Страх, что он увидит её за этим занятием, смотрелся крайне чужеродно и нелепо в ряду всех остальных ужастиков, но, во всяком случае, выглядел достаточно поддающимся разрешению.
Кая невольно бросила взгляд в сторону пустого мольберта и тихо улыбнулась:
– Крайне любезно с вашей стороны, – согласилась она.
Канлар тоже посмотрел на мольберт, хмыкнул и признал:
– Ну вот, вы изрядно раззадорили моё любопытство.
По выражению его лица было очевидно, что он представляет упражнения в стиле Айде-Лин.
Королева покраснела и поспешила опровергнуть догадки, которые, как ей показалось, он обдумывал:
– Я просто очень плохо рисую, – призналась она и покраснела ещё сильнее.
– Уж точно не хуже меня! – рассмеялся Канлар. – Спросите как-нибудь госпожу Се-Ньяр, я самый безнадёжный её ученик! – припомнил он свои давние опыты в этом искусстве.
Кая с живым любопытством заглянула ему в лицо:
– А она даёт уроки?.. – прозвучал её робкий вопрос.
С выражением тихого восторга на лице Канлар прижал её к себе:
– Я вас сведу на днях.
Как только график королевы позволил, он и впрямь привёл её в министерство, где у госпожи Се-Ньяр была оборудована небольшая светлая комната как раз для художественных опытов. Выпроводив Канлара заниматься делами, дамы принялись живо обсуждать интересующий их вопрос. Кая даже принесла давнишнее красное безобразие – единственный свой несожжённый рисунок.
– Вы напрасно переживаете, ваше величество, – рассмеялась госпожа Се-Ньяр, разглядывая пурпурные небеса. – Рэн прав, он рисует гораздо хуже вашего!
«Рэн?» – чуть не переспросила Кая и сразу же слегка покраснела, осознав две немаловажные вещи: у её мужа, во-первых, есть имя, и во-вторых, что вполне естественно, близкие ему люди это имя сокращают.
Сколько себя помнила, Кая слышала о нём только и исключительно как о «господине Канларе», и в её окружении никто не называл его иначе – ну разве что если используя титул. Конечно, она знала его имя, но совершенно не ассоциировала его с ним. А тут, извольте, кто-то зовёт его этим самым Рэном, словно всю жизнь так и было – да ведь для госпожи Се-Ньяр, действительно, так и было.
– Это самый удачный из моих рисунков, – призналась королева. – Обычно получается куда как хуже.
Зорким взглядом выискивая в полотне те или иные одной ей знакомые черты и приметы, госпожа Се-Ньяр живо переспросила:
– А что вы хотели сказать этой картиной?
Кая в недоумении замерла.
Она никогда и ничего не хотела сказать своими рисунками. Она просто рисовала, как приходило на ум, не задумываясь, как это должны увидеть другие – да ведь и не предполагалось, что кто-то это когда-то увидит.
– Мне кажется, – не дождавшись ответа, принялась фантазировать художница, – здесь что-то про победу чувства и воображения над обыденностью, да? Смотрите, вот эти строгие силуэты зданий словно сгорают в алых солнечных лучах! – в восторге стала изобретать она толкование. – И цветы, цветы! Чувство, которое сильнее оков и рамок!
С недоумением королева припомнила, как, пока она пыталась обдумать кандидатуры на роль вице-канцлера, ей в голову упрямо лезли мысли о поцелуях. Неужели это и впрямь так легко читается с готового рисунка? Точно нужно сжигать всё, без исключений, это же ужас какой-то, любой, что ли, сможет вот так залезть ей в голову?
– Погодите, мне тут Джер-Лирэ подарил… – госпожа Се-Ньяр вернула королеве её холст и закопалась куда-то в ворох набросков. – Смотрите! – торжествующе воскликнула она, выхватив оттуда нужный лист. – Здесь та же тема, но решено иначе…
И королева незаметно для себя оказалась втянута в многословный и яркий разговор об искусстве, который занял несколько часов – конечно, за это время было сделано без счёта набросков, и, к её неожиданности, несколько из них Кае даже понравились.
