– Здравствуйте, – голосом примерного ученика и отличника сказал Костя. – Никого я пока арестовывать не буду. Я по делу Галины Спиваковой приехал, да вот нет её…
– Пока нет, – вставила Агата почти ревниво, забирая из рук баб Ксени рюкзак.
– Ну да, ну да, говорю ж – набезобразничала да сбежала, – закивала гадалка. – Наше ведьмино дело позорит!
– Так это вы свидетельница по делу, – как-то нехорошо обрадовался Костя и вытащил из кармана брюк бордовую «корочку» с золотом.
А из неё достал золотисто сверкнувшую пластинку – да не из пластика, а какую-то металлическую, на вид тонкую и тяжёлую. Пластинка поймала лучик солнца, и солнечные зайчики разбежались по лицу баб Ксени. Та прищурилась. То ли испугалась, то ли нет, но засуетилась. Агату слегка замутило, хотя отсветы падали только на старушку.
– Алёнка-то вечером придёт – её расспросите, – быстро сказала баб Ксеня, – а у меня там варенье. Сама-то я ничего не видела и не слышала, сплю я крепко. Очень крепко!
– Попрошу не покидать село в течение двадцати четырёх часов, – сказал Костя официально, и гадалка поспешно закивала.
– Власть вашу признаю и подчиняюсь! – отрапортовала довольно бодро и заторопилась домой.
– Интересная какая, фактурная, – задумчиво сказал инквизитор. – Как ведьма слабая, а как человек вредная. Интересно…
– Лучше бы спросил, где батюшку искать, – не выдержала Агата, – чем старушек биркой с доступом пугать.
– Я даже не начинал, никакого воздействия, – пряча золотую пластинку в карман, заверил её Костя.
– Угу, то-то мне так дурно стало.
– Это всё духота. Будет дождь, – сказал Костя. – А батюшку искать, понятное дело, надо в часовне. Вон там, видишь, на пригорке? Гогоша, остаёшься возле дома, будешь часовым, понял? Обо всём потом доложишь!
Гусак вытянул голову и гоготнул, соглашаясь нести службу. А затем вернулся к пощипыванию придорожной травы.
Вопреки ожиданиям, в часовенке ничем особенным не пахло, кроме разве что недавно намытых деревянных полов. Словоохотливая старушка, вытиравшая пыль с широких низких подоконников, сообщила, что батюшка Алексий сейчас не в церкви, а в своём доме, а сюда придёт только к вечерней службе. Заодно успела рассказать, что нынче – Евдокимов день, работать в огороде или в поле хорошая примета, а без дела «лытать» нехорошая.
– Без дела мотаться всегда плохая примета, – пожав плечами, сказал Константин, – однако у нас как раз таки дело.
– Если дело, тогда другое дело, – напевно сказала бабуля. – Подите в огороды, там он. А ко мне сейчас придут студентики, будем для них с соседкой песни петь да заговоры говорить.
– Фольклорницы? – удивилась Агата. – А где их поселили?
– Да там же, где и физкультурников – возле овощебазы. Одну сарайку для мальчишек приготовили, другу – для девок. Не по факультетам же их делить.
– Ага, – деловито сказал Костя. – Надо будет наведаться.
– Думаешь о том же, о чём и я? – спросила Агата.
– Среди студенток филологического частенько водятся слабенькие ведьмы, они-то как раз главные охотницы за народными заговорами, – кивнул инквизитор.
– Ишь ты поди ж ты, – проворчала церковная бабушка. – А сами-то за чем охотники?
– За ведьмами, – сурово сдвинув брови, сказал Костя, и у бабушки не нашлось больше слов.
Перекрестившись, она поспешила скрыться в подсобке – Агата не была особенно религиозной и не знала, как называются все эти церковные помещения.
– Слушай, а церковь-то у них, – начала девушка, выйдя на воздух.
– Часовня.
– А какая разница?
– Здесь постоянный священнослужитель может и не жить, звонницы и звонаря нет. Видишь, колокол один, маленький, и у двери висит сам по себе? А внутри престола и алтаря нет. Сюда только время от времени заглядывают, поп может и вовсе по большим праздникам только приезжать. Ограды нет, кладбище вон общее – тут и звёзды, и кресты, и даже вон, полумесяц. Так что часовня, – ответил Константин.
