Скрывшись за тяжелой портьерой, встретилась взглядом с Растианом.
– Софи, какую песню будешь петь?
– Шахерезада, – улыбнулась я во всю ширину губ и, игриво хихикнув, сбежав по дощечкам лестницы, остановилась, продолжив разговор: – Говори ребятам, чтобы выносили инструменты на сцену и переодевались к номеру.
– Ты уверена? Репетировали раз пять от силы. Одон еще тарелки путает. Вместо того, чтобы бить по крэш тарелке, лупит по сплэш.
– Зато педалью с колотушкой хорошо работает. Будет бас-барабаном ритм создавать. Мне этого хватит. Все равно никто не понимает звучания барабанной установки. Растиан, время идет. Я к девушкам заскочу и переодеваться. Да… скажи Марху, что на него сегодня вся надежда. Чем усердней будет передвигать веревки с софитами, тем неповторимым будет наше выступление.
Приоткрыв дверь гримерки, пробежала озорным взглядом по девушкам.
– Красавицы мои. Готовьтесь к выступлению. Костюмы к номеру «Тысяча и одна ночь». Услышав через минуту счастливый девичий визг, прикрыла дверь и понеслась в гримерную.
Четыре мои помощницы будут одеты в костюмы, сшитые из тончайших шелков ярких расцветок лазурного, желтого, оранжевого и голубого. Несколько юбок по типу цыганских должны спрятать стройные ножки. Вместо корсетов заказала топы из струящейся атласной ткани. Поверх обтягивающих маек – разлетайка «лягушка» из прозрачного шифона. Получился идеальный фасон с воздушными летящими крылышками по плечам и двойное переплетение талии «лапками» кофточки. Весь наряд соответствует стандартам этого мира. Он полностью закрывает так привлекательные женские части тела.
На стопах прелестниц надеты мягкие чешки такого же цвета, как и ленты, вплетенные в длинные косы бэк-вокалисток и по совместительству танцовщиц и скрипачек.
Мой костюм сшит из шелка кораллового цвета. Вначале надела короткую рубашку из тонкой материи, сверху топа надела кафтан и жакет, расшитый бусинами, спускающимися нитями до самых шаровар. Стеклянные горошины, собранные на нити, создают эффект прикрытия обнаженного тела. Подхватив шаровары, осторожно просунула ноги в широкого кроя штанишки, сшитые из двух слоев материи, плотного и легкого шелка. Поправив пояс на бедрах, расправила складки сборки ткани на щиколотке. Вытащив шпильки из волос, потрясла черной копной, пустила по плечам локоны, остальные пряди перекинула за спину. Покрутившись перед зеркалом, плавно задвигала талией. Полюбовалась, как извиваются нанизанные на нити бусы, показывая на доли секунды ямку от пупка. Жаль, серебряные украшения пока не готовы. Выдохнув скопившееся напряжение, закрыла глаза на доли секунды. Услышав призывные удары барабанных палочек по тарелкам, подхватив бубен, поспешила на выход.
Ступив на лестницу, подсвечиваемую магическими свечами, начала песню со слов:
«Шах, шах, падишах. Твой дворец прекрасен
Зеркала отражают мрамор, а на сердце рана…»
Ударяя по бубну в такт мелодии, стала медленно спускаться по ступенькам, продолжая петь:
«Я не Шахерезада, сказок не будет, не надо слов
Нет на свете дороже клада, чем любовь…»
Как и ожидала, я произвела фурор. Да и немудрено, выложилась по полной. Петь и танцевать – то еще удовольствие. Тяжело дыша, кланялась, благодарила посетителей таверны за их овации и отшатнулась в омерзении от Дирвана, подбежавшего к сцене. Встав передо мной на колени, смотря обжигающим взглядом, с восхищением в голосе, чуть не крича, умолял:
– Великолепная дива Софи! Разрешите поцеловать пальчики ваших босых ног!
– Мои! Сначала поцелуй, а потом я подумаю, подпускать тебя к моей племяннице или нет, – выпустив кольцо дыма, Кавис нахмурено посматривала на лорда.
