А вот бабка что-то заметила – нередко она задерживала взгляд своих полуслепых глаз на Аники, и Анкуни казалось, что в этих выцветших, больных глазах светится узнавание. Анкуни тревожилась, но старая женщина продолжала молчать. Только теперь она перестала выходить на улицу и с тихой счастливой улыбкой на губах угасала, сидя в своем кресле качалке. Казалось, что она дождалась чего-то – или кого-то – чего так долго ждала, и больше ждать не имело смысла.
Но еще сложнее было молчать о том, что Город умирает. «Наверное, они знают о положении дел, - убеждала себя Анкуни. – Или, может, все вообще не так страшно, как мы себе вообразили». Аники, порой будто слышавшая мысли сестры, лишь качала головой. «Город умрет, но они не заметят, - говорила она с грустью, несвойственной обычным пятилетним детям, - потому что так скажет им Хранитель. В нем еще осталась Искра. Может быть, последняя». Анкуни вздыхала, но молчала, чувствуя, что сестренка права. Тем более, чего бы она добилась? В лучшем случае, паники, а в худшем – наказания за нарушения общественного спокойствия.
Время шло. Аники потихоньку, незаметно превращалась в девушку, а Анкуни – в женщину. Все чаще заглядывались на них немногочисленные местные кавалеры, все чаще заводили их пожилые родители речь о женитьбе. Винька уже несколько раз намекал, что не против был бы взять в жены младшую из сестер. Правда, ни Анкуни, ни Аники связать себя семейными узами не стремились: первая свято блюла свою клятву заботиться о сестре, а вторая, кажется, даже не задумывалась об отношениях. И вроде бы, все было прекрасно; исполнялись мечты. Анкуни начала работать в Оранжерее, и быстро добилась успехов в любимом деле. Видя, что Аники не годна к работе с землей, родители отдали ее в обучение к главному архивариусу. Теперь девушка целыми днями могла читать всевозможные книги и бумаги, хранящиеся в архивах еще со времен до Мертвого Солнца. Книгами этими интересовалась она одна – даже старик, посвятивший хранилищу знаний всю свою жизнь, уже давно ослеп и просто коротал долгие дневные часы в крохотной подсобке, - там, где мог не мозолить глаза своим родичам.
Однако, как бы легко и непринужденно ни текла жизнь, Аники продолжала вглядываться в дверь, ведущую на улицу. «Однажды я уйду наружу, - сказала она как-то Анкуни, - а после вернусь, и приведу помощь». «Какую же помощь ты приведешь, глупая? Там, за Лесом, ничего нет», - проговорила нарочито уверенно Анкуни, тогда как сердце ее на мгновение замерло в страхе за сестру. Аники ничего не ответила, но где-то в глубине души Анкуни поняла, что не сможет отговорить сестренку от этой сумасбродной идеи. Единственной ее надеждой стало оттянуть день прощания.
Но всегда случается время дождю пролиться на землю* (городская пословица; означает, что даже то, что кажется очень далеким и должно случиться не скоро, однажды все равно произойдет. Дожди в Городе крайне редки и нелюбимы жителями, потому что чаще всего сопровождаются сильнейшими ветрами и длятся по многу дней к ряду). Так пришло и время, когда Аники наконец собралась покинуть родное гнездо.
«Я ухожу завтра. Еще до первого пика», - сообщила девушка однажды утром, когда они втроем (за столом с ними сидела бабка) завтракали. «Уже?.. - слабым голосом спросила Анкуни, не в силах поднять взгляд от тарелки. - Так скоро?..» Бабка моргнула и пару раз шамкнула беззубым ртом - то ли поняла и хотела что-то сказать, то ли просто так. Аники только пожала плечами. «Время никого не ждет. И мне пора». Анкуни наконец подняла глаза; в них блестели слезы. «Я пойду с тобой! Не отпущу одну!» Аники покачала головой. «Нет, ты должна остаться тут и ждать меня. Ты станешь моими глазами; через тебя я буду знать, сколько времени мне осталось. Держи, - она протянула сестре небольшой, чуть теплый на ощупь камушек с дыркой для шнурка, - он нагреется, если я буду в беде, и станет холоден, как лед, если я умру». Анкуни бережно приняла подарок и вновь в отчаянии посмотрела на Аники. «Хорошо… Пожалуйста, возвращайся скорее».