Вечером того дня, вышивая, пока муж занимался какими-то бумагами, она вдруг решилась позвать его этим, нынче услышанным, именем:
– Рэн…
– Да? – с привычной готовностью откликнулся он, отрываясь от бумаг и встречаясь с нею глазами.
На его лице чётко читались этапы осознания, кто именно его только что так назвал, почти в момент сменившиеся отчётливо выраженными сомнениями в том, не послышалось ли ему и не придумал ли он это.
Хотя не было ничего дурного в том, чтобы не звать супруга по имени, и хотя королева знала, что и в истории, и в современности хватало семейных пар, обращающихся друг к другу исключительно официально, ей почему-то стало нестерпимо стыдно за то выражение сомнения на его лице, которое отчётливо и явно транслировало мысль: «Верно, я ослышался».
Сглотнув, она повторила ещё менее уверенным голосом, чем в первый раз:
– Рэн…
Сомнения на секунду сменились ошеломлением, после чего, странным образом рассиявшись – хотя улыбка тронула лишь кончики его губ и только уголки глаз, но отчего-то этой улыбкой сейчас светилось отчётливо всё лицо и даже, кажется, и сама фигура, – он с явным удовольствием переспросил:
– Кая?
Та спрятала лицо в ладонях и от смущения рассмеялась.
Мгновенно оценив ситуацию, Канлар хмыкнул и деловитым тоном заявил:
– Кажется, мы забыли разработать регламент неофициального титулования короля-консорта для личного пользования правящей королевы в интимной обстановке. Какое досадное упущение! – картинно посетовал он. – Непременно выскажу господину Се-Трие своё неудовольствие, как только он вернётся с моря!
На эту тираду Кая рассмеялась уже безо всякого смущения, и даже с нарочитым смирением в голосе согласилась:
– Должна признать, мне свойственен, в некоторой степени, формализм…
– В некоторой степени? – с заметной насмешкой приподнял он брови. – Дорогая. К вам порой и прикоснуться боязно без предварительных дипломатических нот с изъявлением намерений, – поддел он, вопреки этой фразе пересел к ней, приобнял за плечи и вернулся к делу: – Ты что-то хотела сказать.
Похлопав ресницами, она с самой очаровательной тональностью снова начала:
– Рэн… – и снова остановилась, захваченная выражением яркой радости на его лице.
Не удержавшись, она поцеловала его в нос, вызвав ещё один всплеск удивленного восторга.
Он рассмеялся и поцеловал её в ответ, и разговор снова немного отложился.
Наконец, ей удалось перейти к вопросу, который она хотела обсудить:
– Давай больше никогда не будем ссориться? – жалобно спросила она, глядя на него пронзительно.
Канлар был реалистом, поэтому, как ни заманчиво ему было ответить восторженным: «Никогда-никогда» – принялся занудно и педантично перечислять причины, по которым, как ему кажется, им не удастся не ссориться.
Характер, как известно, не лечится, но, возможно, в этом и состоит очарование человеческой личности?
Во всяком случае, королева, как и всегда, очередной приступ рационального занудства восприняла с пониманием и сочувствием. Как ни огорчительны были приведённые им аргументы, она и сама догадывалась, что не ссориться у них не получится.
– Ну тогда, – снизила порог требований она, – хотя бы пообещай мне, что не будешь оставлять меня в ссоре одну?
На три секунды задержав дыхание, он решительно ответил:
– Обещаю, – прекрасно понимая, на что подписывается, и каких усилий ему в будущем будет стоить необходимость держать это слово.
Возможно, именно в этот момент и началась – любовь?
Заключительная глава
Это и вообще непросто, быть самодержавным правителем, и тем более непросто, если тебя притом угораздило родиться женщиной. Но бывают периоды в жизни, когда выполнять свои королевские обязанности становится совсем уж сложно, если не сказать – невозможно.