– Никогда не разбиралась.
– Ты же ведьма, тебя такие места и вовсе отпугивать должны, – пожал плечами Костя.
– А! Вот! – обрадовалась Агата. – Я как раз и хотела сказать! В этой це… часовне никакого упадка сил у меня не было. Нечисто в ней.
– Я тоже что-то такое почувствовал, но проверять не стал. У меня, знаешь, кинжал в бауле остался, не думал, что надо будет проверять на святость.
– Костя, как тебя в комсомол-то приняли, – фыркнула Агата. – На святость!
– Ну извини, инквизиторы раньше отдельно от религии не существовали, так и было: Святая Инквизиция, – сказал Костя. – А теперь мы на службе Стране, которая…
– Ладно-ладно, – перебила Агата, избегавшая политических разговоров. – Всё и так понятно. Ты инквизитор, тебе с местным попом проще общаться будет, а я буду помалкивать.
За часовенкой действительно было кладбище, и просто удивительно, как глазастый Костик сумел разглядеть там надгробия. По правую руку начинались поля, а за ними – лес. Ну, а по левую Агата с Костей увидели белёный домишко, вросший в землю чуть ли не по самые окна. Резные наличники и крыша были выкрашены синей краской. Домишко утопал в зелени так, что и забора не было видно. У калитки топтался, крутя хвостом-бубликом, небольшой лохматый пёс, рыжий с белым и ничуть не страшный. При виде незнакомцев он пару раз гавкнул, счёл правила хорошего тона соблюденными и улёгся на тропинку – подремать.
Протоптанная тропинка огибала дом. Она вывела ребят на картофельные угодья. Единственный среди пышных отцветших кустов картошки человек был одет в белую рубашку и тёмные штаны, подвёрнутые до колен. На белобрысой голове у него была цветастая панамочка размера этак на три меньше, чем надо. Завидев гостей, мужчина воткнул в грядку вилы.
– Добрый день, – щурясь на солнце, сказал Константин.
– Здравствуйте, молодые люди.
– А не вы ли будете Алексей Дормидонтович?
– Отец Алексий, – поправил мужчина. – Чем обязан?
– Уже картошечку копаете? – вежливо спросил Костя.
– Да где копаю, рановато, – охотно ответил мужчина. – Так, на ужин сварить молоденькой, в мундире. Люблю!
Картошка в мундире! С маслицем и солью, да ещё с укропчиком! У Агаты тут же потекли слюнки. А в голове пронеслось, что припасов у неё никаких, и надо как-то этим озаботиться, если она не хочет остаться голодной на ночь. Мысль о том, имеет ли она право покопаться немножко на огороде и в доме Га-Галины, заняла девушку. Едва не пропустила, когда их пригласили к столу.
Стол стоял тут же под двумя яблонями. Откуда ни возьмись появилась молодая женщина с запотевшей от холода трёхлитровкой ягодного компота и миской оладий. Вишнёвое варенье и сметана прилагались.
– Угощайтесь, молодые люди, чем Бог послал, – сказала женщина, и тут же незаметно убралась куда-то, а батюшка задумчиво поглядел на то место, где она стояла.
У него были светлые волосы до плеч и рыжеватая борода. Не понять, какого возраста был этот человек: вроде как морщинок много, но все в основном вокруг глаз. Вообще на священника отец Алексий походил не особо. Скорее на какого-нибудь егеря или охотника, по крайней мере в представлении городской книжной девочки Агаты.
– Итак, молодые люди, слушаю вас. Венчаться вы вряд ли хотите, так какого вас… Так зачем вы тут?
– А нас тоже бог послал, – вырвалось у Агаты, и Костя, сидевший на лавочке совсем близко, двинул её под столом ногой.
Уй. Хорошо он в кедах, а если бы у него ботинки были?! Агата ответила пинком, и некоторое время они самозабвенно пинались под столом под внимательным и добрым взглядом отца Алексия. Потом ему, видимо, надоело, и он придвинул к ребятам миску с оладьями.
– Да вы ешьте, ешьте, – сказал он. – И рассказывайте!
– Венчаться точно не хотим, – спокойно сказал Костя, а Агата напротив, закашлялась компотом. – Я вообще-то к вам приехал из-за писем, – сказал Костя, напуская на себя серьёзность и суровость. – Вы сигнализировали?
