Он не взял с собой денег — потому что у него их и не было. Максимум, какой ему приходилось держать в руках — мелкие монетки, которые он раздавал как милостыню от имени владыки, ежели тот шествовал, например, в храм. Чего-то хоть сколько-нибудь ценного тоже не было — а если бы и было, Дерек знать себе не представлял, где и как это продать, да ещё ночью.
А проезд на корабле, разумеется, стоил денег.
От волнения Дерек задышал глубоко и часто — в лёгкие его рванул тошнотворный запах отходов, и он отчаянно, глухо закашлялся, и, пытаясь подавить этот кашель, заткнул себе рот кулаком.
Услыхав его, дядька повысил голос, напевая свою песенку: он как раз преодолевал одни из ворот на своём пути, и кашель Дерека был совсем некстати.
Замерев от ужаса, Дерек вжался в дно повозки, молясь, чтобы стража не обнаружила его присутствия. Ему казалось, что стук его бешено колотящегося сердца будет отчётливо слышен, что его заметят, откопают и с позором препроводят под мрачные очи Грэхарда.
Дерек вообразил это как наяву: как выдернутый из постели владыка, и без того славящийся своим дурным нравом, мрачно выслушает доклад о несостоявшемся побеге…
Перед внутренним взором встали живые, яркие, полные недоумения и вопроса глаза Грэхарда, когда он взглянет на него, чтобы услышать, как друг опровергает этот несусветный бред. Какой ещё побег? Кому могла прийти в голову такая идиотская мысль?!
Тоска, отчаяние и боль полностью захватили Дерека; всем сердцем он рванул туда, обратно, в Цитадель, к своему грозному и мрачному другу. Как ему вообще могла прийти в голову отвратительная, мерзкая, предательская мысль — оставить его!
…к счастью, дёрнувшись, Дерек угодил синяком прямо по бортику повозки. Острая яркая боль отрезвила его.
Грэхард был ему другом. Когда-то давно. Когда-то, когда он был всего лишь младшим ньонским принцем, когда он не стремился к власти, когда они были юны и полны оптимизма.
Но это уже осталось в прошлом.
Это стало отходить в прошлое ещё восемь лет назад — когда Грэхард убил своего старшего брата и сам занял трон.
И с тех пор, день за днём, год за годом их дружба умирала — и умерла сегодня.
В тот момент, когда кулак Грэхарда встретился с лицом Дерека.
…за этими горькими размышлениями Дерек упустил тот момент, когда они выехали за пределы Цитадели.
Проехав пару переулков по дороге к свалке, Брюк остановился и принялся выкапывать Дерека.
— Ну вот и всё, что ль, — грустно улыбнувшись, подал он ему руку, помогая выбраться наружу.
Дерек, ухватившись одной рукой за него, а в другую захватив свою припрятанную под бок котомку, выкатился на землю.
Не глядя на него, дядька принялся тщательно складывать дерюжку — пригодится ещё.
— Спасибо, Брюк, — проникновенно поблагодарил Дерек.
Глянув на него искоса, дядька кивнул и степенно попрощался:
— Бывай!
Забравшись обратно в повозку, тронул поводья.
Дерек с минуту смотрел ему вслед, затем оглянулся.
Вокруг, в зыбком свете мутной луны, простиралась ночная столица, насквозь продуваемая холодным морским ветром.
Точно таким же ветром теперь продувало и саму душу Дерека.
2. Где раздобыть денег посреди ночи?
От Цитадели до порта было рукой подать — но Дерек не решился пройти по центральной улице города. Она просматривалась с башен крепости, его могли заметить, и все ухищрения пошли бы псу под хвост.
Дерек побрёл в порт переулками; тёмными, страшными и безлюдными. Стояла глухая ночь.
Ковыляя в свете луны и поминутно оглядываясь — не видно ли его с башен? — Дерек лихорадочно размышлял, где взять денег.
У него было достаточно богатых знакомых, но к кому он мог заявиться посреди ночи?
