– Три дня назад. Сказала, что если я тебя ещё люблю и готова простить за бестолковое поведение, то должна срочно выезжать в Москву. А потом звонил твой друг… и я поняла, что просто обязана приехать. Саша встретил меня на вокзале, довёз до Михнево. Я решила пойти навстречу…
Три дня назад! Значит, всё это дело рук Ника!
- Я люблю тебя, - торопливо сказал я, прикрыв глаза и почти касаясь губами её губ. – Я так сильно люблю тебя!
- Тогда почему уехал в свою проклятую Америку один? Почему оставил меня?
- Я дурак, я такой дурак! – признался я, крепче стискивая её в объятиях. При мысли о том, что Лада могла подвергнуться тем же испытаниям, что и я, в животе разлился неприятный холод. – Я больше никуда не уеду. И ты никуда не уедешь.
- Да что ты? – удивилась она, не отстраняясь, впрочем, от меня. – Почему это ты так решил, мышонок?
- Потому что ты выйдешь за меня замуж, - с улыбкой ответил я. – И останешься в Одессе.
Лада фыркнула, а потом закинула руки мне на шею и поцеловала. Слова, ссоры и выяснения отношений можно было оставить на потом. Впереди ждала целая жизнь…
…В прихожую, где разместили нас с Ником, я вернулся только за полночь. Вначале я хотел остаться с Ладой, но она уснула в детской, а вид дяди Олега, развалившегося с «красивой девочкой», как окрестили Ладу малые, на одном диване, возымел бы отрицательный воспитательный эффект. Леся с Сашей ушли в спальню сразу после долгого ужина, Ник последовал за ними. Впрочем, когда я осторожно, не включая света, уселся на соседнем с ним кресле-кровати, Ремизов тут же открыл глаза.
- Нацеловался?
Я порадовался, что в темноте не так видны румянец и блеск в глазах, и улыбнулся.
- Нет ещё.
Ник усмехнулся, и какое-то время мы провели в молчании. Затем глаза привыкли к темноте, и я смог разглядеть лицо Ремизова. Он смотрел на меня и улыбался. И такая это была улыбка, какая бывает только у хороших, надёжных людей – только у наших людей.
- Ну что, - сказал он, - на этом твоя Одиссея заканчивается, Олег.
- Сдаёшь с рук на руки, - тихо рассмеялся я. - Ник, а как же ты?
- Жив-здоров, - слегка удивился он. - Справлюсь, герой, и без тебя тоже справлюсь. Просто... ты был мне какое-то время нужен. Сейчас я уже адаптировался.
- Ник.
- Возьми, - вдруг перебил Ремизов, протягивая мне конверт. В таких нам выдавали зарплату. - На билеты, - прежде, чем я успел открыть рот, сказал он. - Не позорься перед невестой.
- Возьму, - помолчав, сказал я. - Чтобы была причина снова встретиться и отдать долг.
Николай пожал плечами.
- А ты? - тихо спросил я, засовывая деньги в карман. - Что будешь делать дальше?
Ремизов перевернулся на бок и сощурил на меня блестящие в темноте зелёные глазищи. Как гепард, подумалось мне. Обманчиво-спокойный, и неумолимый, как смерть.
- Когда надоест лес валить... уеду домой. Найду себе другое дело.
- И какое же? - заинтересовался я.
- Деревья буду сажать, - ответил Николай.
Мы посмотрели друг на друга и рассмеялись.
…Забегая вперёд, скажу, что Ник своё слово сдержал. Несколько лет спустя я, пытаясь связаться с потерявшимся другом, созвонился с его сестрой Верой и узнал, что бывший десантник устроился лесником. Мне удалось вытащить его к себе, в цивилизацию, несколько раз, но Ремизов всегда возвращался обратно в свою глушь. Мой лучший друг так и не женился, но с большим удовольствием проводил время с моей семьёй и моими детьми.
Паша ещё звонил мне какое-то время, готовясь поступать в электротехнический институт, и забрасывал меня по электронке вопросами, на которые я едва успевал отвечать. Поступил он или нет, я так и не узнал: Павел писать перестал.
Мы с Ладой поженились в том же году. Лечение миелита дало свои результаты, и на долгие годы болезнь отступила, хотя в профессиональный спорт я больше не вернулся. Хронические боли продолжались, но у меня никогда не хватало времени обращать на них должное внимание, потому что уже через год у нас с Ладой родился первый ребёнок.