И даже вынул из кармана, протянул Алексию исписанный тетрадный листок в узкую линейку.
– «Николай Алтын, Алёна Алтын… Встала воды попить… Сидела кошка чёрная, большая… Выстрелил и в кошку попал… Цыплят шпарила…», – принялся бормотать священник, вытягивая губы дудочкой. – Да, помню такое письмо, писал его. На этой неделе, во вторник, с оказией отправил. Что ж вы так долго, молодой человек?
– Так сегодня только ещё четверг, – удивилась Агата. – Разве долго?
– А это что же, помощница ваша? Неужто и девочек стали в инквизиторское брать? – удивился поп.
– Я ведьма, – сказала Агата, – никто меня в «инквизиторское» не брал. Защитница для Спиваковой Галины я.
– Это что ж такое значит, «защитница»? – поднял густые светлые брови отец Алексий. – Адвокат?
– По сути да, – ответила девушка. – Прибыла, чтобы не допустить самосуда. Но его уже произвели. Вы мне скажите, отец Алексий, а вот из чего в кошку стреляли эти Алтыновы?
– Коля Алтын стрелял, охотничье ружьё у него. Дробью стрелял, иначе бы от кошки мало что бы осталось, – сказал поп и вдруг перекрестился. – Но только ведь не просто кошка это была!
– А почему вы тут все решили, что именно Галина в окно к Алтынам лазила? – спросила Агата.
– Эй, это моё дело, устанавливать степень вины ведьмы, – шепнул ей Костя. – Ну договорились же, что я буду спрашивать!
– А если ты не то спрашивать будешь? – заспорила Агата тоже шёпотом, хотя отец Алексий наверняка и так всё слышал.
– В селе проживают две ведьмы, почему вы подумали именно на Галину? – спросил Костя.
– Так ведь наутро Галина с перебинтованной ногой появилась, – уверенно ответил батюшка. – Ксения-то ведь Никитишна не хромала. Да вы у самих Алтынов-то вечером спросите. Кому, как не им лучше знать! Вот как придут с полей, чего ж лучше-то, поспрошать.
– А сами вы с ведьмой Спиваковой конфликтовали? – строго спросил Костя.
– Я ей внушение делал, чтобы зря своими травками-отравками людей не травила, пусть или в аптеку едут, или к Богу обращаются за помощью, – серьёзно сказал отец Алексий. – Бывало, что и ругалися с нею на религиозной почве, но она не безбожница, а хуже: бесовской веры, еретической.
– Ведьмы никакой не веры, у нас магический дар, а не какая-то там ересь, – обиделась Агата. – И хочу напомнить, что после Великой войны ведьмы полностью оправданы и являются такими же гражданами нашей страны, как и всякие там священники!
Алексий в ответ обижаться не стал, а сказал рассудительно:
– Да я и не говорю, что Галина Дементьевна не гражданка, бог с тобою! Да только не верю я в эти заговоры и зелья! О чём и председателю исполкома говорил, и фельдшеру, да и вам, инквизиторам, писал неоднократно. Не хочешь свечу за здоровье ставить – в фельдшерском пункте всё есть, и зелёнка, и аспирин, и аскорбинка.
Костик не сдержал ехидной усмешки. А вот Агате было обидно. Галина, судя по травам на её огороде, была толковым фитотерапевтом, да и образование фармацевта означал, что ведьма разбиралась не только в сортах зелёнки!
– А ружьё у вас есть, отец Алексий? – спросила она внезапно.
– Помилуй Бог, – перекрестился поп, – как можно?
– А если мы проверим?
– Проверяйте, – развёл руками Алексий. – Только ведь я не охотник и не браконьер. Этим у нас Колька Алтын промышляет, да ещё несколько человек, у кого охотничьи билеты есть… и у кого нет. Не говоря о том, что у некоторых ещё с войны остались боеприпасы. У Бажановых, у Красиных, Рублёвых… А я отцовскую винтовку сдал сразу. Потому что я за мир. И на охоту не хожу, и стрелять ни в кого не стреляю. А что Ксении Никитишны зять лесником был, пока в район не подался, или что у Михайленко до сих пор калаш хранится, я ж на всю деревню не треплюсь!
