Мысленное, я таких вещей вслух не произношу: чревато неприятностями, а так поди докажи, что это я убил. Положим, оно и ежу понятно, но фактов никаких, а без них меня не осудят.
Новый лендлорд учел ошибки предшественника и поддерживал со мной дружеские отношения. На каждый праздник приглашает, советуется иногда, просит помочь. Я не отказываю, когда есть время и желание, а вот в замке бывать не люблю: не чувствую себя в безопасности. Лендлорд ведь так боится скорой смерти, что пригласил одного из светлых магов. Тот все личные покои своими чарами оплел, глушилок наставил, чтобы никто колдовать не мог. Снять их, конечно, можно, но долго, а зачастую болезненно. Любят светлые над нами поиздеваться, нет-нет да вплетут в кружево охранного заклинания подарок для того, кто не их методом снять чары попытается.
Но это так, лирика. Тут у меня тихо и спокойно. И под контролем.
Обед порадовал, балует меня кухарка. Может, из страха? Мне часто казалось, что люди вежливы и предупредительны со мной только из боязни стать калеками или сойти с ума. Хотя Марта давно меня знает, привыкла уже, без амулета по дому ходит. Выходит, просто угодить хочет. Ценю людей без предубеждений.
Барон, о котором упоминал Стьеф, появился, когда служанка принесла кофе. Эта-то точно меня не боится, потому как не человек. Внешне и не скажешь — высокая, темненькая, волосам любая девица позавидует, но я бы не советовал. Анже оборотень, нечистокровный, но время от времени обращается в волчицу. Она очень этим тяготится, но ничего исправить нельзя, я лишь могу сделать так, чтобы превращения проходили безболезненно и без последствий. Зато у меня всегда найдется компания для ночных прогулок, если по какой-то причине мне не спится в лунную ночь. Мне бы хотелось, чтобы такие причины отсутствовали.
Аристократ замер на пороге столовой, в нерешительности перевел взгляд со Стьефа на отполированный до блеска металлический кофейник на столе. На меня посмотреть боялся, подойти — тоже. Пришлось отодвинуть чашку и самому поинтересоваться, что привело его в мой дом, сам, пожалуй, не решится. Барон у меня впервые, встречаться прежде нам доводилось, но мы обычно ограничивались скупыми приветствиями.
— Видите ли, — замялся посетитель и покосился на моего помощника, — дело деликатное…
— А у меня от Стьефа секретов нет.
Я снова поднес к губам чашку с ароматным напитком. Пока он дойдет до сути, успею в полной мере им насладиться. Ну скажите, зачем приходить к магу, если даже членораздельно не можешь изложить свою просьбу? Только мое время зря тратят.
— И все же, я хотел бы, чтобы мы обсудили дело наедине, сеньор Лэрзен.
Нехотя поднялся из-за стола и пригласил посетителя в кабинет. Уж не знаю, что ожидал увидеть там барон: заспиртованные головы, змей или живую вампиршу, только он не горел желанием переступить порог. А когда наконец вошел, не смог скрыть удивления. Увы, кабинет у меня самый обычный, разве только полно старых книг, а в углу то самое зеркало.
Заняв место у камина и знаком пригласив гостя сесть на стул, приготовился выслушать очередную банальную просьбу и не ошибся. Речь шла о смерти. При упоминании глагола «убить» губы сами собой скривились. Ищешь убийцу, так и обращайся в гильдию убийц, а не отрывай меня от ужина.
— Жаль, но я ничем не могу вам помочь, — холодно ответил я и поднялся, давая понять, что разговор окончен.
— Я хорошо заплачу! — цеплялся за соломинку барон.
Нет, он, определенно, меня с кем-то путает.
— Меня ваши деньги не интересуют. Думаю, вы без труда сможете нанять хорошего убийцу.
— Понимаете, сеньор Лэрзен, — замялся посетитель, — мне нужна чистая работа, якобы несчастный случай…
Под моим ледяным взглядом слова застряли у барона в горле. Сколько раз можно повторять пустоголовому, что за мелкое грязное дело я не возьмусь. Хочет заполучить деньги племянника, пусть убивает его сам, не собираюсь делать чужую работу.
