С радостью уступила бы Снель место в постели виконта, только от меня ничего не зависело. А еще я уродилась красивее служанки, а она девушка завистливая. Вызывало глухую злобу и покровительство Сары. Та прощала мне мелкие оплошности, а с нее требовала по полной.
Налив себе вишневой настойки, Снель продолжала разглагольствовать на тему: «Каждый человек должен знать свое место». Неизвестно, сколько бы она заливалась, если бы на кухню не вошла экономка.
— Так, это что такое? — Недовольно сдвинула брови Сара, покосившись на опорожненную на треть бутылку. — Выпиваешь среди бела дня, когда в комнатах работы немерено? Метелку в зубы — и убираться на третьем этаже! А ты, — она ткнула в меня пальцем, — переоденься и к хозяину в кабинет. Живо!
Кое-как преодолев пять лестничных пролетов, заползла в свою комнатку, затеплила свечу (без нее в «каменном мешке» ничего не видно) и нацепила сменный наряд торхи. Мельком глянула на себя в кусочек зеркала, намертво закрепленный на стене. На виске красовался пунцовый синяк, губа кровоточила, пряди спутались и торчали в разные стороны — та еще красавица!
Путь на второй этаж занял больше времени, чем подъем в башню на четвертый: мне не хотелось туда идти. Сняла обувь на лестничной площадке, чтобы не испачкать навозом ковры. Мне бы и пришлось их оттирать. На цыпочках прошла через две проходные комнаты: курительную и ломберную, —свернула налево и углубилась в личные покои виконта. Вот дверь его спальни, кабинет рядом. Постучавшись, приготовилась принять мученическую смерть. Даже наивная дурочка понимала, хозяин позвал не ради поручения.
— Входи! — Раздраженный тон развеял призрачные чаяния.
Потупившись, покорно сложила руки на животе и переступила порог. Опустилась на колени: все равно заставят. Глаза вперились в бордово-золотой ворс ковра, выхватив краешек растительного узора.
— Изображаешь покорность? — Хозяин подошел и ухватил за подбородок, заставив поднять голову. — Раскаянья не видно. Похоже, ты совсем не жалеешь о случившемся. Наказание вышло слишком мягким? Зеленоглазка, я задал вопрос! — прикрикнул он, сверкнув глазами.
Вздрогнула и испуганно облизнула губы: норн сжимал плеть. Сейчас он изобьет меня повторно, без свидетелей и с большей жестокостью.
— Отвечай, когда спрашиваю! — Норн больно запрокинул мне голову. — Ты хоть понимаешь, что натворила? Оскорбила моего гостя в моем доме в моем присутствии. Ты — моя торха, и часть оскорбления ложится на меня как на хозяина. Знаешь, что я должен с тобой сделать?
Свист рассекаемого плетью воздуха заставил сердце остановиться, но удара не последовало.
— Ты не имеешь права упрекать, обвинять, а, тем более, оскорблять норна. Любого норна. За публичное оскорбление аверда тоже полагается наказание. — Хозяин отпустил и начал расхаживать по комнате, поигрывая плетью. — Ты должна молчать, что бы они ни говорили и ни делали. Законом дозволяется сопротивляться только в двух случаях: если кто-то попытается овладеть тобой силой или покалечить, но и здесь ты обязана позвать на помощь кого-то из моих людей. Повезло, что ты не причинила Анафу никакого вреда, а то бы познакомилась с квитом. Вряд ли после ты бы осталась торхой.
Сглотнула. Квит — палач, встреча с ним всегда заканчивается увечьями.
— Между прочим, — виконт остановился напротив меня, — за оскорбление норна торхе положено от десяти до сорока ударов плетью. Ты отделалась семью, да и те смягчала одежда, хотя пороть тебя следовало обнаженной. Цени мою доброту.
Я покорно поцеловала подставленную руку. Ценю, мой норн, сорок ударов не вынесла бы.
— Надеюсь, подобное не повторится, — хмуро закончил хозяин. — Свободна!
Не веря, что так легко отделалась, встала и, поклонившись, выскользнула за дверь.