Увидев призрак, Маджонский отшатнулся в испуге, не понимая, почему по залу прокатился мужской гогот.
– Ба! А тетушки не желают, чтобы молодой Сиятельный Лорд и им пальчики облобызал?
При появлении Симоры и Хамиры в зале наступила мертвая тишина. Еще бы. Призраки осматривали каждого посетителя, так как они недавно меня и девушек.
– Дорогие гости! – окинув вдумчивым взглядом зал, подошла к клавесину. Сев на стул, ударила пальцем по белой клавише расположенной в первом ряду: – Наш ансамбль все больше завоевывает популярность. Среди посетителей появляются новички, которые не в курсе, чьей родственницей я являюсь. Повторюсь. Я – Софи Лоренская, племянница Яримы Барванской. Моя тетя – ведьма с тремя покровителями, которых вы сейчас видите. Несравненная Кавис. И очаровательные сестры-близнецы Симора и Хамира, – перейдя во второй аккордный ряд, ударила пальцем по черной клавише. Прислушалась к тонкому звучанию.
Повернув голову, проследила за Дирваном, подходившему к своему столику. Дождавшись, когда он сядет на стул, продолжила: – Предупреждаю в первый и последний раз. И потом не говорите, что вы не знали. Любое неприличное действие в мой или моего коллектива адрес, предложение, порочащее девичью честь, и вы сразу будете иметь дело с призраками. Тот из вас, кто имел честь познакомиться с удавкой, может поделиться своими красочными впечатлениями. К счастью, Кавис вас не убьет. Немного придушит и лишит мужской силы, – кровожадно улыбнувшись, я в очередной раз окинула зал хищным взглядом: – И не думаете, если вы не видите тетушек, то их нет. Мои красавицы сидят среди софитов и наблюдают за вами. Надеюсь, господа, вы хорошо внемли моим словам. И впредь не собираетесь распускать руки и некоторые части своего тела. Раз поняли, тогда, с вашего позволения, мы продолжим…
Впервые полчаса после моего выступления в зале еще чувствовалось напряжение. Но после того, как один из клиентов оплатил наше повторное выступление песни «Шахерезада», посетители повеселели.
К закрытию таверны уже никто особо не помнил о недавнем инциденте с приведениями. Многие из мужчин с одобрением приняли новость о бронировании столика в зале.
В тот же вечер Дирван зарезервировал на месяц столик на две персоны. А я облегченно выдохнула. Один из насильников попал под мое обаяние. Осталось ждать. Но я и не предположить не могла, что дата расплаты затянется так надолго.
Не принесло радости публичное признание графом Рихардом Корхартом своего отцовства над дочерью леди Яримы Барванской. И драгоценности на званый вечер мы с матерью решили не надевать. Подождали открытия новой ювелирной лавки «Луч солнца». Пока покупателей не так много, но на лицах девушек заинтересованность. Нужно заняться рекламой, но у меня нет времени.
Расквитаюсь с убийцами, тогда и займусь своими детищами. Один из насильников в последнее время стал раздражать так сильно, что была готова броситься на него со сцены и сжать пальцы рук на его шее. Но это все мечты, а пока приходится петь и радовать гостей…
Сидя за столиком в таверне «Черный Эдельвейс», Дирван наблюдал за игрой софитов на бледноватом лице черноволосой красавицы. Любовался красивыми удлиненными пальчиками девушки, порхающими над клавишами клавесина, будто крылья бабочки. Тоска съедала нутро графа. По несбыточной мечте прикоснуться губами к тонкой девичьей кисти руки, ощутить, как учащенно забилась синяя жилка под белой бархатной кожей.
Маджонской сам того не понял, когда потерял покой. В какой момент стал пленником этих темно-серых глаз, в которых бушует живой океан. Он то затихает, нежно лаская тебя едва заметным прикосновением, то обрушивается убийственной волной ненависти. И так хочется успокоить это буйство прикосновением губ к пленительным губам, узнать, какие они на вкус.
Софи – его маленькая радость и счастье. Его недосягаемая мечта, без которой не представляет дальнейшую жизнь. Он безумно ревнует черноволосую красавицу ко всем сидевшим в зале мужчинам, с похотливым взглядом рассматривающим великолепно сложенное женское тело.