В тот момент, когда я разговаривал в Михнево с Николаем перед нашим расставанием на долгие, долгие годы, я думал, что больше не позволю случиться в своей жизни никакой глупости. Впереди меня ждало прекрасное будущее, и я впускал его в свою жизнь с благодарностью и внутренней уверенностью, которую никогда раньше не испытывал. Лада, моя детская любовь, единственная женщина и верный друг на всю жизнь, была рядом, и других подарков от жизни я даже не желал. Николай не мог придумать лучшего сюрприза. Наверное, прав был Элберт Хаббард, когда сказал, что горе можно пережить в одиночестве, но для радости нужны двое.
Кажется, в моей жизни настало время для такой радости.
- Постарайся выспаться, родной! – посоветовала супруга, звонко чмокнув меня в нос.
- А мы пойдём играть вечером в футбол, па? – дёрнул меня за рукав Иван.
Я был против, чтобы сына назвали Иваном. С моей фамилией бедного ребёнка ждала весёлая жизнь! Но Лада хотела назвать его в честь своего отца, и я смирился. Ну а потом… когда-то человек по имени Джон говорил, что мечтает о том, чтобы кто-то назвал ребенка в его честь. Почему-то при регистрации первенца я вспомнил о нём, хотя, казалось, напрочь забыл события прошлых лет.
- Папа устал, - заметил проницательный младшенький, Святослав. – Он спать хочет!
Лада пригладила волосы, провела кисточкой с румянами по щекам, и улыбнулась мне. Обменяться поцелуем мы не успели: уставшая ждать маму Василиса угрожающе захныкала.
- Я позвоню от родителей, - пообещала Лада, и моя обожаемая семья с шумом выкатилась на улицу.
Я проводил их взглядом из окна – с пятого этажа мои малыши казались совсем крошечными – увидел, как семейство Грозных садится в маршрутку, и со спокойной душой улёгся спать. Последние годы выдались нелёгкими: я похоронил родителей, прошёл курс лечения, зарабатывал, как мог: рождение вначале Ванюхи, а потом двух близнецов, Тоши и Василисы, принесли вместе с огромной радостью большие финансовые сложности. Но слава Богу, жизнь начала налаживаться. Вот и сегодня выдался редкий выходной: Лада решила оставить малышей у своих родителей, чтобы мы смогли провести вместе хотя бы пару дней.
С этой блаженной мыслью я и закрыл глаза.
Дверной звонок требовательно тренькнул несколько раз, вырывая меня из полусна. Я подскочил. Мы никого сегодня не ждали, и я подумал, что это мне только приснилось, как трель повторилась. На этот раз ясно указывая на нетерпеливость человека за порогом. Простонав, я поднялся с дивана и недовольно поплёлся открывать.
Долговязый брюнет, похоже, только и ждал, пока распахнётся дверь.
- Олег!
Признаться, я невольно отступил, оглушённый и обескураженный радостным приветствием незнакомца. Не теряя времени, тот схватил обеими руками мою кисть и энергично затряс. Половину лица скрывали упавшие на лицо волосы и огромные солнцезащитные очки, непривычно смотрящиеся в наших широтах в середине октября. Осень у нас наступала рано, с дождями и холодным ветром.
- Простите? – нахмурился я, решительно потянув ладонь из цепкого капкана пальцев незнакомца.
Тот не отпускал. Наоборот, хватка стала ещё сильнее, а улыбка – шире.
- Мамма миа! – воскликнул мужчина на английском, делая шаг вслед за моей безуспешно выдирающейся рукой. – Русский, ты меня совсем не помнишь?
Всё ещё не до конца веря собственным глазам, я опустил взгляд на наши тесно переплетённые пальцы. Потом перевернул ладонь гостя и уставился на его кисть. Я хорошо помнил эту изувеченную руку. На ней не хватало двух пальцев, потому что пистолет разорвало, и…
- Это я, - не выдержал мужчина, выдёргивая правую руку из моих вспотевших ладоней. – Примо!
Я издал сдавленный звук, в то время как Манетта, чёртов живучий итальяшка, облапил меня, хлопая по спине и осыпая сразу десятком вопросов. Здесь, столько лет спустя, человек из прошлого, в лабиринте спальных микрорайонов Одессы! Это не могло быть правдой просто потому, что… такие встречи и такие гости не бывают случайными.
На душе сразу стало тоскливо.