Через неделю после наказания в деревне устраивали праздник в честь начала уборки урожая. Планировала пойти туда вместе со слугами, если хозяин разрешит, но теперь на моих вылазках из замка можно поставить крест. А я-то так хотела побывать в городе, вернее, скажем иначе, мне периодически жизненно необходимо бывать в городе. Да и на праздник хотелось. Все там будут, а я останусь призраком бродить по замку. Даже норн куда-то уезжает, мельком обмолвился. Вдруг возьмет с собой? Он ведь говорил, торха везде следует за хозяином.
Перестилая постель в спальне норна, гадала, стоит ли заводить разговор на тему праздника. Я не смогу, не умею просить, да и страшно. Может, не стоит? Ничего, посижу одна, подумаю о горестной жизни.
Снова встало перед глазами лицо матери, вспомнился дом. Если бы не война, я бы уже окончила школу, готовилась к свадьбе. Мы с Иахимом ели бы ягодное мороженое, любовались закатами. Он бы меня в первый раз поцеловал. Всего этого меня безжалостно лишили.
Всхлипнув, положила полотенца на место, наклонилась, поправляя баночки на полочках, проверила, до блеска ли оттерли ванную хыры.
Тоска, мертвой хваткой вцепившись в горло, не отпускала. Не выдержав, села и, уткнувшись в бортик ванной, разрыдалась. Беззвучно: привыкла, что здесь можно плакать только, не привлекая внимания.
Кевар, хочу обратно в Кевар, к отцу, маме, подругам! Снова стоять за прилавком в папиной лавке, щупать отрезы тканей, вдыхать их запах, печь вместе с кухаркой пироги, поехать с компанией друзей загород, покататься на лодке, посидеть среди высокой травы, намазывая на хлеб взбитый с малиной творог. Я хочу домой!!!
— Зеленоглазка? Лей? — При звуке голоса хозяина разрыдалась еще больше.
Что ему нужно, зачем он меня мучает? Неужели в Арарге так мало женщин, если требуется похищать их в других странах, надевать ошейники, унижать, принуждать к ласке? Почему норны не насилуют араргок? Есть же, в конце концов, женщины, которые за деньги сделают все, что пожелает мужчина.
— Что случилось?
Вздрогнула, когда хозяин поднял на ноги. Потянулась за мешком с грязным бельем, чтобы откланяться и уйти, сбежать в прачечную, но норн буквально выволок из ванной и усадил на кровать.
Нет, я не желаю заниматься с ним любовью! Но хозяин просто протянул стакан воды.
— Выпей и успокойся. Что произошло?
Вроде бы норн не сердится, вроде бы беспокоится о своей игрушке, на меня ему наплевать.
— Ничего, хозяин, простите, — хлюпнула носом и отвернулась. — Я быстро закончу. Если угодно, могу прийти позже.
Сделав несколько глотков, встала и тщательно вымыла стакан.
— Мне угодно знать, почему ты плакала. Кто-то тебя обидел?
Хозяин стоял на пороге и пристально наблюдал.
Покачала головой.
Возможно, стоит спросить о празднике? У него хорошее настроение.
— Хозяин, а можно мне… Наверное, мне отныне запрещено покидать стены замка? — упавшим голосом вымолвила я, заранее зная ответ.
— Так вот в чем дело! — рассмеялся норн. — Хочешь вместе со всеми на праздник? Очень хорошо, что ты сознаешь свою вину. Наказанная торха не достойна веселья.
Кивнула и безропотно позволила себя обнять. Хозяин ослабил шнуровку платья, с удовольствием помял грудь под бюстье. Ну да, столько дней воздержания! Ему плевать на мои желания, на женские боли и то, что я пару минут назад постелила новые простыни. Надеюсь, хоть противно станет. Однако норн ограничился грудью. Лаская оголенные холмики, он неожиданно произнес:
— Я ведь могу и отпустить. А, Зеленоглазка, очень хочешь на праздник? Попроси!
Норн отпустил и с самодовольным видом сел в кресло.
Поправив белье и заново зашнуровав платье (теперь я знала, его фасон создан для удобства мужчины), подошла к норну. Опустилась перед ним на колени и прикоснулась губами к руке.