– Калашников – это не то, а вот если дробовик, – задумчиво сказал Костя.
– Этого добра почти в каждом доме, – буркнул батюшка, явно задетый за живое. – Но только я вам скажу. Ведьм не люблю, жалобы писал, но стрелять ни в человека, ни в кошку я бы не стал. Если хотите искать виноватого, начинайте с откуда написано!
И он ткнул пальцем в письмо.
– Вот! Николай Алтын!
(Костя)
За забором Алтынов зашлась кашлем собака. Похоже, была эта собака совсем старенькая и больная. Агата жалостливо поморщилась и принялась что-то нашаривать в карманах джинсов. Гусь, который обрадовался, что новые друзья вернулись, подошёл и щипнул девушку за лодыжку.
– Чего тебе, Гогоша? – спросила ведьма ласково.
Гусь захлопал крыльями и принялся что-то докладывать на гусином наречии. Ведьма понимала, а Костя – нет.
– Он говорит, что никого из людей тут не было, но он видел чёрную кошку. Зашла, понюхала мёртвую сову и наши вещи, а потом убежала в сторону соседки баб Ксени, – сказала Агата.
– Как ты его понимаешь? – спросил Костя.
– Дала ему говорливой притравки, всего ничего, – улыбнулась девушка, показывая пальцами как бы воображаемую горошинку, – а он почему-то продолжает говорить. Хотя обычно это не дольше, чем на час.
– Га-га, – намекнул гусь.
– Нет, Гогоша, это так не делается, – Агата погладила его, словно щенка, по голове и снова постучалась в калитку Николая Алтына. – Ну и где они все? Уже шесть вечера, я видела, что большинство уже идёт домой. Студенты вон возле магазина ошивались? Ошивались. Возле почты люди стояли? Стояли. А этих всё нет и нет!
– Это кого это тут нет? – раздался прямо за их спинами мужской голос.
Костя резко развернулся, готовый, в случае чего, бить на опережение, но мужчина стоял спокойно, сложив руки на груди. Он был невысокий, худощавый, с чёрными кудрявыми волосами, загорелый. Из-за плеча мужчины выглядывала худенькая кареглазая девушка с точно такими же кудрями, разве что длиной до плеч.
– Это вы будете Николай Алтын? – спросил Костя.
– Я буду, а кто спрашивает? – смерил его взглядом мужчина.
– Константин Белкин, – представился Костя. – Из инквизиторского отдела. Сигнализировали по поводу ведьмы?
– Заходи, – кивнул Алтын.
– А я? – вскинулась Агата.
– Лучше подожди снаружи, – сказал Костя девушке.
Она так и вспыхнула! К щекам прилила кровь, глаза засверкали.
– Не доверяешь мне? – спросила Агата замирающим от волнения голосом.
Костя взял её над локтем и отвёл на пару шагов в сторону.
– У Алёны этой игла в воротнике платья, не видишь, что ли? У Николая серьга в ухе серебряная. Какая ведьма на них рискнула напороться, я уж не знаю, но если она живая ушла – уже благо, – прошипел он в нежное пунцовое ухо девушки. – Прав был милиционер – нечисто тут в Ручейках. Давай-ка я уж лучше сам. А если ты хочешь пользу принести и умеешь со зверями говорить – иди у собаки лучше спроси, вдруг она чего видела.
Агата нахмурилась пуще прежнего. Но нехотя кивнула.
– Спроси у этой Алёны, – сказала, сжав Косте руку, – спроси, нет ли у неё соперницы в любовных делах. Понял?
– Это так важно? – усмехнулся инквизитор.
Смешные эти девчонки, всё бы им только о любви. Хотя – ох, Костя, ох, Векша! – нельзя было не признать, что и сам бы он с удовольствием позволил себе увлечься красивой девушкой. Не Алёной, разумеется, а вот этой, рыжей, так мило покрасневшей сейчас ведьмой.
– Ну так что? Миловаться будете? Или пойдём о деле потолкуем? – напомнил о себе Николай Алтын.
Его дочь уже и вовсе скрылась в доме.
– Это очень важно, – сказала Агата, – если в соперницах у Алёны какая-нибудь ушлая студентка из тех, кто нынче тут фольклор собирает.
