С другой стороны, было необыкновенно приятно то, как её нежные руки намыливали и омывали его тело, как она заботливо суетилась вокруг него и как щебетала какие-то свои совершенно женские «заклинания», комментирующие процесс мытья.
От того, что он чувствовал себя особенно униженным тем, что такая забота ему нравится, ему нестерпимо хотелось сказать ей какую-нибудь гадость. Он даже придумал, в каком именно направлении будет сказана эта гадость — заявить, скажем, что из неё вышла бы отличная служанка или даже рабыня, — и теперь стоически стискивал зубы, волевым усилием принуждая себя молчать.
Усилия эти столь красноречиво отражались на его лице, что Эсна их заметила, но расшифровала совершенно иначе:
— Горячо? — с тревогой спросила она. — Сейчас разбавлю! — и засуетилась с ковшиками.
С мученическим видом Грэхард вздохнул. Перед тем, как нырнуть с ним в баню, Эсна предусмотрительно сняла верхнее платье и осталась в одной рубашке, поэтому все эти мельтешения и особенно нагибания выглядели весьма соблазнительно.
Бьющаяся в мозги гадость незамедлительно сменила направление. Теперь чрезвычайно хотелось сказать, что для женщины, надумавшей совратить мужчину с помощью мытья, она недостаточно искусна.
Ему, как несложно догадаться, доставляли наибольшее удовольствие те гадости, которые выставляли супругу бегающей за ним особой.
Грэхард тяжело вздохнул и медленно выдохнул сквозь стиснутые зубы, пытаясь справиться с собственным раздражением.
— Злишься? — грустно удивилась Эсна, садясь перед ним на корточки и облокачиваясь на его массивное волосатое бедро. — Ну что опять не так?
Он смерил её придавливающим типом своего взгляда, потом грустно посмотрел куда-то в пространство и мрачно согласился:
— Злюсь.
Она тихо-тихо вздохнула, приподняла брови и предложила:
— Ну, дыши, что ли.
— Дышу. — С прежней мрачностью согласился он.
Она развернулась, устроилась у его ног поудобнее, опершись на него спиной — от соприкосновения с ним её волосы изрядно намокли — и попросила:
— Ну, ты скажи, когда успокоишься.
Успокаиваться ему не хотелось. Хотелось незамедлительно затребовать отдание супружеского долга, но он не знал, как сделать это куртуазно и негрубо.
— Я тебе противен? — решительно взял он быка за рога неожиданным вопросом.
Эсна аж поперхнулась вдохом и задрала голову, пытаясь встретиться с ним взглядом и понять, откуда такие резкие переходы. По выражению лица осознав, что он серьёзен, она нахмурилась и поправила:
— Не противен. Ты меня пугаешь.
Он грозно нахмурился, потом до него дошло, что зверские рожи — явно не то, что помогает в таких ситуациях, и он попытался придать своей физиономии дружелюбное выражение.
С минуту понаблюдав эти напрасные потуги, она вздохнула, развернулась к нему и принялась объяснять:
— Ты как-то спрашивал меня, почему я тебя боюсь, и мне не нашлось, что ответить, — она слегка нахмурилась и продолжила: — Теперь у меня есть ответ. Грэхард, ты добр ко мне только тогда, когда я отвечаю твоим ожиданиям. Всякий же раз, когда моё мнение отличается от твоего, ты готов пойти на всё, лишь бы продавить своё.
Этот упрёк не поддавался его осмыслению. Проиграв в борьбе с собственной мимикой, он нахмурился самым раздражённым образом и возмущённо обвинил:
— Но ты несла весь этот бред про развод!
Она долго и грустно смотрела на него, но он и впрямь считал этот аргумент убийственным.
— В этом и дело, Грэхард. — Наконец, тихо сказала она. — Ты ведёшь себя так, как будто я принадлежу тебе. И ты можешь поступать со мной, как захочется тебе.
Чем дальше заходил разговор, тем меньше он понимал.
— Но ты и вправду принадлежишь мне! — обиженно заявил он.
— Нет, Грэхард. — Резко встала она, отряхивая подол. — Я жена твоя, но не вещь.