Сперва Дерек подумал про пару князей, которым весьма симпатизировал, и с которыми его связывали длительные и тёплые отношения. Но князья эти жили в основном за чертой города, в больших особняках, с внушительной охраной — никто ночью не впустил бы внутрь странного бродягу и тем более не стал бы будить ради него господина.
Связи среди купцов у Дерека тоже были весьма обширны — но большая часть купцов не сидела в столице, а прийти к ним на дом и уверять… кого? Жён, детей, управляющих? Что такой-то, конечно, дал бы ему, Дереку, денег? Смешно звучит!
Сумма для длительной поездки на корабле, по мнению Дерека, должна была быть весьма внушительной, поэтому ему даже в голову не пришло обращаться к знакомым ремесленникам и людям победнее — такая просьба слишком бы их обременила.
Скрипнув зубами, Дерек пришёл к выводу, что придётся проситься на корабль так — обещая потом отработать — но это, конечно, существенно понижало его шансы на побег. Анжельские купцы наверняка не глупы, и им тоже не с руки ссориться с Грэхардом — а ну как он узнает, кто именно помог Дереку сбежать? Так что лучше бы ему прийти как честному пассажиру, с деньгами, и лучше даже — с суммой побольше.
Перебирая знакомых, которые были сейчас в столице и обладали должным богатством, Дерек вспомнил про Милдара — советника Грэхарда по просветительским вопросам. В конце концов, именно сегодняшний — точнее, уже вчерашний! — разговор с Милдаром и надоумил его обратиться к анжельцам!
…но к Милдару идти было стыдно. Милдар сам был анжельцем, который давно и прочно осел в Ньоне и посвятил свою жизнь служению Ньону. Как Дерек бы смог, глядя ему в глаза, сказать, что намерен оставить Ньон и свою службу? Не говоря уж о том, что Милдар, возможно, и не стал бы ему помогать!
Дерек зажмурился от отчаяния и безнадёжной глухой обиды. Он был уверен, что Милдар, глядя на него своими рассеянными светлыми глазами, начнёт вдохновенно вещать о том, как важен для человека долг, как важно хранить верность своим идеалам, и прочая, и прочая…
Вообразив этот возможный монолог, Дерек так проникся, что аж встал на месте. Ладони его вспотели, в ушах звенело напряжение. Куда он, в самом деле, собрался? Как трусливо, как низко, как эгоистично!..
Закусив губу, Дерек развернулся и решительно отправился обратно. Что он тут устраивает за драмы, право!
На фоне высоких рассуждений о долге и самоотречении обида на Грэхарда стала казаться смешной, мелкой и глупой. Ну, подумаешь, ударил! В конце концов, он, Дерек, сам был виноват! Видел же, что владыка на взводе! Прекрасно видел — но продолжил настаивать на своём! И получил — вполне заслуженно получил, надо сказать! Его задача — выполнять приказы Грэхарда, а не кочевряжиться и пытаться его переубедить!
Пыхтя от недовольства, сдобренного изрядной долей горечи и разочарования, Дерек стремительным шагом двигался к Цитадели, но…
Вдруг размышления его были прерваны громким смехом.
Дерек настороженно остановился.
К смеху присоединились басовитые пьяные голоса: навстречу ему явно двигалось несколько человек.
Дерек замер, машинально нащупывая нож и растерянно моргая. Он чувствовал себя непривычно, фатально беззащитным.
Долгие годы он находился в тени владыки Ньона, и такое положение обеспечивало ему максимально возможную безопасность. Он привык к этому перманентному чувству безопасности, и теперь совершенно не знал, как поступить. Это же нормально, да, в ночном переулке наткнуться на пьяную компанию?
Шум и смех приближались; Дерек замотал головой по сторонам в поисках укрытия. Переулок таковыми не баловал: дома стояли впритык, никакой растительности не наблюдалось.
Пытаться убежать назад вроде как было не с чего, но оставаться на месте было страшно. Поморгав, теряя при этом драгоценные секунды, Дерек пришёл к выводу, что не хочет на своей шкуре испытать, чем ему грозит столкновение такого рода.