— Хотя бы яду! — взмолился барон и осторожно попятился к двери. Испугался.
— Ну, и какого? — я сменил гнев на милость.
Так сразу бы и говорил, а не ходил вокруг да около. Яд – это порядочный заработок при минимуме затрат сил и времени.
— Право, не знаю. Такого, чтобы человек сразу не умер, а, скажем, дня через три.
Улыбнулся и кивнул. Любимый яд аристократии: и недруга на тот свет отправить, и самим чистенькими остаться. Поедет он в гости к племяннику или сам его к себе пригласит, подсыплет щепотку в бокальчик с вином, племянник уедет и совершенно в другом месте почувствует легкое недомогание. Потом паралич, и здравствуй, смерть!
— Через сколько дней? — Мне нужно знать точно, чтобы заклинание наложить. Без него первые признаки нездоровья настигнут жертву сразу после званого обеда. Конечно, он или она спишут ее на переедание или некачественную пищу, но на следующий день им станет хуже, позовут врача. Последний нам категорически не нужен: вдруг противоядие найдет?
— Через пять, — с трудом размыкая пересохшие губы, пробормотал барон. — Это возможно?
— Еще как! Умрет на следующий день. Яд действует постепенно, похож на обыкновенную лихорадку. Устроит?
Заказчик закивал и потянулся за кошельком:
— Сколько?
Задумался, прикидывая, сколько барон получит после смерти племянника. Наследство наверняка значительное, иначе бы не пришел ко мне. И подозрения на счет дядюшки у племянника имеются, иначе бы тот таиться не стал, скрупулезно дни не высчитывал.
— Пятьдесят за яд, еще двадцать за мое отнятое время. Золотом.
Барон вздохнул, но покорно отсчитал требуемую сумму. За эти деньги можно нанять хорошего наемного убийцу, даже двоих, если не гнаться за репутацией, но мои услуги стоят дороже работников меча и кинжала.
Небрежно убрав гонорар в тайничок. Разумеется, посетитель увидел только эффектный трюк с исчезновением золотых монет, выдавать свои секреты я не собирался. После позвал Стьефа и велел принести нужный яд. Мы упаковывали отраву в эффектные цветные флаконы, чтобы выглядели таинственнее. Конкретно эта хранилась в синем стекле. Прошептал над флакончиком пару слов, ласково, словно любимой женщине, и круговым движением руки, не касаясь, запечатал крышку. Готово! Хмыкнув, передал яд нервно переминавшемуся с ноги на ногу барону.
— Счастливого пути! Надеюсь, племянник вас не обскачет.
Аристократ вздрогнул, в который раз испуганно глянул на меня и, творя молитвы всем богам сразу, поспешил скрыться. Спорим, больше вернется. Да и зачем? Вряд ли у барона найдутся другие столь же богатые родственники.
— Кофе уже остыл, Стьеф? — как ни в чем ни бывало поинтересовался я.
— Для вас, господин Лэрзен, Анже заново подогреет, — залебезил Стьеф.
Переигрывает, но сейчас можно.
— Да я и сам могу, не утруждай девушку.
Не удержался, прикрыл глаза и отыскал мысленным взором племянника барона. Как в воду глядел: юноша беседовал с главой местного клана убийц. Ладно, я не виноват, если яд не пригодится, я сделал то, что просили, не более. Алчность, сеньор барон, до добра не доводит, как ни странно звучали в моих устах рассуждения о подобных материях.
Предоставив незадачливого отравителя, еще не подозревавшегося о готовившимся по его душу сюрпризе, воле судьбы, духов и богов, отправился допивать кофе. Вкусный он, крепкий, хорошо мозги прочищает.
