***
У нее не было имени, только номер, который Леннер поначалу с издевкой произносил вслух. Взрослые серые суки, которые посадили мелкую в тюремный бокс с ним, наверное, надеялись, что Леннер «установит контакт», оттает, увидит в мелкой ребенка и захочет защищать.
Но нет. Не видел он в ней ребенка.
Просто герианка, как любая другая. Уменьшенная копия.
И когда он начал называть ее Кира, сделал это не потому что оттаял. Просто задолбался называть ее номер.
Она тоже не звала его Леннером, и на экране раз за разом появлялось: «человек».
Еду им приносили на одном подносе. Проталкивали его в специальное отверстие в стене. Всегда на середину бокса, туда, где мог дотянуться любой из них.
Леннер смотрел на этот поднос с усмешкой.
Чтобы добраться до еды, мелкой герианке надо было подставиться. Сыграть с ним в кошки-мышки.
Рискнуть утащить поднос себе. Или отдать ему, отсидеться в углу и остаться ни с чем.
Как игра.
Мелкая герианка никогда не кидалась к подносу сразу, даже в первый раз. Сидела в своем углу, делала вид, что пялится сквозь прозрачную стену в пустой коридор.
Ждала, когда Леннер отвлечется. Он изводил ее около получаса, потом делал вид, что уснул. Что отвернулся.
Давал ей шанс. Чувствовал себя охотником, и сам над собой посмеивался. Он был как долбанный кот со световым прицелом — охотился на светящуюся точку, потому что настоящей добычи не было.
Мелкая ему не верила, понимала, что он выжидает. Вела собственную охоту. Она — на еду. Леннер — на нее.
Подыграл ей пару раз, дал утащить поднос у себя из-под носа.
Герианка ела постепенно, тщательно пережевывая. Прикладывалась к фляге с водой, делала крохотные глотки.
Леннер спросил однажды:
— Ты ж голодная. Ешь быстрее.
Получил в ответ:
«Насыщение быстрее».
И рассмеялся. Надо же, мелкая, а уже думает наперед.
Мелкая — Кира, он быстро привык называть ее так, поначалу мысленно — ела малую часть порции, потом аккуратно выпихивала поднос обратно на середину камеры, оставляла еду для Леннера.
«Ешь, человек. Пей. Иначе ослабеешь».
— Заботишься? — со смехом спрашивал ее Леннер.
«Станет слишком тихо».
И как-то ему больше не смеялось. Они с мелкой герианкой были в одном положении. Оба не хотели оставаться в тишине.
Леннер — наедине со своими мыслями, а она… кто знает, что у нее крутилось в голове и за что ее заперли с Леннером.
«Выбраковка. Я выбраковка. Мне дали шанс».
Ничего для него не значило. И ответить он ей на это мог только одно:
— Я тут рядом. Я столько ваших поубивал. Паршивые у тебя шансы.
«Других нет. Я хочу жить».
— Зря, — он усмехнулся ей в лицо. — Жить тоже паршиво.
Но он продолжал, несмотря ни на что. Раз за разом, день за днем, час за часом — оставаться живым.
Леннер так и не понял, сколько они провели вместе. Время то тянулось, то летело — с мелкой герианкой он забывал считать свои тик и так. Отвлекался.
И раз за разом успокаивал себя: не видел он в Кире дочку. Так, случайную герианку, которая просто оказалась в одной камере. Мог бы убить ее в любой момент.
Регулярно себе обещал: еще пара часов, еще денек. Бросался вперед как бешенный пес — и ни разу не укусил.
Потом придумывал себе объяснение: Дождусь пока придет взрослая сука, разузнаю, какие у нее планы.
Но в конечном итоге пришел к нему Эйн. И сказал то, что Леннеру не понравилось: да, Кира ничем не напоминала его дочку. Она не была ее заменой.
И если она не была заменой, то чем она была?
***
Когда их отправили в этот герианский коридор с ловушками, Леннер даже не удивился. Подумал только: все-таки герианки были те еще больные суки. Устроили охоту на одну из своих.
Дали Леннеру то, ради чего он все это и устроил — возможность поохотиться на них. На самую лучшую из них, на девчонку бесстрашного лидера. Единственную герианку, которую так и не добил.