Развернувшись, он скорым шагом направился назад; компания, слава Богу, ковыляла медленно, так что драпать и не пришлось.
Переведя дух, Дерек осознал, что, скрываясь от пьяниц, дошёл почти до порта. Сердце снова нырнуло туда, в сокровенную мечту: уехать, скрыться, начать новую жизнь!..
Он остановился, сжимая кулаки и пытаясь удержать горькие слёзы.
Его разрывали на части две равно могучие силы: чувство предопределённости, нашептывающее ему, что его место здесь, при Грэхарде, — и иступлённая, неистовая надежда, что для него всё-таки возможна ещё какая-то другая жизнь, не связанная с Грэхардом, не подчиняющаяся ему.
Ему отчаянно, остро, до физической боли хотелось верить, что такая жизнь — возможна.
Он бесконечно устал.
За те пятнадцать лет, что прошли с того момента, как пираты разграбили его посёлок, а его самого — продали в рабство, он привык быть тенью Грэхарда. Он совершенно слился со своим служением и теперь не мог поверить и принять, что в нём есть что-то ещё, своё собственное, не относящееся к Грэхарду.
Но оно, это своё собственное, было — и исступлённо рвалось наружу.
Оно пробудилось в нём в последние месяцы — возможно, благодаря Эсне, которая увидела в нём нечто большее, чем тень Грэхарда, — и теперь не хотело засыпать обратно, и отчаянно боролось за своё право быть, и крушило всё старое, наносное, навязанное, мешающее ему быть.
Дерек не был готов к той буре, которая бушевала теперь в его душе. Он сел прямо на землю и попытался спрятать лицо в ладонях: лицо опять стрельнуло болью.
Обида и горечь совсем захватили его. Зачем, за что Грэхард его ударил?! Он всего лишь хотел защитить Эсну! Всего лишь хотел защитить Эсну! Разве не это ему поручил сам Грэхард?!
Невозможно, это было совершенно невозможно терпеть! Вихрь боли и отчаяния поглотил Дерека. Он чётко осознал внутри себя, что живым — не вернётся. Никогда, ни за что. Пусть его лучше убьют при попытках поймать!
Но он не желает, он не может туда возвращаться!
Вскочив и решительно подхватив свои вещи, Дерек отправился к первому же знакомому дому. Тут, у порта, часто селились иноземные купцы, и им он наверняка мог предложить информацию, которая стоила больших денег!
Он уже совсем не думал, что такой купец может его выдать в надежде получить у Грэхарда вознаграждение — у него не осталось моральных сил всё взвешивать и рассчитывать. Нужно было ехать — сегодня, сейчас! — ему нужны были деньги — много, и быстро! — и он не желал всё перепроверять сто раз, боясь, что что-то может сложиться не так.
Он больше не желал бояться.
И он был готов бороться за жизнь, в которой страха больше не будет.
3. О чём думает Этрэн Дранкар?
До рассвета оставалось около часа, и Этрэн пребывал в том особом состоянии, какое возникает у человека, хорошо сделавшего свою работу и, наконец, готового вернуться домой.
Анжельский торговый дом в основном ещё спал, хотя местами слышались лёгкий шаги, тихий смех, стуки дверей, скрип передвигаемых вещей — это собирались люди Этрэна. Сам же он вышел на балкончик второго этажа, насладиться последними моментами перед отъездом.
Балкончик удачно выходил на припортовую площадь. Горизонт, конечно, не просматривался, поскольку его загораживали постройки верфи и корабли, но далёкое зарево уже угадывалось, делая непроглядную ночь зыбкой и прозрачной. Воздух пах совершенно особо — так пахнет только на рассвете, и только в порту. Солёный ветер с нотками свежеобработанного дерева, влага и мох для конопатки, масло для рельсов верфи — и что-то особенное, утреннее, свежее и пронзительное.