— Хозяин, смиренно прошу отпустить меня. Обещаю не делать ничего, что могло бы опорочить ваше имя.
— Нет, Лей, — покачал головой он, — ты попросишь губами, но иначе.
Виконт расстегнул ширинку и высвободил мужское достоинство.
— Удовольствие за удовольствие, Лей. Считай наказанием. Приступай.
Медлила. Я видела, как хыры ублажали мужчин ртом, но не предполагала, будто мне когда-то придется делать подобное. Но на кону стояло будущее, и я решилась, преодолев омерзение, наклонилась и, зажмурившись, взяла в рот самый кончик. Виконт надавил на затылок, вынудив заглотить больше. Меня тошнило, шея затекла, не хватало воздуха, но я покорно неумело ласкала.
— Еще, еще! — мурлыкал норн. Кажется, он блаженствовал. — Усерднее, Лей, усерднее! Пока ты не очень хочешь в деревню. Помоги себе руками.
Как помочь, если я не умею?
Рот наполнился мерзким привкусом. Приходилось постоянно сглатывать и надеяться, меня не стошнит. Губы ублажали, а в голове стояло: "Потерпи, думай о кузнице!"
Теплая ладонь легла на макушку.
— Хорошо, Лей, я отпускаю тебя.
Не веря своему счастью, подняла на него глаза: нет, не шутит.
Виконт развалился на кровати. Грудь вздымалась от тяжкого дыхания.
— Доделай. — Хозяин указал на свою плоть.
Снова склонилась над объектом мучений и постаралась все быстро закончить. Заветное желание исполнилось, правда, вряд ли это моя заслуга. Скорее, норн сам так сильно возбудился, что не мог терпеть.
— На, вытри! — Он протянул платок и застегнул ширинку. — Надеюсь, наказание запомнишь надолго. Если плетка не помогает, придется так. Станешь еще оскорблять господ?
— Нет, мой норн. — Повторения омерзительного унижения не желала.
Хотя, отчего омерзительного? Рабыня обязана удовлетворять хозяина любыми способами.
— Рот водой прополощи, — посоветовал виконт. Он жмурился, как кот, наевшийся сметаны. — Из-за чего плакала? Из-за праздника?
— Нет, — раз уж обещала быть честной, придется сказать. — Вспоминала родину.
Вода принесла облегчение. Выстирала платок норна и повесила сушиться.
Ничего, Иалей, он в своем праве. Мог бы заставить грубее. Зато на праздник пойдешь.
— Совсем ребенок! — покачал головой хозяин. — Со временем пройдет. Поверь, могло быть намного хуже.
Ну да, попади я к Шоанезу, не дожила бы до лета. А так не хыра, а единственная торха в доме. Да и хозяин не зверь, на праздник, вот, отпустил. Подумаешь, пару минут тошнило.
— Держи! — Норн извлек из кошелька на поясе несколько серебряных монет и вложил в мою ладонь. — Купи чего-нибудь. Когда день рождения?
— Осенью. — Крепко сжала монетки, будто боясь, что отнимут.
— Получишь цейх. А теперь ступай.
Норн чмокнул в висок и мягко подтолкнул к двери. Поклонилась, поблагодарила за доброту и, прихватив узелок с грязным бельем, ушла.
* * *
Праздник начала сбора урожая выпал на субботу. Уже накануне никто толком не работал, поэтому хырам пришлось взять на себя дополнительные обязанности, чтобы замок сиял чистотой. Экономка смотрела на все сквозь пальцы, а в пятницу вечером и вовсе, довольная и счастливая, упорхнула на третий этаж, прихватив бутылку вина из хозяйского погреба.
Разумеется, в восемь часов утра, когда все мы, наряженные, предвкушающие веселье, собрались на кухне, Сара не появилась. По идее, она должна была спуститься еще полчаса назад, но, очевидно, видела сладкие сны в чьей-то уютной компании. Девушки, хихикая, делали ставки, кому предназначалась бутылка вина. Большинство склонялось к управляющему.
Странно, но никто еще ни разу не подловил Сару или банально не считал нужным делиться пикантными подробностями в моем присутствии.
