Дело пахло керосином, я не верила, будто всё обойдётся, но обошлось.
Судьи по очереди начали допрашивать свидетелей и зачитывать протоколы допросов.
Обвинитель скрежетал зубами, то и дело выкрикивая: «Ложь!», однако его пыл быстро охладил мэтр Алидис. Он поднял голову, смерил визави уничижающим взглядом и поставил точку в споре одним единственным вопросом: «Вы не доверяете моим ушам и глазам, полагаете, будто я мог не увидеть истину?». Обвинитель сразу стушевался, затих и сел на место.
Мои показания вызвали бурную эмоциональную реакцию зала. Кто-то даже всплакнул. Надо же, у меня завелись фанаты! После тихой, но только по громкости, а не смысловому посылу речи Свена, и вовсе раздались редкие крики: «Невиновна!».
Маг с блеском справился с поставленной задачей. Заливаясь соловьём, живописал страдания, которые я претерпела от архиведьмы, радость спасения безвестным рыцарем, то есть Андреасом, ужасы плена в замке Скордео и жуткие деяния последнего.
На стол коллегии легла пачка писем, бегло просмотрев которые, судьи быстро сняли с меня и Андреаса половину обвинений.
Малайонец по версии Свена даже не думал красть артефакт, он спасал его от предателя-графа и добровольно передал на хранение магу. Кроме этого Андреас героически боролся с архиведьмой, разрушил Круг и помог покарать Скордео. То есть оказал Галании три неоценимые услуги: убил Айруну, временно лишил ведьм силы и сберёг от врагов ценный артефакт.
Искоса глянула на Андреса. Тот хмурился и мотал головой, силясь понять, что происходит. Оставалось надеяться, малайонец не разрушит прекрасную версию своими прошлыми и будущими показаниями.
Выслушав свидетелей, коллегия приступила к допросу обвиняемых. Своё собственное выступление мэтр Алидис и господин Меладах эффектно отложили до конца заседания, собираясь под самый занавес возвестить о сделанных выводах и проведённых опытах.
Я, как и учил Свен, изображала испуганную дурочку и старалась соблюдать легенду. Правду рассказывала дозировано, обходя стороной скользкие места.
Судьи слушали, кивали, но по их лицам сложно было сказать, на чью чашу весов склонится правосудие.
Андреаса пытали каверзными вопросами дольше меня, пытались подловить на противоречиях, но малайонец понял правила игры и уворачивался от ловушек.
Наконец поднялся мэтр Алидис и сообщил о проведённом анализе крови и моей проверки на вшивость.
Казалось, радоваться бы надо, оправдают, но я тревожилась за Андреаса, не допрашивали ли его так, как меня. Если да, вся правда откроется.
Оказалось, допрашивали, но задавали не те вопросы. Господина Меладаха интересовала архиведьма, а не планы Андреаса насчёт «Глаза дракона». Ио, я твоя должница!
Удар молотка возвестил: коллегия удаляется на совещание.
Минуты казались вечностью. Липкий пот струился по вискам, внутри всё сжалось в комок.
Сгорбившись, сидела на скамье и ждала, пока там, в соседнем помещении, четверо судий примут решение. И дождалась: «Девица, называемая Иранэ, неизвестной фамилии и происхождения, приговаривается к публичной порке розгами и выплате в государственную казну двадцати цехинов. Ударов ей отмерить десять, розги смочить в солёной воде».
Андреасу повезло меньше: ему предстояло два дня провести на площади в колодках, получить свои двадцать ударов плетьми, месяц провести в тюрьме и выплатить лэрду Глие кругленькую сумму. До погашения долга малайонец считался всё тем же кабальным магом.
Несознательная гражданская позиция, то есть отказ «настучать» на Андреаса сразу после спасения принесла болезненные плоды. Я даже о стыде думать забыла. В детстве никто меня не наказывал, тем более розгами, зато в Галании процветала любовь к телесным наказаниям. Началось всё Свеном, а закончилось помостом на главной площади перед храмом.