Отличная награда, но и испытание у них оказалось не самое лучшее.
Леннер бы его не прошел, не настолько он был тупой, чтобы не понять — некоторые вещи там нужно было просто знать.
А вот Кира оказалась намного тупее него. Пришла помогать.
Придумала отговорку: вместе проще. Может, если бы они только встретились, Леннер бы ей поверил. Но он столько времени с ней трепался, успел научиться читать между строк на ее виртуальном экране.
Мелкая еще надеялась, что все как-нибудь образуется.
Да, Леннер только когда она ему помогла, увидел в ней ребенка. Взрослый бы не оставил угрозу в живых.
«Тебе же хуже, мелкая», — мысль пришла, будто кто-то написал ее у Леннера перед глазами.
Тебе же хуже.
Он собирался ее убить, чтобы добраться до рыбы покрупнее. До Эйновой герианки, завершить начатое.
У Леннера никогда не было проблем с убийствами.
Ни разу. Он в своем беличьем колесе научился выпускать кишки кому угодно. Не медлил.
Но он не убил мелкую во втором коридоре.
Не убил у двери. Спас — самому себе сказал, что если уж убивать, то лично.
С Кирой было легко, и чувствовал он то, чего не испытывал много лет — будто идет не один, а в команде, связке. Она понимала, что он хотел сделать, Леннер знал, на что она способна.
Объективно, так у нее были способности. Но все, что были, она выжимала на максимум. Она так хотела жить.
За все время, что они просидели вместе, он так и не спросил ее ни разу: а зачем тебе жить?
Боялся, что она спросит в ответ: а тебе?
Хотя ответ у него был готов. Привычный и понятный: поубивать побольше таких как ты.
Леннер готов был до последнего врать, что даже сам в это верит.
Его "последним" стал мост и финальный коридор в конце которого ждали Эйн и его герианка.
Глава 68
***
Леннер знал точно — если бы был один, поперся бы напролом, нагло и безмозгло. Эйнова герианка была совсем рядом — дразнила, выбешивала одним своим существованием. Уже тем, что заперла Леннера в клетке и заставила думать о вещах, которые он не хотел вспоминать. Тем, что хотела его переделать.
Тем что выжила там, где поумирали другие такие же как она.
Но Леннер был не один. И помедлить его заставила не мысль о ловушках, не страх, что у герианской суки припасено плазморужье, а Кира.
Могла ли она выжить без Леннера?
Смешно, он же сам собирался ее убить.
А потом увидел Эйна, его герианку, и понял — поздно. Надо было убивать Киру раньше. Надо было — сразу, а теперь поздно.
Потому что, оказывается, выходить из этого лабиринта с ловушками он не хотел.
— Держись ближе, мелкая.
А без нее так далеко он бы не зашел, сдох бы от ловушек сразу.
Эйнова сука наверняка это знала.
Загоняла его, отрезала пути к отступлению, один за другим, поступок за поступком.
Кира удержала его за руку — за ту самую, в которой он держал оружие — не побоялась же трогать, сказала, и ее слова возникли на экране:
«Осторожнее. Сложный этап. Самый сложный».
Леннер усмехнулся, кивнул. Усмехнулся самому себе — потому что верил ей, когда она говорила, что будет сложно. Мелкой соплячке, которая во всем ему уступала — верил.
— Значит, пойдем осторожно.
Он осмотрел коридор, высматривая ловушки, двинулся первым, почувствовал спиной, как пошла следом Кира.
Герианка и Эйн маячили навиду, и казалось, даже не шевелились. Как идеальный приз в тире.
Постреляй правильные мишени, получи долбанного медведя. Или что там выигрывали?
Леннер регулярно представлял, что приведет в тир дочку, выиграет ей самую большую, самую уродливую игрушку. Так и не сходил.
— Знаешь, — Леннер усмехнулся, обернулся на Киру. — А они ведь могут нас расстрелять.
Кивнул на Эйна.
Кира склонила голову на бок, будто обдумывала строчки — смешно, Эйнова герианка так же делала, когда чего-то не понимала — потом мотнула головой:
«Нет. Не станут. Дали шанс».