Именно перед этим фактом поставил Каю утренний токсикоз, явно не имеющий намерений прекращаться лишь из-за того, что, вообще-то, вот-вот начнётся Малый совет.
Кая с её отменным здоровьем никогда в жизни не сталкивалась с тем, чтобы её организм всерьёз мешал ей справляться с её обязанностями – не считать же лёгкие простуды или головную боль, которые, конечно, были неприятны, но не более!
– Идите без меня! – махала она руками на мужа в промежуток между приступами тошноты. – Я сегодня точно ни на что не гожусь! – с горечью признала она.
Канлар, будучи в глубоком смятении, предложил перенести совет на послеобеденное время, но ей эта идея не пришлась по душе – пришлось бы сдвигать другие планы.
– Идите, идите! – настаивала она. – Ну не съедят же они вас?
От её лукавой улыбки он рассмеялся. Ему было неловко вдвойне: и от её недомогания, и от перспективы возглавить совет в одиночку. Но королева была непреклонна и, вручив ему торжественно ключ от Малого кабинета, таки выпихала его за двери.
Достаточно скорым шагом – время поджимало – направляясь к кабинету, Канлар пытался внутри своей головы припомнить, что делали во главе совета Кая и её отец, и что придётся сейчас сделать ему. Особо размышлять было некогда, но он, тем не менее, пытался что-то прорепетировать внутри своей головы: «Так, поздороваться. Предложить сесть. Или нет, мы же всегда рассаживались сами, не дожидаясь приглашений, значит, это можно опустить? – несколько секунд он напряжённо пытался вспомнить, давали ли король и королева такие отмашки, или атмосфера некоторой свободы от этикета распространялась и на вольную рассадку. – Объявить, что её величества сегодня не будет… а что дальше?» – тут он чуть не впал в панику, но затем припомнил, что можно сразу же вызвать для доклада канцлера, а тот уж точно предложит тему, а дальше будет время собраться с мыслями.
По дороге до кабинета он ещё успел внутри себя прокрутить все важные темы для обсуждения: выбор вице-канцлера, отъезд махийской принцессы, подготовка к принятию ниийских послов… вроде ничего не забыл?
Влетев в гостиную перед кабинетом, он поздоровался с советниками как-то машинально, сосредоточенный на том, чтобы правильно попасть непривычным ключом в замок и успешно открыть дверь. Первым войдя и устроившись на своём месте, он вцепился в собственную папку, что придало ему уверенности, и с облегчением заметил, что советники спокойно рассаживаются, переговариваясь вполголоса и не ожидая от него каких-то дополнительных команд.
Когда все оказались на своих местах, Канлар зачем-то встал, провозгласил:
– Её величества сегодня с нами не будет, – снова сел и только затем задумался, для чего вставал-то.
Досадуя на промах, который, кроме него самого, никто и не заметил, он состроил лицо посуровее и обратил пристальный взгляд на канцлера.
Тот даже сперва подумал, что король-консорт им недоволен, и успел робко кашлянуть с вопросительной интонацией в попытках выяснить причины такого недовольства, но Канлар вдруг вспомнил, что первый вопрос касался выбора вице-канцлера, и что именно он этим вопросом и занимался, и, будь здесь сегодня королева, ему и было бы дано первое слово.
Почувствовав твёрдую почву под ногами, Канлар решительно открыл свою папку и принялся говорить то, что и собирался сказать, и уже через минуту вполне забыл об отсутствии Каи и завёл с советниками такую же дискуссию, какая и бывала здесь обыкновенно.
Надо сказать, что в этом вопросе Канлару пришла на ум весьма хитрая комбинация – вполне в его дипломатическом духе. Его особое внимание привлёк уже пятнадцатилетний несостоявшийся жених королевы – парень, как уже отмечалось, толковый настолько, что его приглядывал и сам покойный король. К тому же, он был выходцем из знатной семьи, прочно лояльной к трону, что говорило в его пользу. Помехой служил только возраст. Как ни крути, а пятнадцать лет – это маловато, чтобы брать на себя широкий спектр обязанностей вице-канцлера. Поэтому Канлар предлагал временно назначить на эту должность опытного отставного камергера, а юношу же пока ввести в совет в качестве секретаря, постепенно приготовляя его к более важной и ответственной должности.