Ощущала себя «белой вороной»: на всех пестрые платья, кокетливые шляпки, а на мне все то же серое одеяние. Хорошо, хоть отыскала в комоде ленты, вплела в волосы. С собой взяла холщовую сумку, в которую уложила плащ с капюшоном: погода капризна, с утра светит солнышко, а к вечеру может собраться дождь.
Кошелек с пятью серебряными монетками — моим скудным капиталом — предусмотрительно повеселила на шею: законом не запрещалось грабить торх.
— Тебе очень идут ленты, Иалей, к глазам подходят
Приветливо улыбнулась Маизе. Она одна из немногих девушек, которые не боялись поддерживать со мной дружеские отношения. Невысокая чуть полноватая блондинка с голубыми глазами. Красавица, если бы не острый птичий нос. Она частенько напрашивалась в пару со мной, помогая и показывая, как и что нужно делать. Наверное, я могла бы назвать ее подругой, если в замке Тиадея у меня вообще имелись подруги.
А ленты и впрямь зеленые. Изумрудные. Как-то вечером вернулась в комнату, а они лежали на столе. День выдался ужасный, устала, как собака, а тут кто-то порадовал. Приятно.
Снель демонстративно прошла мимо, сделав вид, будто не замечает. Потом все-таки не удержалась от ядовитого вопроса:
— Разве хозяин тебя отпустил?
— Вернется, сама у него спроси.
— Ничего, выйдем за ворота, по браслетику проверим.
Она намекала на еще одну особенность браслета торхи. Если хозяин уезжал и по каким-то причинам не брал рабыню с собой, активировал заклинание, которое приглушенным алым сиянием сигнализировало о нарушении дозволенных границ. Как браслет мог знать, разрешил ли виконт покидать замок, не понимала. Затем умные люди пояснили: заклинание реагировало на запрет. Нужно взять торху за руку, провести по некой руне на браслете и произнести специальную формулу границ. Ничего подобного норн не проделал, просто накануне отъезда поставил перед фактом и изъявил надежду, что во время его отсутствия я ничего не натворю. Естественно, обещала стать образцовой торхой. Хозяин хмыкнул и отпустил спать. Поверил, как верил до сих пор, потому как ни разу не активировал заклинание границ.
Шумной толпой вывались во двор и, пожелав удачного дня оставшимся мыкаться на постах солдатам, миновали ворота. Я шагала между Маизой и женщиной, отвечавшей за гардероб хозяина. Маиза весело напевала, взахлеб рассказывала о вещах, которые купит на деревенской ярмарке, и своем ухажере — приказчике из ближайшего городка. Насколько поняла, спутницам отвели роль «конвоя». А, может, я слишком подозрительна? Отпускали же меня одну за покупками, да и не станет Маиза шпионить.
Никогда бы не подумала, что прогулка по обычной проселочной дороге способна доставить столько удовольствия! Мнилось, я снова свободна, а рядом — кеварийские подруги.
Позвякивание серебряного браслета на руке вернуло к реальности.
Не желаю остаток жизни провести вещью! Если так, у меня есть два пути: либо попытаться привязать хозяина, чтобы заработать вольную, либо найти способ бежать из Арарга. Увы, королевство раскинулось на островах, сведя шансы на удачность начинания практически к нулю. Допустим, я найду способ избавиться от браслета, разминусь с погоней на суше, но в море меня непременно поймают. Драконы быстры, им ничего не стоит догнать корабль, да и как я попаду на борт? Никто не согласиться взять пассажиркой беглую торху, с радостью за вознаграждение вернут хозяину.
Заметно погрустнев, взглянула на ровные стога сена по обеим сторонам дороги. Лучше бы стала крестьянкой, сельские жители намного счастливее. Да, тяжелый труд — но разве в замке у меня не болит спина, разве мне позволяют спать до полудня? Вспомнила о хырах, которые встают до рассвета и ложатся глубоко за полночь, и укорила себя за жалобы. Им намного хуже — беспросветная короткая жизнь.
Девушки из замка посторонились, пропуская телегу. Правивший ею парнишка улыбнулся, попытался завязать разговор, но служанки его проигнорировали.