Костя кивнул.
Да, студентки гуманитарных факультетов часто были те ещё ведьмы!
– Пока нет, – вставила Агата почти ревниво, забирая из рук баб Ксени рюкзак.
– Ну да, ну да, говорю ж – набезобразничала да сбежала, – закивала гадалка. – Наше ведьмино дело позорит!
– Так это вы свидетельница по делу, – как-то нехорошо обрадовался Костя и вытащил из кармана брюк бордовую «корочку» с золотом.
А из неё достал золотисто сверкнувшую пластинку – да не из пластика, а какую-то металлическую, на вид тонкую и тяжёлую. Пластинка поймала лучик солнца, и солнечные зайчики разбежались по лицу баб Ксени. Та прищурилась. То ли испугалась, то ли нет, но засуетилась. Агату слегка замутило, хотя отсветы падали только на старушку.
– Алёнка-то вечером придёт – её расспросите, – быстро сказала баб Ксеня, – а у меня там варенье. Сама-то я ничего не видела и не слышала, сплю я крепко. Очень крепко!
– Попрошу не покидать село в течение двадцати четырёх часов, – сказал Костя официально, и гадалка поспешно закивала.
– Власть вашу признаю и подчиняюсь! – отрапортовала довольно бодро и заторопилась домой.
– Интересная какая, фактурная, – задумчиво сказал инквизитор. – Как ведьма слабая, а как человек вредная. Интересно…
– Лучше бы спросил, где батюшку искать, – не выдержала Агата, – чем старушек биркой с доступом пугать.
– Я даже не начинал, никакого воздействия, – пряча золотую пластинку в карман, заверил её Костя.
– Угу, то-то мне так дурно стало.
– Это всё духота. Будет дождь, – сказал Костя. – А батюшку искать, понятное дело, надо в часовне. Вон там, видишь, на пригорке? Гогоша, остаёшься возле дома, будешь часовым, понял? Обо всём потом доложишь!
Гусак вытянул голову и гоготнул, соглашаясь нести службу. А затем вернулся к пощипыванию придорожной травы.
***
Вопреки ожиданиям, в часовенке ничем особенным не пахло, кроме разве что недавно намытых деревянных полов. Словоохотливая старушка, вытиравшая пыль с широких низких подоконников, сообщила, что батюшка Алексий сейчас не в церкви, а в своём доме, а сюда придёт только к вечерней службе. Заодно успела рассказать, что нынче – Евдокимов день, работать в огороде или в поле хорошая примета, а без дела «лытать» нехорошая.
– Без дела мотаться всегда плохая примета, – пожав плечами, сказал Константин, – однако у нас как раз таки дело.
– Если дело, тогда другое дело, – напевно сказала бабуля. – Подите в огороды, там он. А ко мне сейчас придут студентики, будем для них с соседкой песни петь да заговоры говорить.
– Фольклорницы? – удивилась Агата. – А где их поселили?
– Да там же, где и физкультурников – возле овощебазы. Одну сарайку для мальчишек приготовили, другу – для девок. Не по факультетам же их делить.
– Ага, – деловито сказал Костя. – Надо будет наведаться.
– Думаешь о том же, о чём и я? – спросила Агата.
– Среди студенток филологического частенько водятся слабенькие ведьмы, они-то как раз главные охотницы за народными заговорами, – кивнул инквизитор.
– Ишь ты поди ж ты, – проворчала церковная бабушка. – А сами-то за чем охотники?
– За ведьмами, – сурово сдвинув брови, сказал Костя, и у бабушки не нашлось больше слов.
Перекрестившись, она поспешила скрыться в подсобке – Агата не была особенно религиозной и не знала, как называются все эти церковные помещения.
– Слушай, а церковь-то у них, – начала девушка, выйдя на воздух.
– Часовня.
– А какая разница?
– Здесь постоянный священнослужитель может и не жить, звонницы и звонаря нет. Видишь, колокол один, маленький, и у двери висит сам по себе? А внутри престола и алтаря нет. Сюда только время от времени заглядывают, поп может и вовсе по большим праздникам только приезжать. Ограды нет, кладбище вон общее – тут и звёзды, и кресты, и даже вон, полумесяц. Так что часовня, – ответил Константин.
– Никогда не разбиралась.