Тем утром Анкуни не пошла в Оранжерею, отговорившись плохим самочувствием. Целый день сестры провели вместе: собирали вещи, вспоминали прошлое и старательно притворялись, что не помнят про будущее. Анкуни где-то раздобыла древний, искусно сделанный нож из особой стали - такие больше не умели делать - и торжественно вручила его сестре. Было много разговоров, споров, смеха. Никогда еще сестры не были настолько близки - и одновременно настолько далеки. Так обычно и бывает перед долгой разлукой.
Вечерний семейный ужин прошел как-то особенно тепло. По странному совпадению сегодня, как и восемнадцать лет назад, в день, когда Анкуни узнала о скором появлении сестренки, за столом собралась вся семья. Дядюшка снова играл на струнке, напевая себе под нос хриплым стариковским голосом, а тетушка принесла новые свитера - наконец-то аккуратные и не колючие. Правда, объявлений сегодня никто не делал. Уход Аники стоило хранить в секрете так долго, как только можно.
Несмотря на все уговоры, Анкуни твердо решила проводить сестру. Спать она так и не легла, и к моменту, когда Аники встала, уже была на ногах. Та вздохнула, но смирилась. Вместе они выскользнули из дома и побрели по коридорам, как показалось Анкуни, в сторону Оранжереи, крепко держась за руки.
Однако через некоторое время направление движения, изменилось, и вскоре сестры свернули в старые, полузаброшенные коридоры. Аники шла уверенно и неспешно, явно хорошо ориентируясь, а Анкуни то и дело спотыкалась на плохо освещенной малознакомой дороге. Несколько раз они неожиданно сворачивали, выходили наружу, быстро пробегая короткие едва крытые проулки, плохо спасающие от света Мертвяка, и наконец достигли тупика с небольшой серой дверкой.
«Дальше я пойду одна», - сказала Аники и порывисто обняла сестру. «Но… ладно», - Анкуни обняла ее в ответ и поинтересовалась: «Куда ведет эта дверь?» «К старому входу в Оранжерею. Придется пройти немного по улице, поэтому тебе лучше остаться здесь. Дальше я пройду через один из заброшенных коридоров Оранжереи и выйду наружу. Оттуда по старой дороге к разрушенной Башне Света, там в защите сейчас образовалась небольшая брешь, и я смогу выбраться наружу». Аники ободряюще улыбнулась, но, заметив в глазах сестры слезы, добавила: «Но если ты очень хочешь дойти со мной до выхода из Оранжереи… я думаю, я смогу растянуть свою защиту на двоих. А обратно там есть один связующий коридор, можно будет пройти прямо в Оранжерею. Я не хотела так идти, там все же народу много, но тебе подойдет…» «Спасибо», - проговорила Анкуни и поцеловала сестру в лоб.
За пределами Оранжереи безраздельно властвовало Мертвое Солнце. Тут и там пробивалась синяя трава и росли странного вида кусты. В траве прошмыгнул какой-то зверек - от неожиданности Анкуни чуть не вскрикнула. В Городе животных не было, только редкие насекомые. Аники улыбнулась, со странным восхищением рассматривая представший перед сестрами простор. Потом повернулась к Анкуни, коснулась ее руки. «Вот теперь мне точно пора. До свидания. Береги себя, пожалуйста». «Я буду ждать», прошептала Анкуни. Аники быстро чмокнула ее в щеку, развернулась и уверенно зашагала по едва видимой среди травы тропинке.
Анкуни сдвинулась с места не скоро - только тогда, когда маленькая, сияющая в лучах Мертвяка фигурка окончательно скрылась из видимости. Стерла непрошенные слезы, потеребила камушек, подаренный Аники - она уже успела продеть в него шнурок - и медленно побрела в Оранжерею, решив пораньше начать работать. Сердце грызла тревога, но Анкуни твердо сказала себе: «Она справится». Она безоговорочно верила в сестру.
Месяц проходил за месяцем. По первости Аники еще искали, везде развесили бумажки с ее портретами - непонятно, зачем, ведь в Городе каждый знал каждого. Поиски не увенчались успехом, и вскоре даже родственники потеряли надежду. Анкуни продолжала ждать. Каждое утро она приходила к потайной дверке из Оранжереи - так же, как когда-то старая бабка. Теперь Анкуни ее понимала. Не выходя из коридора, долго вглядывалась в заросшее синей травой поле, надеясь, что вот сейчас впереди покажется группа людей, готовых их спасти, и с ними, конечно, будет Аники. Или даже пусть она приходит одна. Обойдутся они без помощи - лишь бы жива была… Камень на груди то вспыхивал жаром, то остывал, один раз даже похолодел, смертельно тем напугав Анкуни, но вскоре вновь потеплел, принося спокойствие. Аники не появлялась.