Любит же народ смотреть на истязания других! Толпа собралась загодя. Люди толкались, стремясь подобраться ближе к цепочке солдат. Тут были и мужчины, и женщины, даже дети. Видимо, последние смотрели на порку в назидание, чтобы сами не натворили во взрослой жизни бед. Переминаясь с ноги на ногу, зрители шушукались и вертели головами, силясь разглядеть тюремный возок. Едва он показался – сегодня меня везли на телеге, – как толпа резко хлынула к краю площади со злорадными криками: «Везут!»
Мне было страшно. Вцепившись в конвоира, я не хотела вылезать. Пришлось. Тычок в спину, пара крепких слов – и вот я уже стою у лестницы на помост, попеременно в ужасе смотрю то на жаждущую крови толпу, то на палача в традиционном кожаном фартуке, но без маски. Это дородный бородатый мужчина, шире и выше меня раза в два, не меньше. Такой и пополам перешибить может. В руках у него розги. Он пробует их на себе – легонько стегает по ногам. Рядом вертится мальчишка-помощник. Востроносый, угловатый, напоминает ощипанного цыплёнка.
Глашатай зачитывает решение суда и спускается с помоста. Теперь пришла моя очередь.
Медленно, стараясь выиграть время, вдруг помилуют, поднимаюсь по ступеням и отдаю накидку мальчишке. Теперь надо снять платье и лечь на скамью. Все эти премудрости мне поведали загодя, видимо, чтобы не испортила древний ритуал.
Видя, что я добровольно раздеваться и ложиться на лавку не собираюсь, в дело вступают солдаты. Один ловко держит, другой стаскивает одежду и заваливает на скамью.
Руки крепко привязывают, теперь я могу только дрыгать ногами.
Тем не менее, мне повезло, толпа мало что увидит. У нас приговорённых раздевали и подвешивали.
Палач задирает подол рубашки, истязание начинается.
Удары будто разъедают кожу. Зад болит и горит нестерпимо. Пытаюсь отвлечься подсчётами, но после второго же удара сбиваюсь и кричу. Палач – знаток своего дела, стегает неожиданно, хлёстко, резко и по разным местам.
Наконец всё закончилось.
Меня развязали и тут же потеряли всяческий интерес.
Подвывая от боли, едва держась на ногах, я кое-как натянула платье. К горящему заду прикасаться боялась: мнилось, будто с него содрали кожу.
Теперь предстояло доковылять до временного пристанища под перекрёстным обстрелом презрительных, торжествующих и просто любопытных взглядов.
Я шла, низко опустив голову, постаравшись максимально закутаться в накидку. По щекам текли слёзы.
Никогда ещё меня так не унижали, никогда ещё так я не любила нашу цивилизацию. Какая романтика Средневековья? Улюлюканье толпы и сальные взгляды мужчин, обсуждающих, какая у меня попка и ляжки, и как хорошо бы это самое со мной во всех позах? Благодарю покорно! Хочу домой, не желаю умереть в Галании, пусть даже от старости.
Захлопнув дверь, с облегчением перевела дух. Слава богу, хозяйка куда-то запропастилась, иначе тут тоже бы хлебнула позора.
Жаль, у Свена заживляющей мази нет, не помешало б смазать. Можно, конечно, купить у знахарки, благо деньги есть, не мои, правда, но для этого нужно снова выйти на улицу. Ни за какие коврижки!
Поохав, намочила тряпицу и приложила к многострадальному месту. И тут же взвыла. Значит, точно до крови. Поглядела на ветошь и убедилась – пара красно-бурых пятен есть.
Поднялась наверх с твёрдым намерением пролежать попой кверху весь день.
Разумеется, Свен не спал. На пороге же наткнулась на его пристальный взгляд.
- Больно?
Признаться, не ожидала подобного вопроса. Свен меня пожалел?!
Вздохнула и кивнула.
- Покажи!
- Издеваетесь?!– тут же обрушила на мага всю накопившуюся злость и обиду. - Тоже зрелища захотелось?
Свен засопел и неуклюже, едва не упав, сел. Его качало, голова упорно клонилась к подушке. Пошарив за спиной слабой, подрагивающей от напряжения, рукой, маг подложил опору под поясницу и с облегчением откинулся на неё. Всё это он делал со страдальческим выражением лица мужчины, который тщательно скрывает собственную слабость. То есть присутствовали и подёргивающиеся, плотно сжатые губы, напряжённые лицевые нервы, замедленность движений.
