Глава 1
– Шевонн! Шевонн!
Это утро началось именно так. Я едва успела проснуться и привести себя в порядок, как с лестницы послышался взволнованный мамин голос. Нашу семью не назовешь образцовой, так что, приготовившись услышать все, что угодно, я спешно вышла из комнаты. И тут же чуть не столкнулась с мамой. Губы дрожат, в глазах стоят слезы, голос срывается. Я уверенно взяла ее за плечи и легонько встряхнула.
– Шевонн, это катастрофа!
– Мама, успокойся. Что случилось?
– Твой отец…он…
– Что, мама?
Я продолжала удерживать ее, но чувствовала, что если она прямо сейчас не скажет, в чем дело, держаться мы будем уже друг за друга.
– Он проиграл…все наше имущество, – выдохнула она.
А я поняла, что беспокойство, передавшееся от мамы, плавно превращается сначала в непонимание, а затем и в злость.
Да, мой отец – позор славного рода О’Грэди – заядлый игрок. Причем из тех, кому патологически не везет.
– То есть, как это проиграл все? Где он?
– В своем кабинете.
– Его что, опять всю ночь не было?
Мама на это лишь рассеянно кивнула. Мы привыкли, что отец часто возвращается домой за полночь, иногда под утро. Из дома уже давно пропали все дорогие вещи, вроде антикварных статуэток и серебряных столовых приборов. Все это, конечно, пряталось от него, но все равно рано или поздно пропадало.
Я твердым шагом направилась прямо к отцу в кабинет. Зашла, даже не постучавшись. Он сидел за столом, вцепившись пальцами в собственные волосы. Перед ним стоял стакан, полный виски, запасы которого отец исправно пополнял, тратя деньги, коих у нас и так не слишком много.
Ему явно было очень плохо, но я все равно громко рявкнула:
– Папа!
Он вздрогнул, поднял голову и, поморщившись, сказал:
– Шевонн. Это ты. Не кричи так, голова болит.
Кажется, это было последней каплей моего терпения. Да, это мой отец. Но он худший из отцов, я давно в этом убедилась. И сейчас у меня не было никакого желания ему потакать. Поэтому я растянула губы в насмешливой улыбке и протянула:
– О, это значит, что она у тебя есть. – И закончила уже совсем другим тоном. – А вот совести у тебя нет! Маму трясет, будто война началась. Говорит, ты проиграл все наше имущество.
– Так и есть, – кивнул он.
И этот спокойный, равнодушный тон окончательно вывел меня из себя.
– Что ты говоришь, папа? Ты что, совсем с ума сошел? Решил оставить нас на улице?
– Как ты разговариваешь с отцом? Следи за своим языком!
Он резко вскочил и уперся ладонями в стол.
– А как еще с тобой говорить? Ты ведь обещал больше не играть. Клялся, прощения просил, и что теперь?
Он как–то резко успокоился, сдулся, словно воздушный шарик и устало опустился в кресло.
– Я разберусь, Шевонн. Я со всем разберусь.
Как же, разберется он. Сейчас зальет глаза и проспит до вечера. А вечером снова уйдет. Только что он будет ставить на кон, на этот раз? Нас с мамой?
Я вышла из кабинета, с силой захлопнув дверь, и поспешила найти маму. Она сидела в гостиной и мяла в руках кружевной платок, уже даже не пытаясь вытирать им слезы, непрестанно катившиеся из глаз.
Подойдя к ней, я мягко обняла ее и прошептала:
– Не переживай мама, все будет хорошо.
– Ох, Шевонн, детка, я ведь знала, что этот день когда-нибудь придет. Нужно было развестись и уйти от него еще тогда, десять лет назад, когда все это началось.
Ого, вот это речи. Слышать от тихой, интеллигентной Кэролайн О’Грэди подобное мне еще не приходилось. А значит, предел ее терпению наступил. Только теперь-то что? Разводись, не разводись, ставка уже сыграна.