Одана
Я всегда боялась счастья, верила, оно продлится недолго, а за краткие мгновения придется расплачиваться. В троекратном размере. Но сейчас упорно убеждала себя в обратном, загоняла мысли о несчастьях в дальние закоулки сознания. Не могла же я бояться вечно! Особенно рядом с Шезафом — живым воплощением мечты, самым настоящим прекрасным принцем. Пускай у него нет титула, я никогда не гонялась за подобными мелочами. Да и дворяне хороши лишь в качестве грез, в реальности девушка, вроде меня, могла рассчитывать лишь на роль мимолетной игрушки, а мне хотелось длительных отношений. И доверия. Памятен, эх, памятен поступок Эйта, так и не смогла его простить. Мама бы расстроилась, посоветовала бы не принимать все так близко к сердцу, но ведь это мое сердце и мой парень, и мои чувства. Теперь, конечно, стала мудрее, повторись все вновь, не хлопнула бы дверью, а попыталась разобраться, но о прошлом не жалела. Оно на то и прошлое, чтобы его проходить.
Офицер, нагнавший на меня столько страху, не появлялся. Я немного успокоилась, перестала выискивать незнакомцев у входа в библиотеку, вслушиваясь в ночные звуки за окном. Взгляд наместника теперь казался игрой подсознания. Вельможа хотел переговорить со старшим библиотекарем, а тут мелкая сошка, еще смеет рот открывать. Естественно он разгневался, но через пару минут уже все забыл.
Отношения с Шезафом постепенно набирали обороты, однако не переходили границ. У меня правило: не пускать мужчину в постель, пока не уверюсь, что я для него не объект плотских утех. Поэтому поклоннику приходилось довольствоваться вечерними прогулками и долгими поцелуями в тени деревьев. Мы много разговаривали, старились каждую свободную минутку проводить вместе. Последнее не укрылось от проницательных сослуживцев, тут же окрестивших нас «сладкой парочкой». Главный библиотекарь то и дело косился в нашу сторону, будто опасался разврата прямо посреди рабочего дня. Шезаф бы не отказался, но я строго придерживалась выбранной линии поведения. Кто-то назвал бы это глупостью, напомнил, что мужчины не вились вокруг меня, как бабочки у пламени свечи, не стоит корчить недотрогу, но вот такая я уродилась, слишком правильная и стеснительная. Мать научила меня некоторым вещам, полезным в сложной науке любви, но на практике их применять не приходилось: всегда находились красивее и сговорчивее меня. Не завидовала — не видела причины. Я ценила себя выше связи на одну ночь.
Шезаф стал бы у меня четвертым — весьма скромный послужной список. Первая любовь и вовсе выдалась платонической. Тогда я еще жила в Медире, оканчивала школу. До сих пор благодарна родителям за то, что они не пожалели денег и дали мне образование. Я была вольноопределяющейся, то есть посещала лишь часть занятий. На все просто не хватило бы денег, расценки на обучение высокие. Сидела отдельно от надменных дворянок средней руки вместе с такими же девочками, балансировавшими на грани социальных слоев. Родись я от другой матери, не видать бы мне школы как собственных ушей! А так целых четыре года прилежно просидела за партой, получила соответствующую бумажку, устроилась помощницей в местную библиотеку — и понеслось.
Итак, первая любовь. Он был братом одной из моих родовитых одноклассниц, что заранее исключало возможность отношений. Но в юности больше доверяешь голосу сердца, чем разуму, и Дорэн обратил-таки внимание на скромную блондинку, одной из последних выходившей из здания школы. Когда он заговорил со мной, я чуть не потеряла дар речи от ужаса, теперь самой вспоминать смешно. Ума не приложу, почему он не принял меня за недалекого «гадкого утенка»! Выглядела я в ту пору непривлекательно, особенно на фоне фигуристых одноклассниц с томным взглядом, но, видимо, нашелся во мне огонек, как сказала бы мама. Чем все закончилось? А ничем. Я благополучно окончила четвертый год обучения, на пятый меня оставлять не стали, слишком накладно, и потеряла Дорэна из виду. Плакала, конечно, переживала, твердила матери, что умру без него, а она с улыбкой повторяла: «Пройдет». И оказалась права. Она никогда не ошибалась во всем, что касалось любви.