Злость сразу прошла. Не издевается Свен, действительно переживает, иначе бы лежал и скалился. Ему ведь намного хуже, нежели мне: и рёбра, и рука, и голова, и грудь, и ноги…
- Я не Первосвященник и не его величество, большего сделать не мог. И так врал под присягой, а это грех, Иранэ.
- Спасибо, - покаянно опустив голову, подошла и встала перед кроватью.
А ведь я так Свена и не поблагодарила, думала только о себе и Андреасе. Вот, даже свидания собралась добиваться, пирог вкусный испечь… Свинья ты неблагодарная, Ирка!
- Неженка ты! – вздохнул Свен. – Из-за порки слёзы в три ручья. Малые дети и то не плачут. Показывай давай. Вылечить не вылечу, а совет дам.
Что-то стало привычным задирать перед магом юбки. Волновало только, как бы ни показать больше необходимого.
- Не стесняйся, видел уж всё, - буркнул Свен, когда сжала ноги.
Когда, как?.. Ну да, когда бельё стащил и на фертильность проверил.
Маг с минуту смотрел, потом коснулся рукой, прокомментировав:
- Хороший палач! Пальцы в слюне смочи, протри по первости, а потом припарки из лопуха поделай. До свадьбы заживёт.
Свен потрепал по бедру и со вздохом лёг. Он был всё ещё слаб, не мог долго сидеть.
Жизнь потекла своим чередом. Свен медленно выздоравливал, я, залечив свои немудрёные раны, бегала в тюрьму. Иногда по полдня простаивала над зарешеченными подвальными окошками, надеясь разглядеть знакомое лицо или услышать знакомый голос. В руках сжимала узелок с харчами.
Увы, в свидании мне отказали, даже слушать не стали. Не жена, не сестра, не мать, не невеста, не Папа Римский (образно, разумеется), значит, свободна. Передать посылку? Да, разумеется. В первый раз действительно оставила узелок в караулке, а потом поняла: не досталось Андреасу ничего. Вон, какие лоснящиеся рожи у тюремщиков, мой пирог тоже наверняка схомячили. И больно знакомый платочек на столе лежит. Вот и маялась, мёрзла на улице, привлекая внимание прохожих.
Весна в Галании выдалась затяжная, то теплело, то вновь ударял морозец, поэтому после дневных бдений приходила с насморком. С ним боролась просто – травками. Знахарка теперь стала доброй знакомой. Оно и понятно, когда раненый в доме.
Андреаса услышала только недели через две, когда, отчаявшись, в очередной раз брела домой. Оказывается, малайонца вчера перевели в другую камеру, с окнами на улицу, вот он и караулил меня, знал, не могу не придти.
Так и беседовали: я, стоя на коленях, прижавшись носом к решётке, и он, взобравшись на край койки.
Ни кувшин с брагой, ни чугунок с кашей, закутанный в шерстяной платок, сквозь прутья не пролез, пришлось ограничиться хлебом. Отламывая ломти, по одному скармливала Андреасу и беспокойно спрашивала, не давая при этом вставить ни слова. Хорошо ли кормят, не бьют ли, не спит ли на холодном? Андреас заверил, относятся хорошо, и объяснил, для разных узников условия разные. Его, к примеру, держали в одиночной камере с окном, матрас дали, кормят не кислятиной, а баландой, даже со вкусом мяса. Самого мяса, разумеется, нет: его солдаты съедали.
Успокоенная, с лёгким сердцем возвращалась к Свену. Совсем скоро Андреаса освободят; он заверял, выкупится, тайком от хозяев заказы будет брать, законом не запрещено. К тому времени со Свеном уладится, а то не представляю, как объясняла бы Андреасу, подожди, мол, пока быстренько за другого выйду и разведусь.
А ещё к нам однажды заглянул мэтр Алидис. Явился без предупреждения, в обеденный час, выставил меня и о чём-то шептался со Свеном. После заметила на столе кошель. Маг пояснил: это не подачка, а честно заработанное – жалование и благодарность за оказанную короне услугу.