Этрэн удовлетворённо прижмурился, проводя пальцами по гладким деревянным перилам и вдыхая всю эту рассветную симфонию запахов. Поездка выдалась удачной — даже удачнее, чем он рассчитывал сперва, — и теперь он с удовольствием припоминал продуктивные встречи, повторял внутри своей головы особенно яркие нюансы сделок и мысленно перебирал свои дальнейшие планы. Внутренняя речь его выстраивалась так, как будто всё это он рассказывает супруге; ему нравилось мыслить именно таким образом, потому что это создавало ощущение её присутствия.
Сегодня этот привычный внутренний разговор был окрашен нотками предвкушения — он планировал провести дома не меньше месяца, пережидая период зимних штормов на суше.
Насладившись последними моментами одиночества, Этрэн пристукнул по перилам, заканчивая, тем самым, свои разговоро-воспоминания, кивнул сам себе и отправился на выход.
На первом этаже его перехватил сонно зевающий Кайтар — торговый представитель Анджелии в Ньоне. Зажатый в его руке цветной фонарь бросал на стены и предметы красивые блики.
Вообще-то, они уже попрощались вчера вечером, как и с другими членами торгового дома, как раз чтобы остающимся в Ньоне не пришлось вставать в такую рань. Но Кайтар, конечно, был слишком непоседлив, чтобы просто проспать отъезд товарища, поэтому вскочил, толком не проснувшись, пожать руку и ещё раз проговорить все положенные в этом случае приятности.
Этрэн руку пожал с большим удовольствием, и от приятностей действительно почувствовал самые тёплые ощущения в душе.
— Ну, до весны? — сонно прищурился Кайтар.
— До весны, — благостно согласился Этрэн, ещё раз пожимая руку.
В итоге Кайтар проводил его до дверей и даже помахал вслед, и лишь потом отправился досыпать.
Этрэн сентиментально улыбнулся. Эта привычка старого друга была ему особенно по нраву. Он, разумеется, всякий раз отнекивался накануне и требовал: «Нет, ты в этот раз не вздумай вскакивать», — но на душе разливалось особенное тепло, когда в полумраке ещё спящего дома возникало знакомое, невыспавшееся, но радостное лицо.
Так, с оставшейся после встречи улыбкой, он и отправился было в порт — но вдруг обнаружил, что его поджидают.
Дело, в общем-то, нередкое — у Этрэна по жизни была репутация человека, который умеет разруливать проблемы и устраивать нужные встречи и подходящие обстоятельства. Многочисленные знакомые посылали к нему своих знакомых, и, пожалуй, в такой востребованности Этрэн видел признак успешности самой своей жизни.
Проблема была с личностью ожидавшего: доверенный ординарец владыки Ньона — это точно не тот человек, которого заморский купец будет рад видеть в день своего отъезда.
Тем более — Этрэн недоверчиво моргнул — мрачный и побитый ординарец.
Не то чтобы они с Дереком сталкивались часто — точно не в каждый приезд анжельских купцов в Ньон — но всё же достаточно для того, чтобы наблюдательный Этрэн успел сделать некоторые выводы о его характере. И мрачность в эти выводы как-то не вписывалась. Точнее, вписывалась, — но только в каких-то исключительно неприятных для анжельца контекстах.
— Глас владыки? — остановился Этрэн возле визитёра, даже не пытаясь убрать из голоса тревогу. Лучше уж сразу узнать, чем они тут не угодили грозному ньонскому повелителю!
Дерек усмехнулся правой стороной лица и поправил:
— Свой собственный. — И тут же уточнил: — Глас, в смысле.
«Тогда уж не только глас», — логично поправил внутри своей головы Этрэн, но озвучивать поправку не стал, поскольку был человеком вежливым. Собственно, именно эта вежливость заставила его махнуть рукой в сторону покинутого было торгового дома и предложить:
— Пройдёмте, господин?.. — вопросительной интонацией предлагая дополнить фамилию.
Неожиданный визитёр проследил взглядом за движением руки, машинально ответил:
— Просто Дерек, — и покачал головой.
На лице его ощутимо отразились растерянность и смущение.
Заметив это, Этрэн непринуждённо предложил:
— Тогда составите мне компанию? Я в порт, — уточнил он.