У мамы я познакомилась с моим первым мужчиной. До сих пор, произнося его имя, непроизвольно смакую каждый слог, каждую букву: Са – де — рер. Последний звук чуть вибрирует, отзываясь дрожью блаженства во всем теле. С ним я ощутила себя женщиной, любимой, красивой, желанной, перестала придирчиво выискивать в себе недостатки. В этом заслуга Садерера, прекрасного, как светоносные боги, ангерца. В те годы, будь моя воля, я провела всю жизнь у порога его дома, последовала за ним на край света, в загадочный Ангер. Увы, любовника сковывали слишком крепкие обязательства, даже вдвоем не смогли бы их разрушить. Теперь, когда страсть прошла, а бархатный взгляд из воспоминаний вызывал лишь грустную улыбку, поняла, что поступила правильно. Вспыхнувшее между нами чувство походило на пожар, оно быстро выжгло бы наши души, оставив после себя горький пепел разочарования.
Обвиняю ли я Садарера? Нет, он был всегда предельно честен и откровенен. В начале наших отношений его ничего не сковывало, в конце Садарер оказался связан по рукам и ногам. Он ведь затем и приехал в Медир, чтобы попросить благословение богини, но встретил меня, забыл обо всем, решил, что сможет пойти наперекор давним обязательствам. Не смог.
Садарер уехал на рассвете, оставив на хранившей тепло его тела постели розу на тонком стебле и небольшой подарок — кулон, который я носила до сих пор. Это не просто украшение на память, Садерер ангерец не терпел банальностей и подарил амулет.
Потом случилось то, что случилось, и я переехала в Лайонг. Нашла работу помощником библиотекаря, вскоре получила повышение, обустроила новое жилище. Где-то через год в моей жизни появился Эйт. Мы даже думали пожениться, но бывший легко перечеркнул наши отношения. Больно, но горькая правда всегда лучше сладкой лжи, во всяком случае для меня. С тех пор с мужчинами у меня как-то не ладилось, а тут Шезаф…
— Тебе идет улыбка.
Мы сидели на кухне и пили чай. Шезаф принес потрясающие пирожные, в предвкушении удовольствия я, как ребенок, пускала слюнки.
Вместо ответа еще раз улыбнулась.
— Как тебе не трудно жить одной?
— Привыкла, — пожала плечами. — Ко всему в жизни привыкаешь.
Лукавила. Никогда бы не хотела до конца испробовать свой сомнительный тезис. В жизни обязательно найдутся вещи, привыкнуть к которым невозможно.
— Не страшно по ночам? – продолжал выпытывать Шезаф.
К чему это он? Неужели предложить жить вместе? Рано, мы еще недостаточно знакомы. Как мужчина и женщина, разумеется.
— У меня крепкий засов, а сплю я чутко. Еще чаю? – с готовностью потянулась к плите.
— А тебе пирожное? — усмехнулся он и протянул маленькое сладкое чудо из бисквита и крема.
Хотела взять его, но Шезаф покачал головой:
— Только из моих рук.
Пришлось наклониться и осторожно слизать взбитые сливки. Наслаждаясь сложившейся ситуацией, Шезаф заставил меня съесть с его ладони все остальные пирожные.
— Хочешь, можешь остатки крема облизать, тут еще осталось, — подмигнул поклонник.
— Нет уж, Шезаф, я извращениями не занимаюсь!
— Какое извращение, это всего лишь крем, — надулся воздыхатель.
На его пальцах. Знаю, многие сочтут мое поведение глупым, да и мама сказала бы, что здесь нет ничего такого, но я не желала уподобляться собаке. Всем своим видом показывая, подобные развлечения мне неприятны, демонстративно встала и отошла к очагу, якобы поставить чайник на огонь.
— Одана, только не говори, что обиделась! Если тебе не нравится, я больше не стану.
Шезаф обнял со спины, отвел короткую прядку волос с уха и поцеловал. Я довольно зажмурилась и, позабыв о чайнике, позволила прижать себя крепче.
— Ты не станешь возражать, если я останусь на ночь?