Свен задумчиво смотрел в окно. Понимала, не видом он любуется, а думает. Уже не болезненно белый, без синяков и ссадин, маг производил благоприятное впечатление выздоравливающего. Не лежал пластом весь день, а сидел, уткнувшись носом в засаленный фолиант (чей он, не знаю, принесли как-то утром). На ногах Свен держался нетвёрдо, без моей помощи вставать не решался, но по стеночке передвигался уверенно. Магистра тоже принимал не в кровати, а за столом, умытый, одетый, причёсанный.
- Кольцо себе купи, - наконец обронил Свен. – Возьми полцехина.
Щедро, даже очень. Это ведь так, на помолвку, не брачное даже. Зная Свена, ожидала оловянное за пару ассов.
- А разве не жених?..
- Хорошо, - пожал плечами маг и хлебнул из кружки. – Ограничимся оглашением. Или тебе важно, чтобы я выбирал?
Свен, наконец, очнулся от раздумий и пристально, с хитрецой, глянул на меня. Интересно, что вообразил? Но да, я бы хотела, чтобы кольцо мне подарили, а не отделались «купи».
Пожала плечами и села на прежнее место, есть свой обед.
- Обиделась, - констатировал Свен. – Ладно, в столице куплю, всё равно туда ехать: Магистр желает с иномирянкой без свидетелей побеседовать.
Показалось, или магу не нравилось столь пристальное внимание мэтра Алидиса? Так или иначе, Свен злился, даже ложкой о тарелку звякнул. Такого за ним не водилось, поневоле закрадывалась мысль о подозреваемой подлянке. И кошель этот… Уж не вознаграждение ли за меня?
Отодвинув тарелку с остывшей кашей, напрямик спросила:
- Зачем я Магистру? Резать и кровь пускать?
Свен рассмеялся и покачал головой.
- Но замуж бы тебе лучше скорее выйти. Мало ли? Магистры действительно любят науку.
После этих слов в столицу ехать окончательно расхотелось, но пришлось. На это недвусмысленно намекнули в письме, адресованном Свену. Оно пришло дождливым майским утром, или, по-галанийски, утром месяца лугов. Я же попала в Галанию в месяц тумана – так называли октябрь и первую половину ноября. Всё это чем-то напоминало французский революционный календарь – странно, непонятно и непривычно.
Свен уже более-менее пришёл в себя, ходил, даже брал мелкую работу. Я тоже не сидела без дела: рисовала. Местные, как ни странно, оценили мою мазню, покупали.
Маг написал именитой заказчице, той самой принцессе, и извинился за задержку, клятвенно заверив: всё будет исполнено, эскизы готовы. И не соврал ведь: Марция переслала с караваном наброски в Нурбок. Кому, Свен не сказал, но заверил, нужным людям.
- Они начнут, ты вернёшься, проверишь.
- у вас со всеми цехами связи есть? – с уважением поинтересовалась я.
Вот тебе и обычный маг! Удачно ты, Ира, попала, получила компаньона со связями. Мы тут такой бизнес наладим, первыми богачами Галании станем!
Размечтавшись, едва не опрокинула миску с разведённой краской. Да, это не привычный акрил, тут всё растительное и жутко неудобное. Сначала нужно толочь, потом разводить водой…
- Конечно, - Свен стоял за спиной, с интересом рассматривая контуры будущего рисунка.
Работала я у окна: тут света больше. После того, как выставила слюдяной переплёт, стало ещё светлее. Правда, холоднее, но Свен уже не кашляет, меня тоже не продует, тепло одета.
- Я тут письмо одно получил… - тон мага тут же изменился. В нём появилось напряжение и злость. Теперь я, даже не видя выражения лица, угадывала эмоции Свена. – Заканчивай с этой картиной, и едем. Магистр велел до начала сенокоса быть.
- Свен, - отложив кисть, обернулась к нему, - а нельзя как-нибудь отказаться? Вы говорили, он…
- Нельзя, - жёстко ответил маг и взял за руку. Погладил подушечкой пальца кольцо и хмуро добавил: - Не отдам.
Вот так, решительно, коротко и ясно, меня пообещали спасти от опытов.