– Что же нам теперь делать? Ведь скоро наверняка придут, требовать долг, – с надрывом проговорила она.
– Мама, мы обязательно что-нибудь придумаем. Постараемся договориться. Мы ведь даже не знаем, с кем он играл. Может, с таким же неудачником, как он сам, и тот уже забыл обо всем.
Мама только покачала головой, но говорить ничего не стала. И так ясно, что скоро нам предстоит война за собственный дом.
– Тебе пора на работу, – напомнила я ей.
Она вдруг встрепенулась и посмотрела на меня совершенно ясным взглядом, лишь легкая припухлость век говорила о том, что совсем недавно эти глаза плакали.
– Шевонн, проследи за ним, прошу.
Я только горько усмехнулась.
– Он ведь все равно вечером уйдет, ты же знаешь.
– Пусть идет, – сказала она и вышла.
И я готова поклясться, что она проглотила окончание фразы, хотя очень хотела сказать: «И не возвращается».
Так нельзя, наверное. Но я была с ней согласна. И пусть меня накажут боги.
Мама работала учителем в лицее. Получала она прилично и этого вполне хватало бы на содержание дома, и мое обучение, если бы не отец.
Правда, мы рассчитывали, что вскоре станет немного легче, ведь месяц назад я с отличием окончила Клауверский колледж прикладной магии. Сколько себя помню, я всегда была очень любознательной, училась хорошо и прилежно, и интересовалась всем вокруг. Но самой большой моей любовью были руны и символы. Мой дед по отцовской (какая ирония) линии был талантливейшим рунистом. К сожалению, я его не застала, но талант этот проявлялся во мне с раннего детства. Благодаря оставшимся от него многочисленным дневникам и записям, я знаю и умею очень многое.
О том, чтобы поступить в столичный университет магии, без преувеличения лучший во всей Ароне, я даже и не думала, ведь обучение там стоит больших денег. Их можно было бы заработать, чем я с большим удовольствием занялась бы, применяя свои знания и продавая всевозможные амулеты с нанесенными на них рунами и печатями, некоторые из которых я создала сама. Но, к сожалению, я не имею право на такую деятельность до достижения двадцати одного года. Нет, кое-что по мелочи для знакомых я все же делала, но этого хватало лишь на мелкие расходы. Да и не слишком я этим злоупотребляла, ведь если законники узнают, придется платить штраф.
Так что, чтобы хоть как-то помочь маме, я вот уже третий год по вечерам подрабатывала официанткой в местной гостинице, на первом этаже которой располагается кафе. Да, не слишком-то подходящая работа для дочери некогда богатого рода, но что есть, то есть.
Отец был в ярости, когда узнал, но для меня его мнение и слово уже давно ничего не значат. Он не хотел принимать нашего бедственного положения, воспитанный в «лучших» традициях богатых семейств, ничегошеньки не создал и не заработал за свою жизнь. Единственное, что у него получалось понастоящему хорошо – это проматывать наследство. Он проиграл все, что досталось ему от родителей, а теперь оставил ни с чем и собственную семью.
Я пыталась успокоить маму, но сама понимала все безнадежность ситуации. Папа не играл в крупных игорных домах, у него попросту не хватало денег на крупные ставки. Да и не было здесь таких заведений. Он играл в подпольных казино и мелких клубах, где принимают все, что ты можешь предложить. И контингент там соответственный, поэтому даже представлять не хочу, что ожидает нас в ближайшем будущем.
Наш род древний, но за последнее столетие мы почти обнищали, а папа нам в этом очень помог. Все, что у нас осталось – это большой дом, принадлежавший нашей семье уже не одно поколение. Ну, и кое-какие украшения, оставшиеся в наследство от маминых родителей. Стоимость их не так велика, но ни я, ни мама их не надевали, кое-что за них все же можно было выручить, и они лежали в опустевшем семейном хранилище, куда отец, к великому своему сожалению, попасть никак не мог. Потому что защиту и охранные чары на хранилище я устанавливала лично. Взломать созданную мной печать вряд ли сможет даже профессионал.