И что бы там ни говорил Арвайский о том, что он граф, а она баронесса, и такой мезальянс не допустим. Дирвану в какой-то момент стало плевать на общество. Он хотел Софи до дрожи во всех чреслах. Мечтал увидеть ее обнаженное тело, лежащее на шелках простыни. Бредил манящим взглядом ответного желания.
«Так больше продолжаться не может».
Встав из-за стола, сказал сам себе наследник древнего знатного рода. Подойдя к сцене, Дирван припал на одно колено, вымолвил немного отрешенно:
– Леди Софи. Прошу вас. Будьте моей женой.
Все в зале уже стали подмечать затаенную влюбленность в глазах графа, но никто даже подумать не мог, что он решится на такой шаг.
Музыканты, прекратив играть на инструментах, бросали недоуменные взгляды с руководительницы ансамбля на графа.
Опешив от предложения Дирвана, я со всего маха опустила пальцы на клавиши клавесина. Инструмент, издав протяжный звук, затих, словно насторожился в ожидании моих дальнейших действий. Скажу честно, неожиданно, и к такому повороту событий я не была готова. Быстро собрала мысли и тело в норму парой строк текста из песни «Не надо больше слов».
Приподнявшись со стула, медленно подошла к краю сцены. Окинула Дирвана внимательным взглядом. Все это время я избегала встретиться с глазами насильников. Теперь могла спокойно оценить промежуток прошедшего времени и подчеркнуть изменения во внешности, но не нашла. Все также порочно красив. И лишь в глазах цвета васильков не брезгливость и злоба, а влюбленная тоска. Вот эта новость. По правде сказать, я онемела и не представляла, что говорить.
В волнении сжав пальцы рук в кулаки, Маджонский с мольбой в голосе промолвил:
– Только не отказывайте сразу. Подумайте над моим предложением.
Поразмыслив, что, в принципе, это неплохой вариант на брачном ложе вонзить клыки в исказившиеся от страха лицо убийцы. Ухмыльнулась приятной мысли.
– Я, конечно, подумаю и посоветуюсь с тетушкой. Но меня интересует вот такой маленький вопрос, – практически сдвинув большой и указательные пальцы, показала, насколько минимальна дилемма: – Как отнесется семейство Маджонских к вашему выбору? Посмешищем мне совершенно быть не хочется. Чтобы избежать пересуды, жду вас завтра в этом месте в окружении группы поддержки… родственников.
Поднявшись, Дирван машинально провел рукой по своим волосам цвета спелой пшеницы. Красивые, правильно очерченные губы разошлись в едва заметной улыбке: – Леди Софи, то, что вы не сказали сразу «нет», вселило в меня веру.
Мне осталось только просиять и бросить робкий взгляд на будущего женишка.
Прослушав пару песен, Дирван поспешил покинуть трактир. Видно, не терпелось получить согласие родителей, а может, и у самой бабушки.
Посетители в зале бросали на меня заинтересованные взгляды. Да и участники ансамбля, поглядывая в мою сторону, похлопывая в недоумении глазами.
А я и сама в какой-то момент загорелась любопытством и предвкушала встречу с виноватым взглядом Маджонского. В лучшем случае склочная старуха отфигачит внучка костылем, в худшем – запрет в комнате и решетки на окна поставит.
Как же томителен был следующий день. Мыслями отвлеклась лишь на репетиции новой песни «Ксюша». Мы же ничем не хуже Алены Апиной? А чтобы посетители не скучали, будем поддерживать их веселое настроение. Пока ударяла палочками с шарообразными наконечниками по деревянным брусочкам ксилофона, пришла мысль о подтанцовщиках и создании молодежной рок-группы. Столько идей, а здесь замуж позвали.
Хихикнув, отложила в сторону молоточки и, пританцовывая, запела песню «Лучший». Конечно, до голоса моей любимицы Тины Тернер я недотягиваю, да это и неважно, главное настрой. Впервые пела на английском языке. Мой коллектив был шокирован всего несколько минут. Первым по тарелкам застучал Одон, его поддержал Анвар, а за ними и все остальные. И хоть получалось у них играть кто в лес, а кто по дрова, зато я раза три прерывала песню от смеха.