- Примо!
- Мадонна, он вспомнил! – прослезился Примо, с улыбкой глядя в моё ошарашенное лицо…
Три дня назад! Значит, всё это дело рук Ника!
- Я люблю тебя, - торопливо сказал я, прикрыв глаза и почти касаясь губами её губ. – Я так сильно люблю тебя!
- Тогда почему уехал в свою проклятую Америку один? Почему оставил меня?
- Я дурак, я такой дурак! – признался я, крепче стискивая её в объятиях. При мысли о том, что Лада могла подвергнуться тем же испытаниям, что и я, в животе разлился неприятный холод. – Я больше никуда не уеду. И ты никуда не уедешь.
- Да что ты? – удивилась она, не отстраняясь, впрочем, от меня. – Почему это ты так решил, мышонок?
- Потому что ты выйдешь за меня замуж, - с улыбкой ответил я. – И останешься в Одессе.
Лада фыркнула, а потом закинула руки мне на шею и поцеловала. Слова, ссоры и выяснения отношений можно было оставить на потом. Впереди ждала целая жизнь…
…В прихожую, где разместили нас с Ником, я вернулся только за полночь. Вначале я хотел остаться с Ладой, но она уснула в детской, а вид дяди Олега, развалившегося с «красивой девочкой», как окрестили Ладу малые, на одном диване, возымел бы отрицательный воспитательный эффект. Леся с Сашей ушли в спальню сразу после долгого ужина, Ник последовал за ними. Впрочем, когда я осторожно, не включая света, уселся на соседнем с ним кресле-кровати, Ремизов тут же открыл глаза.
- Нацеловался?
Я порадовался, что в темноте не так видны румянец и блеск в глазах, и улыбнулся.
- Нет ещё.
Ник усмехнулся, и какое-то время мы провели в молчании. Затем глаза привыкли к темноте, и я смог разглядеть лицо Ремизова. Он смотрел на меня и улыбался. И такая это была улыбка, какая бывает только у хороших, надёжных людей – только у наших людей.
- Ну что, - сказал он, - на этом твоя Одиссея заканчивается, Олег.
- Сдаёшь с рук на руки, - тихо рассмеялся я. - Ник, а как же ты?
- Жив-здоров, - слегка удивился он. - Справлюсь, герой, и без тебя тоже справлюсь. Просто... ты был мне какое-то время нужен. Сейчас я уже адаптировался.
- Ник.
- Возьми, - вдруг перебил Ремизов, протягивая мне конверт. В таких нам выдавали зарплату. - На билеты, - прежде, чем я успел открыть рот, сказал он. - Не позорься перед невестой.
- Возьму, - помолчав, сказал я. - Чтобы была причина снова встретиться и отдать долг.
Николай пожал плечами.
- А ты? - тихо спросил я, засовывая деньги в карман. - Что будешь делать дальше?
Ремизов перевернулся на бок и сощурил на меня блестящие в темноте зелёные глазищи. Как гепард, подумалось мне. Обманчиво-спокойный, и неумолимый, как смерть.
- Когда надоест лес валить... уеду домой. Найду себе другое дело.
- И какое же? - заинтересовался я.
- Деревья буду сажать, - ответил Николай.
Мы посмотрели друг на друга и рассмеялись.
…Забегая вперёд, скажу, что Ник своё слово сдержал. Несколько лет спустя я, пытаясь связаться с потерявшимся другом, созвонился с его сестрой Верой и узнал, что бывший десантник устроился лесником. Мне удалось вытащить его к себе, в цивилизацию, несколько раз, но Ремизов всегда возвращался обратно в свою глушь. Мой лучший друг так и не женился, но с большим удовольствием проводил время с моей семьёй и моими детьми.
Паша ещё звонил мне какое-то время, готовясь поступать в электротехнический институт, и забрасывал меня по электронке вопросами, на которые я едва успевал отвечать. Поступил он или нет, я так и не узнал: Павел писать перестал.
Мы с Ладой поженились в том же году. Лечение миелита дало свои результаты, и на долгие годы болезнь отступила, хотя в профессиональный спорт я больше не вернулся. Хронические боли продолжались, но у меня никогда не хватало времени обращать на них должное внимание, потому что уже через год у нас с Ладой родился первый ребёнок.