Он смерил её мрачным взглядом, но снизу вверх смотреть было не так грозно.
— Жене должно быть послушной! — привёл он неопровержимый, с его точки зрения, аргумент.
Эсна сложила руки на груди и приподняла брови.
— Напомни мне, мой дорогой супруг, — нежным голоском почти пропела она, — и когда это я была непослушной?
Он тяжело и муторно задумался. Хотелось, конечно, обвинить её во всех смертных грехах — но не получалось.
С трудом, со скрипом мозгов, он сумел найти два более или менее подходящие под понятие непослушания поступка — попытка передать сестре записку через жрицу Богини и встречу с Треймером за гардиной — но, поскольку ей, в самом деле, никогда не запрещалось ни писать, ни устраивать встречи такого рода, это не было собственно непослушанием.
Эсна наклонила голову набок, изображая выражением лица сдержанное торжество.
— Хорошо, — наконец признал своё поражение он. — Давай без этих игр, солнечная. Просто скажи, в чём я не прав.
Она опустила взгляд, дёрнула уголком губы и села рядом с ним.
Он терпеливо ждал, когда она изволит собраться с мыслями. Но мысли её явно были слишком путанными, и Эсна сама-то не могла понять себя, не то что — объяснить ему. Нельзя же было, в самом деле, в лицо ему сказать, что проблема в том, что он не Дерек.
— Я не знаю, Грэхард, — наконец, честно ответила она. — Наверное, мне хотелось бы, чтобы ты обсуждал со мной наши разногласия, а не устраивал полное игнорирование самого факта моего существования.
— Хорошо, — прищурился он, поворачивая лицо к ней. — И какие разногласия имеют между нами место теперь?
Она отвернулась, не имея ничего конкретного, что могла бы ему предъявить.
Он долго наблюдал, как на лице её играют всякого рода муторные мысли, потом прищурился и обвинил:
— Вот видишь. Всем вам проще просто оставить меня, чем объясняться.
Эсна покраснела, потому что, в самом деле, он сказал неприглядную правду. Потом всё же решилась защититься:
— В тебе словно живут два человека, Грэхард. — Попыталась растолковать свою позицию она. — Одного я вижу перед собой сейчас. С ним можно разговаривать, с ним можно иметь дело, он готов слушать и понимать. Но временами... и даже довольно часто! — подчеркнула она. — Тобою овладевает гнев, и ты словно преображаешься. Ничего не слышишь, всё разрушаешь, и давишь, давишь, давишь. Ты можешь запереть, ударить... убить.
Он нахмурился и глубоко ушёл в себя.
Она молчала, ожидая, к каким выводам он придёт.
— Это так, солнечная, — наконец, хмуро согласился он, вставая. — Я услышал тебя.
Она тоже встала и вышла за чистой одеждой для него.
В молчании они вернулись в его покои — там уже навели порядок. Помещение проветрили, и ничто не напоминало о многодневной попойке.
— Так, давай разбираться! — решила Эсна избежать дальнейших тяжёлый разговоров и подхватила с его рабочего стола стопку бумаг. Обернувшись, она облокотилась на стол бедром и деловито зашуршала: — Ну, это подождёт... а вот это явно срочное...
Не сразу она заметила, что Грэхард стоит, замерев и вытаращившись на неё так, как будто увидел привидение: уж слишком сильно её поза, её тон и её действия напоминали сейчас Дерека.
— Что? — наконец, обнаружила она его пристальное внимание и чуточку нахмурила бровки: — Грэхард, этим надо заняться!
— Надо, — тяжело выдавил из себя он, подошёл и сел на привычное место, пододвигая к себе чернильный прибор.
Эсна деловито подсунула ему первую бумагу — финансовую смету расходов Цитадели на наступивший месяц. Её нужно было утвердить ещё неделю назад, и дальнейшее промедление грозило десятком различных проблем, от недостатка продуктов — до недовольства стражников, не получивших жалование.