Дыхание Шезафа щекотало шею, заставило сердце сжиматься в сладкой истоме. Что же ему ответить, не рано ли? Не хотелось бы не застать поутру даже прощальной записки.
Новый лендлорд учел ошибки предшественника и поддерживал со мной дружеские отношения. На каждый праздник приглашает, советуется иногда, просит помочь. Я не отказываю, когда есть время и желание, а вот в замке бывать не люблю: не чувствую себя в безопасности. Лендлорд ведь так боится скорой смерти, что пригласил одного из светлых магов. Тот все личные покои своими чарами оплел, глушилок наставил, чтобы никто колдовать не мог. Снять их, конечно, можно, но долго, а зачастую болезненно. Любят светлые над нами поиздеваться, нет-нет да вплетут в кружево охранного заклинания подарок для того, кто не их методом снять чары попытается.
Но это так, лирика. Тут у меня тихо и спокойно. И под контролем.
Обед порадовал, балует меня кухарка. Может, из страха? Мне часто казалось, что люди вежливы и предупредительны со мной только из боязни стать калеками или сойти с ума. Хотя Марта давно меня знает, привыкла уже, без амулета по дому ходит. Выходит, просто угодить хочет. Ценю людей без предубеждений.
Барон, о котором упоминал Стьеф, появился, когда служанка принесла кофе. Эта-то точно меня не боится, потому как не человек. Внешне и не скажешь — высокая, темненькая, волосам любая девица позавидует, но я бы не советовал. Анже оборотень, нечистокровный, но время от времени обращается в волчицу. Она очень этим тяготится, но ничего исправить нельзя, я лишь могу сделать так, чтобы превращения проходили безболезненно и без последствий. Зато у меня всегда найдется компания для ночных прогулок, если по какой-то причине мне не спится в лунную ночь. Мне бы хотелось, чтобы такие причины отсутствовали.
Аристократ замер на пороге столовой, в нерешительности перевел взгляд со Стьефа на отполированный до блеска металлический кофейник на столе. На меня посмотреть боялся, подойти — тоже. Пришлось отодвинуть чашку и самому поинтересоваться, что привело его в мой дом, сам, пожалуй, не решится. Барон у меня впервые, встречаться прежде нам доводилось, но мы обычно ограничивались скупыми приветствиями.
— Видите ли, — замялся посетитель и покосился на моего помощника, — дело деликатное…
— А у меня от Стьефа секретов нет.
Я снова поднес к губам чашку с ароматным напитком. Пока он дойдет до сути, успею в полной мере им насладиться. Ну скажите, зачем приходить к магу, если даже членораздельно не можешь изложить свою просьбу? Только мое время зря тратят.
— И все же, я хотел бы, чтобы мы обсудили дело наедине, сеньор Лэрзен.
Нехотя поднялся из-за стола и пригласил посетителя в кабинет. Уж не знаю, что ожидал увидеть там барон: заспиртованные головы, змей или живую вампиршу, только он не горел желанием переступить порог. А когда наконец вошел, не смог скрыть удивления. Увы, кабинет у меня самый обычный, разве только полно старых книг, а в углу то самое зеркало.
Заняв место у камина и знаком пригласив гостя сесть на стул, приготовился выслушать очередную банальную просьбу и не ошибся. Речь шла о смерти. При упоминании глагола «убить» губы сами собой скривились. Ищешь убийцу, так и обращайся в гильдию убийц, а не отрывай меня от ужина.
— Жаль, но я ничем не могу вам помочь, — холодно ответил я и поднялся, давая понять, что разговор окончен.
— Я хорошо заплачу! — цеплялся за соломинку барон.
Нет, он, определенно, меня с кем-то путает.
— Меня ваши деньги не интересуют. Думаю, вы без труда сможете нанять хорошего убийцу.
— Понимаете, сеньор Лэрзен, — замялся посетитель, — мне нужна чистая работа, якобы несчастный случай…
Под моим ледяным взглядом слова застряли у барона в горле. Сколько раз можно повторять пустоголовому, что за мелкое грязное дело я не возьмусь. Хочет заполучить деньги племянника, пусть убивает его сам, не собираюсь делать чужую работу.