Они, собственно, уже были в порту, но своими словами Этрэн скорее хотел намекнуть на то обстоятельство, что ему пора бы и на корабль.
А проезд на корабле, разумеется, стоил денег.
От волнения Дерек задышал глубоко и часто — в лёгкие его рванул тошнотворный запах отходов, и он отчаянно, глухо закашлялся, и, пытаясь подавить этот кашель, заткнул себе рот кулаком.
Услыхав его, дядька повысил голос, напевая свою песенку: он как раз преодолевал одни из ворот на своём пути, и кашель Дерека был совсем некстати.
Замерев от ужаса, Дерек вжался в дно повозки, молясь, чтобы стража не обнаружила его присутствия. Ему казалось, что стук его бешено колотящегося сердца будет отчётливо слышен, что его заметят, откопают и с позором препроводят под мрачные очи Грэхарда.
Дерек вообразил это как наяву: как выдернутый из постели владыка, и без того славящийся своим дурным нравом, мрачно выслушает доклад о несостоявшемся побеге…
Перед внутренним взором встали живые, яркие, полные недоумения и вопроса глаза Грэхарда, когда он взглянет на него, чтобы услышать, как друг опровергает этот несусветный бред. Какой ещё побег? Кому могла прийти в голову такая идиотская мысль?!
Тоска, отчаяние и боль полностью захватили Дерека; всем сердцем он рванул туда, обратно, в Цитадель, к своему грозному и мрачному другу. Как ему вообще могла прийти в голову отвратительная, мерзкая, предательская мысль — оставить его!
…к счастью, дёрнувшись, Дерек угодил синяком прямо по бортику повозки. Острая яркая боль отрезвила его.
Грэхард был ему другом. Когда-то давно. Когда-то, когда он был всего лишь младшим ньонским принцем, когда он не стремился к власти, когда они были юны и полны оптимизма.
Но это уже осталось в прошлом.
Это стало отходить в прошлое ещё восемь лет назад — когда Грэхард убил своего старшего брата и сам занял трон.
И с тех пор, день за днём, год за годом их дружба умирала — и умерла сегодня.
В тот момент, когда кулак Грэхарда встретился с лицом Дерека.
…за этими горькими размышлениями Дерек упустил тот момент, когда они выехали за пределы Цитадели.
Проехав пару переулков по дороге к свалке, Брюк остановился и принялся выкапывать Дерека.
— Ну вот и всё, что ль, — грустно улыбнувшись, подал он ему руку, помогая выбраться наружу.
Дерек, ухватившись одной рукой за него, а в другую захватив свою припрятанную под бок котомку, выкатился на землю.
Не глядя на него, дядька принялся тщательно складывать дерюжку — пригодится ещё.
— Спасибо, Брюк, — проникновенно поблагодарил Дерек.
Глянув на него искоса, дядька кивнул и степенно попрощался:
— Бывай!
Забравшись обратно в повозку, тронул поводья.
Дерек с минуту смотрел ему вслед, затем оглянулся.
Вокруг, в зыбком свете мутной луны, простиралась ночная столица, насквозь продуваемая холодным морским ветром.
Точно таким же ветром теперь продувало и саму душу Дерека.
Глава вторая
2. Где раздобыть денег посреди ночи?
От Цитадели до порта было рукой подать — но Дерек не решился пройти по центральной улице города. Она просматривалась с башен крепости, его могли заметить, и все ухищрения пошли бы псу под хвост.
Дерек побрёл в порт переулками; тёмными, страшными и безлюдными. Стояла глухая ночь.
Ковыляя в свете луны и поминутно оглядываясь — не видно ли его с башен? — Дерек лихорадочно размышлял, где взять денег.
У него было достаточно богатых знакомых, но к кому он мог заявиться посреди ночи?
Сперва Дерек подумал про пару князей, которым весьма симпатизировал, и с которыми его связывали длительные и тёплые отношения. Но князья эти жили в основном за чертой города, в больших особняках, с внушительной охраной — никто ночью не впустил бы внутрь странного бродягу и тем более не стал бы будить ради него господина.