– Все, мои дорогие, репетиция окончена! Прошу вас ко мне в гримерку за премиальными.
Улыбнулась наступившей тишине и медленно стала подниматься по ступенькам лестницы.
– А премиальные большие будут? – опомнившись, спросил Одон.
– По десять золотых.
Девушки взвизгнули, а парни ринулись мне вслед.
Оказывается, когда отдаешь от души, заряжаешься положительными эмоциями. Столько радости, слез счастья и благодарности в глазах моего родного коллектива я давно не видела.
В предвкушении открывала сегодняшний музыкальный вечер в таверне. И с каждым пройденным часом в моей груди все больше зарождался страх, что в какой-то момент я повела себя неправильно. Слишком долго выжидала. Расставила капкан, а жертва, словно почуяв опасность, увильнула из-под самого носа. Оба Сиятельных лорда сегодня не появились. Что стало причиной их неявки, нетрудно было догадаться.
Стараясь не показывать своего настроения, продолжала петь, улыбаться, вынашивая в голове очередной план мести. Но, видно, Единый сегодня был на моей стороне.
Дирван вошел в таверну за полчаса до закрытия. Остановившись на ступеньках крыльца, окинул зал безразличным взглядом.
К нему тотчас подошел подавальщик. Кланяясь, он пригласил графа пройтись к забронированному им столику.
Старалась ничем не выдать своей радости, продолжила петь. Боясь сбиться с текста песни, чуть не кричала: «Один!». Да, в такую удачу верилось с трудом.
По отрешенному взгляду васильковых глаз поняла, что семейство Маджонских, скорей всего, хорошо проветрило мозги своего отпрыска. Сидит, попивает вино и делает вид, что вчера не падал передо мной на колени.
В какой-то момент Дирван увидел устремленные в его сторону заинтересованные мужские взгляды. Маджонский мгновенно напрягся. В очередной раз окинув зал бегающим настороженным взором, поставил бокал с недопитым вином на стол.
Когда он встал и направился на выход, мое сердце застучало так глухо, что, казалось, в такт его биению дергается лиф платья. Мысли были заполнены лишь одним: «Уйдет, уйдет, уйдет… нужно удержать». И с моих губ машинально сорвался напев:
– Ла-ла, ла – ла…
От того, как дернулись широкие плечи убийцы, в ушах появился звон.
Хорошо коллектив быстро перестроился под мою новую песню. А я, с трудом сглотнув сдавивший горло комок, начала петь:
«Мы поняли с тобой, что не нужны друг другу.
Мы поняли с тобой, что между нами вьюга.
Ни летом, ни зимой, нам вместе не согреется
Безжизненно стучат не любящих два сердца».
Надрываясь, с холодом в голосе шепчу строчки песни: «Безжизненно стучат не любящих два сердца».
Трепещу, не спуская взора с окаменевшей фигуры у входа. И Дирван не выдерживает, поворачивается, и мы встречаемся взглядами:
Его – колючий, без каких-либо зачатков влюбленности, бегающий по моему лицу в попытке распознать знакомые черты Ливин Корхарт.
Мой – впившийся, гипнотизирует и не выпускает из поля зрения жертву.
Слова песни в очередной раз срываются с моих губ:
«Мы поняли с тобой, что стали вдруг чужими.
Холодную зимой метель нас закружила.
В сердцах холодный лед уж больше не растает.
В сердцах холодный лед».
«Лед, лед, лед», – шепчу я, успокаивая удары своего взбесившегося сердца, замедляю ритм. Перед убийством разум должен быть холоден. Все, жертва поймана на крючок, и соскочить с него она ни в коем случае не должна. Не выпускаю из поля зрения убийцу и наслаждаюсь чуть побледневшим лицом и непониманием в глазах.
Мои губы в ответ расходятся в приторной улыбке, а взгляд глаз, пронизывая насквозь душегуба, говорит:
– Софи, какую песню будешь петь?