— Хотя бы яду! — взмолился барон и осторожно попятился к двери. Испугался.
— Ну, и какого? — я сменил гнев на милость.
Так сразу бы и говорил, а не ходил вокруг да около. Яд – это порядочный заработок при минимуме затрат сил и времени.
— Право, не знаю. Такого, чтобы человек сразу не умер, а, скажем, дня через три.
Улыбнулся и кивнул. Любимый яд аристократии: и недруга на тот свет отправить, и самим чистенькими остаться. Поедет он в гости к племяннику или сам его к себе пригласит, подсыплет щепотку в бокальчик с вином, племянник уедет и совершенно в другом месте почувствует легкое недомогание. Потом паралич, и здравствуй, смерть!
— Через сколько дней? — Мне нужно знать точно, чтобы заклинание наложить. Без него первые признаки нездоровья настигнут жертву сразу после званого обеда. Конечно, он или она спишут ее на переедание или некачественную пищу, но на следующий день им станет хуже, позовут врача. Последний нам категорически не нужен: вдруг противоядие найдет?
— Через пять, — с трудом размыкая пересохшие губы, пробормотал барон. — Это возможно?
— Еще как! Умрет на следующий день. Яд действует постепенно, похож на обыкновенную лихорадку. Устроит?
Заказчик закивал и потянулся за кошельком:
— Сколько?
Задумался, прикидывая, сколько барон получит после смерти племянника. Наследство наверняка значительное, иначе бы не пришел ко мне. И подозрения на счет дядюшки у племянника имеются, иначе бы тот таиться не стал, скрупулезно дни не высчитывал.
— Пятьдесят за яд, еще двадцать за мое отнятое время. Золотом.
Барон вздохнул, но покорно отсчитал требуемую сумму. За эти деньги можно нанять хорошего наемного убийцу, даже двоих, если не гнаться за репутацией, но мои услуги стоят дороже работников меча и кинжала.
Небрежно убрав гонорар в тайничок. Разумеется, посетитель увидел только эффектный трюк с исчезновением золотых монет, выдавать свои секреты я не собирался. После позвал Стьефа и велел принести нужный яд. Мы упаковывали отраву в эффектные цветные флаконы, чтобы выглядели таинственнее. Конкретно эта хранилась в синем стекле. Прошептал над флакончиком пару слов, ласково, словно любимой женщине, и круговым движением руки, не касаясь, запечатал крышку. Готово! Хмыкнув, передал яд нервно переминавшемуся с ноги на ногу барону.
— Счастливого пути! Надеюсь, племянник вас не обскачет.
Аристократ вздрогнул, в который раз испуганно глянул на меня и, творя молитвы всем богам сразу, поспешил скрыться. Спорим, больше вернется. Да и зачем? Вряд ли у барона найдутся другие столь же богатые родственники.
— Кофе уже остыл, Стьеф? — как ни в чем ни бывало поинтересовался я.
— Для вас, господин Лэрзен, Анже заново подогреет, — залебезил Стьеф.
Переигрывает, но сейчас можно.
— Да я и сам могу, не утруждай девушку.
Не удержался, прикрыл глаза и отыскал мысленным взором племянника барона. Как в воду глядел: юноша беседовал с главой местного клана убийц. Ладно, я не виноват, если яд не пригодится, я сделал то, что просили, не более. Алчность, сеньор барон, до добра не доводит, как ни странно звучали в моих устах рассуждения о подобных материях.
Предоставив незадачливого отравителя, еще не подозревавшегося о готовившимся по его душу сюрпризе, воле судьбы, духов и богов, отправился допивать кофе. Вкусный он, крепкий, хорошо мозги прочищает.