Год проходил за годом. Винька позвал Анкуни замуж, и она, подумав, согласилась. Умерла мама, чье здоровье было подорвано уже много лет как. Умерла тетушка Минка - в 75 лет, со словами «Загостилась я тут». Умер дядюшка Крелли. Бабка продолжала цепляться за жизнь. Она почти не вставала с кровати, и Анкуни ухаживала за ней на пару с Асетой, которую так и не приняли в Оранжерею. За пять лет в Городе родилось всего 4 ребенка. Лес наступал. Анкуни ждала. Камень больше не становился обжигающим, был равномерно теплым, обещал, что с сестрой все в порядке. «Возможно, она нашла людей за Лесом и просто забыла про нас, - думала Анкуни. – Это, конечно, не худший вариант. Может, нашла там себе мужа, завела семью… Да, наверное, так оно и есть. Как еще объяснить, что столько лет от сестренки нет вестей?» Анкуни надеялась, что Аники счастлива.
И все же каждый день она приходила к выходу наружу и долго вглядывалась в даль. Все ближе и ближе подбирался Лес. Белое пятнышко разрушенной Башни уже было не разглядеть. Синяя трава все вольготнее чувствовала себя в округе, погребая под собой обычные растения. Лесной вьюнок с ядовитыми шипами вился по стенам Оранжереи – но в Город пока не проник. Мертвое Солнце светило с каждым днем все ярче. Близился конец.
Прошло десять лет с момента ухода Аники из города, когда однажды камушек вновь обжег Анкуни грудь. Это оказалось так неожиданно, что она чуть не выронила одежку своего сына, которую в этот момент держала в руках. «Что случилось? – с тревогой подумала Анкуни. – А может быть, она…» Женщина вздохнула и тряхнула головой. Все это пустое. Аники не вернется.
Однако с того дня камень то и дело вспыхивал тревожным жаром – так же, как когда Аники преодолевала Лес. И Анкуни тоже передавалась эта тревога, и то и дело она бросала работу в Оранжерее и выбегала проверить, не видно ли кого на заросшей тропе? Пару раз муж спрашивал, что случилось, но Анкуни только отмахивалась, и он оставил ее в покое. Выговориться, однако, хотелось, и Анкуни стала часто наведываться к бабке, за которой, пока домашние были заняты, по-прежнему ухаживала Асета. «Она возвращается!» - говорила Анкуни неподвижной старухе, укутанной одеялами, и ей чудилось счастливое понимание в глазах и след улыбки на беспомощных губах. Они ждали.
Все случилось в самый обычный день. С утра Анкуни как всегда сбежала из Оранжереи, и встала около двери наружу. Как всегда светил Мертвяк, стрекотала и шебуршалась какая-то живность в густой траве. Анкуни простояла долго, будто предчувствуя что-то. Она уже собиралась уходить, когда вдалеке ей почудилось движение. Анкуни вглядывалась и вглядывалась в недалекую чащу, пытаясь определить, что потревожило покой окружающей картины. И тут она увидела их. Они ехали на странных животных – такие были изображены на нескольких старых гравюрах и, кажется, назывались лошадьми. Это были люди, десять или двенадцать людей, в непривычной, очень потрепанной одежде, с длинными волосами разных оттенков светлого. Их и их лошадей покрывало странное мерцающее марево, из-за которого контуры то расплывались, то вновь складывались, так, что на мгновение Анкуни даже показалось, что это мираж. И впереди всех мелькала знакомая белоснежная коса.
Аники.
Анкуни не задумываясь, как была, без защиты и с закатанными рукавами бросилась вперед. Спустя мгновение, не успел Мертвяк опалить кожу, ее накрыло такое же мерцающее марево. От неожиданности Анкуни потеряла равновесие, споткнулась и приземлилась на колени. А еще через несколько ударов сердца к ней подъехали двое: высокий светловолосый мужчина и прекрасная беловолосая женщина. Ее сестра.