Судьи по очереди начали допрашивать свидетелей и зачитывать протоколы допросов.
Обвинитель скрежетал зубами, то и дело выкрикивая: «Ложь!», однако его пыл быстро охладил мэтр Алидис. Он поднял голову, смерил визави уничижающим взглядом и поставил точку в споре одним единственным вопросом: «Вы не доверяете моим ушам и глазам, полагаете, будто я мог не увидеть истину?». Обвинитель сразу стушевался, затих и сел на место.
Мои показания вызвали бурную эмоциональную реакцию зала. Кто-то даже всплакнул. Надо же, у меня завелись фанаты! После тихой, но только по громкости, а не смысловому посылу речи Свена, и вовсе раздались редкие крики: «Невиновна!».
Маг с блеском справился с поставленной задачей. Заливаясь соловьём, живописал страдания, которые я претерпела от архиведьмы, радость спасения безвестным рыцарем, то есть Андреасом, ужасы плена в замке Скордео и жуткие деяния последнего.
На стол коллегии легла пачка писем, бегло просмотрев которые, судьи быстро сняли с меня и Андреаса половину обвинений.
Малайонец по версии Свена даже не думал красть артефакт, он спасал его от предателя-графа и добровольно передал на хранение магу. Кроме этого Андреас героически боролся с архиведьмой, разрушил Круг и помог покарать Скордео. То есть оказал Галании три неоценимые услуги: убил Айруну, временно лишил ведьм силы и сберёг от врагов ценный артефакт.
Искоса глянула на Андреса. Тот хмурился и мотал головой, силясь понять, что происходит. Оставалось надеяться, малайонец не разрушит прекрасную версию своими прошлыми и будущими показаниями.
Выслушав свидетелей, коллегия приступила к допросу обвиняемых. Своё собственное выступление мэтр Алидис и господин Меладах эффектно отложили до конца заседания, собираясь под самый занавес возвестить о сделанных выводах и проведённых опытах.
Я, как и учил Свен, изображала испуганную дурочку и старалась соблюдать легенду. Правду рассказывала дозировано, обходя стороной скользкие места.
Судьи слушали, кивали, но по их лицам сложно было сказать, на чью чашу весов склонится правосудие.
Андреаса пытали каверзными вопросами дольше меня, пытались подловить на противоречиях, но малайонец понял правила игры и уворачивался от ловушек.
Наконец поднялся мэтр Алидис и сообщил о проведённом анализе крови и моей проверки на вшивость.
Казалось, радоваться бы надо, оправдают, но я тревожилась за Андреаса, не допрашивали ли его так, как меня. Если да, вся правда откроется.
Оказалось, допрашивали, но задавали не те вопросы. Господина Меладаха интересовала архиведьма, а не планы Андреаса насчёт «Глаза дракона». Ио, я твоя должница!
Удар молотка возвестил: коллегия удаляется на совещание.
Минуты казались вечностью. Липкий пот струился по вискам, внутри всё сжалось в комок.
Сгорбившись, сидела на скамье и ждала, пока там, в соседнем помещении, четверо судий примут решение. И дождалась: «Девица, называемая Иранэ, неизвестной фамилии и происхождения, приговаривается к публичной порке розгами и выплате в государственную казну двадцати цехинов. Ударов ей отмерить десять, розги смочить в солёной воде».
Андреасу повезло меньше: ему предстояло два дня провести на площади в колодках, получить свои двадцать ударов плетьми, месяц провести в тюрьме и выплатить лэрду Глие кругленькую сумму. До погашения долга малайонец считался всё тем же кабальным магом.
Глава 34. Домой!
Несознательная гражданская позиция, то есть отказ «настучать» на Андреаса сразу после спасения принесла болезненные плоды. Я даже о стыде думать забыла. В детстве никто меня не наказывал, тем более розгами, зато в Галании процветала любовь к телесным наказаниям. Началось всё Свеном, а закончилось помостом на главной площади перед храмом.