Леннер тоже так думал. Что человек — человек бы его точно расстрелял издали. Даже малыш Эйн, не хватило бы ему фантазии на все эти игры. И переделывать кого-то даже не пришло бы бесстрастному лидеру в голову.
А сейчас неприятно скреблась в голове мысль — что-то внутри Леннера изменилось.
Даже не так.
Ему пришлось увидеть вещи, о которых он не хотел думать. Не хотел знать.
И эти вещи заставляли понять — как раньше, уже не будет.
Когда Леннер шагнул в коридор с Кирой, двери сомкнулись за спиной, отсекая уже пройденные участки.
И медленно начали сдвигаться железные створки в конце, отсекая Эйна и Мару.
Кира резко бросила что-то — Леннер еще до того, как посмотрел на экран понял, что: «Стой».
«Стой, человек. Ловушка».
Он кивнул угрюмо — их хотели спровоцировать, заставить безмозгло кинуться вперед.
Вместо этого он пошел осторожно.
Высматривая на всякий случай, как открыть себе путь, если он все-таки не успеет.
Лазерные струны возникли в воздухе сетью, рванулись вперед, но Леннер успел рвануть назад и дернуть мелкую за собой, нашарил взглядом контрольные точки, которые испускали сеть, и выстрелил из игольника, перекатился в последний момент, уходя от последних, затухающих уже лучей.
Зарядов оставалось всего два.
Сеть возникла снова.
И еще раз.
Он успел оба раза, понял — серые суки хотели лишить его оружия, потому что с игольником он мог убивать на расстоянии.
А то, что между ними творилось — это было личным.
«Вперед», — сказала Кира, сделала ему знак, следовать за ней.
Прошла, высматривая что-то на полу, и вовремя отскочила, когда в конце коридора они чуть не напоролись на шипы — иглы из армированного пластика выскочили из пола с тихим щелчком.
Медленно втянулись обратно.
— Ненавижу ваши игрушки, — с усмешкой сказал Леннер.
Получил в ответ:
«Не мои».
Надо же, такая мелкая, а такая серьезная.
Она должна была казаться ему скучной, но не казалась. И дразнить ее было весело.
И Леннер хотел, чтобы она выжила.
В конце концов, он оказался таким же идиотом, как и бесстрашный лидер.
В одном он только отличался — герианку Эйна Леннер собирался убить, закончить начатое, а там будь что будет.
Когда они подошли к последней двери, он сделал глубокий вдох, приготовился мысленно, усмехнулся, когда в красках представил — как убивает.
За спиной снова сомкнулись двери, Леннер и мелкая оказались в небольшом узком отсеке.
В воздухе возникло два виртуальных экрана, оба с надписями на герианском. Леннер скользнул по ним равнодушным взглядом, почувствовал, как напряглась Кира — что-то потянуло его развернуться.
Она отшатнулась от ближайшего экрана, как от удара. Вцепилась в запястье, где был браслет ее терминала.
Леннеру не нужен был переводчик, он и без него видел — мелкая боится.
Бледнели герианцы почти как люди, кровь отливала от лица — превращала его в серую маску. Шрамы у мелкой казались нарисованными.
— Дай угадаю, — с усмешкой сказал Леннер. — Мне это не понравится.
Он вообще терпеть не мог загадки. Даже смертельные.
Мелкая вздрогнула, повернулась к нему медленно. Глаза у нее казались огромными.
Делали ее похожей на ребенка.
Хотя почему «похожей»? Она ведь и была.
Это только Леннер не видел в ней ребенка.
Она молчала, смотрела на него во все глаза, будто только увидела. Губы слегка подрагивали.
— Или что? Нас отсюда не выпустят, пока кто-нибудь кого-нибудь не убьет? — небрежно спросил Леннер. Рассмеялся, потому что с самого начала должен был этого ожидать.
Ему же сказали — он в лабиринте для охоты.
Паршивый же из него получился охотник. Столько раз мог убить, и не убил.
Сказать бы кому, не поверят же.
Он не собирался убивать Киру. Смотрел на нее, несуразную, слабую — знал точно, в закрытом пространстве, с одним ножом, ничего бы она ему не сделала. А он… он мог бы разобрать ее на части. Как делал с герианками раньше.