– Ты же ведьма, тебя такие места и вовсе отпугивать должны, – пожал плечами Костя.
– А! Вот! – обрадовалась Агата. – Я как раз и хотела сказать! В этой це… часовне никакого упадка сил у меня не было. Нечисто в ней.
– Я тоже что-то такое почувствовал, но проверять не стал. У меня, знаешь, кинжал в бауле остался, не думал, что надо будет проверять на святость.
– Костя, как тебя в комсомол-то приняли, – фыркнула Агата. – На святость!
– Ну извини, инквизиторы раньше отдельно от религии не существовали, так и было: Святая Инквизиция, – сказал Костя. – А теперь мы на службе Стране, которая…
– Ладно-ладно, – перебила Агата, избегавшая политических разговоров. – Всё и так понятно. Ты инквизитор, тебе с местным попом проще общаться будет, а я буду помалкивать.
За часовенкой действительно было кладбище, и просто удивительно, как глазастый Костик сумел разглядеть там надгробия. По правую руку начинались поля, а за ними – лес. Ну, а по левую Агата с Костей увидели белёный домишко, вросший в землю чуть ли не по самые окна. Резные наличники и крыша были выкрашены синей краской. Домишко утопал в зелени так, что и забора не было видно. У калитки топтался, крутя хвостом-бубликом, небольшой лохматый пёс, рыжий с белым и ничуть не страшный. При виде незнакомцев он пару раз гавкнул, счёл правила хорошего тона соблюденными и улёгся на тропинку – подремать.
Протоптанная тропинка огибала дом. Она вывела ребят на картофельные угодья. Единственный среди пышных отцветших кустов картошки человек был одет в белую рубашку и тёмные штаны, подвёрнутые до колен. На белобрысой голове у него была цветастая панамочка размера этак на три меньше, чем надо. Завидев гостей, мужчина воткнул в грядку вилы.
– Добрый день, – щурясь на солнце, сказал Константин.
– Здравствуйте, молодые люди.
– А не вы ли будете Алексей Дормидонтович?
– Отец Алексий, – поправил мужчина. – Чем обязан?
– Уже картошечку копаете? – вежливо спросил Костя.
– Да где копаю, рановато, – охотно ответил мужчина. – Так, на ужин сварить молоденькой, в мундире. Люблю!
Картошка в мундире! С маслицем и солью, да ещё с укропчиком! У Агаты тут же потекли слюнки. А в голове пронеслось, что припасов у неё никаких, и надо как-то этим озаботиться, если она не хочет остаться голодной на ночь. Мысль о том, имеет ли она право покопаться немножко на огороде и в доме Га-Галины, заняла девушку. Едва не пропустила, когда их пригласили к столу.
Стол стоял тут же под двумя яблонями. Откуда ни возьмись появилась молодая женщина с запотевшей от холода трёхлитровкой ягодного компота и миской оладий. Вишнёвое варенье и сметана прилагались.
– Угощайтесь, молодые люди, чем Бог послал, – сказала женщина, и тут же незаметно убралась куда-то, а батюшка задумчиво поглядел на то место, где она стояла.
У него были светлые волосы до плеч и рыжеватая борода. Не понять, какого возраста был этот человек: вроде как морщинок много, но все в основном вокруг глаз. Вообще на священника отец Алексий походил не особо. Скорее на какого-нибудь егеря или охотника, по крайней мере в представлении городской книжной девочки Агаты.
– Итак, молодые люди, слушаю вас. Венчаться вы вряд ли хотите, так какого вас… Так зачем вы тут?
– А нас тоже бог послал, – вырвалось у Агаты, и Костя, сидевший на лавочке совсем близко, двинул её под столом ногой.
Уй. Хорошо он в кедах, а если бы у него ботинки были?! Агата ответила пинком, и некоторое время они самозабвенно пинались под столом под внимательным и добрым взглядом отца Алексия. Потом ему, видимо, надоело, и он придвинул к ребятам миску с оладьями.
– Да вы ешьте, ешьте, – сказал он. – И рассказывайте!
– Венчаться точно не хотим, – спокойно сказал Костя, а Агата напротив, закашлялась компотом. – Я вообще-то к вам приехал из-за писем, – сказал Костя, напуская на себя серьёзность и суровость. – Вы сигнализировали?