– Шахерезада, – улыбнулась я во всю ширину губ и, игриво хихикнув, сбежав по дощечкам лестницы, остановилась, продолжив разговор: – Говори ребятам, чтобы выносили инструменты на сцену и переодевались к номеру.
– Ты уверена? Репетировали раз пять от силы. Одон еще тарелки путает. Вместо того, чтобы бить по крэш тарелке, лупит по сплэш.
– Зато педалью с колотушкой хорошо работает. Будет бас-барабаном ритм создавать. Мне этого хватит. Все равно никто не понимает звучания барабанной установки. Растиан, время идет. Я к девушкам заскочу и переодеваться. Да… скажи Марху, что на него сегодня вся надежда. Чем усердней будет передвигать веревки с софитами, тем неповторимым будет наше выступление.
Приоткрыв дверь гримерки, пробежала озорным взглядом по девушкам.
– Красавицы мои. Готовьтесь к выступлению. Костюмы к номеру «Тысяча и одна ночь». Услышав через минуту счастливый девичий визг, прикрыла дверь и понеслась в гримерную.
Четыре мои помощницы будут одеты в костюмы, сшитые из тончайших шелков ярких расцветок лазурного, желтого, оранжевого и голубого. Несколько юбок по типу цыганских должны спрятать стройные ножки. Вместо корсетов заказала топы из струящейся атласной ткани. Поверх обтягивающих маек – разлетайка «лягушка» из прозрачного шифона. Получился идеальный фасон с воздушными летящими крылышками по плечам и двойное переплетение талии «лапками» кофточки. Весь наряд соответствует стандартам этого мира. Он полностью закрывает так привлекательные женские части тела.
На стопах прелестниц надеты мягкие чешки такого же цвета, как и ленты, вплетенные в длинные косы бэк-вокалисток и по совместительству танцовщиц и скрипачек.
Мой костюм сшит из шелка кораллового цвета. Вначале надела короткую рубашку из тонкой материи, сверху топа надела кафтан и жакет, расшитый бусинами, спускающимися нитями до самых шаровар. Стеклянные горошины, собранные на нити, создают эффект прикрытия обнаженного тела. Подхватив шаровары, осторожно просунула ноги в широкого кроя штанишки, сшитые из двух слоев материи, плотного и легкого шелка. Поправив пояс на бедрах, расправила складки сборки ткани на щиколотке. Вытащив шпильки из волос, потрясла черной копной, пустила по плечам локоны, остальные пряди перекинула за спину. Покрутившись перед зеркалом, плавно задвигала талией. Полюбовалась, как извиваются нанизанные на нити бусы, показывая на доли секунды ямку от пупка. Жаль, серебряные украшения пока не готовы. Выдохнув скопившееся напряжение, закрыла глаза на доли секунды. Услышав призывные удары барабанных палочек по тарелкам, подхватив бубен, поспешила на выход.
Ступив на лестницу, подсвечиваемую магическими свечами, начала песню со слов:
«Шах, шах, падишах. Твой дворец прекрасен
Зеркала отражают мрамор, а на сердце рана…»
Ударяя по бубну в такт мелодии, стала медленно спускаться по ступенькам, продолжая петь:
«Я не Шахерезада, сказок не будет, не надо слов
Нет на свете дороже клада, чем любовь…»
Как и ожидала, я произвела фурор. Да и немудрено, выложилась по полной. Петь и танцевать – то еще удовольствие. Тяжело дыша, кланялась, благодарила посетителей таверны за их овации и отшатнулась в омерзении от Дирвана, подбежавшего к сцене. Встав передо мной на колени, смотря обжигающим взглядом, с восхищением в голосе, чуть не крича, умолял:
– Великолепная дива Софи! Разрешите поцеловать пальчики ваших босых ног!
– Мои! Сначала поцелуй, а потом я подумаю, подпускать тебя к моей племяннице или нет, – выпустив кольцо дыма, Кавис нахмурено посматривала на лорда.
Увидев призрак, Маджонский отшатнулся в испуге, не понимая, почему по залу прокатился мужской гогот.