Связи среди купцов у Дерека тоже были весьма обширны — но большая часть купцов не сидела в столице, а прийти к ним на дом и уверять… кого? Жён, детей, управляющих? Что такой-то, конечно, дал бы ему, Дереку, денег? Смешно звучит!
Сумма для длительной поездки на корабле, по мнению Дерека, должна была быть весьма внушительной, поэтому ему даже в голову не пришло обращаться к знакомым ремесленникам и людям победнее — такая просьба слишком бы их обременила.
Скрипнув зубами, Дерек пришёл к выводу, что придётся проситься на корабль так — обещая потом отработать — но это, конечно, существенно понижало его шансы на побег. Анжельские купцы наверняка не глупы, и им тоже не с руки ссориться с Грэхардом — а ну как он узнает, кто именно помог Дереку сбежать? Так что лучше бы ему прийти как честному пассажиру, с деньгами, и лучше даже — с суммой побольше.
Перебирая знакомых, которые были сейчас в столице и обладали должным богатством, Дерек вспомнил про Милдара — советника Грэхарда по просветительским вопросам. В конце концов, именно сегодняшний — точнее, уже вчерашний! — разговор с Милдаром и надоумил его обратиться к анжельцам!
…но к Милдару идти было стыдно. Милдар сам был анжельцем, который давно и прочно осел в Ньоне и посвятил свою жизнь служению Ньону. Как Дерек бы смог, глядя ему в глаза, сказать, что намерен оставить Ньон и свою службу? Не говоря уж о том, что Милдар, возможно, и не стал бы ему помогать!
Дерек зажмурился от отчаяния и безнадёжной глухой обиды. Он был уверен, что Милдар, глядя на него своими рассеянными светлыми глазами, начнёт вдохновенно вещать о том, как важен для человека долг, как важно хранить верность своим идеалам, и прочая, и прочая…
Вообразив этот возможный монолог, Дерек так проникся, что аж встал на месте. Ладони его вспотели, в ушах звенело напряжение. Куда он, в самом деле, собрался? Как трусливо, как низко, как эгоистично!..
Закусив губу, Дерек развернулся и решительно отправился обратно. Что он тут устраивает за драмы, право!
На фоне высоких рассуждений о долге и самоотречении обида на Грэхарда стала казаться смешной, мелкой и глупой. Ну, подумаешь, ударил! В конце концов, он, Дерек, сам был виноват! Видел же, что владыка на взводе! Прекрасно видел — но продолжил настаивать на своём! И получил — вполне заслуженно получил, надо сказать! Его задача — выполнять приказы Грэхарда, а не кочевряжиться и пытаться его переубедить!
Пыхтя от недовольства, сдобренного изрядной долей горечи и разочарования, Дерек стремительным шагом двигался к Цитадели, но…
Вдруг размышления его были прерваны громким смехом.
Дерек настороженно остановился.
К смеху присоединились басовитые пьяные голоса: навстречу ему явно двигалось несколько человек.
Дерек замер, машинально нащупывая нож и растерянно моргая. Он чувствовал себя непривычно, фатально беззащитным.
Долгие годы он находился в тени владыки Ньона, и такое положение обеспечивало ему максимально возможную безопасность. Он привык к этому перманентному чувству безопасности, и теперь совершенно не знал, как поступить. Это же нормально, да, в ночном переулке наткнуться на пьяную компанию?
Шум и смех приближались; Дерек замотал головой по сторонам в поисках укрытия. Переулок таковыми не баловал: дома стояли впритык, никакой растительности не наблюдалось.
Пытаться убежать назад вроде как было не с чего, но оставаться на месте было страшно. Поморгав, теряя при этом драгоценные секунды, Дерек пришёл к выводу, что не хочет на своей шкуре испытать, чем ему грозит столкновение такого рода.
Развернувшись, он скорым шагом направился назад; компания, слава Богу, ковыляла медленно, так что драпать и не пришлось.