Пока Грэхард изучал смету, Эсна достаточно умело рассортировала все накопившиеся у него документы. Раньше ей никогда не приходилось заниматься ничем подобным, но опыт работы с разного рода записями в библиотеке помог ей быстро включиться.
Спустя всего три часа со всеми срочными делами было покончено. Владыка распрямил сомлевшую совершенно спину и потянулся. Он уже собрался приказывать накрывать ужин, как вдруг заметил, что Эсна нерешительно теребит верхний конверт из явно несрочной стопки с прошениями и личной перепиской.
— Что там? — ворчливо спросил он, вырывая этот конверт.
Печатка тут же пролила свет на загадку её интереса — письмо было составлено князем Кьерином.
Вздохнув, Грэхард разорвал конверт и вчитался.
— Просьба об аудиенции, — нахмурился он.
— Он, должно быть, волнуется, — аккуратно заметила Эсна, опасаясь очередного взрыва на ровном месте.
Владыка смерил её подозрительным взглядом — видно, прикидывал внутри себя, насколько тема такого рода может привести или не привести к очередному витку ссор и разборок, — и, пододвинув к себе чистый лист, с деланным недовольством пробурчал:
— Назначу на послезавтра. Твоё присутствие обязательно.
— А! — почувствовала себя задетой этим недовольством Эсна. — Что, уже не боишься, что я брошусь отцу в ноги вымаливать развод?
Он медленно дописал слово, поднял на неё тяжёлый взгляд и холодно напомнил:
— У нас уговор.
Она вздохнула и присела на краешек стола.
— А по-доброму никак нельзя? — вырвался из неё вопрос.
— Нет, — лаконично ответил он, заканчивая строчку.
Она помолчала.
— Так нравится покупать и продавать? — переспросила недовольно.
Он приложил к приглашению в Цитадель печать, подержал её, давая время сургучу принять форму, потом извлёк, поднял на неё глаза и усмехнулся:
— Мы, кажется, сошлись во мнениях, что купец из меня не очень?
Она дёрнула уголком губы и отметила:
— Как можно увидеть, грозный повелитель небес и земли делает успехи в этом непростом ремесле.
Отложив в сторону законченное приглашение, он оперся локтем о стол, подался к ней, положив подбородок на ладонь, и более чем мрачно поинтересовался:
— Может, и в романтике я не столь безнадёжен, солнечная?
Эту подачу она не поддержала. Раздражённо дёрнув плечом, ответила лишь:
— Увидим! — и отправилась на выход, отдать приказ об ужине.
Интермедия
— Ваше сиятельство, к вам... дама, — несколько растеряно доложил слуга старшему князю Треймеру.
Растерянность его было легко понять: в Ньоне дамы не разъезжают с визитами в одиночку, тем более, к мужчинам!
Треймеру скрыть своего удивления тоже не удалось:
— Дама? — переспросил он и грозно нахмурился: — Что ещё за новости?
Слуга ответить не успел, потому что посетительница ждать приглашения не стала.
Сияющая, улыбчивая, прямо-таки распространяющая счастье во все стороны Ирэни влетела в кабинет настоящим вихрем.
Повинуясь скупому жесту хозяина, слуга тут же с поклоном удалился.
— Ветерок? — князь тщательно соизмерил в своём голосе равные степени нежности и недовольства.
— Свобода! — провозгласила Ирэни, подлетая к нему и усаживаясь прямо на стол. Облокотившись на руки, она вся подалась к нему, и сияя, возвестила: — Он умер, Рэйди, умер!
— Кто умер? — настороженно переспросил Треймер, в душе надеясь, что речь идёт о ньонском владыке.
Ирэни запрокинула голову, заливисто смеясь, потом танцевальным движением перекинула ноги на другую сторону стола — к нему — и радостно пояснила:
— Грайвэк! Пираты его потопили! — и снова весело рассмеялась.
Князь нахмурился. До него стало доходить.
— Я очень рад за тебя, ветерок, — проникновенно начал он, беря её за руку, — но, право, тебе не стоит так... вольно заявляться ко мне...
Она, не слушая его слов, перебралась к нему на колени и припала к губам жарким поцелуем.