Она спешилась и опустилась на колени рядом с Анкуни, обняла ее, прижалась головой к ее груди и прошептала: «Я же обещала вернуться. А ты не верила, глупенькая». Анкуни расплакалась. «Поможешь… мне вынести бабушку на улицу? Я хочу, чтобы она еще раз увидела настоящее Солнце. То, о котором ты мне рассказывала…»
Но еще сложнее было молчать о том, что Город умирает. «Наверное, они знают о положении дел, - убеждала себя Анкуни. – Или, может, все вообще не так страшно, как мы себе вообразили». Аники, порой будто слышавшая мысли сестры, лишь качала головой. «Город умрет, но они не заметят, - говорила она с грустью, несвойственной обычным пятилетним детям, - потому что так скажет им Хранитель. В нем еще осталась Искра. Может быть, последняя». Анкуни вздыхала, но молчала, чувствуя, что сестренка права. Тем более, чего бы она добилась? В лучшем случае, паники, а в худшем – наказания за нарушения общественного спокойствия.
Время шло. Аники потихоньку, незаметно превращалась в девушку, а Анкуни – в женщину. Все чаще заглядывались на них немногочисленные местные кавалеры, все чаще заводили их пожилые родители речь о женитьбе. Винька уже несколько раз намекал, что не против был бы взять в жены младшую из сестер. Правда, ни Анкуни, ни Аники связать себя семейными узами не стремились: первая свято блюла свою клятву заботиться о сестре, а вторая, кажется, даже не задумывалась об отношениях. И вроде бы, все было прекрасно; исполнялись мечты. Анкуни начала работать в Оранжерее, и быстро добилась успехов в любимом деле. Видя, что Аники не годна к работе с землей, родители отдали ее в обучение к главному архивариусу. Теперь девушка целыми днями могла читать всевозможные книги и бумаги, хранящиеся в архивах еще со времен до Мертвого Солнца. Книгами этими интересовалась она одна – даже старик, посвятивший хранилищу знаний всю свою жизнь, уже давно ослеп и просто коротал долгие дневные часы в крохотной подсобке, - там, где мог не мозолить глаза своим родичам.
Однако, как бы легко и непринужденно ни текла жизнь, Аники продолжала вглядываться в дверь, ведущую на улицу. «Однажды я уйду наружу, - сказала она как-то Анкуни, - а после вернусь, и приведу помощь». «Какую же помощь ты приведешь, глупая? Там, за Лесом, ничего нет», - проговорила нарочито уверенно Анкуни, тогда как сердце ее на мгновение замерло в страхе за сестру. Аники ничего не ответила, но где-то в глубине души Анкуни поняла, что не сможет отговорить сестренку от этой сумасбродной идеи. Единственной ее надеждой стало оттянуть день прощания.
Но всегда случается время дождю пролиться на землю* (городская пословица; означает, что даже то, что кажется очень далеким и должно случиться не скоро, однажды все равно произойдет. Дожди в Городе крайне редки и нелюбимы жителями, потому что чаще всего сопровождаются сильнейшими ветрами и длятся по многу дней к ряду). Так пришло и время, когда Аники наконец собралась покинуть родное гнездо.
«Я ухожу завтра. Еще до первого пика», - сообщила девушка однажды утром, когда они втроем (за столом с ними сидела бабка) завтракали. «Уже?.. - слабым голосом спросила Анкуни, не в силах поднять взгляд от тарелки. - Так скоро?..» Бабка моргнула и пару раз шамкнула беззубым ртом - то ли поняла и хотела что-то сказать, то ли просто так. Аники только пожала плечами. «Время никого не ждет. И мне пора». Анкуни наконец подняла глаза; в них блестели слезы. «Я пойду с тобой! Не отпущу одну!» Аники покачала головой. «Нет, ты должна остаться тут и ждать меня. Ты станешь моими глазами; через тебя я буду знать, сколько времени мне осталось. Держи, - она протянула сестре небольшой, чуть теплый на ощупь камушек с дыркой для шнурка, - он нагреется, если я буду в беде, и станет холоден, как лед, если я умру». Анкуни бережно приняла подарок и вновь в отчаянии посмотрела на Аники. «Хорошо… Пожалуйста, возвращайся скорее».
Тем утром Анкуни не пошла в Оранжерею, отговорившись плохим самочувствием. Целый день сестры провели вместе: собирали вещи, вспоминали прошлое и старательно притворялись, что не помнят про будущее. Анкуни где-то раздобыла древний, искусно сделанный нож из особой стали - такие больше не умели делать - и торжественно вручила его сестре. Было много разговоров, споров, смеха. Никогда еще сестры не были настолько близки - и одновременно настолько далеки. Так обычно и бывает перед долгой разлукой.