Вот и деревня. Как же здесь многолюдно! И опять напоминание о рабстве — привязанные к коновязи хыры. Они сидели на корточках, уронив голову на руки.
Налив себе вишневой настойки, Снель продолжала разглагольствовать на тему: «Каждый человек должен знать свое место». Неизвестно, сколько бы она заливалась, если бы на кухню не вошла экономка.
— Так, это что такое? — Недовольно сдвинула брови Сара, покосившись на опорожненную на треть бутылку. — Выпиваешь среди бела дня, когда в комнатах работы немерено? Метелку в зубы — и убираться на третьем этаже! А ты, — она ткнула в меня пальцем, — переоденься и к хозяину в кабинет. Живо!
Кое-как преодолев пять лестничных пролетов, заползла в свою комнатку, затеплила свечу (без нее в «каменном мешке» ничего не видно) и нацепила сменный наряд торхи. Мельком глянула на себя в кусочек зеркала, намертво закрепленный на стене. На виске красовался пунцовый синяк, губа кровоточила, пряди спутались и торчали в разные стороны — та еще красавица!
Путь на второй этаж занял больше времени, чем подъем в башню на четвертый: мне не хотелось туда идти. Сняла обувь на лестничной площадке, чтобы не испачкать навозом ковры. Мне бы и пришлось их оттирать. На цыпочках прошла через две проходные комнаты: курительную и ломберную, —свернула налево и углубилась в личные покои виконта. Вот дверь его спальни, кабинет рядом. Постучавшись, приготовилась принять мученическую смерть. Даже наивная дурочка понимала, хозяин позвал не ради поручения.
— Входи! — Раздраженный тон развеял призрачные чаяния.
Потупившись, покорно сложила руки на животе и переступила порог. Опустилась на колени: все равно заставят. Глаза вперились в бордово-золотой ворс ковра, выхватив краешек растительного узора.
— Изображаешь покорность? — Хозяин подошел и ухватил за подбородок, заставив поднять голову. — Раскаянья не видно. Похоже, ты совсем не жалеешь о случившемся. Наказание вышло слишком мягким? Зеленоглазка, я задал вопрос! — прикрикнул он, сверкнув глазами.
Вздрогнула и испуганно облизнула губы: норн сжимал плеть. Сейчас он изобьет меня повторно, без свидетелей и с большей жестокостью.
— Отвечай, когда спрашиваю! — Норн больно запрокинул мне голову. — Ты хоть понимаешь, что натворила? Оскорбила моего гостя в моем доме в моем присутствии. Ты — моя торха, и часть оскорбления ложится на меня как на хозяина. Знаешь, что я должен с тобой сделать?
Свист рассекаемого плетью воздуха заставил сердце остановиться, но удара не последовало.
— Ты не имеешь права упрекать, обвинять, а, тем более, оскорблять норна. Любого норна. За публичное оскорбление аверда тоже полагается наказание. — Хозяин отпустил и начал расхаживать по комнате, поигрывая плетью. — Ты должна молчать, что бы они ни говорили и ни делали. Законом дозволяется сопротивляться только в двух случаях: если кто-то попытается овладеть тобой силой или покалечить, но и здесь ты обязана позвать на помощь кого-то из моих людей. Повезло, что ты не причинила Анафу никакого вреда, а то бы познакомилась с квитом. Вряд ли после ты бы осталась торхой.
Сглотнула. Квит — палач, встреча с ним всегда заканчивается увечьями.
— Между прочим, — виконт остановился напротив меня, — за оскорбление норна торхе положено от десяти до сорока ударов плетью. Ты отделалась семью, да и те смягчала одежда, хотя пороть тебя следовало обнаженной. Цени мою доброту.
Я покорно поцеловала подставленную руку. Ценю, мой норн, сорок ударов не вынесла бы.
— Надеюсь, подобное не повторится, — хмуро закончил хозяин. — Свободна!
Не веря, что так легко отделалась, встала и, поклонившись, выскользнула за дверь.