Через некоторое время он прервал её и недовольно отметил:
— Ирэни, не время и не место!
Она обратила к нему сияющее запредельным счастьем лицо.
— Теперь — всегда наше время и место! — с глубокой нежностью возвестила она, гладя своими тонкими пальчиками его лицо.
— Ирэни! — он, морщась, отвёл её руку.
— Рэйди? — ничего не понимая, переспросила она, и тут же, перебивая саму себя, пояснила: — Я теперь свободна, Рэйди!
Он вздохнул. Ласково поцеловал её руку. С приличествующей случаю грустью в голосе отметил:
— Ты — да, любовь моя. Но не я.
Она недоверчиво нахмурилась. Отняла руку. Приподняла брови удивлённо:
— Рэйди? — её требовательный голос побуждал объясниться.
Нарисовав на лице благородный трагизм, князь глубоким голосом напомнил:
— Я женат, милая.
Сияние постепенно покидало лицо Ирэни.
— Разве... — заморгала она, силясь понять. — Разве... ты не разведёшься теперь? — её недоумение становилось всё больше.
Князь горько вздохнул, пронзил её драматичным взглядом, привлёк к себе и глубоко поцеловал.
Она, однако, вывернулась из его объятий и даже встала.
— Рэйд? — переспросила она, глядя на него требовательно.
Князь встал вслед за ней — она сделала шаг назад.
Облокотившись ладонью о стол, он повесил голову, тяжело вздохнул, взглянул на неё, снова опустил глаза и недовольно пробормотал:
— Почему ты не хочешь меня понять, Ирэни?
— Я... — голос её зазвенел от обиды и страха. — Я, кажется, поняла слишком много!
Учётная книга полетела со стола на пол. Прежде, чем та же участь постигла и чернильницу, он перехватил её руку и строго напомнил:
— Ты не у себя дома, ветерок. Обойдись без этих сцен.
— Сцен?! — шипя, вырвала свою ладонь она. — Сцен?!
Он сложил руки на груди, мрачно глядя на неё.
Не веря тому, что происходит, она замотала головой.
Контраст между тем, что нарисовалось в её голове, и тем, что она видела сейчас, был ужасен.
— Ты ещё пожалеешь, Рэйдан Треймер! — зло прошипела она, пятясь от него к дверям. — Всеми богами клянусь, пожалеешь! — и выбежала наружу.
Вздохнув, князь сел. Придумывай теперь, как с ней мириться и как объяснять, что он, конечно, непременно разведётся... вот прямо вот сейчас, лишь немного подождать... Скривившись, он взял чистый лист бумаги и стал продумывать нежное и глубокое любовное послание, в коем отчаяние и страх потери должны были гармонично переплетаться с гнётом судьбы и приличий, кои требовали от него — временно — отказаться от притязаний своего сердца и... прочая, прочая, прочая, на три листа, нервным прерывистым почерком с поправками, замарываниями и другими атрибутами запредельной искренности.
Эсна чувствовала себя раздражённой. Самой себе она казалась теперь лицемерной, и совершенно неясно было, как выкручиваться из этой сложной и деликатной ситуации.
В её жизни происходили слишком яркие события, и сменялись они слишком быстро, чтобы она успевала на них реагировать.
Едва только она смогла было принять мысль о том, что отец её убил её первого мужа, а саму её использовал, — как выяснилось, что это неправда.
Едва только она успела осознать, что Веймара подставил Грэхард, и увидеть в этом последнюю каплю — слишком страшно было осознать себя замужем за человеком, который так легко разбрасывается чужими жизнями, — как выяснилось, что развестись ей никто не позволит.
Едва только она сумела смириться, что развод ей не светит, и даже продумать кои-какие планы для своего комфортного устроения в таких условиях, — как на неё свалился Дерек со своим немыслимым предложением.
Едва только она смогла внутри себя постановить, что её святая миссия — забота о Ньоне, и что ради выполнения этой миссии она готова отказаться от любви и свободы, — как тут, видите ли, Грэхард со всеми этими его откровениями.
Эсна не успевала, решительно не успевала реагировать на все эти катастрофические события, и чувствовала себя истощенной эмоционально и нервно.