Переведя дух, Дерек осознал, что, скрываясь от пьяниц, дошёл почти до порта. Сердце снова нырнуло туда, в сокровенную мечту: уехать, скрыться, начать новую жизнь!..
Он остановился, сжимая кулаки и пытаясь удержать горькие слёзы.
Его разрывали на части две равно могучие силы: чувство предопределённости, нашептывающее ему, что его место здесь, при Грэхарде, — и иступлённая, неистовая надежда, что для него всё-таки возможна ещё какая-то другая жизнь, не связанная с Грэхардом, не подчиняющаяся ему.
Ему отчаянно, остро, до физической боли хотелось верить, что такая жизнь — возможна.
Он бесконечно устал.
За те пятнадцать лет, что прошли с того момента, как пираты разграбили его посёлок, а его самого — продали в рабство, он привык быть тенью Грэхарда. Он совершенно слился со своим служением и теперь не мог поверить и принять, что в нём есть что-то ещё, своё собственное, не относящееся к Грэхарду.
Но оно, это своё собственное, было — и исступлённо рвалось наружу.
Оно пробудилось в нём в последние месяцы — возможно, благодаря Эсне, которая увидела в нём нечто большее, чем тень Грэхарда, — и теперь не хотело засыпать обратно, и отчаянно боролось за своё право быть, и крушило всё старое, наносное, навязанное, мешающее ему быть.
Дерек не был готов к той буре, которая бушевала теперь в его душе. Он сел прямо на землю и попытался спрятать лицо в ладонях: лицо опять стрельнуло болью.
Обида и горечь совсем захватили его. Зачем, за что Грэхард его ударил?! Он всего лишь хотел защитить Эсну! Всего лишь хотел защитить Эсну! Разве не это ему поручил сам Грэхард?!
Невозможно, это было совершенно невозможно терпеть! Вихрь боли и отчаяния поглотил Дерека. Он чётко осознал внутри себя, что живым — не вернётся. Никогда, ни за что. Пусть его лучше убьют при попытках поймать!
Но он не желает, он не может туда возвращаться!
Вскочив и решительно подхватив свои вещи, Дерек отправился к первому же знакомому дому. Тут, у порта, часто селились иноземные купцы, и им он наверняка мог предложить информацию, которая стоила больших денег!
Он уже совсем не думал, что такой купец может его выдать в надежде получить у Грэхарда вознаграждение — у него не осталось моральных сил всё взвешивать и рассчитывать. Нужно было ехать — сегодня, сейчас! — ему нужны были деньги — много, и быстро! — и он не желал всё перепроверять сто раз, боясь, что что-то может сложиться не так.
Он больше не желал бояться.
И он был готов бороться за жизнь, в которой страха больше не будет.
Глава третья
3. О чём думает Этрэн Дранкар?
До рассвета оставалось около часа, и Этрэн пребывал в том особом состоянии, какое возникает у человека, хорошо сделавшего свою работу и, наконец, готового вернуться домой.
Анжельский торговый дом в основном ещё спал, хотя местами слышались лёгкий шаги, тихий смех, стуки дверей, скрип передвигаемых вещей — это собирались люди Этрэна. Сам же он вышел на балкончик второго этажа, насладиться последними моментами перед отъездом.
Балкончик удачно выходил на припортовую площадь. Горизонт, конечно, не просматривался, поскольку его загораживали постройки верфи и корабли, но далёкое зарево уже угадывалось, делая непроглядную ночь зыбкой и прозрачной. Воздух пах совершенно особо — так пахнет только на рассвете, и только в порту. Солёный ветер с нотками свежеобработанного дерева, влага и мох для конопатки, масло для рельсов верфи — и что-то особенное, утреннее, свежее и пронзительное.
Этрэн удовлетворённо прижмурился, проводя пальцами по гладким деревянным перилам и вдыхая всю эту рассветную симфонию запахов. Поездка выдалась удачной — даже удачнее, чем он рассчитывал сперва, — и теперь он с удовольствием припоминал продуктивные встречи, повторял внутри своей головы особенно яркие нюансы сделок и мысленно перебирал свои дальнейшие планы. Внутренняя речь его выстраивалась так, как будто всё это он рассказывает супруге; ему нравилось мыслить именно таким образом, потому что это создавало ощущение её присутствия.