План после некоторого обсуждения был признан советниками отличным. Поскольку Кая ещё после решения вопроса с предательством предыдущего вице-канцлера полностью переложила обязанность подобрать нового на Канлара, то её непосредственное одобрение плана уже и не требовалось, и канцлер предложил незамедлительно составить необходимый декрет. Поскольку помощника у него пока не было, он же сам и продолжал писать бумаги подобного свойства. С особым удовольствием он вывел на листе номер декрета – первый – и даже проворчал что-то одобрительное по поводу: «Ну вот, наконец-то дождались распоряжений от короля-консорта». Тут Канлар, слегка смутившись, ткнул в цифру пальцем и тихо попросил исправить единицу на двойку.
– Ого! – воодушевился сидящий рядом дядюшка. – Это когда же вы успели, сир?
Его любопытство явно разделяли все присутствующие: общее внимание явственно сосредоточилось на смущённом короле-консорте.
– Конфиденциальный декрет для внутреннего пользования, – скороговоркой ответил он. – Не подлежит разглашению.
Канцлер разочарованно вздохнул и взял новый лист. Советники поскучнели, и только дядюшка по явному смущению Канлара догадался, что за всем этим должна скрываться весьма любопытная история. Увы! Выяснить это доподлинно ему не представлялось возможным, оставалось лишь предаваться догадкам.
Столь скоро и благополучно разрешив главный вопрос сегодняшнего собрания, совет покатился по накатанной. Канлар уже освоился вполне и, хотя чувствовал себя не так свободно, как в своём кружке иммигрантов, осознал, что ничего принципиального иного от него здесь не требуется.
Королева, выслушивая после его впечатления, смеялась и радовалась, и даже поделилась своими воспоминаниями о первом проведённом ею совете – ей тоже было довольно боязно. Кая объяснила, что тут главное сразу правильно поставить себя и не давать окружающим управлять тобой и перехватывать инициативу; Канлар всё это узнал на практике благодаря своему министерству, поэтому у них нашлась ещё одна интересная тема для разговора: сравнивать свои впечатления и приёмы, которые они используют в такого рода делах.
К сожалению, закончился этот день совсем не так радостно, как начался.
Вернувшись после вечерних дел в свои покои, Кая обнаружила Канлара в гостиной, с мрачным видом раскуривающим трубку.
Для него это было трижды странно. Во-первых, он и вообще почти никогда не курил, хотя Вернар и подарил ему в своё время все необходимые принадлежности, включая отменный табак. Во-вторых, если ему и случалось воспользоваться этими принадлежностями, то уж точно не в присутствии дамы. И в-третьих – это был крайне странный жест, если учесть деликатное положение Каи.
У Канлара были причины нервничать. Сам-то он давно забыл, что в своё время дал Кордонлису приказ выяснить, что за пиратка к ним пожаловала, и даже пригрозил уволить, если не выяснит. Вот Кордонлис и расстарался. И раздобыл-таки нужную информацию. Которая, мягко говоря, не радовала.
Сразу осознав, что произошло что-то весьма неприятное, королева жестом потребовала разъяснений.
Со вздохом пожав плечами, Канлар уныло поведал:
– Айде-Лин, или, вернее сказать, Айдэнь Линар, оказалась той самой сбежавшей женой младшего махийского принца.
Известие произвело на королеву самое неприятное впечатление.
– О! – мрачно сказала она. – Тогда я знаю, как ещё больше ухудшить вам настроение, – и передала ему листочек, который ранее держала в руках и с которым пришла.