Она совсем не знала, как теперь быть.
От того, что он чувствовал себя особенно униженным тем, что такая забота ему нравится, ему нестерпимо хотелось сказать ей какую-нибудь гадость. Он даже придумал, в каком именно направлении будет сказана эта гадость — заявить, скажем, что из неё вышла бы отличная служанка или даже рабыня, — и теперь стоически стискивал зубы, волевым усилием принуждая себя молчать.
Усилия эти столь красноречиво отражались на его лице, что Эсна их заметила, но расшифровала совершенно иначе:
— Горячо? — с тревогой спросила она. — Сейчас разбавлю! — и засуетилась с ковшиками.
С мученическим видом Грэхард вздохнул. Перед тем, как нырнуть с ним в баню, Эсна предусмотрительно сняла верхнее платье и осталась в одной рубашке, поэтому все эти мельтешения и особенно нагибания выглядели весьма соблазнительно.
Бьющаяся в мозги гадость незамедлительно сменила направление. Теперь чрезвычайно хотелось сказать, что для женщины, надумавшей совратить мужчину с помощью мытья, она недостаточно искусна.
Ему, как несложно догадаться, доставляли наибольшее удовольствие те гадости, которые выставляли супругу бегающей за ним особой.
Грэхард тяжело вздохнул и медленно выдохнул сквозь стиснутые зубы, пытаясь справиться с собственным раздражением.
— Злишься? — грустно удивилась Эсна, садясь перед ним на корточки и облокачиваясь на его массивное волосатое бедро. — Ну что опять не так?
Он смерил её придавливающим типом своего взгляда, потом грустно посмотрел куда-то в пространство и мрачно согласился:
— Злюсь.
Она тихо-тихо вздохнула, приподняла брови и предложила:
— Ну, дыши, что ли.
— Дышу. — С прежней мрачностью согласился он.
Она развернулась, устроилась у его ног поудобнее, опершись на него спиной — от соприкосновения с ним её волосы изрядно намокли — и попросила:
— Ну, ты скажи, когда успокоишься.
Успокаиваться ему не хотелось. Хотелось незамедлительно затребовать отдание супружеского долга, но он не знал, как сделать это куртуазно и негрубо.
— Я тебе противен? — решительно взял он быка за рога неожиданным вопросом.
Эсна аж поперхнулась вдохом и задрала голову, пытаясь встретиться с ним взглядом и понять, откуда такие резкие переходы. По выражению лица осознав, что он серьёзен, она нахмурилась и поправила:
— Не противен. Ты меня пугаешь.
Он грозно нахмурился, потом до него дошло, что зверские рожи — явно не то, что помогает в таких ситуациях, и он попытался придать своей физиономии дружелюбное выражение.
С минуту понаблюдав эти напрасные потуги, она вздохнула, развернулась к нему и принялась объяснять:
— Ты как-то спрашивал меня, почему я тебя боюсь, и мне не нашлось, что ответить, — она слегка нахмурилась и продолжила: — Теперь у меня есть ответ. Грэхард, ты добр ко мне только тогда, когда я отвечаю твоим ожиданиям. Всякий же раз, когда моё мнение отличается от твоего, ты готов пойти на всё, лишь бы продавить своё.
Этот упрёк не поддавался его осмыслению. Проиграв в борьбе с собственной мимикой, он нахмурился самым раздражённым образом и возмущённо обвинил:
— Но ты несла весь этот бред про развод!
Она долго и грустно смотрела на него, но он и впрямь считал этот аргумент убийственным.
— В этом и дело, Грэхард. — Наконец, тихо сказала она. — Ты ведёшь себя так, как будто я принадлежу тебе. И ты можешь поступать со мной, как захочется тебе.
Чем дальше заходил разговор, тем меньше он понимал.
— Но ты и вправду принадлежишь мне! — обиженно заявил он.
— Нет, Грэхард. — Резко встала она, отряхивая подол. — Я жена твоя, но не вещь.
Он смерил её мрачным взглядом, но снизу вверх смотреть было не так грозно.