Вечерний семейный ужин прошел как-то особенно тепло. По странному совпадению сегодня, как и восемнадцать лет назад, в день, когда Анкуни узнала о скором появлении сестренки, за столом собралась вся семья. Дядюшка снова играл на струнке, напевая себе под нос хриплым стариковским голосом, а тетушка принесла новые свитера - наконец-то аккуратные и не колючие. Правда, объявлений сегодня никто не делал. Уход Аники стоило хранить в секрете так долго, как только можно.
Прода от 23.04.2019, 20:50
Несмотря на все уговоры, Анкуни твердо решила проводить сестру. Спать она так и не легла, и к моменту, когда Аники встала, уже была на ногах. Та вздохнула, но смирилась. Вместе они выскользнули из дома и побрели по коридорам, как показалось Анкуни, в сторону Оранжереи, крепко держась за руки.
Однако через некоторое время направление движения, изменилось, и вскоре сестры свернули в старые, полузаброшенные коридоры. Аники шла уверенно и неспешно, явно хорошо ориентируясь, а Анкуни то и дело спотыкалась на плохо освещенной малознакомой дороге. Несколько раз они неожиданно сворачивали, выходили наружу, быстро пробегая короткие едва крытые проулки, плохо спасающие от света Мертвяка, и наконец достигли тупика с небольшой серой дверкой.
«Дальше я пойду одна», - сказала Аники и порывисто обняла сестру. «Но… ладно», - Анкуни обняла ее в ответ и поинтересовалась: «Куда ведет эта дверь?» «К старому входу в Оранжерею. Придется пройти немного по улице, поэтому тебе лучше остаться здесь. Дальше я пройду через один из заброшенных коридоров Оранжереи и выйду наружу. Оттуда по старой дороге к разрушенной Башне Света, там в защите сейчас образовалась небольшая брешь, и я смогу выбраться наружу». Аники ободряюще улыбнулась, но, заметив в глазах сестры слезы, добавила: «Но если ты очень хочешь дойти со мной до выхода из Оранжереи… я думаю, я смогу растянуть свою защиту на двоих. А обратно там есть один связующий коридор, можно будет пройти прямо в Оранжерею. Я не хотела так идти, там все же народу много, но тебе подойдет…» «Спасибо», - проговорила Анкуни и поцеловала сестру в лоб.
За пределами Оранжереи безраздельно властвовало Мертвое Солнце. Тут и там пробивалась синяя трава и росли странного вида кусты. В траве прошмыгнул какой-то зверек - от неожиданности Анкуни чуть не вскрикнула. В Городе животных не было, только редкие насекомые. Аники улыбнулась, со странным восхищением рассматривая представший перед сестрами простор. Потом повернулась к Анкуни, коснулась ее руки. «Вот теперь мне точно пора. До свидания. Береги себя, пожалуйста». «Я буду ждать», прошептала Анкуни. Аники быстро чмокнула ее в щеку, развернулась и уверенно зашагала по едва видимой среди травы тропинке.
Анкуни сдвинулась с места не скоро - только тогда, когда маленькая, сияющая в лучах Мертвяка фигурка окончательно скрылась из видимости. Стерла непрошенные слезы, потеребила камушек, подаренный Аники - она уже успела продеть в него шнурок - и медленно побрела в Оранжерею, решив пораньше начать работать. Сердце грызла тревога, но Анкуни твердо сказала себе: «Она справится». Она безоговорочно верила в сестру.
Месяц проходил за месяцем. По первости Аники еще искали, везде развесили бумажки с ее портретами - непонятно, зачем, ведь в Городе каждый знал каждого. Поиски не увенчались успехом, и вскоре даже родственники потеряли надежду. Анкуни продолжала ждать. Каждое утро она приходила к потайной дверке из Оранжереи - так же, как когда-то старая бабка. Теперь Анкуни ее понимала. Не выходя из коридора, долго вглядывалась в заросшее синей травой поле, надеясь, что вот сейчас впереди покажется группа людей, готовых их спасти, и с ними, конечно, будет Аники. Или даже пусть она приходит одна. Обойдутся они без помощи - лишь бы жива была… Камень на груди то вспыхивал жаром, то остывал, один раз даже похолодел, смертельно тем напугав Анкуни, но вскоре вновь потеплел, принося спокойствие. Аники не появлялась.