Любит же народ смотреть на истязания других! Толпа собралась загодя. Люди толкались, стремясь подобраться ближе к цепочке солдат. Тут были и мужчины, и женщины, даже дети. Видимо, последние смотрели на порку в назидание, чтобы сами не натворили во взрослой жизни бед. Переминаясь с ноги на ногу, зрители шушукались и вертели головами, силясь разглядеть тюремный возок. Едва он показался – сегодня меня везли на телеге, – как толпа резко хлынула к краю площади со злорадными криками: «Везут!»
Мне было страшно. Вцепившись в конвоира, я не хотела вылезать. Пришлось. Тычок в спину, пара крепких слов – и вот я уже стою у лестницы на помост, попеременно в ужасе смотрю то на жаждущую крови толпу, то на палача в традиционном кожаном фартуке, но без маски. Это дородный бородатый мужчина, шире и выше меня раза в два, не меньше. Такой и пополам перешибить может. В руках у него розги. Он пробует их на себе – легонько стегает по ногам. Рядом вертится мальчишка-помощник. Востроносый, угловатый, напоминает ощипанного цыплёнка.
Глашатай зачитывает решение суда и спускается с помоста. Теперь пришла моя очередь.
Медленно, стараясь выиграть время, вдруг помилуют, поднимаюсь по ступеням и отдаю накидку мальчишке. Теперь надо снять платье и лечь на скамью. Все эти премудрости мне поведали загодя, видимо, чтобы не испортила древний ритуал.
Видя, что я добровольно раздеваться и ложиться на лавку не собираюсь, в дело вступают солдаты. Один ловко держит, другой стаскивает одежду и заваливает на скамью.
Руки крепко привязывают, теперь я могу только дрыгать ногами.
Тем не менее, мне повезло, толпа мало что увидит. У нас приговорённых раздевали и подвешивали.
Палач задирает подол рубашки, истязание начинается.
Удары будто разъедают кожу. Зад болит и горит нестерпимо. Пытаюсь отвлечься подсчётами, но после второго же удара сбиваюсь и кричу. Палач – знаток своего дела, стегает неожиданно, хлёстко, резко и по разным местам.
Наконец всё закончилось.
Меня развязали и тут же потеряли всяческий интерес.
Подвывая от боли, едва держась на ногах, я кое-как натянула платье. К горящему заду прикасаться боялась: мнилось, будто с него содрали кожу.
Теперь предстояло доковылять до временного пристанища под перекрёстным обстрелом презрительных, торжествующих и просто любопытных взглядов.
Я шла, низко опустив голову, постаравшись максимально закутаться в накидку. По щекам текли слёзы.
Никогда ещё меня так не унижали, никогда ещё так я не любила нашу цивилизацию. Какая романтика Средневековья? Улюлюканье толпы и сальные взгляды мужчин, обсуждающих, какая у меня попка и ляжки, и как хорошо бы это самое со мной во всех позах? Благодарю покорно! Хочу домой, не желаю умереть в Галании, пусть даже от старости.
Захлопнув дверь, с облегчением перевела дух. Слава богу, хозяйка куда-то запропастилась, иначе тут тоже бы хлебнула позора.
Жаль, у Свена заживляющей мази нет, не помешало б смазать. Можно, конечно, купить у знахарки, благо деньги есть, не мои, правда, но для этого нужно снова выйти на улицу. Ни за какие коврижки!
Поохав, намочила тряпицу и приложила к многострадальному месту. И тут же взвыла. Значит, точно до крови. Поглядела на ветошь и убедилась – пара красно-бурых пятен есть.
Поднялась наверх с твёрдым намерением пролежать попой кверху весь день.
Разумеется, Свен не спал. На пороге же наткнулась на его пристальный взгляд.
- Больно?
Признаться, не ожидала подобного вопроса. Свен меня пожалел?!
Вздохнула и кивнула.
- Покажи!
- Издеваетесь?!– тут же обрушила на мага всю накопившуюся злость и обиду. - Тоже зрелища захотелось?
Свен засопел и неуклюже, едва не упав, сел. Его качало, голова упорно клонилась к подушке. Пошарив за спиной слабой, подрагивающей от напряжения, рукой, маг подложил опору под поясницу и с облегчением откинулся на неё. Всё это он делал со страдальческим выражением лица мужчины, который тщательно скрывает собственную слабость. То есть присутствовали и подёргивающиеся, плотно сжатые губы, напряжённые лицевые нервы, замедленность движений.