— Жене должно быть послушной! — привёл он неопровержимый, с его точки зрения, аргумент.
Эсна сложила руки на груди и приподняла брови.
— Напомни мне, мой дорогой супруг, — нежным голоском почти пропела она, — и когда это я была непослушной?
Он тяжело и муторно задумался. Хотелось, конечно, обвинить её во всех смертных грехах — но не получалось.
С трудом, со скрипом мозгов, он сумел найти два более или менее подходящие под понятие непослушания поступка — попытка передать сестре записку через жрицу Богини и встречу с Треймером за гардиной — но, поскольку ей, в самом деле, никогда не запрещалось ни писать, ни устраивать встречи такого рода, это не было собственно непослушанием.
Эсна наклонила голову набок, изображая выражением лица сдержанное торжество.
— Хорошо, — наконец признал своё поражение он. — Давай без этих игр, солнечная. Просто скажи, в чём я не прав.
Она опустила взгляд, дёрнула уголком губы и села рядом с ним.
Он терпеливо ждал, когда она изволит собраться с мыслями. Но мысли её явно были слишком путанными, и Эсна сама-то не могла понять себя, не то что — объяснить ему. Нельзя же было, в самом деле, в лицо ему сказать, что проблема в том, что он не Дерек.
— Я не знаю, Грэхард, — наконец, честно ответила она. — Наверное, мне хотелось бы, чтобы ты обсуждал со мной наши разногласия, а не устраивал полное игнорирование самого факта моего существования.
— Хорошо, — прищурился он, поворачивая лицо к ней. — И какие разногласия имеют между нами место теперь?
Она отвернулась, не имея ничего конкретного, что могла бы ему предъявить.
Он долго наблюдал, как на лице её играют всякого рода муторные мысли, потом прищурился и обвинил:
— Вот видишь. Всем вам проще просто оставить меня, чем объясняться.
Эсна покраснела, потому что, в самом деле, он сказал неприглядную правду. Потом всё же решилась защититься:
— В тебе словно живут два человека, Грэхард. — Попыталась растолковать свою позицию она. — Одного я вижу перед собой сейчас. С ним можно разговаривать, с ним можно иметь дело, он готов слушать и понимать. Но временами... и даже довольно часто! — подчеркнула она. — Тобою овладевает гнев, и ты словно преображаешься. Ничего не слышишь, всё разрушаешь, и давишь, давишь, давишь. Ты можешь запереть, ударить... убить.
Он нахмурился и глубоко ушёл в себя.
Она молчала, ожидая, к каким выводам он придёт.
— Это так, солнечная, — наконец, хмуро согласился он, вставая. — Я услышал тебя.
Она тоже встала и вышла за чистой одеждой для него.
В молчании они вернулись в его покои — там уже навели порядок. Помещение проветрили, и ничто не напоминало о многодневной попойке.
— Так, давай разбираться! — решила Эсна избежать дальнейших тяжёлый разговоров и подхватила с его рабочего стола стопку бумаг. Обернувшись, она облокотилась на стол бедром и деловито зашуршала: — Ну, это подождёт... а вот это явно срочное...
Не сразу она заметила, что Грэхард стоит, замерев и вытаращившись на неё так, как будто увидел привидение: уж слишком сильно её поза, её тон и её действия напоминали сейчас Дерека.
— Что? — наконец, обнаружила она его пристальное внимание и чуточку нахмурила бровки: — Грэхард, этим надо заняться!
— Надо, — тяжело выдавил из себя он, подошёл и сел на привычное место, пододвигая к себе чернильный прибор.
Эсна деловито подсунула ему первую бумагу — финансовую смету расходов Цитадели на наступивший месяц. Её нужно было утвердить ещё неделю назад, и дальнейшее промедление грозило десятком различных проблем, от недостатка продуктов — до недовольства стражников, не получивших жалование.
Пока Грэхард изучал смету, Эсна достаточно умело рассортировала все накопившиеся у него документы. Раньше ей никогда не приходилось заниматься ничем подобным, но опыт работы с разного рода записями в библиотеке помог ей быстро включиться.