– Ба! А тетушки не желают, чтобы молодой Сиятельный Лорд и им пальчики облобызал?
При появлении Симоры и Хамиры в зале наступила мертвая тишина. Еще бы. Призраки осматривали каждого посетителя, так как они недавно меня и девушек.
– Дорогие гости! – окинув вдумчивым взглядом зал, подошла к клавесину. Сев на стул, ударила пальцем по белой клавише расположенной в первом ряду: – Наш ансамбль все больше завоевывает популярность. Среди посетителей появляются новички, которые не в курсе, чьей родственницей я являюсь. Повторюсь. Я – Софи Лоренская, племянница Яримы Барванской. Моя тетя – ведьма с тремя покровителями, которых вы сейчас видите. Несравненная Кавис. И очаровательные сестры-близнецы Симора и Хамира, – перейдя во второй аккордный ряд, ударила пальцем по черной клавише. Прислушалась к тонкому звучанию.
Повернув голову, проследила за Дирваном, подходившему к своему столику. Дождавшись, когда он сядет на стул, продолжила: – Предупреждаю в первый и последний раз. И потом не говорите, что вы не знали. Любое неприличное действие в мой или моего коллектива адрес, предложение, порочащее девичью честь, и вы сразу будете иметь дело с призраками. Тот из вас, кто имел честь познакомиться с удавкой, может поделиться своими красочными впечатлениями. К счастью, Кавис вас не убьет. Немного придушит и лишит мужской силы, – кровожадно улыбнувшись, я в очередной раз окинула зал хищным взглядом: – И не думаете, если вы не видите тетушек, то их нет. Мои красавицы сидят среди софитов и наблюдают за вами. Надеюсь, господа, вы хорошо внемли моим словам. И впредь не собираетесь распускать руки и некоторые части своего тела. Раз поняли, тогда, с вашего позволения, мы продолжим…
Впервые полчаса после моего выступления в зале еще чувствовалось напряжение. Но после того, как один из клиентов оплатил наше повторное выступление песни «Шахерезада», посетители повеселели.
К закрытию таверны уже никто особо не помнил о недавнем инциденте с приведениями. Многие из мужчин с одобрением приняли новость о бронировании столика в зале.
В тот же вечер Дирван зарезервировал на месяц столик на две персоны. А я облегченно выдохнула. Один из насильников попал под мое обаяние. Осталось ждать. Но я и не предположить не могла, что дата расплаты затянется так надолго.
Глава 18. Безжизненно стучат не любящих два сердца
Не принесло радости публичное признание графом Рихардом Корхартом своего отцовства над дочерью леди Яримы Барванской. И драгоценности на званый вечер мы с матерью решили не надевать. Подождали открытия новой ювелирной лавки «Луч солнца». Пока покупателей не так много, но на лицах девушек заинтересованность. Нужно заняться рекламой, но у меня нет времени.
Расквитаюсь с убийцами, тогда и займусь своими детищами. Один из насильников в последнее время стал раздражать так сильно, что была готова броситься на него со сцены и сжать пальцы рук на его шее. Но это все мечты, а пока приходится петь и радовать гостей…
Сидя за столиком в таверне «Черный Эдельвейс», Дирван наблюдал за игрой софитов на бледноватом лице черноволосой красавицы. Любовался красивыми удлиненными пальчиками девушки, порхающими над клавишами клавесина, будто крылья бабочки. Тоска съедала нутро графа. По несбыточной мечте прикоснуться губами к тонкой девичьей кисти руки, ощутить, как учащенно забилась синяя жилка под белой бархатной кожей.
Маджонской сам того не понял, когда потерял покой. В какой момент стал пленником этих темно-серых глаз, в которых бушует живой океан. Он то затихает, нежно лаская тебя едва заметным прикосновением, то обрушивается убийственной волной ненависти. И так хочется успокоить это буйство прикосновением губ к пленительным губам, узнать, какие они на вкус.
Софи – его маленькая радость и счастье. Его недосягаемая мечта, без которой не представляет дальнейшую жизнь. Он безумно ревнует черноволосую красавицу ко всем сидевшим в зале мужчинам, с похотливым взглядом рассматривающим великолепно сложенное женское тело.