Мрачно изучив листок, оказавшийся донесением от внутренней разведки, Канлар заковыристо выругался по-анжельски. Опомнившись, принёс свои извинения.
Кая невольно бросила взгляд в сторону пустого мольберта и тихо улыбнулась:
– Крайне любезно с вашей стороны, – согласилась она.
Канлар тоже посмотрел на мольберт, хмыкнул и признал:
– Ну вот, вы изрядно раззадорили моё любопытство.
По выражению его лица было очевидно, что он представляет упражнения в стиле Айде-Лин.
Королева покраснела и поспешила опровергнуть догадки, которые, как ей показалось, он обдумывал:
– Я просто очень плохо рисую, – призналась она и покраснела ещё сильнее.
– Уж точно не хуже меня! – рассмеялся Канлар. – Спросите как-нибудь госпожу Се-Ньяр, я самый безнадёжный её ученик! – припомнил он свои давние опыты в этом искусстве.
Кая с живым любопытством заглянула ему в лицо:
– А она даёт уроки?.. – прозвучал её робкий вопрос.
С выражением тихого восторга на лице Канлар прижал её к себе:
– Я вас сведу на днях.
Как только график королевы позволил, он и впрямь привёл её в министерство, где у госпожи Се-Ньяр была оборудована небольшая светлая комната как раз для художественных опытов. Выпроводив Канлара заниматься делами, дамы принялись живо обсуждать интересующий их вопрос. Кая даже принесла давнишнее красное безобразие – единственный свой несожжённый рисунок.
– Вы напрасно переживаете, ваше величество, – рассмеялась госпожа Се-Ньяр, разглядывая пурпурные небеса. – Рэн прав, он рисует гораздо хуже вашего!
«Рэн?» – чуть не переспросила Кая и сразу же слегка покраснела, осознав две немаловажные вещи: у её мужа, во-первых, есть имя, и во-вторых, что вполне естественно, близкие ему люди это имя сокращают.
Сколько себя помнила, Кая слышала о нём только и исключительно как о «господине Канларе», и в её окружении никто не называл его иначе – ну разве что если используя титул. Конечно, она знала его имя, но совершенно не ассоциировала его с ним. А тут, извольте, кто-то зовёт его этим самым Рэном, словно всю жизнь так и было – да ведь для госпожи Се-Ньяр, действительно, так и было.
– Это самый удачный из моих рисунков, – призналась королева. – Обычно получается куда как хуже.
Зорким взглядом выискивая в полотне те или иные одной ей знакомые черты и приметы, госпожа Се-Ньяр живо переспросила:
– А что вы хотели сказать этой картиной?
Кая в недоумении замерла.
Она никогда и ничего не хотела сказать своими рисунками. Она просто рисовала, как приходило на ум, не задумываясь, как это должны увидеть другие – да ведь и не предполагалось, что кто-то это когда-то увидит.
– Мне кажется, – не дождавшись ответа, принялась фантазировать художница, – здесь что-то про победу чувства и воображения над обыденностью, да? Смотрите, вот эти строгие силуэты зданий словно сгорают в алых солнечных лучах! – в восторге стала изобретать она толкование. – И цветы, цветы! Чувство, которое сильнее оков и рамок!
С недоумением королева припомнила, как, пока она пыталась обдумать кандидатуры на роль вице-канцлера, ей в голову упрямо лезли мысли о поцелуях. Неужели это и впрямь так легко читается с готового рисунка? Точно нужно сжигать всё, без исключений, это же ужас какой-то, любой, что ли, сможет вот так залезть ей в голову?
– Погодите, мне тут Джер-Лирэ подарил… – госпожа Се-Ньяр вернула королеве её холст и закопалась куда-то в ворох набросков. – Смотрите! – торжествующе воскликнула она, выхватив оттуда нужный лист. – Здесь та же тема, но решено иначе…
И королева незаметно для себя оказалась втянута в многословный и яркий разговор об искусстве, который занял несколько часов – конечно, за это время было сделано без счёта набросков, и, к её неожиданности, несколько из них Кае даже понравились.