Спустя всего три часа со всеми срочными делами было покончено. Владыка распрямил сомлевшую совершенно спину и потянулся. Он уже собрался приказывать накрывать ужин, как вдруг заметил, что Эсна нерешительно теребит верхний конверт из явно несрочной стопки с прошениями и личной перепиской.
— Что там? — ворчливо спросил он, вырывая этот конверт.
Печатка тут же пролила свет на загадку её интереса — письмо было составлено князем Кьерином.
Вздохнув, Грэхард разорвал конверт и вчитался.
— Просьба об аудиенции, — нахмурился он.
— Он, должно быть, волнуется, — аккуратно заметила Эсна, опасаясь очередного взрыва на ровном месте.
Владыка смерил её подозрительным взглядом — видно, прикидывал внутри себя, насколько тема такого рода может привести или не привести к очередному витку ссор и разборок, — и, пододвинув к себе чистый лист, с деланным недовольством пробурчал:
— Назначу на послезавтра. Твоё присутствие обязательно.
— А! — почувствовала себя задетой этим недовольством Эсна. — Что, уже не боишься, что я брошусь отцу в ноги вымаливать развод?
Он медленно дописал слово, поднял на неё тяжёлый взгляд и холодно напомнил:
— У нас уговор.
Она вздохнула и присела на краешек стола.
— А по-доброму никак нельзя? — вырвался из неё вопрос.
— Нет, — лаконично ответил он, заканчивая строчку.
Она помолчала.
— Так нравится покупать и продавать? — переспросила недовольно.
Он приложил к приглашению в Цитадель печать, подержал её, давая время сургучу принять форму, потом извлёк, поднял на неё глаза и усмехнулся:
— Мы, кажется, сошлись во мнениях, что купец из меня не очень?
Она дёрнула уголком губы и отметила:
— Как можно увидеть, грозный повелитель небес и земли делает успехи в этом непростом ремесле.
Отложив в сторону законченное приглашение, он оперся локтем о стол, подался к ней, положив подбородок на ладонь, и более чем мрачно поинтересовался:
— Может, и в романтике я не столь безнадёжен, солнечная?
Эту подачу она не поддержала. Раздражённо дёрнув плечом, ответила лишь:
— Увидим! — и отправилась на выход, отдать приказ об ужине.
Интермедия
— Ваше сиятельство, к вам... дама, — несколько растеряно доложил слуга старшему князю Треймеру.
Растерянность его было легко понять: в Ньоне дамы не разъезжают с визитами в одиночку, тем более, к мужчинам!
Треймеру скрыть своего удивления тоже не удалось:
— Дама? — переспросил он и грозно нахмурился: — Что ещё за новости?
Слуга ответить не успел, потому что посетительница ждать приглашения не стала.
Сияющая, улыбчивая, прямо-таки распространяющая счастье во все стороны Ирэни влетела в кабинет настоящим вихрем.
Повинуясь скупому жесту хозяина, слуга тут же с поклоном удалился.
— Ветерок? — князь тщательно соизмерил в своём голосе равные степени нежности и недовольства.
— Свобода! — провозгласила Ирэни, подлетая к нему и усаживаясь прямо на стол. Облокотившись на руки, она вся подалась к нему, и сияя, возвестила: — Он умер, Рэйди, умер!
— Кто умер? — настороженно переспросил Треймер, в душе надеясь, что речь идёт о ньонском владыке.
Ирэни запрокинула голову, заливисто смеясь, потом танцевальным движением перекинула ноги на другую сторону стола — к нему — и радостно пояснила:
— Грайвэк! Пираты его потопили! — и снова весело рассмеялась.
Князь нахмурился. До него стало доходить.
— Я очень рад за тебя, ветерок, — проникновенно начал он, беря её за руку, — но, право, тебе не стоит так... вольно заявляться ко мне...
Она, не слушая его слов, перебралась к нему на колени и припала к губам жарким поцелуем.
Через некоторое время он прервал её и недовольно отметил:
— Ирэни, не время и не место!
Она обратила к нему сияющее запредельным счастьем лицо.