И даже вынул из кармана, протянул Алексию исписанный тетрадный листок в узкую линейку.
– «Николай Алтын, Алёна Алтын… Встала воды попить… Сидела кошка чёрная, большая… Выстрелил и в кошку попал… Цыплят шпарила…», – принялся бормотать священник, вытягивая губы дудочкой. – Да, помню такое письмо, писал его. На этой неделе, во вторник, с оказией отправил. Что ж вы так долго, молодой человек?
– Так сегодня только ещё четверг, – удивилась Агата. – Разве долго?
– А это что же, помощница ваша? Неужто и девочек стали в инквизиторское брать? – удивился поп.
– Я ведьма, – сказала Агата, – никто меня в «инквизиторское» не брал. Защитница для Спиваковой Галины я.
– Это что ж такое значит, «защитница»? – поднял густые светлые брови отец Алексий. – Адвокат?
– По сути да, – ответила девушка. – Прибыла, чтобы не допустить самосуда. Но его уже произвели. Вы мне скажите, отец Алексий, а вот из чего в кошку стреляли эти Алтыновы?
– Коля Алтын стрелял, охотничье ружьё у него. Дробью стрелял, иначе бы от кошки мало что бы осталось, – сказал поп и вдруг перекрестился. – Но только ведь не просто кошка это была!
– А почему вы тут все решили, что именно Галина в окно к Алтынам лазила? – спросила Агата.
– Эй, это моё дело, устанавливать степень вины ведьмы, – шепнул ей Костя. – Ну договорились же, что я буду спрашивать!
– А если ты не то спрашивать будешь? – заспорила Агата тоже шёпотом, хотя отец Алексий наверняка и так всё слышал.
– В селе проживают две ведьмы, почему вы подумали именно на Галину? – спросил Костя.
– Так ведь наутро Галина с перебинтованной ногой появилась, – уверенно ответил батюшка. – Ксения-то ведь Никитишна не хромала. Да вы у самих Алтынов-то вечером спросите. Кому, как не им лучше знать! Вот как придут с полей, чего ж лучше-то, поспрошать.
– А сами вы с ведьмой Спиваковой конфликтовали? – строго спросил Костя.
– Я ей внушение делал, чтобы зря своими травками-отравками людей не травила, пусть или в аптеку едут, или к Богу обращаются за помощью, – серьёзно сказал отец Алексий. – Бывало, что и ругалися с нею на религиозной почве, но она не безбожница, а хуже: бесовской веры, еретической.
– Ведьмы никакой не веры, у нас магический дар, а не какая-то там ересь, – обиделась Агата. – И хочу напомнить, что после Великой войны ведьмы полностью оправданы и являются такими же гражданами нашей страны, как и всякие там священники!
Алексий в ответ обижаться не стал, а сказал рассудительно:
– Да я и не говорю, что Галина Дементьевна не гражданка, бог с тобою! Да только не верю я в эти заговоры и зелья! О чём и председателю исполкома говорил, и фельдшеру, да и вам, инквизиторам, писал неоднократно. Не хочешь свечу за здоровье ставить – в фельдшерском пункте всё есть, и зелёнка, и аспирин, и аскорбинка.
Костик не сдержал ехидной усмешки. А вот Агате было обидно. Галина, судя по травам на её огороде, была толковым фитотерапевтом, да и образование фармацевта означал, что ведьма разбиралась не только в сортах зелёнки!
– А ружьё у вас есть, отец Алексий? – спросила она внезапно.
– Помилуй Бог, – перекрестился поп, – как можно?
– А если мы проверим?
– Проверяйте, – развёл руками Алексий. – Только ведь я не охотник и не браконьер. Этим у нас Колька Алтын промышляет, да ещё несколько человек, у кого охотничьи билеты есть… и у кого нет. Не говоря о том, что у некоторых ещё с войны остались боеприпасы. У Бажановых, у Красиных, Рублёвых… А я отцовскую винтовку сдал сразу. Потому что я за мир. И на охоту не хожу, и стрелять ни в кого не стреляю. А что Ксении Никитишны зять лесником был, пока в район не подался, или что у Михайленко до сих пор калаш хранится, я ж на всю деревню не треплюсь!
– Калашников – это не то, а вот если дробовик, – задумчиво сказал Костя.