Одана
Я всегда боялась счастья, верила, оно продлится недолго, а за краткие мгновения придется расплачиваться. В троекратном размере. Но сейчас упорно убеждала себя в обратном, загоняла мысли о несчастьях в дальние закоулки сознания. Не могла же я бояться вечно! Особенно рядом с Шезафом — живым воплощением мечты, самым настоящим прекрасным принцем. Пускай у него нет титула, я никогда не гонялась за подобными мелочами. Да и дворяне хороши лишь в качестве грез, в реальности девушка, вроде меня, могла рассчитывать лишь на роль мимолетной игрушки, а мне хотелось длительных отношений. И доверия. Памятен, эх, памятен поступок Эйта, так и не смогла его простить. Мама бы расстроилась, посоветовала бы не принимать все так близко к сердцу, но ведь это мое сердце и мой парень, и мои чувства. Теперь, конечно, стала мудрее, повторись все вновь, не хлопнула бы дверью, а попыталась разобраться, но о прошлом не жалела. Оно на то и прошлое, чтобы его проходить.
Офицер, нагнавший на меня столько страху, не появлялся. Я немного успокоилась, перестала выискивать незнакомцев у входа в библиотеку, вслушиваясь в ночные звуки за окном. Взгляд наместника теперь казался игрой подсознания. Вельможа хотел переговорить со старшим библиотекарем, а тут мелкая сошка, еще смеет рот открывать. Естественно он разгневался, но через пару минут уже все забыл.
Отношения с Шезафом постепенно набирали обороты, однако не переходили границ. У меня правило: не пускать мужчину в постель, пока не уверюсь, что я для него не объект плотских утех. Поэтому поклоннику приходилось довольствоваться вечерними прогулками и долгими поцелуями в тени деревьев. Мы много разговаривали, старились каждую свободную минутку проводить вместе. Последнее не укрылось от проницательных сослуживцев, тут же окрестивших нас «сладкой парочкой». Главный библиотекарь то и дело косился в нашу сторону, будто опасался разврата прямо посреди рабочего дня. Шезаф бы не отказался, но я строго придерживалась выбранной линии поведения. Кто-то назвал бы это глупостью, напомнил, что мужчины не вились вокруг меня, как бабочки у пламени свечи, не стоит корчить недотрогу, но вот такая я уродилась, слишком правильная и стеснительная. Мать научила меня некоторым вещам, полезным в сложной науке любви, но на практике их применять не приходилось: всегда находились красивее и сговорчивее меня. Не завидовала — не видела причины. Я ценила себя выше связи на одну ночь.
Шезаф стал бы у меня четвертым — весьма скромный послужной список. Первая любовь и вовсе выдалась платонической. Тогда я еще жила в Медире, оканчивала школу. До сих пор благодарна родителям за то, что они не пожалели денег и дали мне образование. Я была вольноопределяющейся, то есть посещала лишь часть занятий. На все просто не хватило бы денег, расценки на обучение высокие. Сидела отдельно от надменных дворянок средней руки вместе с такими же девочками, балансировавшими на грани социальных слоев. Родись я от другой матери, не видать бы мне школы как собственных ушей! А так целых четыре года прилежно просидела за партой, получила соответствующую бумажку, устроилась помощницей в местную библиотеку — и понеслось.
Итак, первая любовь. Он был братом одной из моих родовитых одноклассниц, что заранее исключало возможность отношений. Но в юности больше доверяешь голосу сердца, чем разуму, и Дорэн обратил-таки внимание на скромную блондинку, одной из последних выходившей из здания школы. Когда он заговорил со мной, я чуть не потеряла дар речи от ужаса, теперь самой вспоминать смешно. Ума не приложу, почему он не принял меня за недалекого «гадкого утенка»! Выглядела я в ту пору непривлекательно, особенно на фоне фигуристых одноклассниц с томным взглядом, но, видимо, нашелся во мне огонек, как сказала бы мама. Чем все закончилось? А ничем. Я благополучно окончила четвертый год обучения, на пятый меня оставлять не стали, слишком накладно, и потеряла Дорэна из виду. Плакала, конечно, переживала, твердила матери, что умру без него, а она с улыбкой повторяла: «Пройдет». И оказалась права. Она никогда не ошибалась во всем, что касалось любви.