— Теперь — всегда наше время и место! — с глубокой нежностью возвестила она, гладя своими тонкими пальчиками его лицо.
— Ирэни! — он, морщась, отвёл её руку.
— Рэйди? — ничего не понимая, переспросила она, и тут же, перебивая саму себя, пояснила: — Я теперь свободна, Рэйди!
Он вздохнул. Ласково поцеловал её руку. С приличествующей случаю грустью в голосе отметил:
— Ты — да, любовь моя. Но не я.
Она недоверчиво нахмурилась. Отняла руку. Приподняла брови удивлённо:
— Рэйди? — её требовательный голос побуждал объясниться.
Нарисовав на лице благородный трагизм, князь глубоким голосом напомнил:
— Я женат, милая.
Сияние постепенно покидало лицо Ирэни.
— Разве... — заморгала она, силясь понять. — Разве... ты не разведёшься теперь? — её недоумение становилось всё больше.
Князь горько вздохнул, пронзил её драматичным взглядом, привлёк к себе и глубоко поцеловал.
Она, однако, вывернулась из его объятий и даже встала.
— Рэйд? — переспросила она, глядя на него требовательно.
Князь встал вслед за ней — она сделала шаг назад.
Облокотившись ладонью о стол, он повесил голову, тяжело вздохнул, взглянул на неё, снова опустил глаза и недовольно пробормотал:
— Почему ты не хочешь меня понять, Ирэни?
— Я... — голос её зазвенел от обиды и страха. — Я, кажется, поняла слишком много!
Учётная книга полетела со стола на пол. Прежде, чем та же участь постигла и чернильницу, он перехватил её руку и строго напомнил:
— Ты не у себя дома, ветерок. Обойдись без этих сцен.
— Сцен?! — шипя, вырвала свою ладонь она. — Сцен?!
Он сложил руки на груди, мрачно глядя на неё.
Не веря тому, что происходит, она замотала головой.
Контраст между тем, что нарисовалось в её голове, и тем, что она видела сейчас, был ужасен.
— Ты ещё пожалеешь, Рэйдан Треймер! — зло прошипела она, пятясь от него к дверям. — Всеми богами клянусь, пожалеешь! — и выбежала наружу.
Вздохнув, князь сел. Придумывай теперь, как с ней мириться и как объяснять, что он, конечно, непременно разведётся... вот прямо вот сейчас, лишь немного подождать... Скривившись, он взял чистый лист бумаги и стал продумывать нежное и глубокое любовное послание, в коем отчаяние и страх потери должны были гармонично переплетаться с гнётом судьбы и приличий, кои требовали от него — временно — отказаться от притязаний своего сердца и... прочая, прочая, прочая, на три листа, нервным прерывистым почерком с поправками, замарываниями и другими атрибутами запредельной искренности.
Глава восьмая
Эсна чувствовала себя раздражённой. Самой себе она казалась теперь лицемерной, и совершенно неясно было, как выкручиваться из этой сложной и деликатной ситуации.
В её жизни происходили слишком яркие события, и сменялись они слишком быстро, чтобы она успевала на них реагировать.
Едва только она смогла было принять мысль о том, что отец её убил её первого мужа, а саму её использовал, — как выяснилось, что это неправда.
Едва только она успела осознать, что Веймара подставил Грэхард, и увидеть в этом последнюю каплю — слишком страшно было осознать себя замужем за человеком, который так легко разбрасывается чужими жизнями, — как выяснилось, что развестись ей никто не позволит.
Едва только она сумела смириться, что развод ей не светит, и даже продумать кои-какие планы для своего комфортного устроения в таких условиях, — как на неё свалился Дерек со своим немыслимым предложением.
Едва только она смогла внутри себя постановить, что её святая миссия — забота о Ньоне, и что ради выполнения этой миссии она готова отказаться от любви и свободы, — как тут, видите ли, Грэхард со всеми этими его откровениями.
Эсна не успевала, решительно не успевала реагировать на все эти катастрофические события, и чувствовала себя истощенной эмоционально и нервно.
Она совсем не знала, как теперь быть.