Хотя, скорее всего, скоро там и хранить будет нечего. Это единственное, что у нас есть, и чем мы сможем откупиться от тех, кто наверняка придет требовать долг. По крайней мере, я очень надеюсь, что удастся договориться. Само собой, мы будем отстаивать дом, ведь если его заберут, жить нам будет негде.
Глава 2
Как я и говорила, вечером отец ушел. Я проводила его недовольным взглядом, но он даже не обратил на меня внимания. Остановить его я не могла, поэтому, в бессильном жесте сжав кулаки, глубоко вздохнула и стала собираться в кафе. Молясь при этом, чтобы он не натворил еще чего-нибудь. Хотя ситуацию хуже представить сложно.
Гостиница, где я подрабатывала, была небольшой и недорогой. Других в провинциальном Клаувере и не водилось. Раньше я работала три–четыре часа по вечерам, но с тех пор как окончила колледж, стала проводить здесь несравнимо больше времени. Хотя основная работа все равно приходилась на вечер.
Отработав и получив у хозяина причитающиеся мне за смену деньги, я вернулась домой. К дому подходила с опаской, боясь услышать более оглушительные новости, чем утром. Но все было тихо. Мама накрыла ужин на двоих, как делала каждый день последний год. Ужин прошел в напряженной тишине, а после мы так же молча разошлись по своим комнатам. Я видела, в каком подавленном состоянии она сейчас находится, но не знала, что ей сказать и как помочь. Боялась сделать своими словами еще хуже.
Утро не принесло ничего нового. В доме ощущалось все то же напряжение, мама сидела на кухне и смотрела перед собой отсутствующим взглядом. К чашке с чаем, что стояла на столе, она даже не притронулась.
– Мама? – я присела напротив нее, заглянув в глаза.
– Шевонн, – она перевела на меня потухший взгляд, – он до сих пор не вернулся.
Ясно. Отец загулял окончательно. Обычно к этому времени он все равно приходил домой, и теперь мама сама не знала, из-за чего переживает сильнее.
Я только открыла рот, чтобы сказать ей что-нибудь успокаивающее, как на весь дом раздался громкий стук в дверь. Мама хотела встать, но я жестом показала ей, что открою сама.
А за дверью обнаружились не такие уж неожиданные гости. Двое мужчин в серой форме службы правопорядка.
– Чем могу быть полезна?
– Капитан Дэвид Макнил, – представился один из них, судя по всему старший по званию, – здесь проживает семья О’Грэди?
Я напряженно кивнула, уже понимая, что сейчас, скорее всего, услышу что–то ужасное.
– Имя Чарльз О’Грэди вам знакомо?
– Это мой отец. Говорите уже, что случилось.
– К сожалению, ваш отец был найден мертвым сегодня на рассвете.
За моей спиной послышался вскрик и, резко обернувшись, я увидела маму. Закатив глаза, она медленно начала оседать на пол. Я едва успела подхватить ее, крикнув законникам:
– Что же вы стоите? Помогите мне.
Капитан тут же метнулся к нам, подняв почти потерявшую сознание маму на руки, понес ее в гостиную, куда я ему указала. Я быстро набрала стакан холодной воды и вернулась к ним. Мама сидела на диване, откинув голову, и была белее мела. Законники же топтались рядом, не решаясь присесть.
– Располагайтесь, – кивнула я им, подавая стакан маме и помогая ей прийти в себя, – и подождите немного. Мама, ты как?
Она часто и неглубоко дышала и вот–вот готова была расплакаться. Но я крепко сжала ее руку. Поговорить с законниками и выслушать подробности нам все равно придется.
– Так что произошло? – спросила я, поворачиваясь к стражам закона.
– Этой ночью, – начал капитан, – на одной из улиц не самого благоприятного района нашего города произошла массовая драка. Господин О’Грэди был одним из ее участников. Он скончался на месте от проникающего ножевого ранения.