И что бы там ни говорил Арвайский о том, что он граф, а она баронесса, и такой мезальянс не допустим. Дирвану в какой-то момент стало плевать на общество. Он хотел Софи до дрожи во всех чреслах. Мечтал увидеть ее обнаженное тело, лежащее на шелках простыни. Бредил манящим взглядом ответного желания.
«Так больше продолжаться не может».
Встав из-за стола, сказал сам себе наследник древнего знатного рода. Подойдя к сцене, Дирван припал на одно колено, вымолвил немного отрешенно:
– Леди Софи. Прошу вас. Будьте моей женой.
Все в зале уже стали подмечать затаенную влюбленность в глазах графа, но никто даже подумать не мог, что он решится на такой шаг.
Музыканты, прекратив играть на инструментах, бросали недоуменные взгляды с руководительницы ансамбля на графа.
Опешив от предложения Дирвана, я со всего маха опустила пальцы на клавиши клавесина. Инструмент, издав протяжный звук, затих, словно насторожился в ожидании моих дальнейших действий. Скажу честно, неожиданно, и к такому повороту событий я не была готова. Быстро собрала мысли и тело в норму парой строк текста из песни «Не надо больше слов».
Приподнявшись со стула, медленно подошла к краю сцены. Окинула Дирвана внимательным взглядом. Все это время я избегала встретиться с глазами насильников. Теперь могла спокойно оценить промежуток прошедшего времени и подчеркнуть изменения во внешности, но не нашла. Все также порочно красив. И лишь в глазах цвета васильков не брезгливость и злоба, а влюбленная тоска. Вот эта новость. По правде сказать, я онемела и не представляла, что говорить.
В волнении сжав пальцы рук в кулаки, Маджонский с мольбой в голосе промолвил:
– Только не отказывайте сразу. Подумайте над моим предложением.
Поразмыслив, что, в принципе, это неплохой вариант на брачном ложе вонзить клыки в исказившиеся от страха лицо убийцы. Ухмыльнулась приятной мысли.
– Я, конечно, подумаю и посоветуюсь с тетушкой. Но меня интересует вот такой маленький вопрос, – практически сдвинув большой и указательные пальцы, показала, насколько минимальна дилемма: – Как отнесется семейство Маджонских к вашему выбору? Посмешищем мне совершенно быть не хочется. Чтобы избежать пересуды, жду вас завтра в этом месте в окружении группы поддержки… родственников.
Поднявшись, Дирван машинально провел рукой по своим волосам цвета спелой пшеницы. Красивые, правильно очерченные губы разошлись в едва заметной улыбке: – Леди Софи, то, что вы не сказали сразу «нет», вселило в меня веру.
Мне осталось только просиять и бросить робкий взгляд на будущего женишка.
Прослушав пару песен, Дирван поспешил покинуть трактир. Видно, не терпелось получить согласие родителей, а может, и у самой бабушки.
Посетители в зале бросали на меня заинтересованные взгляды. Да и участники ансамбля, поглядывая в мою сторону, похлопывая в недоумении глазами.
А я и сама в какой-то момент загорелась любопытством и предвкушала встречу с виноватым взглядом Маджонского. В лучшем случае склочная старуха отфигачит внучка костылем, в худшем – запрет в комнате и решетки на окна поставит.
Как же томителен был следующий день. Мыслями отвлеклась лишь на репетиции новой песни «Ксюша». Мы же ничем не хуже Алены Апиной? А чтобы посетители не скучали, будем поддерживать их веселое настроение. Пока ударяла палочками с шарообразными наконечниками по деревянным брусочкам ксилофона, пришла мысль о подтанцовщиках и создании молодежной рок-группы. Столько идей, а здесь замуж позвали.
Хихикнув, отложила в сторону молоточки и, пританцовывая, запела песню «Лучший». Конечно, до голоса моей любимицы Тины Тернер я недотягиваю, да это и неважно, главное настрой. Впервые пела на английском языке. Мой коллектив был шокирован всего несколько минут. Первым по тарелкам застучал Одон, его поддержал Анвар, а за ними и все остальные. И хоть получалось у них играть кто в лес, а кто по дрова, зато я раза три прерывала песню от смеха.
