя бы месяц, и их не размажут Галлара с его армией ручных модифицированных уродов.
— Сила дев любви действует на всех, даже на стальных, — жестко сказала Салея. Потом протяжно выдохнула, покачала головой. — Но не на меченых. Я так думаю, я не знаю точно. Еще ни разу не было, чтобы одной меткой были связаны стальная дева и дева любви.
— Я не дева любви, — угрюмо отозвался Эйн. И фыркнул. — Но по крайней мере, я не промою ей мозги.
— Ваше сознание сцеплено, — сказала Салея, спокойно скрестила руки на груди. — Даже если она почувствует воздействие, она сможет его остановить.
Эйн устало потер переносицу:
— И в чем тогда проблема? Почему меня уже готовы хоронить? Мара может вмешаться, пусть контролирует мою силу.
Если Эйн смог забрать часть ее способностей, помочь контролировать, то работало это явно в обе стороны.
— Телура не успеет, — Салея фыркнула, будто ее раздражало, как мало он знал. — Ты используешь импульс со скоростью и усилием стальной девы. Слишком быстро для внешнего контроля.
— Значит, научусь контролировать сам, — сказал он. — Ты смогла. Сможешь научить и меня.
— У меня были годы, — напомнила она. — Чтобы найти способ. И я уже умела контролировать эмпатию. Ты проходишь мой путь с конца к началу.
Да, и все они верили, что шансы у Эйна невысоки. Он даже не обижался, как-то привык за эти годы, что шансы всегда против него. И как-то выживал раз за разом.
— У тебя есть преимущество, — сказала Салея. — Если ты хочешь стать как я, изменить себя и стать стальной девой…
Эйн вздохнул и поправил, потому что иначе бы это никогда не кончилось:
— Стальным мужиком, — и только, когда произнес вслух, понял, что так еще хуже. — Хотя нет, забудь. «Стальной мужик» это как прозвище из порнухи. Просто стальным. Не девой точно.
— Дай мне договорить, человек, — раздраженно ответила она. — Тебе будет проще стать… стальным. У тебя есть связь с Телурой. Сейчас главная опасность твоей эмпатии, то что она расходует слишком много сил. Ты проецируешь «любовь» с такой силой, что она убивает. Я делаю наоборот — я проецирую боль так, как «шепчут» девы любви.
Эйн плохо понимал, как это — чувствовал силу эмпатии в себе как тяжесть, лишний груз.
— Попробуем еще раз, — сказала Салея, внезапно и жестко. — Посмотри на меня, сосредоточься — пожелай мне: боли, или страха. Чувства, которое для тебя самого невыносимо. Пожелай, и потом отпусти эту боль или страх шепотом.
***
Он вернулся в их с Марой комнату абсолютно вымотанный, злой — раскалывалась башка, подташнивало, мышцы ныли. Он даже метку не чувствовал — за усталостью и болью.
Объективно говоря, неплохо ведь все прошло. Он не убился об собственную эмпатию в первый же день, и Салея… она оказалась неплохой наставницей. Она не злилась на ошибки Эйна, спокойно принимала их, анализировала, предлагала варианты решения.
Эйну она не нравилась, все еще по-человечески не нравилась, но учиться у нее было легко. Она откладывала высокомерие — ладно, большую часть своего высокомерия — и работала на результат.
И после нее Эйн чувствовал, что выживет.
Он зашел в комнату, прислонился лбом к двери, прохладный армированный пластик холодил лоб, немного унимал боль.
Эйн так и не понял, что заставило его насторожиться, и как вообще нашлись силы отреагировать, но он успел — дернулся в сторону, резко развернулся, и едва не ударил эмпатией. Повезло, что вымотался с Салеей, и что хоть немного научился чувствовать, что после импульса станет плохо.
Небольшой пластиковый мячик — именно то, что и заставило его дернуться — упал на пол и закатился под кровать. Обычный тренировочный мячик, такие армейские использовали для упражнений на ловкость и точность.
— Впечатляет, приятель Эйн, — усмехнулся Ойлер. Он стоял в проеме в ванную, будто с самого начала там был, непринужденно прислонившись плечом к притолоке, словно не он только что швырнул в Эйна эту дрянь. Виртуальная лампа на столике выхватывала нижнюю половину лица Ойлера, а глаза оставались в тени, радужки глаз светились двумя золотистыми точками.