Только «раньше» осталось где-то там, за спиной и за чередой закрытых дверей.
Леннер рассмеялся, покачал головой:
— Я же говорил, паршивые у тебя шансы.
Если бы она бросилась, он бы ее скрутил. А дальше… а бляста его знает, что было бы дальше, так далеко Леннер не загадывал.
Просто знал, что если убьет сейчас, «дальше» уже никогда не пойдет.
Он говорил эйновой герианке: я мертвый, меня раздавило обломками.
Но оказалось, не все еще в нем умерло. Леннер об этом почти жалел. Было бы проще ничего не чувствовать.Убивать, убивать, и чтобы этого хватало.
У мелкой дрожали губы, слова получались скомканные.
Зато на экране они возникали уже ровными строчками.
«Загадка. Нужно нажать одновременно. Каждому свой замок».
Формы для ладоней появились на экранах — одна ладонь белая, другая голубоватая.
— И в чем проблема? — небрежно сказал Леннер, усмехнулся. — Говори, какой нажимать. Уж с синхронностью проблем не будет.
Она медленно перевела взгляд с одного экрана на другой.
Медленно показала на тот, что был дальше от последней двери:
«Твой».
Леннер пошел к нему, пожал плечами:
— Ладно.
Не думал, ни о чем. Даже о дочке.
— Ну, что… на счет три? Раз, два…
«Стой!»
Это слово он уже начал узнавать, почти ненавидеть.
«Я ошиблась. Наоборот».
— Наоборот так наоборот.
Он помедлил, чуял загривком — опасность, невольно напрягался, готовясь к действию.
Протянул руку и занес над виртуальным экраном.
Мелкая обернулась к нему, заглянула в глаза.
Интересно, что она там высматривала.
Леннер рассмеялся.
Подумал: идиотский же поступок.
Даже для него — совсем идиотский.
У мелкой блестели глаза. Или же так просто казалось.
— На счет три, — фыркнул Леннер.
Подумал, как же это было легко. Просто сделать, как она сказала.
Мелкая кивнула.
Он отсчитал сам:
— Раз, два, три.
Одновременно они прижали к экранам ладони.
***
— Почти все, — сказала Мара. На экране Эйн видел Леннера и мелкую герианку, они говорили. Ее слова было видно.
Его — превращались в мешанину герианских знаков.
Эйн заставил себя отступить на шаг:
— Все или нет, от меня уже ничего не зависит, да?
Он пытался сказать это как обычный факт. Небрежно, равнодушно.
Не вышло, конечно. С Марой ему никогда не удавалось быть равнодушным. Да и знала она его слишком хорошо, видела изнутри, все уродливые стороны, все слабости.
— Да. От тебя и от меня, — сказала она. — Ничего не зависит.
Он отошел к дальней стене, приготовился быть зрителем. Подумал: сможет ли? Ждать и оставаться в стороне было намного тяжелее, чем действовать.
— Ненавижу зависеть от Леннера, — сказал Эйн, просто чтобы разогнать гнетущую тишину. — Ненавижу это блястово Испытание, ненавижу…
Он не договорил, и Мара спокойно спросила:
— Меня?
— Нет, себя. За бессилие.
***
Прозрачная стена рухнула сверху со скоростью гильотины. Стоял бы Леннер под ней — располовинило бы вернее лазерной струны. Но он был у самой двери.
А мелкая — в дальнем конце отсека.
Стена их просто разделяла.
Армированный прозрачный пластик, стандартный, такой же как был в их тюремном боксе.
Медленно начали раздвигаться двери, которые отделяли Леннера от малыша Эйна и его герианки, медленно начал опускаться потолок над Кирой.
Леннер смотрел только на нее. Хотел рассмеяться, как все по-идиотски получилось.
Она отошла к стене, сползла по ней вниз, без сил, запрокинула голову.
Она знала, знала, что так будет.
Леннер заржал, потому что — вот оказывается, что было на экранах. Только один выживает и идет дальше.
Второго медленно давит.
Леннер спрашивал у герианской суки: как думаешь, как это, умирать под завалами.
И она устроила ему демонстрацию.
Мелкая могла бы выжить, собиралась, указала Леннеру поначалу на замок, который в результате нажала сама.