Злость сразу прошла. Не издевается Свен, действительно переживает, иначе бы лежал и скалился. Ему ведь намного хуже, нежели мне: и рёбра, и рука, и голова, и грудь, и ноги…
- Я не Первосвященник и не его величество, большего сделать не мог. И так врал под присягой, а это грех, Иранэ.
- Спасибо, - покаянно опустив голову, подошла и встала перед кроватью.
А ведь я так Свена и не поблагодарила, думала только о себе и Андреасе. Вот, даже свидания собралась добиваться, пирог вкусный испечь… Свинья ты неблагодарная, Ирка!
- Неженка ты! – вздохнул Свен. – Из-за порки слёзы в три ручья. Малые дети и то не плачут. Показывай давай. Вылечить не вылечу, а совет дам.
Что-то стало привычным задирать перед магом юбки. Волновало только, как бы ни показать больше необходимого.
- Не стесняйся, видел уж всё, - буркнул Свен, когда сжала ноги.
Когда, как?.. Ну да, когда бельё стащил и на фертильность проверил.
Маг с минуту смотрел, потом коснулся рукой, прокомментировав:
- Хороший палач! Пальцы в слюне смочи, протри по первости, а потом припарки из лопуха поделай. До свадьбы заживёт.
Свен потрепал по бедру и со вздохом лёг. Он был всё ещё слаб, не мог долго сидеть.
Жизнь потекла своим чередом. Свен медленно выздоравливал, я, залечив свои немудрёные раны, бегала в тюрьму. Иногда по полдня простаивала над зарешеченными подвальными окошками, надеясь разглядеть знакомое лицо или услышать знакомый голос. В руках сжимала узелок с харчами.
Увы, в свидании мне отказали, даже слушать не стали. Не жена, не сестра, не мать, не невеста, не Папа Римский (образно, разумеется), значит, свободна. Передать посылку? Да, разумеется. В первый раз действительно оставила узелок в караулке, а потом поняла: не досталось Андреасу ничего. Вон, какие лоснящиеся рожи у тюремщиков, мой пирог тоже наверняка схомячили. И больно знакомый платочек на столе лежит. Вот и маялась, мёрзла на улице, привлекая внимание прохожих.
Весна в Галании выдалась затяжная, то теплело, то вновь ударял морозец, поэтому после дневных бдений приходила с насморком. С ним боролась просто – травками. Знахарка теперь стала доброй знакомой. Оно и понятно, когда раненый в доме.
Андреаса услышала только недели через две, когда, отчаявшись, в очередной раз брела домой. Оказывается, малайонца вчера перевели в другую камеру, с окнами на улицу, вот он и караулил меня, знал, не могу не придти.
Так и беседовали: я, стоя на коленях, прижавшись носом к решётке, и он, взобравшись на край койки.
Ни кувшин с брагой, ни чугунок с кашей, закутанный в шерстяной платок, сквозь прутья не пролез, пришлось ограничиться хлебом. Отламывая ломти, по одному скармливала Андреасу и беспокойно спрашивала, не давая при этом вставить ни слова. Хорошо ли кормят, не бьют ли, не спит ли на холодном? Андреас заверил, относятся хорошо, и объяснил, для разных узников условия разные. Его, к примеру, держали в одиночной камере с окном, матрас дали, кормят не кислятиной, а баландой, даже со вкусом мяса. Самого мяса, разумеется, нет: его солдаты съедали.
Успокоенная, с лёгким сердцем возвращалась к Свену. Совсем скоро Андреаса освободят; он заверял, выкупится, тайком от хозяев заказы будет брать, законом не запрещено. К тому времени со Свеном уладится, а то не представляю, как объясняла бы Андреасу, подожди, мол, пока быстренько за другого выйду и разведусь.
А ещё к нам однажды заглянул мэтр Алидис. Явился без предупреждения, в обеденный час, выставил меня и о чём-то шептался со Свеном. После заметила на столе кошель. Маг пояснил: это не подачка, а честно заработанное – жалование и благодарность за оказанную короне услугу.