В тот момент, когда я разговаривал в Михнево с Николаем перед нашим расставанием на долгие, долгие годы, я думал, что больше не позволю случиться в своей жизни никакой глупости. Впереди меня ждало прекрасное будущее, и я впускал его в свою жизнь с благодарностью и внутренней уверенностью, которую никогда раньше не испытывал. Лада, моя детская любовь, единственная женщина и верный друг на всю жизнь, была рядом, и других подарков от жизни я даже не желал. Николай не мог придумать лучшего сюрприза. Наверное, прав был Элберт Хаббард, когда сказал, что горе можно пережить в одиночестве, но для радости нужны двое.
Кажется, в моей жизни настало время для такой радости.
Эпилог
- Постарайся выспаться, родной! – посоветовала супруга, звонко чмокнув меня в нос.
- А мы пойдём играть вечером в футбол, па? – дёрнул меня за рукав Иван.
Я был против, чтобы сына назвали Иваном. С моей фамилией бедного ребёнка ждала весёлая жизнь! Но Лада хотела назвать его в честь своего отца, и я смирился. Ну а потом… когда-то человек по имени Джон говорил, что мечтает о том, чтобы кто-то назвал ребенка в его честь. Почему-то при регистрации первенца я вспомнил о нём, хотя, казалось, напрочь забыл события прошлых лет.
- Папа устал, - заметил проницательный младшенький, Святослав. – Он спать хочет!
Лада пригладила волосы, провела кисточкой с румянами по щекам, и улыбнулась мне. Обменяться поцелуем мы не успели: уставшая ждать маму Василиса угрожающе захныкала.
- Я позвоню от родителей, - пообещала Лада, и моя обожаемая семья с шумом выкатилась на улицу.
Я проводил их взглядом из окна – с пятого этажа мои малыши казались совсем крошечными – увидел, как семейство Грозных садится в маршрутку, и со спокойной душой улёгся спать. Последние годы выдались нелёгкими: я похоронил родителей, прошёл курс лечения, зарабатывал, как мог: рождение вначале Ванюхи, а потом двух близнецов, Тоши и Василисы, принесли вместе с огромной радостью большие финансовые сложности. Но слава Богу, жизнь начала налаживаться. Вот и сегодня выдался редкий выходной: Лада решила оставить малышей у своих родителей, чтобы мы смогли провести вместе хотя бы пару дней.
С этой блаженной мыслью я и закрыл глаза.
Дверной звонок требовательно тренькнул несколько раз, вырывая меня из полусна. Я подскочил. Мы никого сегодня не ждали, и я подумал, что это мне только приснилось, как трель повторилась. На этот раз ясно указывая на нетерпеливость человека за порогом. Простонав, я поднялся с дивана и недовольно поплёлся открывать.
Долговязый брюнет, похоже, только и ждал, пока распахнётся дверь.
- Олег!
Признаться, я невольно отступил, оглушённый и обескураженный радостным приветствием незнакомца. Не теряя времени, тот схватил обеими руками мою кисть и энергично затряс. Половину лица скрывали упавшие на лицо волосы и огромные солнцезащитные очки, непривычно смотрящиеся в наших широтах в середине октября. Осень у нас наступала рано, с дождями и холодным ветром.
- Простите? – нахмурился я, решительно потянув ладонь из цепкого капкана пальцев незнакомца.
Тот не отпускал. Наоборот, хватка стала ещё сильнее, а улыбка – шире.
- Мамма миа! – воскликнул мужчина на английском, делая шаг вслед за моей безуспешно выдирающейся рукой. – Русский, ты меня совсем не помнишь?
Всё ещё не до конца веря собственным глазам, я опустил взгляд на наши тесно переплетённые пальцы. Потом перевернул ладонь гостя и уставился на его кисть. Я хорошо помнил эту изувеченную руку. На ней не хватало двух пальцев, потому что пистолет разорвало, и…
- Это я, - не выдержал мужчина, выдёргивая правую руку из моих вспотевших ладоней. – Примо!
Я издал сдавленный звук, в то время как Манетта, чёртов живучий итальяшка, облапил меня, хлопая по спине и осыпая сразу десятком вопросов. Здесь, столько лет спустя, человек из прошлого, в лабиринте спальных микрорайонов Одессы! Это не могло быть правдой просто потому, что… такие встречи и такие гости не бывают случайными.
На душе сразу стало тоскливо.
- Примо!
- Мадонна, он вспомнил! – прослезился Примо, с улыбкой глядя в моё ошарашенное лицо…