Вечером того дня, вышивая, пока муж занимался какими-то бумагами, она вдруг решилась позвать его этим, нынче услышанным, именем:
– Рэн…
– Да? – с привычной готовностью откликнулся он, отрываясь от бумаг и встречаясь с нею глазами.
На его лице чётко читались этапы осознания, кто именно его только что так назвал, почти в момент сменившиеся отчётливо выраженными сомнениями в том, не послышалось ли ему и не придумал ли он это.
Хотя не было ничего дурного в том, чтобы не звать супруга по имени, и хотя королева знала, что и в истории, и в современности хватало семейных пар, обращающихся друг к другу исключительно официально, ей почему-то стало нестерпимо стыдно за то выражение сомнения на его лице, которое отчётливо и явно транслировало мысль: «Верно, я ослышался».
Сглотнув, она повторила ещё менее уверенным голосом, чем в первый раз:
– Рэн…
Сомнения на секунду сменились ошеломлением, после чего, странным образом рассиявшись – хотя улыбка тронула лишь кончики его губ и только уголки глаз, но отчего-то этой улыбкой сейчас светилось отчётливо всё лицо и даже, кажется, и сама фигура, – он с явным удовольствием переспросил:
– Кая?
Та спрятала лицо в ладонях и от смущения рассмеялась.
Мгновенно оценив ситуацию, Канлар хмыкнул и деловитым тоном заявил:
– Кажется, мы забыли разработать регламент неофициального титулования короля-консорта для личного пользования правящей королевы в интимной обстановке. Какое досадное упущение! – картинно посетовал он. – Непременно выскажу господину Се-Трие своё неудовольствие, как только он вернётся с моря!
На эту тираду Кая рассмеялась уже безо всякого смущения, и даже с нарочитым смирением в голосе согласилась:
– Должна признать, мне свойственен, в некоторой степени, формализм…
– В некоторой степени? – с заметной насмешкой приподнял он брови. – Дорогая. К вам порой и прикоснуться боязно без предварительных дипломатических нот с изъявлением намерений, – поддел он, вопреки этой фразе пересел к ней, приобнял за плечи и вернулся к делу: – Ты что-то хотела сказать.
Похлопав ресницами, она с самой очаровательной тональностью снова начала:
– Рэн… – и снова остановилась, захваченная выражением яркой радости на его лице.
Не удержавшись, она поцеловала его в нос, вызвав ещё один всплеск удивленного восторга.
Он рассмеялся и поцеловал её в ответ, и разговор снова немного отложился.
Наконец, ей удалось перейти к вопросу, который она хотела обсудить:
– Давай больше никогда не будем ссориться? – жалобно спросила она, глядя на него пронзительно.
Канлар был реалистом, поэтому, как ни заманчиво ему было ответить восторженным: «Никогда-никогда» – принялся занудно и педантично перечислять причины, по которым, как ему кажется, им не удастся не ссориться.
Характер, как известно, не лечится, но, возможно, в этом и состоит очарование человеческой личности?
Во всяком случае, королева, как и всегда, очередной приступ рационального занудства восприняла с пониманием и сочувствием. Как ни огорчительны были приведённые им аргументы, она и сама догадывалась, что не ссориться у них не получится.
– Ну тогда, – снизила порог требований она, – хотя бы пообещай мне, что не будешь оставлять меня в ссоре одну?
На три секунды задержав дыхание, он решительно ответил:
– Обещаю, – прекрасно понимая, на что подписывается, и каких усилий ему в будущем будет стоить необходимость держать это слово.
Возможно, именно в этот момент и началась – любовь?
Заключительная глава
Это и вообще непросто, быть самодержавным правителем, и тем более непросто, если тебя притом угораздило родиться женщиной. Но бывают периоды в жизни, когда выполнять свои королевские обязанности становится совсем уж сложно, если не сказать – невозможно.