Свен задумчиво смотрел в окно. Понимала, не видом он любуется, а думает. Уже не болезненно белый, без синяков и ссадин, маг производил благоприятное впечатление выздоравливающего. Не лежал пластом весь день, а сидел, уткнувшись носом в засаленный фолиант (чей он, не знаю, принесли как-то утром). На ногах Свен держался нетвёрдо, без моей помощи вставать не решался, но по стеночке передвигался уверенно. Магистра тоже принимал не в кровати, а за столом, умытый, одетый, причёсанный.
- Кольцо себе купи, - наконец обронил Свен. – Возьми полцехина.
Щедро, даже очень. Это ведь так, на помолвку, не брачное даже. Зная Свена, ожидала оловянное за пару ассов.
- А разве не жених?..
- Хорошо, - пожал плечами маг и хлебнул из кружки. – Ограничимся оглашением. Или тебе важно, чтобы я выбирал?
Свен, наконец, очнулся от раздумий и пристально, с хитрецой, глянул на меня. Интересно, что вообразил? Но да, я бы хотела, чтобы кольцо мне подарили, а не отделались «купи».
Пожала плечами и села на прежнее место, есть свой обед.
- Обиделась, - констатировал Свен. – Ладно, в столице куплю, всё равно туда ехать: Магистр желает с иномирянкой без свидетелей побеседовать.
Показалось, или магу не нравилось столь пристальное внимание мэтра Алидиса? Так или иначе, Свен злился, даже ложкой о тарелку звякнул. Такого за ним не водилось, поневоле закрадывалась мысль о подозреваемой подлянке. И кошель этот… Уж не вознаграждение ли за меня?
Отодвинув тарелку с остывшей кашей, напрямик спросила:
- Зачем я Магистру? Резать и кровь пускать?
Свен рассмеялся и покачал головой.
- Но замуж бы тебе лучше скорее выйти. Мало ли? Магистры действительно любят науку.
После этих слов в столицу ехать окончательно расхотелось, но пришлось. На это недвусмысленно намекнули в письме, адресованном Свену. Оно пришло дождливым майским утром, или, по-галанийски, утром месяца лугов. Я же попала в Галанию в месяц тумана – так называли октябрь и первую половину ноября. Всё это чем-то напоминало французский революционный календарь – странно, непонятно и непривычно.
Свен уже более-менее пришёл в себя, ходил, даже брал мелкую работу. Я тоже не сидела без дела: рисовала. Местные, как ни странно, оценили мою мазню, покупали.
Маг написал именитой заказчице, той самой принцессе, и извинился за задержку, клятвенно заверив: всё будет исполнено, эскизы готовы. И не соврал ведь: Марция переслала с караваном наброски в Нурбок. Кому, Свен не сказал, но заверил, нужным людям.
- Они начнут, ты вернёшься, проверишь.
- у вас со всеми цехами связи есть? – с уважением поинтересовалась я.
Вот тебе и обычный маг! Удачно ты, Ира, попала, получила компаньона со связями. Мы тут такой бизнес наладим, первыми богачами Галании станем!
Размечтавшись, едва не опрокинула миску с разведённой краской. Да, это не привычный акрил, тут всё растительное и жутко неудобное. Сначала нужно толочь, потом разводить водой…
- Конечно, - Свен стоял за спиной, с интересом рассматривая контуры будущего рисунка.
Работала я у окна: тут света больше. После того, как выставила слюдяной переплёт, стало ещё светлее. Правда, холоднее, но Свен уже не кашляет, меня тоже не продует, тепло одета.
- Я тут письмо одно получил… - тон мага тут же изменился. В нём появилось напряжение и злость. Теперь я, даже не видя выражения лица, угадывала эмоции Свена. – Заканчивай с этой картиной, и едем. Магистр велел до начала сенокоса быть.
- Свен, - отложив кисть, обернулась к нему, - а нельзя как-нибудь отказаться? Вы говорили, он…
- Нельзя, - жёстко ответил маг и взял за руку. Погладил подушечкой пальца кольцо и хмуро добавил: - Не отдам.
Вот так, решительно, коротко и ясно, меня пообещали спасти от опытов.