Честно говоря, я совершенно не знала, как реагировать. Да, это мой отец и я должна сейчас плакать и задыхаться от переполняющей боли. По крайней мере, мне казалось, что именно такие эмоции люди испытывают при известии о смерти родителей. Но, бесы задери, в моей голове мелькали сейчас совсем неуместные и неподобающие мысли. А из груди готов был вырваться слабый вздох облегчения. Понимаю, не должна я в такой момент испытывать подобное, и узнай кто сейчас, что именно творится у меня внутри, мне было бы безумно стыдно. Но ведь и отец не должен был в своей жизни поступать так, как поступал.
– Примите мои соболезнования. – Продолжил капитан, видя, что ни я, ни мама не спешим впадать в истерику. – Сожалею, но вам придется проехать с нами в управление и ответить на несколько вопросов.
– Нет, – твердо сказала я, поднимаясь, – мы никуда не поедем. – Я решительно сжала кулаки и попыталась успокоиться, чтобы объяснить причину своего отказа. – Отец был игроком, последние два года он почти не ночевал дома. У нас большой дом, но это благополучие – только видимость, в нем давно не осталось ни одной ценной вещи. Отец вынес отсюда все, что мог. Вы можете думать, что хотите, но ни я, ни мама не хотим в этом разбираться. Видимо, на этот раз он поставил на кон собственную жизнь и проиграл. Как и всегда, впрочем. Тем более что, насколько я понимаю, в этой истории нет ничего необычного. Что-то такое должно было рано или поздно произойти.
По мере того, как я говорила, удивление на лицах законников сменилось неким подобием понимания. Все же они наверняка повидали много и моя реакция, учитывая обстоятельства, еще не самая странная.
– Мы заберем тело, а сейчас простите, но вам лучше уйти.
Капитан посмотрел на маму, но та уже выглядела вполне спокойной, разве что была бледнее обычного. Она кивнула, отвечая на его невысказанный вопрос, и только после этого они оба поднялись и покинули дом.
Закрыв за ними дверь, я вернулась к маме и присела рядом с ней.
– Вот и все, – тихо проговорила она, и в ее голосе слышалось такое же горькое облегчение, какое разливалось у меня внутри,– все закончилось.
А потом повернулась ко мне и спокойно сказала:
– Ты не плачешь, – это должно было прозвучать с укором, но как раз его-то в ее голосе не было, – я не виню тебя, Шевонн. Он был плохим отцом и еще худшим мужем. Но он – О’Грэди. Мы должны похоронить его в семейном осталось. Несколько не самых близких родственников у него осталось, но не думаю, что кто-то захочет прийти.
С этими словами она поднялась и нетвердым шагом вышла из гостиной. Она пыталась держаться, но я знала, как тяжело дается ей такое показное спокойствие.
Насколько плохим отцом был Чарльз О’Грэди, настолько хорошей матерью была Кэролайн О’Грэди. Мы всегда прекрасно ладили и понимали друг друга и ее слова еще одно тому подтверждение. Поэтому совесть моя оказалась чиста, по крайней мере, перед самой собой. Мне не нужно изображать отчаяние и слезы, мама и так все понимает. А на остальных мне плевать.
***
Как мама и говорила, на похоронах отца присутствовали только мы. Да служащие старого кладбища. Я так и не проронила ни слезинки, мама, хоть и выглядела неважно, но рыдать над могилой тоже не собиралась. Удивительно, так бесславно закончить и без того никчемную, пустую жизнь и не иметь никого, кто пришел бы проводить в последний путь – это надо постараться.
Домой мы вернулись к обеду. Почти не разговаривали, но я уверена, что мама думала о том же, о чем и я. Отца больше нет, так может быть и долги его ушли вместе с ним и нам не нужно вздрагивать от каждого шороха, ожидая, что вскоре придут те, кому он проигрался.
Прошла неделя, нам уже начало казаться, что жизнь пошла своим чередом и грозовая туча прошла стороной. Пока однажды утром в дверь снова не постучали.
Надо сказать, что гостей у нас не бывало.