У мамы я познакомилась с моим первым мужчиной. До сих пор, произнося его имя, непроизвольно смакую каждый слог, каждую букву: Са – де — рер. Последний звук чуть вибрирует, отзываясь дрожью блаженства во всем теле. С ним я ощутила себя женщиной, любимой, красивой, желанной, перестала придирчиво выискивать в себе недостатки. В этом заслуга Садерера, прекрасного, как светоносные боги, ангерца. В те годы, будь моя воля, я провела всю жизнь у порога его дома, последовала за ним на край света, в загадочный Ангер. Увы, любовника сковывали слишком крепкие обязательства, даже вдвоем не смогли бы их разрушить. Теперь, когда страсть прошла, а бархатный взгляд из воспоминаний вызывал лишь грустную улыбку, поняла, что поступила правильно. Вспыхнувшее между нами чувство походило на пожар, оно быстро выжгло бы наши души, оставив после себя горький пепел разочарования.
Обвиняю ли я Садарера? Нет, он был всегда предельно честен и откровенен. В начале наших отношений его ничего не сковывало, в конце Садарер оказался связан по рукам и ногам. Он ведь затем и приехал в Медир, чтобы попросить благословение богини, но встретил меня, забыл обо всем, решил, что сможет пойти наперекор давним обязательствам. Не смог.
Садарер уехал на рассвете, оставив на хранившей тепло его тела постели розу на тонком стебле и небольшой подарок — кулон, который я носила до сих пор. Это не просто украшение на память, Садерер ангерец не терпел банальностей и подарил амулет.
Потом случилось то, что случилось, и я переехала в Лайонг. Нашла работу помощником библиотекаря, вскоре получила повышение, обустроила новое жилище. Где-то через год в моей жизни появился Эйт. Мы даже думали пожениться, но бывший легко перечеркнул наши отношения. Больно, но горькая правда всегда лучше сладкой лжи, во всяком случае для меня. С тех пор с мужчинами у меня как-то не ладилось, а тут Шезаф…
— Тебе идет улыбка.
Мы сидели на кухне и пили чай. Шезаф принес потрясающие пирожные, в предвкушении удовольствия я, как ребенок, пускала слюнки.
Вместо ответа еще раз улыбнулась.
— Как тебе не трудно жить одной?
— Привыкла, — пожала плечами. — Ко всему в жизни привыкаешь.
Лукавила. Никогда бы не хотела до конца испробовать свой сомнительный тезис. В жизни обязательно найдутся вещи, привыкнуть к которым невозможно.
— Не страшно по ночам? – продолжал выпытывать Шезаф.
К чему это он? Неужели предложить жить вместе? Рано, мы еще недостаточно знакомы. Как мужчина и женщина, разумеется.
— У меня крепкий засов, а сплю я чутко. Еще чаю? – с готовностью потянулась к плите.
— А тебе пирожное? — усмехнулся он и протянул маленькое сладкое чудо из бисквита и крема.
Хотела взять его, но Шезаф покачал головой:
— Только из моих рук.
Пришлось наклониться и осторожно слизать взбитые сливки. Наслаждаясь сложившейся ситуацией, Шезаф заставил меня съесть с его ладони все остальные пирожные.
— Хочешь, можешь остатки крема облизать, тут еще осталось, — подмигнул поклонник.
— Нет уж, Шезаф, я извращениями не занимаюсь!
— Какое извращение, это всего лишь крем, — надулся воздыхатель.
На его пальцах. Знаю, многие сочтут мое поведение глупым, да и мама сказала бы, что здесь нет ничего такого, но я не желала уподобляться собаке. Всем своим видом показывая, подобные развлечения мне неприятны, демонстративно встала и отошла к очагу, якобы поставить чайник на огонь.
— Одана, только не говори, что обиделась! Если тебе не нравится, я больше не стану.
Шезаф обнял со спины, отвел короткую прядку волос с уха и поцеловал. Я довольно зажмурилась и, позабыв о чайнике, позволила прижать себя крепче.
— Ты не станешь возражать, если я останусь на ночь?
Дыхание Шезафа щекотало шею, заставило сердце сжиматься в сладкой истоме. Что же ему ответить, не рано ли? Не хотелось бы не застать поутру даже прощальной записки.