Именно перед этим фактом поставил Каю утренний токсикоз, явно не имеющий намерений прекращаться лишь из-за того, что, вообще-то, вот-вот начнётся Малый совет.
Кая с её отменным здоровьем никогда в жизни не сталкивалась с тем, чтобы её организм всерьёз мешал ей справляться с её обязанностями – не считать же лёгкие простуды или головную боль, которые, конечно, были неприятны, но не более!
– Идите без меня! – махала она руками на мужа в промежуток между приступами тошноты. – Я сегодня точно ни на что не гожусь! – с горечью признала она.
Канлар, будучи в глубоком смятении, предложил перенести совет на послеобеденное время, но ей эта идея не пришлась по душе – пришлось бы сдвигать другие планы.
– Идите, идите! – настаивала она. – Ну не съедят же они вас?
От её лукавой улыбки он рассмеялся. Ему было неловко вдвойне: и от её недомогания, и от перспективы возглавить совет в одиночку. Но королева была непреклонна и, вручив ему торжественно ключ от Малого кабинета, таки выпихала его за двери.
Достаточно скорым шагом – время поджимало – направляясь к кабинету, Канлар пытался внутри своей головы припомнить, что делали во главе совета Кая и её отец, и что придётся сейчас сделать ему. Особо размышлять было некогда, но он, тем не менее, пытался что-то прорепетировать внутри своей головы: «Так, поздороваться. Предложить сесть. Или нет, мы же всегда рассаживались сами, не дожидаясь приглашений, значит, это можно опустить? – несколько секунд он напряжённо пытался вспомнить, давали ли король и королева такие отмашки, или атмосфера некоторой свободы от этикета распространялась и на вольную рассадку. – Объявить, что её величества сегодня не будет… а что дальше?» – тут он чуть не впал в панику, но затем припомнил, что можно сразу же вызвать для доклада канцлера, а тот уж точно предложит тему, а дальше будет время собраться с мыслями.
По дороге до кабинета он ещё успел внутри себя прокрутить все важные темы для обсуждения: выбор вице-канцлера, отъезд махийской принцессы, подготовка к принятию ниийских послов… вроде ничего не забыл?
Влетев в гостиную перед кабинетом, он поздоровался с советниками как-то машинально, сосредоточенный на том, чтобы правильно попасть непривычным ключом в замок и успешно открыть дверь. Первым войдя и устроившись на своём месте, он вцепился в собственную папку, что придало ему уверенности, и с облегчением заметил, что советники спокойно рассаживаются, переговариваясь вполголоса и не ожидая от него каких-то дополнительных команд.
Когда все оказались на своих местах, Канлар зачем-то встал, провозгласил:
– Её величества сегодня с нами не будет, – снова сел и только затем задумался, для чего вставал-то.
Досадуя на промах, который, кроме него самого, никто и не заметил, он состроил лицо посуровее и обратил пристальный взгляд на канцлера.
Тот даже сперва подумал, что король-консорт им недоволен, и успел робко кашлянуть с вопросительной интонацией в попытках выяснить причины такого недовольства, но Канлар вдруг вспомнил, что первый вопрос касался выбора вице-канцлера, и что именно он этим вопросом и занимался, и, будь здесь сегодня королева, ему и было бы дано первое слово.
Почувствовав твёрдую почву под ногами, Канлар решительно открыл свою папку и принялся говорить то, что и собирался сказать, и уже через минуту вполне забыл об отсутствии Каи и завёл с советниками такую же дискуссию, какая и бывала здесь обыкновенно.
Надо сказать, что в этом вопросе Канлару пришла на ум весьма хитрая комбинация – вполне в его дипломатическом духе. Его особое внимание привлёк уже пятнадцатилетний несостоявшийся жених королевы – парень, как уже отмечалось, толковый настолько, что его приглядывал и сам покойный король. К тому же, он был выходцем из знатной семьи, прочно лояльной к трону, что говорило в его пользу. Помехой служил только возраст. Как ни крути, а пятнадцать лет – это маловато, чтобы брать на себя широкий спектр обязанностей вице-канцлера. Поэтому Канлар предлагал временно назначить на эту должность опытного отставного камергера, а юношу же пока ввести в совет в качестве секретаря, постепенно приготовляя его к более важной и ответственной должности.