— Сейчас я прострелю тебе башку, — угрюмо пообещал ему Эйн и убрал руку от игольника, прислонился спиной к двери, — и ты впечатлишься еще сильнее.
— Ты не рад меня видеть, — с усмешкой сказал этот мудак. — Жаль, а я по тебе соскучился.
— Я предпочитаю женщин, — отозвался Эйн.
— А я трупы, с которыми интересно играть в доктора, — беззаботно отозвался Ойлер. — Но иногда приходится довольствоваться малым.
Эйн устало потер лицо ладонями, пытаясь привести себя в чувство:
— Зачем пришел?
Он дошел до кровати, без сил опустился на аккуратно застеленное покрывало — Мара никогда не оставляла его смятым.
— О, я с хорошими новостями. Ты не будешь разочарован, — сказал Ойлер и усмехнулся. — Герианские птички старательно поют о том, что вы сможете найти Врата Перехода.
— Мы думаем, Картер могла случайно их купить, — не стал врать Эйн. Им все равно нужна была помощь этого ублюдка, чтобы найти, где именно появятся Врата. — Но она много всего купила. И прочесать все будет нелегко.
— Да-да, я в курсе, что есть множество вариантов. Я здесь не за этим, — Ойлер улыбнулся, сделал шаг вперед.
Нечеловеческие ноги делали его выше обычного человека, а потолки в жилом боксе были низкими. Ойлеру приходилось сутулиться, — Ты наверняка стоишь перед сложным выбором.
— Я каждый день перед сложным выбором, помнишь? Например, оставить тебя в живых или избавиться и избавить себя от проблем в будущем.
Ойлер рассмеялся, красивым глубоким смехом, от которого у Эйна холодок шел по позвоночнику.
— Приятель Эйн, это простой выбор.
— Не сейчас, — честно ответил ему Эйн, отошел от стены, сел на кровать, широко расставив ноги. — Ты что-то знаешь.
— О, — Ойлера он забавлял, и тот откровенно тянул время, наслаждался. — Много-много всего. Я отличный доктор, знаток ларралов. Мастер по работе с кожей. Но тебя интересуют не эти знания. А про илирианцев на Земле я знаю мало. Я был одиночным агентом, никто не следил за мной, и я не следил за остальными.
Он небрежно пожал плечами:
— Прости, если разочаровал. Но у меня полно компенсирующих качеств.
— Давай к делу.
Эйн попросил, но не верил, что Ойлер скажет, что отложит любимые игры и раскроет карты.
Но тот вдруг перестал улыбаться, будто улыбку выключили:
— Если вы найдете Врата, приятель Эйн, ты будешь перед выбором. Уничтожить Точку Перехода, и выдать моим собратьям, что их раскрыли. Но это безопаснее. Или рискнуть, впустить силы противника на Землю, и взорвать их здесь.
Эйн об этом уже думал, и уже знал, что рискнет.
— Пляши, приятель Эйн, я принес тебе отличную идею, — Ойлер лениво улыбнулся. — Может, она даже заработает мне поцелуй. Не твой, конечно, я надеюсь, что милая расплатиться за тебя.
Эйн даже отвечать не стал, выразительно посмотрел в ответ, и понадеялся, что одним взглядом передал, насколько его все достало. Ойлер больше всех.
Ублюдок взмахнул рукой в воздухе, щелкнул пальцами — механические когти тихо клацнули друг об друга, и сказал так же лениво, как, как и улыбался:
— Двойные Врата.
Эйн моргнул недоуменно, потому что никогда не слышал ни о каких Двойных Вратах, а потом вдруг понял, о чем речь.
Даже вздрогнул, настолько неожиданная мысль пришла в голову.
Ойлер рассмеялся — самодовольно, жутко:
— Так приятно смотреть, как ты думаешь, приятель Эйн. При условии, что ты — думаешь.
— Ты хочешь поставить еще одну Точку Перехода? — спросил тот. — Рядом с Временными Вратами.
— Не просто рядом. Напротив. Прямо напротив, приятель Эйн. Чтобы дороге гости сразу попадали не туда, куда пришли. А туда, где мы подготовим для них встречу.
Глава 54
***
Тогда, еще во время войны с Рьяррой, командование немало людей угробило, пытаясь больше узнать о Точках Перехода. Как они устроены, как устанавливаются и при каких условиях. Командование считало, что вот она — причина, почему они терпят поражение, то единственное, что не дает изменить ход войны.