Через неделю после наказания в деревне устраивали праздник в честь начала уборки урожая. Планировала пойти туда вместе со слугами, если хозяин разрешит, но теперь на моих вылазках из замка можно поставить крест. А я-то так хотела побывать в городе, вернее, скажем иначе, мне периодически жизненно необходимо бывать в городе. Да и на праздник хотелось. Все там будут, а я останусь призраком бродить по замку. Даже норн куда-то уезжает, мельком обмолвился. Вдруг возьмет с собой? Он ведь говорил, торха везде следует за хозяином.
Перестилая постель в спальне норна, гадала, стоит ли заводить разговор на тему праздника. Я не смогу, не умею просить, да и страшно. Может, не стоит? Ничего, посижу одна, подумаю о горестной жизни.
Снова встало перед глазами лицо матери, вспомнился дом. Если бы не война, я бы уже окончила школу, готовилась к свадьбе. Мы с Иахимом ели бы ягодное мороженое, любовались закатами. Он бы меня в первый раз поцеловал. Всего этого меня безжалостно лишили.
Всхлипнув, положила полотенца на место, наклонилась, поправляя баночки на полочках, проверила, до блеска ли оттерли ванную хыры.
Тоска, мертвой хваткой вцепившись в горло, не отпускала. Не выдержав, села и, уткнувшись в бортик ванной, разрыдалась. Беззвучно: привыкла, что здесь можно плакать только, не привлекая внимания.
Кевар, хочу обратно в Кевар, к отцу, маме, подругам! Снова стоять за прилавком в папиной лавке, щупать отрезы тканей, вдыхать их запах, печь вместе с кухаркой пироги, поехать с компанией друзей загород, покататься на лодке, посидеть среди высокой травы, намазывая на хлеб взбитый с малиной творог. Я хочу домой!!!
— Зеленоглазка? Лей? — При звуке голоса хозяина разрыдалась еще больше.
Что ему нужно, зачем он меня мучает? Неужели в Арарге так мало женщин, если требуется похищать их в других странах, надевать ошейники, унижать, принуждать к ласке? Почему норны не насилуют араргок? Есть же, в конце концов, женщины, которые за деньги сделают все, что пожелает мужчина.
— Что случилось?
Вздрогнула, когда хозяин поднял на ноги. Потянулась за мешком с грязным бельем, чтобы откланяться и уйти, сбежать в прачечную, но норн буквально выволок из ванной и усадил на кровать.
Нет, я не желаю заниматься с ним любовью! Но хозяин просто протянул стакан воды.
— Выпей и успокойся. Что произошло?
Вроде бы норн не сердится, вроде бы беспокоится о своей игрушке, на меня ему наплевать.
— Ничего, хозяин, простите, — хлюпнула носом и отвернулась. — Я быстро закончу. Если угодно, могу прийти позже.
Сделав несколько глотков, встала и тщательно вымыла стакан.
— Мне угодно знать, почему ты плакала. Кто-то тебя обидел?
Хозяин стоял на пороге и пристально наблюдал.
Покачала головой.
Возможно, стоит спросить о празднике? У него хорошее настроение.
— Хозяин, а можно мне… Наверное, мне отныне запрещено покидать стены замка? — упавшим голосом вымолвила я, заранее зная ответ.
— Так вот в чем дело! — рассмеялся норн. — Хочешь вместе со всеми на праздник? Очень хорошо, что ты сознаешь свою вину. Наказанная торха не достойна веселья.
Кивнула и безропотно позволила себя обнять. Хозяин ослабил шнуровку платья, с удовольствием помял грудь под бюстье. Ну да, столько дней воздержания! Ему плевать на мои желания, на женские боли и то, что я пару минут назад постелила новые простыни. Надеюсь, хоть противно станет. Однако норн ограничился грудью. Лаская оголенные холмики, он неожиданно произнес:
— Я ведь могу и отпустить. А, Зеленоглазка, очень хочешь на праздник? Попроси!
Норн отпустил и с самодовольным видом сел в кресло.
Поправив белье и заново зашнуровав платье (теперь я знала, его фасон создан для удобства мужчины), подошла к норну. Опустилась перед ним на колени и прикоснулась губами к руке.
— Хозяин, смиренно прошу отпустить меня. Обещаю не делать ничего, что могло бы опорочить ваше имя.