План после некоторого обсуждения был признан советниками отличным. Поскольку Кая ещё после решения вопроса с предательством предыдущего вице-канцлера полностью переложила обязанность подобрать нового на Канлара, то её непосредственное одобрение плана уже и не требовалось, и канцлер предложил незамедлительно составить необходимый декрет. Поскольку помощника у него пока не было, он же сам и продолжал писать бумаги подобного свойства. С особым удовольствием он вывел на листе номер декрета – первый – и даже проворчал что-то одобрительное по поводу: «Ну вот, наконец-то дождались распоряжений от короля-консорта». Тут Канлар, слегка смутившись, ткнул в цифру пальцем и тихо попросил исправить единицу на двойку.
– Ого! – воодушевился сидящий рядом дядюшка. – Это когда же вы успели, сир?
Его любопытство явно разделяли все присутствующие: общее внимание явственно сосредоточилось на смущённом короле-консорте.
– Конфиденциальный декрет для внутреннего пользования, – скороговоркой ответил он. – Не подлежит разглашению.
Канцлер разочарованно вздохнул и взял новый лист. Советники поскучнели, и только дядюшка по явному смущению Канлара догадался, что за всем этим должна скрываться весьма любопытная история. Увы! Выяснить это доподлинно ему не представлялось возможным, оставалось лишь предаваться догадкам.
Столь скоро и благополучно разрешив главный вопрос сегодняшнего собрания, совет покатился по накатанной. Канлар уже освоился вполне и, хотя чувствовал себя не так свободно, как в своём кружке иммигрантов, осознал, что ничего принципиального иного от него здесь не требуется.
Королева, выслушивая после его впечатления, смеялась и радовалась, и даже поделилась своими воспоминаниями о первом проведённом ею совете – ей тоже было довольно боязно. Кая объяснила, что тут главное сразу правильно поставить себя и не давать окружающим управлять тобой и перехватывать инициативу; Канлар всё это узнал на практике благодаря своему министерству, поэтому у них нашлась ещё одна интересная тема для разговора: сравнивать свои впечатления и приёмы, которые они используют в такого рода делах.
К сожалению, закончился этот день совсем не так радостно, как начался.
Вернувшись после вечерних дел в свои покои, Кая обнаружила Канлара в гостиной, с мрачным видом раскуривающим трубку.
Для него это было трижды странно. Во-первых, он и вообще почти никогда не курил, хотя Вернар и подарил ему в своё время все необходимые принадлежности, включая отменный табак. Во-вторых, если ему и случалось воспользоваться этими принадлежностями, то уж точно не в присутствии дамы. И в-третьих – это был крайне странный жест, если учесть деликатное положение Каи.
У Канлара были причины нервничать. Сам-то он давно забыл, что в своё время дал Кордонлису приказ выяснить, что за пиратка к ним пожаловала, и даже пригрозил уволить, если не выяснит. Вот Кордонлис и расстарался. И раздобыл-таки нужную информацию. Которая, мягко говоря, не радовала.
Сразу осознав, что произошло что-то весьма неприятное, королева жестом потребовала разъяснений.
Со вздохом пожав плечами, Канлар уныло поведал:
– Айде-Лин, или, вернее сказать, Айдэнь Линар, оказалась той самой сбежавшей женой младшего махийского принца.
Известие произвело на королеву самое неприятное впечатление.
– О! – мрачно сказала она. – Тогда я знаю, как ещё больше ухудшить вам настроение, – и передала ему листочек, который ранее держала в руках и с которым пришла.
Мрачно изучив листок, оказавшийся донесением от внутренней разведки, Канлар заковыристо выругался по-анжельски. Опомнившись, принёс свои извинения.