Герианцы превосходили людей — лучше обученные войска, мощнее оружие, быстрее и маневреннее транспорт. Но этот разрыв в технологиях: в конкретных технологиях, был не настолько велик, чтобы человечеству нечем было ответить. Да, игольники и плазморужья людей уступали по мощности герианским аналогам, но их хватало, чтобы убивать герианцев, чтобы подбить чужой транспортник.
И только на Точки Перехода ответить было нечем. Технологией мгновенного переброса человечество не обладало.
Когда война началась, такие Врата на Земле были всего одни — те самые, с помощью которых Рьярра оказалась на планете, и с ней был совсем небольшой отряд сопровождающих. Во время войны были построены еще две Точки Перехода.
Собственно, из-за одной из них Эйн и оказался в плену. Командование выцепило его отряд на срочную миссию: разведать вблизи новых врат. «Коршуны» считались одними из лучших, никому другому бы такую работу не доверили. Они могли бы уйти целыми, если бы не случайность, герианский патруль заметил. И потом в плену Эйну раз за разом снилось, сквозь боль и желание сдохнуть уже наконец — что ни плена, ни Рьярры не случилось, и что они все вернулись на базу с информацией.
Но технологию устройства врат люди так и не узнали, ни во время войны, ни после.
А теперь Ойлер предлагал Эйну использовать Врата против илирианцев.
— У тебя такое милое выражение лица, — предлагал шутливо, с издевкой. — Я бы срезал его и сохранил навсегда, но, похоже, придется довольствоваться визуальным файлом.
— Люди не умеют строить Точки Перехода, — сказал Эйн. То, что предлагал Ойлер как живое стояло перед глазами.
Если бы они могли сразу перебросить войска противника в нужную точку, снизить риски для своих и гражданских…
Вот только как? Даже если получится построить временные врата, то как установить их напротив илирианских? Не выдать себя слишком рано?
— Конечно, приятель Эйн. Если бы вы умели строить Врата, кто из вас остался бы сидеть на этой захолустной планетке?
— Ты остался сидеть на нашей захолустной планетке, — угрюмо напомнил ему Эйн. — И даже пытался сговориться с Мерриком против своих. Тоже ради нашей захолустной планетки.
Ойлер рассмеялся — красивым, низким смехом, который действовал Эйну на нервы.
— Верно, приятель Эйн, это был я. И да, вы не умеете строить врата, но на планете точно есть тот, кто умеет.
— Тот, кто уже строит их для илирианцев.
Эйн об этом думал, конечно — что можно было бы захватить их специалиста. Если бы удалось его вычислить вместе с местом, где строилась сама Точка Перехода.
— В том числе, — довольно кивнул Ойлер. — Но не только. Подумай сам, Рьярра воевала с помощью собственных войск. Ни на Земле, ни в Империи никто не знал, что за ней кто-то стоит. И никто не удивился, когда появилось несколько новых Точек Перехода.
— Нам и нечему было удивляться, — угрюмо напомнил Эйн. — Мы понятия не имели, как сложно строить Врата, и кто именно это делал. За все время войны так и не выяснили.
— Тогда только вдумайся, как же тебе повезло. Ты наконец-то можешь утолить собственное любопытство. Узнаешь столько всего нового о Точках Перехода. Я завидую тебе, приятель Эйн. Столько новых секретов тебя ждет.
Он вдруг оказался рядом, так быстро, будто в фильме вырезали кадры, и мгновение назад он стоял в паре метров от Эйна, а потом его пальцы уже касались виска:
— И один из секретов крайне меня… интересует.
Эйн отреагировал быстрее, чем успел подумать — он ударил эмпатией, слабо, потому что после тренировки с Салеей на большее был не способен, и сразу следом накатила тошнота. В голове будто взорвался фейерверк.
Ойлер вздрогнул, отступил на шаг — скорее всего от неожиданности, а потом запрокинул голову и расхохотался, в голос.
Эйну до дрожи хотелось врезать ублюдку.
Он так и сделал, ударил механической рукой.
Ойлер отлетел назад, ударился о стену и по укрепленному строительному пластику пошли трещины.
Смех затих не сразу:
— Браво, приятель Эйн. Ты все лучше понимаешь, что быть человеком среди монстров невыгодно. Уже не дерешься, как люди. Забавный фокус, — он коснулся пальцами виска, усмехнулся широко. — Я польщен.
— Еще одна такая шутка, и я лично повыдергиваю все твое железо, урод, — тяжело дыша сказал ему Эйн.