Год проходил за годом. Винька позвал Анкуни замуж, и она, подумав, согласилась. Умерла мама, чье здоровье было подорвано уже много лет как. Умерла тетушка Минка - в 75 лет, со словами «Загостилась я тут». Умер дядюшка Крелли. Бабка продолжала цепляться за жизнь. Она почти не вставала с кровати, и Анкуни ухаживала за ней на пару с Асетой, которую так и не приняли в Оранжерею. За пять лет в Городе родилось всего 4 ребенка. Лес наступал. Анкуни ждала. Камень больше не становился обжигающим, был равномерно теплым, обещал, что с сестрой все в порядке. «Возможно, она нашла людей за Лесом и просто забыла про нас, - думала Анкуни. – Это, конечно, не худший вариант. Может, нашла там себе мужа, завела семью… Да, наверное, так оно и есть. Как еще объяснить, что столько лет от сестренки нет вестей?» Анкуни надеялась, что Аники счастлива.
И все же каждый день она приходила к выходу наружу и долго вглядывалась в даль. Все ближе и ближе подбирался Лес. Белое пятнышко разрушенной Башни уже было не разглядеть. Синяя трава все вольготнее чувствовала себя в округе, погребая под собой обычные растения. Лесной вьюнок с ядовитыми шипами вился по стенам Оранжереи – но в Город пока не проник. Мертвое Солнце светило с каждым днем все ярче. Близился конец.
Прошло десять лет с момента ухода Аники из города, когда однажды камушек вновь обжег Анкуни грудь. Это оказалось так неожиданно, что она чуть не выронила одежку своего сына, которую в этот момент держала в руках. «Что случилось? – с тревогой подумала Анкуни. – А может быть, она…» Женщина вздохнула и тряхнула головой. Все это пустое. Аники не вернется.
Однако с того дня камень то и дело вспыхивал тревожным жаром – так же, как когда Аники преодолевала Лес. И Анкуни тоже передавалась эта тревога, и то и дело она бросала работу в Оранжерее и выбегала проверить, не видно ли кого на заросшей тропе? Пару раз муж спрашивал, что случилось, но Анкуни только отмахивалась, и он оставил ее в покое. Выговориться, однако, хотелось, и Анкуни стала часто наведываться к бабке, за которой, пока домашние были заняты, по-прежнему ухаживала Асета. «Она возвращается!» - говорила Анкуни неподвижной старухе, укутанной одеялами, и ей чудилось счастливое понимание в глазах и след улыбки на беспомощных губах. Они ждали.
Все случилось в самый обычный день. С утра Анкуни как всегда сбежала из Оранжереи, и встала около двери наружу. Как всегда светил Мертвяк, стрекотала и шебуршалась какая-то живность в густой траве. Анкуни простояла долго, будто предчувствуя что-то. Она уже собиралась уходить, когда вдалеке ей почудилось движение. Анкуни вглядывалась и вглядывалась в недалекую чащу, пытаясь определить, что потревожило покой окружающей картины. И тут она увидела их. Они ехали на странных животных – такие были изображены на нескольких старых гравюрах и, кажется, назывались лошадьми. Это были люди, десять или двенадцать людей, в непривычной, очень потрепанной одежде, с длинными волосами разных оттенков светлого. Их и их лошадей покрывало странное мерцающее марево, из-за которого контуры то расплывались, то вновь складывались, так, что на мгновение Анкуни даже показалось, что это мираж. И впереди всех мелькала знакомая белоснежная коса.
Аники.
Анкуни не задумываясь, как была, без защиты и с закатанными рукавами бросилась вперед. Спустя мгновение, не успел Мертвяк опалить кожу, ее накрыло такое же мерцающее марево. От неожиданности Анкуни потеряла равновесие, споткнулась и приземлилась на колени. А еще через несколько ударов сердца к ней подъехали двое: высокий светловолосый мужчина и прекрасная беловолосая женщина. Ее сестра.
Она спешилась и опустилась на колени рядом с Анкуни, обняла ее, прижалась головой к ее груди и прошептала: «Я же обещала вернуться. А ты не верила, глупенькая». Анкуни расплакалась. «Поможешь… мне вынести бабушку на улицу? Я хочу, чтобы она еще раз увидела настоящее Солнце. То, о котором ты мне рассказывала…»