— Нет, Лей, — покачал головой он, — ты попросишь губами, но иначе.
Виконт расстегнул ширинку и высвободил мужское достоинство.
— Удовольствие за удовольствие, Лей. Считай наказанием. Приступай.
Медлила. Я видела, как хыры ублажали мужчин ртом, но не предполагала, будто мне когда-то придется делать подобное. Но на кону стояло будущее, и я решилась, преодолев омерзение, наклонилась и, зажмурившись, взяла в рот самый кончик. Виконт надавил на затылок, вынудив заглотить больше. Меня тошнило, шея затекла, не хватало воздуха, но я покорно неумело ласкала.
— Еще, еще! — мурлыкал норн. Кажется, он блаженствовал. — Усерднее, Лей, усерднее! Пока ты не очень хочешь в деревню. Помоги себе руками.
Как помочь, если я не умею?
Рот наполнился мерзким привкусом. Приходилось постоянно сглатывать и надеяться, меня не стошнит. Губы ублажали, а в голове стояло: "Потерпи, думай о кузнице!"
Теплая ладонь легла на макушку.
— Хорошо, Лей, я отпускаю тебя.
Не веря своему счастью, подняла на него глаза: нет, не шутит.
Виконт развалился на кровати. Грудь вздымалась от тяжкого дыхания.
— Доделай. — Хозяин указал на свою плоть.
Снова склонилась над объектом мучений и постаралась все быстро закончить. Заветное желание исполнилось, правда, вряд ли это моя заслуга. Скорее, норн сам так сильно возбудился, что не мог терпеть.
— На, вытри! — Он протянул платок и застегнул ширинку. — Надеюсь, наказание запомнишь надолго. Если плетка не помогает, придется так. Станешь еще оскорблять господ?
— Нет, мой норн. — Повторения омерзительного унижения не желала.
Хотя, отчего омерзительного? Рабыня обязана удовлетворять хозяина любыми способами.
— Рот водой прополощи, — посоветовал виконт. Он жмурился, как кот, наевшийся сметаны. — Из-за чего плакала? Из-за праздника?
— Нет, — раз уж обещала быть честной, придется сказать. — Вспоминала родину.
Вода принесла облегчение. Выстирала платок норна и повесила сушиться.
Ничего, Иалей, он в своем праве. Мог бы заставить грубее. Зато на праздник пойдешь.
— Совсем ребенок! — покачал головой хозяин. — Со временем пройдет. Поверь, могло быть намного хуже.
Ну да, попади я к Шоанезу, не дожила бы до лета. А так не хыра, а единственная торха в доме. Да и хозяин не зверь, на праздник, вот, отпустил. Подумаешь, пару минут тошнило.
— Держи! — Норн извлек из кошелька на поясе несколько серебряных монет и вложил в мою ладонь. — Купи чего-нибудь. Когда день рождения?
— Осенью. — Крепко сжала монетки, будто боясь, что отнимут.
— Получишь цейх. А теперь ступай.
Норн чмокнул в висок и мягко подтолкнул к двери. Поклонилась, поблагодарила за доброту и, прихватив узелок с грязным бельем, ушла.
* * *
Праздник начала сбора урожая выпал на субботу. Уже накануне никто толком не работал, поэтому хырам пришлось взять на себя дополнительные обязанности, чтобы замок сиял чистотой. Экономка смотрела на все сквозь пальцы, а в пятницу вечером и вовсе, довольная и счастливая, упорхнула на третий этаж, прихватив бутылку вина из хозяйского погреба.
Разумеется, в восемь часов утра, когда все мы, наряженные, предвкушающие веселье, собрались на кухне, Сара не появилась. По идее, она должна была спуститься еще полчаса назад, но, очевидно, видела сладкие сны в чьей-то уютной компании. Девушки, хихикая, делали ставки, кому предназначалась бутылка вина. Большинство склонялось к управляющему.
Странно, но никто еще ни разу не подловил Сару или банально не считал нужным делиться пикантными подробностями в моем присутствии.