– Этого добра почти в каждом доме, – буркнул батюшка, явно задетый за живое. – Но только я вам скажу. Ведьм не люблю, жалобы писал, но стрелять ни в человека, ни в кошку я бы не стал. Если хотите искать виноватого, начинайте с откуда написано!
И он ткнул пальцем в письмо.
– Вот! Николай Алтын!
(Костя)
За забором Алтынов зашлась кашлем собака. Похоже, была эта собака совсем старенькая и больная. Агата жалостливо поморщилась и принялась что-то нашаривать в карманах джинсов. Гусь, который обрадовался, что новые друзья вернулись, подошёл и щипнул девушку за лодыжку.
– Чего тебе, Гогоша? – спросила ведьма ласково.
Гусь захлопал крыльями и принялся что-то докладывать на гусином наречии. Ведьма понимала, а Костя – нет.
– Он говорит, что никого из людей тут не было, но он видел чёрную кошку. Зашла, понюхала мёртвую сову и наши вещи, а потом убежала в сторону соседки баб Ксени, – сказала Агата.
– Как ты его понимаешь? – спросил Костя.
– Дала ему говорливой притравки, всего ничего, – улыбнулась девушка, показывая пальцами как бы воображаемую горошинку, – а он почему-то продолжает говорить. Хотя обычно это не дольше, чем на час.
– Га-га, – намекнул гусь.
– Нет, Гогоша, это так не делается, – Агата погладила его, словно щенка, по голове и снова постучалась в калитку Николая Алтына. – Ну и где они все? Уже шесть вечера, я видела, что большинство уже идёт домой. Студенты вон возле магазина ошивались? Ошивались. Возле почты люди стояли? Стояли. А этих всё нет и нет!
– Это кого это тут нет? – раздался прямо за их спинами мужской голос.
Костя резко развернулся, готовый, в случае чего, бить на опережение, но мужчина стоял спокойно, сложив руки на груди. Он был невысокий, худощавый, с чёрными кудрявыми волосами, загорелый. Из-за плеча мужчины выглядывала худенькая кареглазая девушка с точно такими же кудрями, разве что длиной до плеч.
– Это вы будете Николай Алтын? – спросил Костя.
– Я буду, а кто спрашивает? – смерил его взглядом мужчина.
– Константин Белкин, – представился Костя. – Из инквизиторского отдела. Сигнализировали по поводу ведьмы?
– Заходи, – кивнул Алтын.
– А я? – вскинулась Агата.
– Лучше подожди снаружи, – сказал Костя девушке.
Она так и вспыхнула! К щекам прилила кровь, глаза засверкали.
– Не доверяешь мне? – спросила Агата замирающим от волнения голосом.
Костя взял её над локтем и отвёл на пару шагов в сторону.
– У Алёны этой игла в воротнике платья, не видишь, что ли? У Николая серьга в ухе серебряная. Какая ведьма на них рискнула напороться, я уж не знаю, но если она живая ушла – уже благо, – прошипел он в нежное пунцовое ухо девушки. – Прав был милиционер – нечисто тут в Ручейках. Давай-ка я уж лучше сам. А если ты хочешь пользу принести и умеешь со зверями говорить – иди у собаки лучше спроси, вдруг она чего видела.
Агата нахмурилась пуще прежнего. Но нехотя кивнула.
– Спроси у этой Алёны, – сказала, сжав Косте руку, – спроси, нет ли у неё соперницы в любовных делах. Понял?
– Это так важно? – усмехнулся инквизитор.
Смешные эти девчонки, всё бы им только о любви. Хотя – ох, Костя, ох, Векша! – нельзя было не признать, что и сам бы он с удовольствием позволил себе увлечься красивой девушкой. Не Алёной, разумеется, а вот этой, рыжей, так мило покрасневшей сейчас ведьмой.
– Ну так что? Миловаться будете? Или пойдём о деле потолкуем? – напомнил о себе Николай Алтын.
Его дочь уже и вовсе скрылась в доме.
– Это очень важно, – сказала Агата, – если в соперницах у Алёны какая-нибудь ушлая студентка из тех, кто нынче тут фольклор собирает.
Костя кивнул.
Да, студентки гуманитарных факультетов часто были те ещё ведьмы!