Сегодня этот привычный внутренний разговор был окрашен нотками предвкушения — он планировал провести дома не меньше месяца, пережидая период зимних штормов на суше.
Насладившись последними моментами одиночества, Этрэн пристукнул по перилам, заканчивая, тем самым, свои разговоро-воспоминания, кивнул сам себе и отправился на выход.
На первом этаже его перехватил сонно зевающий Кайтар — торговый представитель Анджелии в Ньоне. Зажатый в его руке цветной фонарь бросал на стены и предметы красивые блики.
Вообще-то, они уже попрощались вчера вечером, как и с другими членами торгового дома, как раз чтобы остающимся в Ньоне не пришлось вставать в такую рань. Но Кайтар, конечно, был слишком непоседлив, чтобы просто проспать отъезд товарища, поэтому вскочил, толком не проснувшись, пожать руку и ещё раз проговорить все положенные в этом случае приятности.
Этрэн руку пожал с большим удовольствием, и от приятностей действительно почувствовал самые тёплые ощущения в душе.
— Ну, до весны? — сонно прищурился Кайтар.
— До весны, — благостно согласился Этрэн, ещё раз пожимая руку.
В итоге Кайтар проводил его до дверей и даже помахал вслед, и лишь потом отправился досыпать.
Этрэн сентиментально улыбнулся. Эта привычка старого друга была ему особенно по нраву. Он, разумеется, всякий раз отнекивался накануне и требовал: «Нет, ты в этот раз не вздумай вскакивать», — но на душе разливалось особенное тепло, когда в полумраке ещё спящего дома возникало знакомое, невыспавшееся, но радостное лицо.
Так, с оставшейся после встречи улыбкой, он и отправился было в порт — но вдруг обнаружил, что его поджидают.
Дело, в общем-то, нередкое — у Этрэна по жизни была репутация человека, который умеет разруливать проблемы и устраивать нужные встречи и подходящие обстоятельства. Многочисленные знакомые посылали к нему своих знакомых, и, пожалуй, в такой востребованности Этрэн видел признак успешности самой своей жизни.
Проблема была с личностью ожидавшего: доверенный ординарец владыки Ньона — это точно не тот человек, которого заморский купец будет рад видеть в день своего отъезда.
Тем более — Этрэн недоверчиво моргнул — мрачный и побитый ординарец.
Не то чтобы они с Дереком сталкивались часто — точно не в каждый приезд анжельских купцов в Ньон — но всё же достаточно для того, чтобы наблюдательный Этрэн успел сделать некоторые выводы о его характере. И мрачность в эти выводы как-то не вписывалась. Точнее, вписывалась, — но только в каких-то исключительно неприятных для анжельца контекстах.
— Глас владыки? — остановился Этрэн возле визитёра, даже не пытаясь убрать из голоса тревогу. Лучше уж сразу узнать, чем они тут не угодили грозному ньонскому повелителю!
Дерек усмехнулся правой стороной лица и поправил:
— Свой собственный. — И тут же уточнил: — Глас, в смысле.
«Тогда уж не только глас», — логично поправил внутри своей головы Этрэн, но озвучивать поправку не стал, поскольку был человеком вежливым. Собственно, именно эта вежливость заставила его махнуть рукой в сторону покинутого было торгового дома и предложить:
— Пройдёмте, господин?.. — вопросительной интонацией предлагая дополнить фамилию.
Неожиданный визитёр проследил взглядом за движением руки, машинально ответил:
— Просто Дерек, — и покачал головой.
На лице его ощутимо отразились растерянность и смущение.
Заметив это, Этрэн непринуждённо предложил:
— Тогда составите мне компанию? Я в порт, — уточнил он.
Они, собственно, уже были в порту, но своими словами Этрэн скорее хотел намекнуть на то обстоятельство, что ему пора бы и на корабль.