Ощущала себя «белой вороной»: на всех пестрые платья, кокетливые шляпки, а на мне все то же серое одеяние. Хорошо, хоть отыскала в комоде ленты, вплела в волосы. С собой взяла холщовую сумку, в которую уложила плащ с капюшоном: погода капризна, с утра светит солнышко, а к вечеру может собраться дождь.
Кошелек с пятью серебряными монетками — моим скудным капиталом — предусмотрительно повеселила на шею: законом не запрещалось грабить торх.
— Тебе очень идут ленты, Иалей, к глазам подходят
Приветливо улыбнулась Маизе. Она одна из немногих девушек, которые не боялись поддерживать со мной дружеские отношения. Невысокая чуть полноватая блондинка с голубыми глазами. Красавица, если бы не острый птичий нос. Она частенько напрашивалась в пару со мной, помогая и показывая, как и что нужно делать. Наверное, я могла бы назвать ее подругой, если в замке Тиадея у меня вообще имелись подруги.
А ленты и впрямь зеленые. Изумрудные. Как-то вечером вернулась в комнату, а они лежали на столе. День выдался ужасный, устала, как собака, а тут кто-то порадовал. Приятно.
Снель демонстративно прошла мимо, сделав вид, будто не замечает. Потом все-таки не удержалась от ядовитого вопроса:
— Разве хозяин тебя отпустил?
— Вернется, сама у него спроси.
— Ничего, выйдем за ворота, по браслетику проверим.
Она намекала на еще одну особенность браслета торхи. Если хозяин уезжал и по каким-то причинам не брал рабыню с собой, активировал заклинание, которое приглушенным алым сиянием сигнализировало о нарушении дозволенных границ. Как браслет мог знать, разрешил ли виконт покидать замок, не понимала. Затем умные люди пояснили: заклинание реагировало на запрет. Нужно взять торху за руку, провести по некой руне на браслете и произнести специальную формулу границ. Ничего подобного норн не проделал, просто накануне отъезда поставил перед фактом и изъявил надежду, что во время его отсутствия я ничего не натворю. Естественно, обещала стать образцовой торхой. Хозяин хмыкнул и отпустил спать. Поверил, как верил до сих пор, потому как ни разу не активировал заклинание границ.
Шумной толпой вывались во двор и, пожелав удачного дня оставшимся мыкаться на постах солдатам, миновали ворота. Я шагала между Маизой и женщиной, отвечавшей за гардероб хозяина. Маиза весело напевала, взахлеб рассказывала о вещах, которые купит на деревенской ярмарке, и своем ухажере — приказчике из ближайшего городка. Насколько поняла, спутницам отвели роль «конвоя». А, может, я слишком подозрительна? Отпускали же меня одну за покупками, да и не станет Маиза шпионить.
Никогда бы не подумала, что прогулка по обычной проселочной дороге способна доставить столько удовольствия! Мнилось, я снова свободна, а рядом — кеварийские подруги.
Позвякивание серебряного браслета на руке вернуло к реальности.
Не желаю остаток жизни провести вещью! Если так, у меня есть два пути: либо попытаться привязать хозяина, чтобы заработать вольную, либо найти способ бежать из Арарга. Увы, королевство раскинулось на островах, сведя шансы на удачность начинания практически к нулю. Допустим, я найду способ избавиться от браслета, разминусь с погоней на суше, но в море меня непременно поймают. Драконы быстры, им ничего не стоит догнать корабль, да и как я попаду на борт? Никто не согласиться взять пассажиркой беглую торху, с радостью за вознаграждение вернут хозяину.
Заметно погрустнев, взглянула на ровные стога сена по обеим сторонам дороги. Лучше бы стала крестьянкой, сельские жители намного счастливее. Да, тяжелый труд — но разве в замке у меня не болит спина, разве мне позволяют спать до полудня? Вспомнила о хырах, которые встают до рассвета и ложатся глубоко за полночь, и укорила себя за жалобы. Им намного хуже — беспросветная короткая жизнь.
Девушки из замка посторонились, пропуская телегу. Правивший ею парнишка улыбнулся, попытался завязать разговор, но служанки его проигнорировали.
Вот и деревня. Как же здесь многолюдно! И опять напоминание о рабстве — привязанные к коновязи хыры. Они сидели на корточках, уронив голову на руки.