– Все, мои дорогие, репетиция окончена! Прошу вас ко мне в гримерку за премиальными.
Улыбнулась наступившей тишине и медленно стала подниматься по ступенькам лестницы.
– А премиальные большие будут? – опомнившись, спросил Одон.
– По десять золотых.
Девушки взвизгнули, а парни ринулись мне вслед.
Оказывается, когда отдаешь от души, заряжаешься положительными эмоциями. Столько радости, слез счастья и благодарности в глазах моего родного коллектива я давно не видела.
В предвкушении открывала сегодняшний музыкальный вечер в таверне. И с каждым пройденным часом в моей груди все больше зарождался страх, что в какой-то момент я повела себя неправильно. Слишком долго выжидала. Расставила капкан, а жертва, словно почуяв опасность, увильнула из-под самого носа. Оба Сиятельных лорда сегодня не появились. Что стало причиной их неявки, нетрудно было догадаться.
Стараясь не показывать своего настроения, продолжала петь, улыбаться, вынашивая в голове очередной план мести. Но, видно, Единый сегодня был на моей стороне.
Дирван вошел в таверну за полчаса до закрытия. Остановившись на ступеньках крыльца, окинул зал безразличным взглядом.
К нему тотчас подошел подавальщик. Кланяясь, он пригласил графа пройтись к забронированному им столику.
Старалась ничем не выдать своей радости, продолжила петь. Боясь сбиться с текста песни, чуть не кричала: «Один!». Да, в такую удачу верилось с трудом.
По отрешенному взгляду васильковых глаз поняла, что семейство Маджонских, скорей всего, хорошо проветрило мозги своего отпрыска. Сидит, попивает вино и делает вид, что вчера не падал передо мной на колени.
В какой-то момент Дирван увидел устремленные в его сторону заинтересованные мужские взгляды. Маджонский мгновенно напрягся. В очередной раз окинув зал бегающим настороженным взором, поставил бокал с недопитым вином на стол.
Когда он встал и направился на выход, мое сердце застучало так глухо, что, казалось, в такт его биению дергается лиф платья. Мысли были заполнены лишь одним: «Уйдет, уйдет, уйдет… нужно удержать». И с моих губ машинально сорвался напев:
– Ла-ла, ла – ла…
От того, как дернулись широкие плечи убийцы, в ушах появился звон.
Хорошо коллектив быстро перестроился под мою новую песню. А я, с трудом сглотнув сдавивший горло комок, начала петь:
«Мы поняли с тобой, что не нужны друг другу.
Мы поняли с тобой, что между нами вьюга.
Ни летом, ни зимой, нам вместе не согреется
Безжизненно стучат не любящих два сердца».
Надрываясь, с холодом в голосе шепчу строчки песни: «Безжизненно стучат не любящих два сердца».
Трепещу, не спуская взора с окаменевшей фигуры у входа. И Дирван не выдерживает, поворачивается, и мы встречаемся взглядами:
Его – колючий, без каких-либо зачатков влюбленности, бегающий по моему лицу в попытке распознать знакомые черты Ливин Корхарт.
Мой – впившийся, гипнотизирует и не выпускает из поля зрения жертву.
Слова песни в очередной раз срываются с моих губ:
«Мы поняли с тобой, что стали вдруг чужими.
Холодную зимой метель нас закружила.
В сердцах холодный лед уж больше не растает.
В сердцах холодный лед».
«Лед, лед, лед», – шепчу я, успокаивая удары своего взбесившегося сердца, замедляю ритм. Перед убийством разум должен быть холоден. Все, жертва поймана на крючок, и соскочить с него она ни в коем случае не должна. Не выпускаю из поля зрения убийцу и наслаждаюсь чуть побледневшим лицом и непониманием в глазах.
Мои губы в ответ расходятся в приторной улыбке, а взгляд глаз, пронизывая насквозь душегуба, говорит:
